Денис смерил следователя сердитым взглядом и пошел к себе.
––
Для беседы с сотрудниками следователю Захарову предоставили небольшую переговорную. Он, естественно, неприменул отметить, что название очень соответствует, тому, чем он собирается заниматься.
Сотрудники приглашались в переговорную по очереди. С кем-то беседа длилась недолго. Всего несколько минут. Другие задерживались в переговорной на довольно продолжительное время. В кабинете Фаины Родионовны работала бригада сотрудников прокуратуры, приехавшая вскоре после того, как начался «опрос» работников издательства.
Около четырех часов Захаров вышел в общий зал и обратился к Маше.
–Мария Александровна, уделите мне немного времени. Прошу прощения за задержку,– улыбнулся он и галантно пропустил Машу вперед себя.
–Итак, Мария Александровна, я побеседовал со всеми остальными работниками издательства. Теперь хочу поговорить с Вами, как с самым приближенным к погибшей человеком, а следовательно, знавшей ее лучше других.
Маша пожала плечами.
–Я отвечу на Ваши вопросы, разумеется, но мы не были слишком уж близки с Фаиной Родионовной. Наши отношения, в основном, были чисто деловыми. Я имею в виду, мы не вели задушевных бесед и не были подружками, поверяющими друг другу тайны.
Следователь расплылся в радостной улыбке.
–Ну, я этого и не ждал. Я имею в виду, тайны,– ухмыльнулся он.– Судя по тому, что я услышал от всех остальных, Фаина Родионовна, вообще, была человеком довольно замкнутым, не склонным делиться чем-то личным. Я прав?
–Да, правы.
–Ну и отлично. Тайны нам пока ни к чему. Расскажите мне о последних днях вашей работы. Не было ли чего-то необычного. Может быть, Ваша начальница упоминала о каких-то неприятностях, как-то связанных с работой. Может, она с кем-то ругалась.
Цепкий взгляд вгрызался в Машу, как будто проникая внутрь и просвечивая ее мысли и чувства рентгеновским аппаратом.
–Ничего необычного,– твердо сказала Маша. Владимир Владимирович хищно улыбнулся.
–А коллеги, с которыми я беседовал до Вас, утверждали, что, к примеру, именно вчера Фаина Родионовна поругалась, причем довольно сильно сразу с несколькими людьми. Вы это подтверждаете.
–Ну, что-то такое было. Но я вчера очень плохо себя чувствовала, так что не могу с уверенностью сказать. А после обеда Фаина Родионовна отпустила меня домой. И потом, она довольно часто с кем-нибудь ругалась. Она была э… вспыльчивая. Легко выходила из себя. Потом быстро остывала,– грустно улыбнулась Маша.– Так, что в том, что она на кого-то накричала, ничего необычного нет.
–Ага,– радостно потер руки следователь.– Значит, несмотря на плохое самочувствие, Вы все же заметили и подтверждаете, что она кричала, а, следовательно, с кем-то ссорилась. Ну, или лучше сказать выясняла отношения.
–Да, но…
–А с кем именно выясняла отношения Фаина Родионовна.
–Я не помню. Повторяю, я очень плохо себя чувствовала. Мне было не до чужих выяснений отношений,– Маша опустила глаза.
–Надо же. А сегодня Вы выглядите вполне здоровой. Просто удивительно! Конечно, Вы немного бледны, но оно и понятно. Новость-то неприятная, трагическая. Позвольте полюбопытствовать, что же за болезнь с Вами приключилась, что еще вчера Вы были так больны, что ничего вокруг себя не замечали и не обращали внимания на крики, которые, по словам других сотрудников, были слышны не только в издательстве, а и на других этажах, а сегодня Вы уже чудесным образом исцелились.
–У меня было похмелье,– Маша твердо посмотрела в глаза следователю, в первый раз порадовавшись своему вчерашнему состоянию. У нее весьма уважительная причина не просто отказываться «стучать», а ссылаться на то, что из-за него она плохо соображала и ничего толком не помнит, что, впрочем, не так уж и далеко от истины.
