#ЗаметкиГорожанинаВпровинции. Роман, написанный в Фейсбуке

Глава 34. Чужое

27 сентября

Пять часов утра. Я еду в такси по еще ночному городу. После двух месяцев в деревне количество огней и светящихся витрин кажется бессмысленным излишеством. Зачем столько?

Смотрю в окно. Я знаю в этом городе каждый уголок, но этот город уже не мой. Он плывет мимо меня. И я проезжаю мимо.

Я дома. Дома? Я все еще по привычке называю съемную квартиру в Красноярске, где прожила восемь последних лет, домом. Но это не моя квартира, за 20 с лишним лет работы в школе я так и не сумела заработать на собственную. В последнее время я часто думаю о своих однокурсницах, которые боролись за жизнь, в одиночку растили детей, строили бизнес, делали карьеру, зарабатывали себе на квартиру, машину и дачу. Они молодцы и умницы, они заработали. Счастливы ли они? Я все эти 25 лет ни за что и ни с чем не боролась – зато я получала настоящий кайф от работы с детьми, вместе с ними каждый день училась чему-то новому. Верни сейчас время назад, скажи мне той, 20-летней, стоящей перед выбором, что мне некуда будет забрать к себе маму в город и поэтому придется бросить все и уехать в деревню, – смогла бы я отказаться от работы, которая приносила мне драйв, удовольствие от процесса и результата, осознание своего предназначения, то есть все, кроме денег?

В квартире пусто. Брат с дочерью вывезли мою бытовую технику и мебель. Остались только стол на кухне, диван и кровать. Не мои. Нет, я уже не дома, это чужое. Я приехала в город только для того, чтобы собрать свои последние вещи, отмыть квартиру, передать хозяйке ключи. Ну и еще чтобы прикупить кое-что необходимое для жизни в деревне.

На тумбочке нахожу пакет – в нем шлепанцы для бассейна, купальник и шапочка для плавания. Дочь оставила, когда собирала мой хлам:

– Мама, приедешь в город, обязательно сходи в бассейн!

Я смотрю на пакет и начинаю реветь. Моя девочка подумала обо мне, она знает, как для меня это важно. Я научилась плавать только лет в сорок с лишним и влюбилась с воду. Бассейн хотя бы два раза в неделю – как жизненная необходимость, которая позволяет снять усталость, загрузить мышцы и освободить мозг. Я бы, наверное, смогла примириться с жизнью в деревне, если бы там был бассейн. Речка, заросшая илом, и один-два ненадежных летних месяца, когда можно поплавать, – слабая замена надежно укрепившейся привычке заниматься плаванием.

Я откладываю пакет в сторону и вздыхаю – сначала надо купить краску для волос, крем для лица и кучу других вещей, получить на почте заказ из интернет-магазина – да, тот самый чехол для айфона, который я так долго ждала и который отправят обратно через два дня. Еще надо разобрать оставшиеся вещи, помыть полы, съездить к своему парикмахеру и в последний раз прилично подстричься… А еще я почти не спала в последние дни и ночь провела в автобусе. Хватит ли у меня сил на бассейн?

Вооружившись списком покупок, заготовленным заранее, отправляюсь по магазинам в поисках необходимого. Когда я уезжала отсюда два месяца назад, я переживала, что не успела купить новенький белый бюстгальтер, тогда он мне был жизненно необходим – под белые блузки. А теперь какой к черту бюстгальтер? Мне нужны утепленные резиновые сапоги, потому что мои ноги превращаются в кусочки льда, когда я перемешиваю ими грязь в тонкой резине. А еще мне нужна темная куртка для работы на огороде, потому что одна куртка на двоих с мамой – это не вариант. Я измазала ее на грядках и не успела отстирать к похоронам, маме пришлось ехать на кладбище в тоненькой летней курточке и мерзнуть в ней под дождем. А в мою она влезть не смогла – размеры у нас разные.

Уставшая, невыспавшаяся, на деревянных ногах я вываливаюсь из подъезда. Город встречает угрюмой серостью замороженных улиц. Сейчас бы самое время пройтись бодрым шагом четыре остановки, как я делала это всегда, чтобы взбодриться и обойти пробки. Но у меня нет времени, и я сажусь в автобус.

