Глава 2. Нарисса. По праву рождения
27 лет назад.
Замок был огромный. Полутемные холодные залы. Эхо, разносящееся, по пустым просторным помещениям. Толстые каменные стены местами обрушились. Кругом чувствовалось запустение. Обитаемыми были только несколько комнат, два больших зала, кухня и несколько хозяйственных комнат-кладовых.
Поддерживать в должном состоянии все некогда величественное строение, не было ни людей, ни средств. Менее сотни крестьян и несколько слуг не могли обеспечить своим господам того образа жизни, какой надлежало бы вести представители столь высокородной знати. Богатейший и знатнейший род, славившийся когда-то своим могуществом, полностью разорился еще до рождения отца нынешнего владельца замка герцога Рагенери.
Нарисса была пятым ребенком. После ее рождения герцогиня навсегда закрыла двери своей спальни для мужа, сказав, что не желает больше иметь детей. Муж не настаивал. Он, казалось, не особо замечал и имеющихся отпрысков. Целыми днями он бродил в окрестностях замка, или по бесчисленным нежилым залам и строил несбыточные планы реконструкции, возврата величия и процветания своих владений. Время от времени он заговаривал на эту тему во время семейных трапез. Жена слушала его речи с ледяным презрением, не удостаивая пустую болтовню супруга ответом. Но герцога это нисколько не смущало. Он продолжал жить в мире грез, никак не связанном с реальностью. Он строил грандиозные проекты, твердо веря, что в один прекрасный день они осуществятся.
Нарисса была внешне необычайно похожа на мать. Ей досталась красота и утонченность черт герцогини. Остальные дети походили больше на отца. Два старших брата Нариссы большую часть времени проводили на охоте, единственном доступном в их бедственном положении достойном занятии для знати. Сестры: Этлин и Миринас, занимались рукоделием, танцами, игрой на музыкальных инструментах. Но все эти занятия, из-за отсутствия денег, проводила с ними старая нянька Дамира, которая могла обучить их только самым простым вещам. Воспитание на уровне «дочерей торговца», так называла получаемые дочками умения и знания, герцогиня. Ни о какой утонченности и особой искусности не могло быть и речи. Нарисса была еще слишком мала и потому целыми днями была предоставлена сама себе. Никто ей не занимался, никто не обращал на нее внимания.
Мать вела все хозяйство сама. Присматривала за слугами. Проверяла скудные запасы, поставляемые в замок крестьянами. Если кто-то задерживал выплату, герцогиня строго следила, что бы провинившегося наказали. Сурово, что бы впредь неповадно было обирать господ. Хоть умри, сам недоешь, но то, что положено должен уплатить и в срок.
Однажды один из крестьян был пойман в господском амбаре, где хранилось зерно. Он набил карманы и насыпал небольшой узелок. Провинившегося привели к герцогине. Семилетняя Нарисса, которой было нечем заняться, крутилась тут же.
– Как ты посмел воровать у своих господ? – Спросила герцогиня у испуганного крестьянина, стоящего перед ней на коленях. Тот, дрожа как осиновый лист, склонился чуть ли не до самой земли и еле слышно сказал:
– Госпожа, моим детям нечего есть. Прошу Вас, пощадите. У нас совсем ничего нет. Градом побило весь урожай. – Крестьянин заплакал.
Герцогиня подала знак управляющему. Тот взял кнут и начал стегать несчастного. Крестьянин заорал, но управляющий продолжил порку. Когда крестьянин уже обессилел от криков и вот-вот был готов лишиться чувств от невыносимой боли, управляющий взглянул на герцогиню.
– Приведи его в чувство, – холодно сказала мать Нариссы.
Управляющий зачерпнул из бочки ведро воды и окатил страдальца. Крестьянин зашевелился, застонал. Вся кожа на спине вздулась бордово-красными рубцами.
– Достаточно? – спросил управляющий, поклонившись герцогине. Она удивленно приподняла тонкую бровь.
– Достаточно? Он воровал у своих хозяев. Продолжай.