Следователь Захаров смотрел на нее с глуповатым видом. Его саркастичная ухмылка исчезла, превратившись в кривенькую, довольно жалкую улыбочку. Подобный ответ, совершенно точно, был для него полной неожиданностью. Он ждал чего угодно, но только не того, что женщина с умным, интеллигентным лицом, ухоженная, даже элегантная, окончившая, судя по личному делу, которое он просмотрел, перед тем как пригласить ее для беседы, факультет журналистики при МГУ, признается в том, что накануне у нее случилось похмелье. Настолько сильное, что она плохо помнит, что происходило вокруг.
–Прошу прощения,– откашлявшись, сказал следователь.– Честно говоря, неожиданное заявление, хоть меня и трудно чем-то удивить.
Маша пожала плечами.
–Так получилось.
–Да гм… конечно. Мария Александровна,– сказал он нормальным голосом, без насмешки и без того легкого налета хамства, с которым он постоянно говорил до этого,– я так полагаю, Вы действительно расстроены случившимся и не потому, что подобные вещи всегда неприятны и пугают. Вам, несмотря на отсутствие каких-то особенно близких отношений с Вашей начальницей, небезразлично то, что с ней произошло.
–Да,– Маша глубоко вдохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
–Помогите мне. Все чего я хочу – найти убийцу. Расскажите, что произошло вчера. Ну, то, что Вы помните,– улыбнулся Захаров.– Ведь что-то Вы помните. Уж мне-то знакомо, состояние похмелья. Это, конечно неприятно, но все же это не кома.
–Я не знаю, что рассказать…
–Хорошо. Я Вам помогу. Я буду задавать вопросы, а Вы на них отвечать.– Следователь скрестил пальцы рук перед собой. Итак, что за ссора произошла между Вашей начальницей и господином Воронцовым.
–Разговор происходил в кабинете. Я только слышала, как Фаина Родионовна кричала, когда Денис уже выходил от нее.
–Так, и что же она кричала?
–Я не помню.
Захаров кивнул.
–Допустим. Вскоре у Фаины Родионовны произошла размолвка с радиоведущим Максимом Стрельниковым, который, как мне известно, является автором книги, которую ваше издательство собирается выпустить в ближайшее время. Что Вы можете сказать по этому поводу? Фаина Родионовна имела обыкновение кричать на авторов?
–Иногда да. Я уже сказала, она была вспыльчивой. Из-за чего они поругались со Стрельниковым, понятия не имею.– Маша покачала головой.– Она его сразу невзлюбила. Считала, что мы не должны издавать его книгу.
–Понятно. А она могла как-то помешать ее выходу в свет?– как-бы между прочим, поинтересовался следователь. Маша помотала головой.
–Нет. Подобные вопросы решает Арсений. Ну, в том случае, когда их мнения расходятся.
–Ага,– Захаров подался вперед.– Кстати, сразу после бурного выяснения отношений с радиоведущим, у Фаины Родионовны произошла очередная размолвка, на этот раз с вашим издателем, Арсением Весниным, по совместительству ее родным племянником.
–Они часто ругались. Просто вчера все так получилось, все одно к одному,– Маша с тоской посмотрела на дверь переговорной. Больше всего на свете ей хотелось оказаться по другую ее сторону.
–Да, все одно к одному и убийство Фаины Родионовны тоже.
–Почему Вы считаете, что к ее смерти причастен кто-то из издательства? Может это грабитель или псих какой-то?
–Может. Я проверяю все версии. И мне нужно каждую из версий проверить очень тщательно, чтобы с точностью сказать правильная она или наоборот ошибочная.– Следователь закинул ногу на ногу и задумчиво посмотрел на Машу.– Дверь убийце, Фаина Родионовна открыла сама, а так как убийство произошло между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, логично предположить, что человек, которому она открыла, был ей знаком, и она не испытывала опасения впуская его к себе в столь поздний час.
–Она навряд-ли смотрела в глазок,– покачала головой Маша.