Глава 35. Проблема выбора

27 сентября

За два месяца, что меня не было в городе, куда-то исчезли два моих любимых стоковых магазина, в которых я часто покупала себе одежду. Во-первых, дешево. Во-вторых, европейское качество. И вовсе не потому, что я сноб и поэтому покупаю только европейский тряпки. А потому, что они не уродуют фигуру и не образуют мешков в плечах и на спине. Да и носить на себе китайскую синтетику, в которой тело совсем не дышит, – сомнительное удовольствие.

В общем, мои магазины исчезли в неизвестном направлении, оставив после себя только скучные объявления на дверях: «Сдается в аренду». Все утро роюсь в 2ГИС и обзваниваю магазины: половина телефонов не отвечает или голос электронного оператора сообщает, что телефон отключен. Наконец – о счастье – я нахожу новый, недавно открывшийся мегахенд, дозваниваюсь и еду туда. Теперь понятно, почему закрылись все мелкие магазинчики, – на рынок зашел серьезный московский конкурент.

После деревенских тряпочных магазинов у меня разбегаются глаза, мне хочется купить все! Вот этот белоснежный шерстяной пуловерчик от Savage как раз в моем вкусе, я обожаю белые вещи. И вот эта кремовая курточка тоже ничего. Нет, я не буду ее даже мерить, идем туда, где висят темные вещи. Набираю целую корзину черных и темно-коричневых (терпеть не могу этот цвет!) курток, штанов, кофточек, вздыхаю и иду в примерочную. Разве бы я когда-нибудь надела такое, если бы жила в городе? Не могу удержаться, примеряю несколько бежевых и зелененьких трикотажных блузочек. Вот эта светло-зелененькая – 95 процентов хлопка, а как она на мне сидит! Возьму, буду в ней ходить дома. Печку буду в ней топить! Черный дождевик – идеально подойдет к купленным утром на рынке утепленным резиновым сапогам, широким, как лапти.

Выхожу из мегахенда с огромным пакетом и упираюсь взглядом в вывеску магазина «Сады в Сибири». Вот куда мне тоже надо!

Я никогда не выращивала никакой зелени на подоконниках. Зачем разводить грязь, если летом все можно купить на рынке, а в супермаркете круглый год? А теперь не уверена, что зимой в деревне я смогу найти зеленый лук, укроп, петрушку и кинзу. Что я буду делать без зелени? Доедать кабачки и трескать картошку с мясом?

Я покупаю торфяные горшочки для огуречной рассады – мама предусмотрительно рассказала, что в мае нужно будет высадить огурцы в рассадник, потом еще месяц укрывать его тяжелыми рамами, чтобы они не замерзли, а в холодные ночи таскать из-под навеса старые грязные одеяла и куртки, чтобы прикрыть ими огуречник. Если дождь, то все это намокшее тряпье нужно где-то сушить до следующей холодной ночи. А потом перемерзшие семена все равно не всходят, и нужно сажать их заново… Да ну нафиг! Посажу огурцы на подоконнике в торфяные горшочки, а в июне, когда станет тепло, высажу их в огуречник. Надо ломать стереотипы.

На витрине 40 сортов салата, 20 сортов базилика, десятка полтора укропа и петрушки. Мне некогда в этом разбираться.

– Девушка, дайте что-нибудь, что можно вырастить на подоконнике.

В каждой руке по два огромных пакета, за спиной рюкзак – типичная деревенская баба, приехавшая в город за покупками.

Глава 36. Суши

27 сентября

Мой день рождения. На самом деле он был еще 13 августа, но я в этот день закручивала очередные помидорные банки. Я на свой день рождения забила, а дочь помнит. Она обещала научить меня готовить суши:

– Едва ли в деревне ты сможешь заказать себе суши, будешь сама себя иногда баловать.

Как ни странно, в селе нашелся магазинчик, где можно купить рис для суши и нори.

Мы едим суши, я выкладываю фоточку в Инстаграм, иду на кухню и врезаюсь лбом в дверной косяк. Дочь говорит:

– Все, я поняла, тебе срочно нужно идти спать.

И я иду спать.

Глава 37. Бассейн

28 сентября

Утром я еду на стрижку. Я обожаю Олю, своего парикмахера. Я нашла ее шесть лет назад после долгих и неудачных экспериментов. Я вообще-то консерватор, меня не просто подбить на смену имиджа. Оле это каким-то странным образом удается. Полгода назад она уговорила меня попробовать английский стиль и сделать косую челку. Под этот английский стиль, который мне жутко понравился, мне захотелось срочно изменить свой гардероб, и я несколько месяцев, как сумасшедшая, шила себе удлиненные блузки и укороченные жилетки. Кстати, свою любимую коричневую курточку от «Бурды» я сшила тогда же. И еще не успела в ней нагуляться.