– Госпожа, – осмелился высказать свое мнение управляющий, – боюсь, он больше не выдержит…
Герцогиня сдвинула брови.
– Боишься? А ты не бойся, а выполняй то, что приказано. Или, может, ты сам хочешь занять его место?
Управляющий вновь поднял кнут. Рука у него дрожала.
– И учти. Будешь гладить его кнутом, точно окажешься на его месте сам, – предупредила герцогиня.
Когда крестьянин лишился чувств, а управляющий, уже даже перестал украдкой утирать катящиеся из глаз слезы, Нариссе надоело. Она пошла к выходу из пристройки, в которой проходила экзекуция.
– Жалеешь вора? – спросила мать. Она не часто обращала внимание на дочь, впрочем, как и на всех остальных. Нарисса остановилась. Мать, тем временем, подала знак управляющему вновь привести крестьянина в чувство. – Он вор. И должен ответить за свой проступок. А иначе, завтра все остальные тоже кинуться разворовывать господское добро.
Нарисса посмотрела на мать и пожала плечами.
– Мне просто надоело, – сказала она. – И я не понимаю, какой толк наказывать его, когда из него вот-вот вылетит душа. Если он умрет, то мы лишь лишимся работника, а никакой выгоды от этого не будет. Если нет выгоды, то какой смысл в наказании?
Мать внимательно посмотрела на дочь. Казалось, что она вообще впервые заметила, и, как следует, разглядела свою младшую девочку. Красиво очерченные ярко красные губы на мгновение тронула легкая улыбка. За всю жизнь Нарисса лишь пару раз видела, как мать улыбается.
– Надеюсь, ты окажешься умнее меня. Никогда не довольствуйся малым, Нарисса. – Мать кивнула. – Можешь идти.
Нарисса вышла на улицу, а вслед ей неслись крики и стоны попавшегося на воровстве крестьянина.
Пару дней спустя во двор замка влетела обезумевшая растрепанная женщина с младенцем на руках. Следом за ней, хватаясь за широкую юбку, шли еще трое ребятишек. Старшему, едва ли было пять. Все они были грязные, худющие. Одежда одни дыры и заплаты. Женщина кричала и размахивала руками, дети плакали.
– Чего они хотели? – спросила Нарисса, спустившись во двор. Женщины с детьми уже не было.
– Кричала, что кормильца ее сгубили. Детей кормить нечем. Требовала справедливости, – хмыкнул старый конюх Ирсин.
– Справедливости? – удивленно спросила Нарисса.
Старик кивнул.
– Ну да, справедливости. Мол, как ей теперь жить, с малыми детьми. А госпожа рассердилась, – конюх покачал головой и вздохнул. – Зря она пришла. Только хуже себе сделала.
– Чем хуже? – спросила Нарисса, которой стало любопытно, как может быть еще хуже, когда есть нечего, одеть нечего и надеяться, по-видимому, тоже совсем не на что.
– Ох, госпожа, – Ирсин вновь покачал седой головой, – матушка Ваша, госпожа герцогиня, велела эту несчастную за дерзость выпороть. А раз ей кормить детей нечем, то их велела свезти на невольничий рынок, дом отобрать, а ее с самым малым дитем, отправить в прядильню работать, а как дите-то подрастет и его на рынок.
Старик вздохнул и поплелся в сторону конюшни.
Два года спустя герцогиню нашли в лесу висящей на ветке старого дуба. Сама ли она наложила на себя руки или кто-то свел с ней счеты, так и осталось загадкой. На церемонии погребения герцог стоял неподвижный, хмурый, казалось, будто он впал в оцепенение. Попытки узнать, что же все-таки произошло с герцогиней, ни к чему не привели. Замок погрузился в еще большую атмосферу тягостного уныния. Дети не особо сильно горевали по матери. Они практически не общались с ней, пока она была жива. Герцогиня жила отгородившись от всех ледяной стеной молчания и равнодушия. Никого, не подпуская близко, едва замечая своих домочадцев. Она жила в своем мире, в котором не было места больше никому.