–Откуда Вы знаете?– с интересом спросил Захаров.
–Однажды к ней вломился пьяный сосед и набросился на нее.– Маша улыбнулась.– Она его огрела по голове вешалкой. А Арсений потом жаловался, что она даже после этого так и не смотрит, кто пришел, открывает всем подряд.
–Ясно. Ну, возможно, кто-то знал о ее привычке. А может просто позвонил наудачу. А может, кстати, не знал, а наоборот был уверен, что она посмотрит и узнает его или ее и откроет.
–А убийцей может быть женщина?– Маша с искренним удивлением посмотрела на следователя.
Он пожал плечами.
–А почему, собственно нет? Вы, женщины, народ жестокий и коварный. Вот взять, к примеру, эту вашу дикую, воинственную амазонку. Так она вполне могла бы убить кого-нибудь, я даже не сомневаюсь,– он усмехнулся.
– Вы имеете в виду Киру? Зачем ей убивать Фаину Родионовну? Это ерунда,– твердо сказала Маша, хотя в том что, чисто гипотетически, Кира могла бы кого-то лишить жизни, она тоже не сомневалась.
–Ну, на первый взгляд, вроде не зачем. Но мотивы, Мария Александровна, бывают самые разные. И порой, совершенно неожиданные. Так, что все может быть. Я так понимаю Вы подруги. Так скажу сразу, ее я ни в чем таком особенном не подозреваю. По крайней мере, не больше чем всех прочих. А то ведь передадите ей мои слова, и она после этого подкараулит меня где-нибудь в уголке и голову отгрызет,– он хохотнул.
Так как он замолчал, Маша с надеждой покосилась на дверь. Может, у него к ней вопросов больше нет и она свободна?
–Еще пара вопросов,– проследив ее взгляд, и угадав, о чем она думает, сказал Захаров.– А Ваше предположение насчет ограбления – это только предположение или Вам известно, что у Фаины Родионовны были какие-то ценности, может что-то антикварное, ну или большая сумма денег припрятана где-нибудь в чулке.
– Я не знаю. Просто, недавно я занимала у нее довольно крупную сумму и она, насколько я поняла, принесла ее из дома.
– Почему Вы так решили?
– Если бы деньги были в банке, она могла перевести их мне на карту,– пожала плечами Маша.
–Логично. А сколько Вы у нее занимали?
–Пять тысяч долларов.
Захаров удивленно приподнял брови.
–Довольно солидная сумма. Я пока не стану уточнять для чего Вы их брали, но вполне возможно, я сочту, что этот вопрос имеет отношение к делу. Так что не обессудьте. А как давно Вы брали деньги?
–Две недели назад. И я,– Маша замялась,– как раз сегодня собиралась их вернуть.
Брови следователя совершили очередной скачок.
–Да, что Вы! И впрямь, все одно к одному.
–Послушайте. У меня были неприятности личного характера, не имеющие никакого отношения к работе. И… когда я мучилась похмельем, как я уже сказала, – она гордо вскинула голову, потому, что позор и унижение нужно нести с гордо поднятой головой, – я разоткровенничалась с одним своим хорошим знакомым и рассказала ему про долг, и про то, что мне неудобно из-за этого перед Фаиной Родионовной. И сегодня он принес мне деньги, чтобы я отдала их ей…
–Какие хорошие люди Вас окружают,– ухмыльнулся следователь.– Тут, когда нужно пятьсот рублей до зарплаты занять, хрен у кого допросишься, извините. А вам пять тысяч долларов то один, то другой запросто одалживают.
Маша сердито посмотрела на него.
–Вы меня в чем-то обвиняете?
Захаров махнул рукой.
–Нет, завидую.– Он вновь посерьезнел.– Я просто размышляю, Мария Александровна. А Вы, я смотрю, тоже злиться умеете, не так агрессивно, как Ваша подруга, а даже мило. Но злиться и обижаться на следователей дело не благодарное. Это наше ремесло неприятные вопросы задавать и еще более неприятные предположения делать. Мы, люди до крайности циничные.