Выхожу после стрижки – вот теперь я себе нравлюсь. Попросила сделать покороче: на два месяца хватит, зимой под шапкой будет не видно. А что будет потом, еще неизвестно.

Я заезжаю на почту, забираю посылку, возвращаюсь домой. Дочь уже вовсю занимается уборкой, я присоединяюсь к ней. В два часа дня мы выходим из дома – Оле пора на работу, а я еду в бассейн. Сажаю дочь в автобус и остаюсь ждать своего.

И тут на меня наваливается усталость. Тело наливается каменной тяжестью, я опускаюсь на скамейку и равнодушно наблюдаю, как передо мной останавливается мой 13-й автобус. Я с усилием встаю со скамейки, поворачиваюсь к нему спиной и иду домой.

Дома уже порядок, сумки собраны в дорогу, я ложусь на кровать и, едва успев снять куртку, засыпаю.

Просыпаюсь через пару часов от мысли, что я так и не сходила в бассейн. Что я скажу дочери? Снова выхожу на остановку и на этот раз сажусь в автобус.

Возвращаюсь ночью. В теле невероятная легкость. Господи, в кого у меня такая мудрая дочь? Ну точно не в меня.

Зеленовато-синий свет уличных фонарей, под ногами желтые листья – я специально скребу подошвами асфальт, чтобы шуршать как можно громче. Я дышу полной грудью, я здесь дома, я чувствую это пространство и подхожу ему, как кусочек пазла.

А завтра в 8 утра у меня автобус.

Глава 38. Как здесь жить?

1 октября

Иду по деревне и размышляю о том, как я буду здесь жить. Обошла все промтоварные магазинчики. Хорошо, что краску для волос купила с запасом – три упаковки, до Нового года хватит, а там попрошу дочь отправить посылкой. То, что продается здесь, – это смерть для волос, в городе такой злющей химией уже лет пятнадцать никто себя не травит.

Разглядываю бюстгальтеры, которые лежат на витринах: дешевые китайские кружавчики, поролоновые колпачки, которыми, в принципе, можно прикрыть грудь, если она молодая, упругая и ей не нужна никакая поддержка, а только тряпочка сверху для приличия. Я понимаю, что итальянское нижнее белье никто в деревню не повезет, но здесь нет даже белорусского трикотажа. Просверливаю взглядом идущих навстречу женщин – вот у этой грудь явно на пару размеров больше, чем у меня, неужели она смогла уложить ее в китайские кружева? Спрашиваю у соседки:

– Марин, а ты где нижнее белье покупаешь? Я ничего приличного в деревне не нашла.

– И не найдешь, – улыбается. – Я в Канск езжу, у меня там знакомая торгует «Милавицей».

Отлично. За нижним бельем они ездят в ближайший городок. Только я не смогу никуда поехать – у меня мама, которую не оставишь больше чем на пару часов. Снова иду изучать ассортимент местных магазинов.

Ух ты, резиновые сапожки – утепленные, прямо как у меня, а я за ними в город ездила! Только эти какого-то кислотного цвета и дороже в полтора раза, чем в городе. Они лежат в магазине прямо у входа в большой картонной коробке, вперемешку с калошами и кирзачами, сразу не разглядишь.

А вот эта ярко-розовая футболочка просто прелесть – огромная, размер на 64-й, и через все пузо Эйфелева башня со стразиками. Обязательно куплю себе такую, когда растолстею и впаду в старческий маразм.

Нашла в кладовке старый синий плащ, сшитый по моде 80-х. Кажется, еще бабушкин. Выстирала, разрезала, придумала, как сшить из него складной мешок с двумя ручками, в котором будет удобно носить дрова. Плечо по-прежнему болит, когда я левой рукой тащу в дом огромную охапку. А в таком мешке я смогу унести гораздо больше, не придется делать ежедневно по семь вылазок в дровяник.

Шью на своей электрической швейной машинке грубую плащевую ткань и чувствую себя виноватой. До сих пор я шила на ней только легкие блузочки и юбки, а теперь заставляю ее строчить ткань, которую в самый раз осилить только тяжелой производственной машине. Милая, прости. Может быть, когда-нибудь мне еще понадобится блузка из легкого крепа или батиста.