К семнадцати годам Нарисса стала настоящей красавицей. Сильно постаревший отец, как и его жена, редко обращавший внимание на детей, однажды столкнувшись с младшей дочерью во дворе замка, внимательно вгляделся в ее лицо.
– Ты вылитая мать, Нарисса. Даже еще красивее, чем была она. Жаль, что такая красота пропадет впустую. – Сокрушенно сказал он и направился за ворота замка, вероятно, в очередной раз осматривать стены и планировать, как он все здесь приведет в порядок «как только появится возможность», как он всегда говорил.
Нарисса прекрасно поняла, что отец имел в виду, говоря, что ее красота пропадет впустую. Достойных женихов для дочерей герцога в их краях не было. Их провинция была одной из беднейших в стране. Одна голытьба кругом. А хоть сколько-нибудь знатные и состоятельные люди из соседних провинций ни за что не захотят, что бы их сыновья женились на девушках хоть и из знатного благородного рода, но у которых ни гроша за душой. Без приданого никто из достойных женихов не возьмет дочерей герцога замуж, не за простолюдина же выходить. Так и останутся три герцогини Рагенери старыми девами. Нарисса сдвинула брови, точно также как когда-то ее мать. Не бывать этому! Она ни за что не останется в этом унылом разваливающемся год за годом ненавистном замке, где царит вечный холод, темнота и безысходность. Она найдет способ вырваться отсюда, любым путем.
Месяц спустя в замок приехал гонец и привез сообщение для герцога. Сообщив старшему сыну, что ему необходимо ехать вместе с ним по важному делу, герцог велел седлать лошадей. Старших Рагенери не было дома четыре дня. Когда они, наконец, въехали в ворота замка домочадцы обступили их с вопросами. Отъезд герцога, почти не покидавшего замок, да еще на такой долгий срок был событием крайне необычным. А когда вообще почти ничего не происходит и дни похожи один на другой годами и даже десятилетиями, все необычное вызывает крайнюю степень любопытства.
– Светлейший отправил старшего сына Ириогуса наместником в эту часть страны. Мне, с моим наследником, как представителям верхушки знати, было приказано явиться к новому наместнику, для знакомства и обсуждения положения дел в нашей провинции. – Пояснил герцог. Все были поражены и взбудоражены новостью. Сын Светлейшего – будущий Светлейший. Здесь, в их краях. Настоящее событие!
– Ах, возможно теперь наместник будет устраивать балы и развлечения для знати, – мечтательно сказала одна из сестер Нариссы.
Герцог посмотрел на нее с жалостью.
– Дочь моя. Во-первых, наместник будет проживать не в нашей провинции, а, во-вторых, хоть Ириогус и славиться любовью к веселым забавам и балам, но вам, даже если получите приглашения, не в чем пойти. Вот так.
Герцог прошел мимо оцепеневших детей в замок. Они так бедны, что даже на бал пойти не могут.
Нарисса с ненавистью посмотрела на массивные каменные стены.
– Воридий, – обратилась она к старшему брату, – расскажи про наместника. Брат усмехнулся. Сестра на бал пойти не сможет, так хочет хоть послушать про молодого сына правителя. Ну, что ж, пускай, ему не жалко.
– Сын Светлейшего крайне самолюбив, высокомерен и обожает почитание, – улыбаясь, сказал Варидий. – Мне показалось, что его главное желание – вызывать восхищение. Думаю, тех, кто не слишком усердно выражает свое преклонение перед сыном правителя, он причисляет к числу своих врагов. А я слышал, что Ириогус злопамятен и мстителен. Так, что не печалься, что он будет жить в другой провинции, и ты не сможешь бывать на балах. Сама видишь – Ириогус не из тех людей, с кем хотелось бы встречаться, как можно чаще. Скорее наоборот.