Маша поднялась, решив, что хватит с него. Она вообще, насколько она помнила по всяким детективам, не обязана отвечать ни на какие вопросы, как и все остальные сотрудники, кстати. Вставать в позу, конечно, не стоит, но и сидеть тут с ним до ночи она не собирается.
Захаров задорно улыбнулся.
–Понимаю, я Вам надоел. Я бы себе такой, везде и во все сующий нос, тоже надоел. Последний вопрос. Вчера состоялась еще одна беседа на повышенных тонах между Фаиной Родионовной и…– следователь полез в свои записи.
–Львом Николаевичем…– подсказала Маша. Закладывать горе-писателя у нее желания не было, но и покрывать его она тоже не собиралась. К тому же он псих, и вчера он угрожал Фаине Родионовне, перед тем как уйти. Конечно, навряд-ли это он ее убил, но мало ли.
–Да, да именно. Скажите, он произносил угрозы в адрес Вашей начальницы во время вчерашней ссоры?
–Да, но я не…
–Вопросов больше не имею,– улыбнулся следователь. Маша вздохнула. Но с другой стороны, это же его работа выяснять, кто виновен, а кто нет. Если чокнутый Лев Николаевич невиновен, это же выяснят, наверное…
Маша подошла к двери и остановилась.
–Скажите, а деньги, те, что я собиралась вернуть Фаине Родионовне я должна сдать Вам, как улику?
Следователь улыбнулся вполне добродушно и даже весело.
–Нет, к сожалению, нет,– он засмеялся,– хотя я бы, лично, против подобной улики не возражал.– После этого он вполне серьезно добавил.– Можете отдать их Вашему издателю. К делу они, судя по всему, отношения не имеют, а он, как наследник погибшей, имеет полное право их получить.
Маша кивнула.
–До свидания.
–До свидания, Мария Александровна. Если что-то, вдруг, вспомните, мало-ли, звоните. Буду рад Вас слышать. Но, я полагаю, я еще появлюсь здесь, так что мы, наверняка, увидимся. Всего доброго, берегите себя.
––
Услышав, что дверь открылась, Кира оторвалась от документов, лежавших на столе и, отчеркнув ногтем строчку, на которой остановилась, довольно недружелюбно спросила:
–Что тебе здесь нужно?
Денис подошел к столу.
–Почему ты это сделала?
–Сделала что?– взгляд темных глаз был холодным, даже враждебным.
–Сказала, что была со мной.
Кира насмешливо улыбнулась.
–Потому что не хотела, чтобы на тебя прямо там надели наручники. У тебя был такой вид, как будто это и впрямь ты пришил старуху. Думаю, все так и решили,– Кира передернула плечами.– Надеюсь, что я все же лжесвидетельствовала не в пользу убийцы.
Денис помотал головой.
–Я ее не убивал…– голос у него был хриплый, напряженный. Кира вновь пожала плечами.
–Так какого черта ты выглядел таким перепуганным? Прямо позеленел весь,– с издевкой сказала она.
–Все слышали, как она вчера кричала… Я растерялся, когда услышал, что ее убили…
–Да она вчера орала не только на тебя. Всех облаяла. Хотя, увольнением она грозила только тебе…
–Я ее не убивал,– хмуро повторил Денис.
–Отлично. Значит, я помогла невиновному.– Она посмотрела на Дениса равнодушным взглядом.– Если у тебя все, то мне нужно работать. Смерть главного редактора, происшествие, конечно, ужасное, но бухгалтерской отчетности, к сожалению, не отменяет.
–Кира…
–Мне нужно работать,– в ее голосе прозвенел металл. Бросив взгляд на прекрасное, равнодушное лицо, Денис вышел.
––
Развернув кресло спинкой к двери и закинув ноги на подоконник, Арсений неподвижным взглядом смотрел в окно. С того момента, как он увидел тело тетки на полу ее квартиры он впал в непривычное для него оцепенение. Казалось, все внутри подернулось корочкой льда, притупив чувства и восприятие окружающего.