Замучили мухи. На улице уже давно холод, а они все еще живы и откуда-то лезут в дом. Они ползают по столу, по шкафам, по телу. Научилась бить мух газетой прямо на себе. Гадость и кровь.

Разбираю свои бумаги, которые дочь еще в августе аккуратно упаковала в ящик и отправила с братом в деревню. Дипломы, грамоты с городских, российских и международных конкурсов – мои личные награды, копии дипломов моих учеников – солидное педагогическое портфолио. Целые подшивки газетных страниц – образцы детских публикаций в городских СМИ. Качественные публикаций моих учеников, на которых учились новые поколения школьников. Зачем они мне теперь? Чтобы в старости с тоской перелистывать свои архивы, как престарелые барышни прошлых лет перелистывали страницы своих девичьих альбомов, в которых ухажеры – им, молодым и красивым, – оставляли восторженные послания в стихах? Выношу тяжелые охапки бумаг в баню и жгу в печи.

Задумалась о том, как я буду летом белить хату. В последние лет тридцать мы это делали вместе с отцом. Высота потолков – 2 метра 75 сантиметров. По деревенским меркам – дворец. Чтобы побелить этот дворец, который за зиму пробивается сажей от печного отопления, отец заносил в дом тяжеленные лиственничные козлы, на которые укладывал доски. Чтобы забраться на этот помост, мне требовалось три табуретки, из которых я сооружала себе лестницу. Чтобы побелить, например, зал, требуется все это сооружение передвинуть пять раз, предварительно спустив доски и разобрав помост, а потом собрать его снова. Так мы с отцом белили и нынче – в июле. Кто мне теперь будет помогать носить и переставлять козлы?

Мама штопает мои носки! Никогда не думала, что буду ходить в заштопанных носках – это же признак вопиющей нищеты. Но одной пары носков хватает на день-два – постоянно цепляюсь пяткой за какие-нибудь гвозди или щепки на кухне. Мама всегда штопала носки отцу, теперь штопает мне.

На кухне ужасно холодно, ледяной ветер хлещет сквозь щели из подполья.

– А мы закрыли дыру в подполье? – спрашивает мама.

Какую дыру? Оказывается, в подполье между фундаментом и полом есть специальное окошко, которое зимой надо плотно забить какой-нибудь старой фуфайкой и сверху заколотить доской – чтобы дом и подполье не перемерзли. А весной окошко снова освобождают, чтобы подполье проветривалось. Я должна была сама об этом догадаться?

Ладно, дыру нашла и заколотила. Мама продолжает инструктировать: зимой нужно обязательно закидать снегом стены дома по периметру до самых окон, так в доме будет теплее. И еще нужно будет хорошенько засыпать септик, чтобы не перемерз, – септик находится в палисаднике, отец всегда насыпал гору снега выше палисадника. Теперь, следовательно, все эти горы снега буду нагребать я?

Сегодня внимательно рассматривала по пути в магазин женщин, особенно тех, кому за сорок. Не увидела ни одной ровной спинки. У всех согнутые плечи, усталая походка. Даже у тех, кто еще пытается выглядеть модно и месит грязь на каблуках.

Иду и думаю. Мне 49. До пенсии еще далеко. Мне нужно на что-то жить, как-то работать дистанционно и зарабатывать. Сколько проживет мама? Десять лет? Пятнадцать? Пока она живет, я буду о ней заботиться. А что потом? Кому я буду потом нужна? Мир стремительно меняется, уже через пару лет он будет другим. Когда мне будет 60, никто уже не вспомнит о моих городских проектах, заслугах и регалиях, они никому не будут нужны. Значит, вернуться к прежней жизни я уже не смогу? Выходит, я здесь навсегда?

Друзья предлагают вернуться в город, снять квартиру для себя и для мамы. Я вспоминаю, что у мамы в доме повсюду прибиты дверные ручки – в туалете, в спальне, в душе, в комнате возле кресла, где мама обычно сидит. Эти ручки помогают ей сесть и встать без посторонней помощи и чувствовать себя более или менее самостоятельной. Раз в год оказывается, что ручки прибиты неудобно, и тогда они вывинчиваются и прибиваются снова, но уже на пару сантиметров пониже, или, наоборот, повыше, левее, правее, или разворачиваются под углом, чтобы маме было легче дотянуться. А возле ее кровати в пол вбита кривая загогулина от спинки старой железной кровати, держась за нее, мама может подняться с кровати самостоятельно. Кто захочет впустить в дом жильцов, которые исколотят весь дом дверными ручками и железными держалками? Да и в 70 лет постоянно кочевать с одной квартиры на другую, не имея собственного угла и надежного будущего, – это я могу так жить, мама не сможет.