Стоя на холме, Нарисса внимательно всматривалась в дорогу, в то место, где заканчивался лес и откуда в любой момент мог показаться отряд наместника. Воридий сказал, что наместник Ириогус должен проехать через их провинцию сегодня. А другого пути здесь нет. Нарисса твердо решила, что даже, если ей придется проторчать на холме целый день, она дождется нужного ей момента. Наконец послышался топот копыт, а спустя минуту, из-за деревьев показались всадники.
-Тамия, – Нарисса повернулась к молоденькой служанке, сопровождавшей ее, и провела ладонью по щеке девушки, – скажи, как сильно ты любишь меня и как предана мне? На что ты готова ради меня?
Девушка удивленно взглянула на свою госпожу. Молодая герцогиня никогда не отличалась добротой. От нее слова-то ласкового никогда не дождешься, что на нее вдруг нашло?
– Я всецело предана Вам госпожа, поверьте, – робко пролепетала девушка. – Я была бы счастлива жизнь за вас отдать, госпожа, если потребуется.
Нарисса улыбнулась, но глаза ее, как всегда, были холодными.
– Хорошо. Тебе выпала великая честь, Тамия, помочь своей госпоже исполнить ее мечту. И я рада, что, ты умрешь счастливой.
Девушка расширившимися от испуга глазами посмотрела на юную герцогиню, которая выхватила из складок своего платья длинный остро наточенный кинжал.
– Госпожа! – вскрикнула девушка.
Острое лезвие быстро рассекло тонкую белую кожу на шее служанки. Из раны хлынула кровь. Через несколько мгновений безжизненное тело упало в густую траву. Нарисса отшвырнула нож подальше в кусты и быстро побежала с холма вниз.
– Помогите! Помогите! – кричала она. Из глаз ее лились обильные слезы, а из груди вырывались рыдания. Платье и руки, были запачканы кровью. – Умоляю, помогите!
Она рухнула на землю перед всадниками, сотрясаясь от рыданий.
Сильные руки обхватили худенькие плечи.
– Что с тобой, милое дитя? – спросил сильный голос, явно привыкший повелевать. Нарисса подняла заплаканное лицо и посмотрела на мужчину, державшего ее в своих объятиях. Она заметила, как вспыхнули восхищением его глаза, при виде прекрасного лица.
– На нас напали… – с трудом выговорила она, давясь рыданиями, – разбойники. Они убили мою служанку… Они… они…
Нарисса почувствовала, как напряглось сильное тело. Из груди мужчины вырвался звук, похожий на звериное рычание.
– Вперед! Найти их! – приказал он воинам. – Присмотрите за девушкой.
Отдав распоряжения, он сам вскочил на коня и помчался за всадниками, отправившимися на поиски разбойников. Один из оставшихся воинов расстелил на земле свой плащ и почтительно усадил на него Нариссу.
– Присядьте госпожа. Наместник быстро разделается с этими злодеями. Не волнуйтесь. Вы в безопасности.
Вернувшиеся, после безуспешных поисков воины, во главе с наместником, сопроводили несчастную «жертву нападения» в замок.
Два месяца спустя наместник, потерявший покой и сон, с тех пор как в его объятиях оказалась заплаканная испуганная юная дочь герцога, в сопровождении небольшого отряда въехал во двор, что бы просить руки младшей дочери у хозяина замка.
Через неделю юная жена наместника покидала родовой замок навсегда. Нарисса равнодушно скользнула взглядом по старым, полуразрушенным стенам, по лицам родных. В холодных надменных глазах красавицы читалось торжество. Старый герцог подошел к дочери.
– Нарисса, я счастлив, что судьба послала тебе такую удачу. Надеюсь, ты не забудешь нас своей милостью, дочь моя? Теперь ты можешь оказать твоему отцу, братьям и сестрам помощь. Наш фамильный замок требует ремонта…
Губы девушки растянулись в презрительной улыбке.
– Если, Вы отец, думаете, что хоть одна монета из денег моего мужа пойдет на ремонт этой развалины, то вы очень ошибаетесь, – холодно сказала она, – и судьба ничего не посылала мне. Я сама хозяйка своей судьбы. И я счастлива, что уезжаю из этого ненавистного места. Будь оно проклято!