–Арсений…
Медленно развернувшись, издатель взглянул на вошедшую в его кабинет Машу. Слабая улыбка тронула плотно сжатые губы. Маша впервые заметила на его всегда по-мальчишески задорном, расплывающемся в радостной улыбке лице, едва наметившиеся морщинки вокруг глаз и возле уголков губ. Он был очень бледен, а потухший взгляд казался пустым и отрешенным от окружающего.
–Мне очень жаль,– Маша с сочувствием посмотрела на него. Арсений кивнул.
–Да, мне тоже.– Он кашлянул, пытаясь придать голосу обычное звучание.– Мы с ней постоянно ругались. Она, порой была невыносима…– голос предательски дрогнул, но он взял себя в руки.– Но я любил ее.
Арсений грустно улыбнулся.
–Она всегда была рядом. Всю мою жизнь, сколько я себя помню. У нее не было своих детей и, вероятно, свои нерастраченные материнские чувства, она изливала на меня. В своей своеобразной манере… Вообще, она была добрейшая душа. Вся эта грозность, суровость, это все была верхняя оболочка, а под ней огромное сердце. Нежное и любящее.
В глазах его задрожали слезы. Маша подошла, и прижав белокурую голову издателя к себе, нежно погладила ее. Арсений всхлипнул, но вновь быстро смог взять себя в руки.
–Тетка тебя очень ценила. Всегда ругалась на меня, что я дергаю тебя по пустякам,– он усмехнулся.
–Да. Она была замечательным человеком…
–Какая сволочь могла вот так…
–Я надеюсь, полиция сможет разобраться,– сказала Маша. Арсений пожал плечами.
–Да, возможно…– он посмотрел на Машу.– Я не представляю, как сказать матери… Она еще так ничего и не знает. Знаешь, они с самого детства постоянно ссорились, но при этом были очень привязаны друг к другу. Могли наговорить друг другу всякого, а потом забывали о ссоре, как будто ничего и не было.
Маша не знала чем можно помочь в такой ситуации, да и можно ли вообще хоть как-то помочь, когда случается такое большое несчастье. Подобные вещи можно только пережить. Пройти через боль, выдержать чувство скорби и потери, и ждать, пока время постепенно будет притуплять болезненные ощущения, делая их чуть слабее, и в конце концов, невыносимое, разрывающее душу чувство, превратится в печаль, в воспоминания, в светлую память с оттенком грусти.
–Арсений, я брала у Фаины Родионовны в долг. И хотела отдать сегодня… Вот…– Маша протянула Арсению конверт с деньгами. Он уже вновь утратил интерес к происходящему, погрузившись в собственные размышления. Махнув рукой, он с отсутствующим видом сказал:
–Оставь себе, Маруська. Ей они больше не нужны.
–Пять тысяч долларов,– сказала Маша. Услышав ее слова, Арсений, даже с некоторым любопытством взглянул на нее.
–И зачем тебе, интересно, понадобилась такая сумма? Эликсир вечной молодости закончился, понадобилось закупить новую партию?– он усмехнулся.– Я всегда знал, что с твоей обманчиво юной внешностью что-то нечисто.
Маша про себя отметила, что раз он не утратил способность шутить, значит не все так плохо. Через какое-то время он оправится.
–Возьми деньги,– сказала она, почти всовывая ему конверт в руки, так как он не делал попыток взять его. Арсений вновь махнул рукой.
–Все равно оставь себе. Считай это теткиным прощальным подарком. Мне они не нужны.
Маша положила конверт на стол и постучала по нему пальцем.
–Деньги, Арсений.
Она вышла и прикрыла за собой дверь. Арсений вновь неподвижно застыл в кресле, рассматривая теперь противоположную стену своего кабинета.
––
–Владимир Владимирович, мы все осмотрели. На первый взгляд, ничего особенного не нашли. Тонны бумаг. Всевозможные рукописи, какие-то заметки, вероятно, написанные самой жертвой. Чтобы все просмотреть подробно понадобится пара дней. Ребята отвезли комп из кабинета в управление, там сейчас изучают содержимое, пока ничего не нашли.