Нарисса надменно посмотрела на пораженного отца.
– Единственное за, что я Вам благодарна, отец, так это за имя и титул. Больше мне благодарить не за что, знайте это.
Отряд наместника уже давно скрылся из виду, а старый герцог все продолжал молча всматриваться слезящимися глазами в дорогу, по которой уехала его младшая дочь, так похожая на свою мать.
Сердце Нариссы переполняла радость. Ей удалось. Она вырвалась из цепких лап нищеты. Теперь, наконец, она начнет жить той жизнью, о которой всегда мечтала. Жизнью, которая положена ей по праву рождения. Светлейший стар. Через несколько лет ее муж станет правителем и тогда, она получит все, что положено ей по праву. А вокруг столько богатых земель. Столько знатных, слишком состоятельных, для обычных подданных вельмож. Нарисса откинулась на мягкие подушки кареты. Нужно подумать с чего начать. Что-то, наверняка, можно сделать, не дожидаясь кончины старого Светлейшего. О, она сумеет взять дело в свои руки. Мать, наверняка гордилась бы ей. Хотя, Нариссе было наплевать на мать, как и на всех остальных. Мать позволила своей жизни превратиться в жалкое, недостойное существование, так, что она не заслуживает ни уважения, ни памяти Нариссы.
К окошку кареты подъехал счастливый супруг. Лицо его сияло. Он с обожанием посмотрел на свою прекрасную юную жену.
– Нарисса, я подумал, что твоя семья находится в трудном положении. Возможно, следует отправить твоему отцу денег, на содержание замка и что бы твои сестры смогли выйти замуж за достойных благородных вельмож?
Нарисса одарила наместника лучезарной улыбкой.
– О, мой дорогой супруг, ты так добр и щедр. У тебя поистине огромное благородное сердце. – Нарисса скромно потупилась, видя, как полыхнули страстью и бесконечной любовью глаза мужа. – Но боюсь, что мой отец слишком горд, что бы принять милость от кого-либо. Даже от мужа своей дочери. Не заставляй его чувствовать себя униженным, прошу.
Она печально посмотрела на мужа и в прекрасных глазах блеснули слезы.
– Я не хотел расстраивать тебя, любовь моя, – взволнованно проговорил Ириогус, – не печалься, умоляю. Мне невыносимо видеть, как ты грустишь. Не волнуйся, я не унижу достоинства и чувства гордости твоих родных. Я прекрасно понимаю их.
– Ты так добр. Ты самый замечательный, самый благородный человек изо всех кого я когда-либо встречала.
– Мы будем очень счастливы, Нарисса. Обещаю, – улыбнулся наместник и поскакал во главу своего отряда.
Нарисса проводила его задумчивым взглядом. Конечно, придется терпеть это страстное обожание мужа. Но ради своей мечты она готова. Ириогус тщеславен и самовлюблен. Обожает почитание и преклонение, брат был прав. Она легко сможет управлять мужем, теша его самолюбие лестью и восторженными речами. Нет, жизнь и впрямь прекрасна и она возьмет от нее все.
Глава 3. «Но не летят туда сегодня самолеты, и не едут даже поезда…»
2 года назад.
«Боже! Только не это! Опять!» Старый ученый, минуту назад покинувший библиотеку колдуна, обреченно пошел назад, туда, откуда все громче раздавались крики:
– Я требую! Немедленно почините этот лифт! Вы сильно пожалеете, если сейчас же…
Женщина заметила идущего навстречу ей старикашку.
– Где Вас носит?! Я уже голос сорвала, пока пыталась вас дозваться! Вы, что оглохли? Сейчас же почините лифт! Я в аэропорт из-за Вас опоздаю.
– Прошу Вас, успокойтесь. Я сейчас все объясню! – попытался утихомирить шумную даму Марк Илларионович. – Придется немного подождать, понимаете…
– Подождать!!! – взвизгнула дама. – Я, что непонятно объяснила? Мне нужно в аэропорт! В а-э-р-о-п-о-р-т! Если ты безмозглая образина немедленно не починишь чертов лифт, я тебя в порошок сотру! Понял! Понабрали всякую пьянь на работу!
– Сейчас нельзя. Опасно. Может еще кто-то пострадать. Нужно подождать пару часов, что бы точно никого не было, – взволнованно пытался объяснить ученый.
Глаза женщины превратились в две ледяные точки.
– Пару часов подождать?! Ты совсем мозги пропил, кретин? Да сейчас ты у меня пострадаешь! Понаехали в Москву! Чини лифт алкаш несчастный! Быстро!
Марк Илларионович расправил плечи. Это уже чересчур. Что эта женщина себе позволяет?
– Да послушайте, Вы! Перестаньте кричать и послушайте! Сейчас рискованно. Кто-нибудь еще может сюда попасть. Это не Москва. Успокойтесь. Я сейчас все объясню, – он потряс перед нервной дамой своим прибором, собираясь все объяснить.
– Не Москва?! Идиот, я тебе сейчас покажу не Москву! Хватит тыкать в меня этой дрянью! – женщина выхватила из рук ученого прибор и со всей силы швырнула его об каменные плиты пола. – У меня через два часа самолет в Цюрих, а ему, видите ли, подождать нужно. Чини лифт, немедленно!
Ученый потрясенно смотрел на то, что осталось от его великого научного изобретения. Отдельные детали уникального, единственного в своем роде и чего уж там, неповторимого прибора разлетелись по разным углам комнаты с колдовскими книгами Сафриуса.
– Что Вы наделали?! Безумная Вы женщина!
Дама на миг замерла. Это ничтожество посмело ее еще и оскорблять!
– Самолет в Цюрих! Город такой в Швейцарии. Ты знаешь, сколько стоит билет в бизнес-класс? Узнаешь!!! Если я опоздаю, ты мне все расходы возместишь, безмозглый идиот! До конца дней пахать будешь, что бы нужную сумму заработать! Я тебе устрою!
– Боюсь мадам, что в Цюрих вы точно не попадете. Здесь у нас с авиаперелетами проблема, – сказал Марк Илларионович холодно. Надо же было такой психопатке попасться.
Дама снова начала орать. Терпение у ученого лопнуло. Даже мелькнула мысль позвать стражу и пусть отведут эту ненормальную к правительнице. Но, хоть тетка и препротивная, но это все же его вина в том, что она оказалась здесь. Его научный эксперимент, в очередной раз, принес вред. И на этот раз исправить, то, что произошло, он уже не сможет, хоть и не по своей вине. Но, в любом случае, теперь эта сумасшедшая – его крест, и, по-видимому, до конца его дней. Возможно, это наказание свыше – нельзя лезть в тайны бытия и мироздания, а уж если попытался, так придется теперь пожинать плоды.
Он посмотрел на разорявшуюся пришелицу из своего прежнего мира и тяжело вздохнул. Да не повезло. И ей, и ему. И даже не понятно кому больше.
Пора ее успокоить, а то и впрямь, сейчас кто-нибудь из стражников услышит ее вопли.
– Молчать! – рявкнул ученый и стукнул кулаком по столу колдуна. Дама умолкла и удивленно заморгала. – Если Вам дорога жизнь, молчите и делайте то, что я Вам говорю.
Ученый твердо посмотрел на неприятную особу. Неужели он и впрямь заслужил, до такой степени, суровой кары? О-хо-хо.
– Пошли, только тихо, – сказал он неуравновешенной соотечественнице. – Я не шучу. Ваша жизнь в Ваших руках. Начнете орать и считайте, что с Вами все кончено. Ясно?
Вид у дамы был потрясенный. Главное, что бы она действительно опять не разошлась, а то ведь сейчас придет в себя, снова заголосит, и в самом деле дождется встречи с палачом. Навряд-ли правительница потерпит еще незваных гостей. Пусть даже одну тетку, но зато чрезвычайно несдержанную и горластую.