–Ясно. Я сомневаюсь, что изучение бумаг и компьютера что-то даст, но все равно, проверяйте,– сказал Захаров.– В любом случае, убийца как-то связан с издательством и жертва была с ним знакома. Думаю, он хотел что-то найти. Вероятно, он не собирался убивать. Но обыскав кабинет, не нашел то что ему было нужно и поехал к ней домой. А так как она его знала, шансов остаться в живых у нее не было. Вопрос только в том, что он искал, и нашел-ли. Если нет, а раз уж он решился на убийство, то, что он ищет, имеет для него очень важное значение, он может предпринять еще какие-то шаги.
–Думаете, он еще кого-то может убить?– молоденький лейтенант с любопытством посмотрел на следователя.
–Да черт его знает. Надеюсь, что нет, но наверняка сказать нельзя,– Захаров раздраженно покрутил головой. –Мы пока слишком мало знаем, а вернее сказать, ничего не знаем, кроме того, что тому кто совершил убийство что-то очень нужно.
–Вы подозреваете кого-то из коллег?– ярко-голубые глаза выражали неподдельный интерес. Младший следователь работал в отделе всего полгода и для него расследование, пока было чем-то занимательным, почти что приключением, а не повседневной рутиной, где привычной становится и смерть, и самые невообразимые ухищрения причастных лиц, замести следы и скрыть правду.
–Миш, я пока никого не подозреваю. Тут можно всю эту шайку лейку подозревать. Они все врут. Кто-то больше, кто-то меньше. Но врет каждый из тех, с кем я сегодня разговаривал. Нужно больше информации. Так что подозревать будем, когда изучим все, что вы сегодня нарыли. И еще нужно опросить всех авторов, с которыми жертва встречалась в последнее время. Она, судя по всему, была тетка та еще, могла и вывести какого-нибудь гения, с нервами послабее, так что у него в голове помутилось. Кстати, как раз вчера, она крупно поскандалила с одним из писак. У него, по словам сотрудников издательства, с головой не все в порядке. Нужно его завтра опросить. Очень подходящая кандидатура на роль подозреваемого.– Следователь мотнул головой и усмехнулся. – Даже слишком подходящая, к сожалению, в действительности редко случается, чтобы именно подходящий по всем статьям шизик и впрямь оказался убийцей. Но, вдруг, на этот раз повезет. – Он подмигнул коллеге. – Так что, давай, поезжай домой, а завтра с новыми силами, будем пытаться вычислить злодея.
–До завтра, Владимир Владимирович.
–Давай…
Следователь подошел к своей машине и открыл двери, но садиться за руль не спешил. Морозный воздух приятно освежал, действовал ободряюще после душноватой атмосферы издательства. Вынув сигареты, Захаров прикурил и принялся анализировать полученную за сегодняшний день информацию.