Они осторожно выбрались из замка. К счастью, видимо обстановка подействовала и спутница ученого молчала, только ошалело озиралась по сторонам. Правительница и ее стража были заняты погрузкой сундуков из сокровищницы колдуна.
– Залезайте, – велел ученый, когда, прошмыгнув незамеченными, через двор замка, они с его нечаянной подопечной добрались до его повозки.
– Что?! – дама брезгливо посмотрела на деревянную повозку и на запряженную в нее лошадь.
– Как угодно. Можете оставаться здесь, – сказал ученый. Эта баба ему надоела. Пусть делает, что хочет. Ему плевать.
– Помогите! – прошипела дама, пытаясь закинуть ногу в туфле на высокой шпильке через бортик странного вида транспорта.
Ученый протянул руку и втащил ее внутрь повозки.
– Но! – сказал он послушной лошадке. – Давайте знакомиться. Я Марк Илларионович. Давайте договоримся, я Вам все расскажу, только вы не перебиваете. Идет?
Дама надменно посмотрела на него, не отвечая на вопрос и демонстративно отвернулась. Но, по крайней мере, хоть больше не орала. И то хорошо. Ученый легонько стегнул лошадь и начал свой рассказ.
-Марк! Марк!!! – повелительный голос разнесся по дому. – Марк! Марлиса уже накрывает на стол! Марк!
– Я уже иду, – отозвался, наконец, ученый.
– Может нам стоит уехать? – разливая по тарелкам аппетитно пахнувший суп, поинтересовалась Инесса Павловна. Ученый растерянно посмотрел на нее. – Эта наглая дрянь всех держит в ежовых рукавицах. Скоро и до тебя доберется.
Марк Илларионович пожал плечами.
– Что с меня взять? Она трясет только тех, у кого есть деньги.
– Уже ни у кого нет денег. Она уже всех вытрясла, как ты выразился, до последнего. Все только воют и стонут. Никому житья нет. Ужасная женщина! – возмущенно проскрипела Инесса Павловна. Ученый подавил улыбку.
– Да, правительница женщина и впрямь суровая. Жизнь стала намного хуже с тех пор как она пришла к власти. Народ просто на грани.
Инесса Павловна пожала плечами. На народ ей было плевать, а вот ей с «Маркушей» и впрямь лучше уехать от этой чертовой ненасытной стервы подальше. Вот только куда? Правительница наложила свою лапу уже почти на все, что только можно.
– Может, уедем на юг? Ты говорил, что южные герцогства не принадлежат ей.
– Думаю, что она скоро исправит это упущение, – грустно улыбнулся ученый. – Она из тех, кому всегда мало.
– Дрянь! Жадная ненасытная сука! – прошипела Инесса Павловна.
– Инесса!
– Извини, Маркуша. Просто не могу спокойно думать об этой женщине. Ненасытная тварь!
Ученый засмеялся.
– Твое счастье, что тебя никто здесь не понимает, а то правительнице могли бы и донести, что ты говоришь про нее. Тогда, нам и впрямь бы не поздоровилось.
Инесса Павловна улыбнулась и нежно посмотрела на своего собеседника.
– Чувствую себя заговорщицей! – она разразилась своим хриплым каркающим смехом. – Как революционерка, скрывающаяся от царской охранки! Марлиса!!! Где ты там провалилась? Неси второе, черт тебя дери! Никто не хочет работать!
Марк Илларионович вздохнул. Он, конечно, привык и даже привязался к неожиданно появившейся в его жизни особе женского пола. Но иногда, он все же вспоминал тихие спокойные дни прошлых лет. Когда время текло плавно и неторопливо, и он был предоставлен сам себе и мог распоряжаться собственным временем как хотел. Семейная жизнь это сложное испытание. Хотя, конечно, есть и приятные моменты…
– Хорошо. Давай действительно уедем. На восток. Я слышал там просто чудесно. Только нужно быть осторожными.
– Ты мой лапусик! Я тебя обожаю! Марлиса!!! Тащи сюда, наконец, свою ленивую задницу!