Конечно, то что он процентов на девяносто уверен, что человек совершивший убийство связан с издательством, ну или, по крайней мере, то что ему было нужно, как он считал, могло находиться в издательстве, причем именно в кабинете убитой, и она была лично знакома с убийцей, существенно сужает круг подозреваемых. Но, естественно, найти этого знакомого, имеющего какое-то отношение к работе убитой, будет не просто. Все эти вшивые интеллигенты, с которыми он сегодня беседовал жуткие вруны. Конечно, всегда большинство свидетелей врет. По разным причинам. Это не означает ни виновности, ни даже причастности к преступлению, но большинство людей, с которыми имеет дело следствие, что-то скрывает и своей ложью запутывает дело еще сильнее. Однако сегодня был довольно нетипичный случай, потому, что врали абсолютно все. Захаров был в этом уверен. Начать хотя бы с племянника, нашедшего тело. Он ответил на вопросы о том, где находился вчера вечером, и девушка, с которой он был, подтвердила его слова, хоть и отметила, что ее кавалер на какое-то время отлучался, и, кстати, вернулся он в торговый центр когда убийство уже вполне могло произойти. Но, вполне возможно, что он и правда, все время пил кофе в ресторане, неподалеку от торгового центра, в котором «шопилась» его подружка. Захаров и сам бы предпочел кофе, хождению по магазину. Насчет кофе его ребята проверили. Издатель в ресторан приезжал, кофе заказывал, даже с официанткой успел пофлиртовать. Шустрый малый, везде поспел. Но вот, сколько времени провел любвеобильный издатель в этом самом ресторане, никто точно сказать не мог, потому что счет он не просил. Просто оставил деньги на столе. И никто ведь не спер эти деньги, ухмыльнулся следователь. Попробуй в какой-нибудь пельменной так расплатиться. Но вот когда дело дошло до вопроса, из-за чего у них с теткой произошла ссора, тут почему-то молодой, богатенький любитель кофе и флирта со всеми особями женского пола начал самым наглым образом врать. Заявил, что родственница была не согласна с предложенным им планом работы на предстоящий год. И ведь не то, чтобы причина и впрямь была какой-то нереальной. В бизнесе подобные вопросы и в самом деле могут вызвать разногласия. Просто было видно, что он врет. Вопрос, почему или с какой целью. Почему пытается скрыть истинную причину?
Дальше – любопытная пара арт-директор и главный бухгалтер. С чего он так перепугался, когда услышал про убийство редакторши? И почему так неуверенно отвечал на вопросы по поводу времени проведенного в офисе после ухода остальных сотрудников, особенно, если задерживаться и уходить позже всех остальных для него привычное дело. И с чего эта тигрица Кира вдруг заявила, что была с ним? Возможно, у них и впрямь был роман, о котором коллегам явно не было ничего известно, до сегодняшнего дня. Все просто рты разинули от изумления, услышав ее признание. Но в ночь убийства она была где угодно, только не в постели господина Воронцова, который сам был больше всех удивлен ее заявлением. Почему ей понадобилось врать и обнародовать отношения, которые до этого, судя по всему, тщательно скрывались? Она хотела отвести подозрения от него, потому, что подозревает, что убийца он? В принципе, мотив у него был. Жертва собиралась его выгнать и, уж наверное, не из-за неправильно подобранного шрифта или не того оттенка для обложки. Причина у нее, вероятно, была серьезная. А может быть, прекрасная, необычайно сексуальная бухгалтерша, с характером и повадками злобной барракуды пыталась отвести подозрение от себя? Конечно, почерк убийства скорее мужской, но эта Кира та еще штучка. Такая, ни перед чем не остановится. Только какой у нее может быть мотив? Мухлевала с финансовой отчетностью? Но смерть главного редактора, ни коим образом, не может помочь скрыть этот факт. Ну, все остальные тоже по мелочам юлили, врали, чего-то не договаривали, но это, скорее, связано с какими-то их мелкими, чисто производственными грешками. Кто-то что-то не сделал, напутал. У кого-то перерасход средств, выделенных издательством на дело, а они взяли и спустили их на собственные нужды. Одним словом, всякая ерунда, к делу отношения не имеющая, но сбивающая с толку, вносящая ненужную путаницу. И, наконец, Мария Александровна Морозова, личный помощник убитой, то есть лицо весьма приближенное. Мария Александровна, в отличие от других, не врала нагло и самозабвенно. Она, просто, не говорила правду. Не пожелала рассказать всего что знает и скорее всего не из личной корысти, а не желая подставлять тех, кого считает близкими друзьями, ну или кому симпатизирует. Единственная ее ложь, это то, что она заявила, что ничего не помнит, так как у нее было, ха-ха, просто оборжаться можно, похмелье. Вспомнив, с каким полным достоинства, даже чопорным видом очаровательная, утонченная Мария Александровна сделала свое неожиданное заявление, Захаров ухмыльнулся.
Вполне возможно, что все эти достаточно милые, по крайней мере, не противные, не вызывающие неприязни и особого негатива, люди, к произошедшему преступлению не имеют ни малейшего отношения. Возможно, это и впрямь один из писак, с которым издательство сотрудничает, а может, наоборот, отказалось сотрудничать. Возможно, кто-то, кого грозная редакторша уволила или просто достала своими придирками. Предстоит проверять всех. С утра нужно повидать еще одного участника вчерашнего скандала этого радиоведущего, Стрельникова. При этой мысли Захаров скривился как от зубной боли. С этими известными людьми мороки всегда выше крыши. Звездная болезнь распространяется и на служителей закона. Не желают небожители понимать, что закон он один для всех. Считают, что они выше, и частенько начинают ортачиться, угрожать, звонить влиятельным друзьям, и прежде чем ответить на интересующие следователя вопросы, выпивают из него немалое количество крови, целое шоу устраивают.
Почувствовав, что начинает подмерзать, следователь сел, наконец, в машину. Завтра будет новый день. Завтра и будет видно из-за чего переживать. Сейчас нужно ехать отдыхать.
––
–Мам! Привет!
Маша слегка отстранила телефон, чтобы звонкий Федькин голос не оглушил ее.
–Привет! Как Вы там?
–Тут классно! Мы с бабушкой ходили сегодня в Куст камеру. Там ужасно прикольно!
–Кунст камеру,– поправила Маша.– Рада, что вам нравится. А как там бабушкин любимый Свиржевский?– улыбнулась она.
–Нормально. Он так долго всегда все рассказывает, и совсем неинтересно. А бабушка не разрешает никуда уходить, говорит, что я должен слушать.
–Ну не одному же тебе быть говоруном. Экскурсии, наверное, все же рассчитаны на более старший возраст. Но ты все-таки старайся и впрямь слушать. Наверняка, что-то интересное вам рассказывают.
– Мам, а как там Степка?
–Скучает. Передает тебе привет. Вот он сидит рядом со мной, машет тебе лапкой.
–Правда?!
–Конечно,– Маша засмеялась.– А еще спрашивает, скоро ли вы приедете, а то его никто не гоняет, не хватает, не тянет за уши и ему скучно.
Федька захихикал.
–Ты обманываешь, мам. Степка не умеет разговаривать.
–Я прочитала это в его глазах.
После разговора с детьми на душе сделалось не так муторно. Маша завернулась в плед и сидела, привалившись к диванным подушкам, ни о чем не думая. В голове было пусто. Она почти задремала, когда снова зазвонил телефон.
–Привет. Я не стал заходить, а то решишь, что я тебя преследую,– по интонации Маша догадалась, что Андрей улыбается.– Хотел просто узнать как ты, в норме?
Она секунду помедлила, решая, стоит ли говорить или нет.
–Сегодня ночью убили мою начальницу…
Несколько секунд в трубке была тишина. Очевидно, Андрей переваривал информацию.
–Да, дела… Ты как?– наконец спросил он.
–Не знаю… Как-то все… плохо.
–Хочешь я зайду?
–Нет, спасибо. Я хочу побыть одна. Спасибо, что предложил…
–Да, я понимаю… Но, если что, звони…
–Спасибо…
Положив телефон рядом с собой, Маша вновь привалилась к подушке. Вся ее жизнь за последние два дня развалилась на куски. Что ей делать теперь с этими обломками, как жить дальше? Она не знала. Казалось впереди беспросветная темнота. Через три дня вернуться Вера и Федя. С ними рядом должно стать немного полегче. Но как прожить эти три дня? Как вынести эту пустоту, наполненную болью, печалью, какой-то безысходностью. Маша закрыла глаза. Под боком теплым комочком свернулся, посапывающий во сне, Степка. Ночью ей снова приснилось холодное северное море. Огромные водяные валы вздымались до затянутого серой пеленой неба. Швыряли друг другу большие обломки льдин. Над страшной, темной водой не было видно ни одной птицы. Даже чайки и поморники не рисковали кружить над смертельно опасной разбушевавшейся стихией.