А еще я вспоминаю, как в мае, несколько месяцев назад, брат привез маму в Красноярск – ей сделали в клинике глазную операцию, и через три дня нужно было приехать на осмотр к врачу. Все это время мама жила у меня, я взяла на работе несколько дней без содержания, чтобы быть рядом с ней. Но случилось какое-то важное внеочередное совещание, на котором мне нужно было обязательно быть, и мне пришлось уехать. Совещание задержали до позднего вечера, и мама сидела весь день голодная. Потому что достать из холодильника кастрюльку с супом, поставить ее на плиту и подогреть она сама не смогла.

Нет, съемные городские квартиры – это не наш вариант.

Сегодня утром мне все-таки установили интернет. Аж 12 мегабит в секунду! Три тысячи рублей установка – какая-то маленькая коробочка на крыше, которая по договору остается в собственности компании, и абонентская плата тысяча рублей в месяц. В Красноярске у меня было 100 мегабит за 250 рублей.

Случайно увидела в магазине карамельки и вафельки – именно такие, какие я в Красноярске иногда покупала в ближайшем продуктовом павильончике возле дома. Словно весточка из прошлого. Из дома. Принесла, выложила на стол, сфотографировала на память и смотрю. А за этими круглыми вафельками и бабаевскими карамельками – все, что когда-то было для меня важным: школьная журналистика, городские конкурсы и проекты, дети, статьи, репортажи, театральные и книжные фестивали, кинопремьеры. Вся жизнь.

Пойду пить чай с карамельками и вафельками – из прошлого.

Глава 39. Время

2 октября

Я никак не могу понять, куда здесь, в деревне, исчезает время. Казалось бы, неторопливый ритм жизни, не нужно стоять в многочасовых пробках, закончилась пора огородных дел и зимних заготовок, а времени не хватает на самые необходимые вещи.

Вот, например, сегодня. Просыпаюсь в 7.30. Потягиваюсь и ползу в туалет, а потом сразу затапливать печку. Я теперь предусмотрительно накладываю в нее дров с вечера, потому что с утра это сущее наказание. Тело уже вроде проснулось, а мозг еще спит, а тело без мозга способно выполнять только те действия, которые можно выполнять на автопилоте. Открываю две трубы я уже на автомате. Но вот уложить дрова спросонья…

В комнате в кресле сидит мама, которая, в отличие от меня, проснулась на час раньше, и ее мозг уже тоже проснулся и работает, как свежезаведенные механические часы. Она напоминает, что надо измерить ей давление. Брат купил ей новый тонометр, который надевается на запястье. Специально купил, чтобы мне по утрам не нужно было рано вставать ради процедуры измерения давления. Но раз уж я все равно не сплю, надо измерить давление старым тонометром – новому мама не доверяет.

Потом я на автомате наливаю маме ежедневный утренний кефир и долго вдумываюсь в смысл фразы:

– А нам не темно?

Господи, мама, просто попроси меня включить свет! Мой непроснувшийся мозг еще не связывает оттенки мыслей в логические цепочки.

Иду мыть голову. Да, я по-прежнему мою утром голову и делаю укладку, прежде чем выйти из дома. Зря я, что ли, ездила в город, чтобы подстричься у хорошего парикмахера. Пока есть приличная стрижка, буду ее укладывать. Вот когда подстригусь в местной парикмахерской… в общем, тогда и посмотрим.

Пока укладываю волосы, получаю несколько инструкций на сегодня: надо найти бачок, чтобы сложить в него крупы (в деревне запасы круп, чтобы их не съели мыши, хранят в старых эмалированных бачках), поменять клеенки на полке под кастрюлями и постирать постельное белье… Мама! Я помню, правда. Но мой мозг еще не проснулся, он пока работает только на шаг вперед – вот сейчас мне нужно взять банку и сходить за молоком. А все остальное – потом.

8.10. Я выхожу из дома и плетусь к Екатерине Савельевне за молоком. Сегодня она меня не поджидает на крылечке, поэтому получасовой беседы не будет. По пути делаю крюк, чтобы зайти в продуктовый магазин и купить яиц – днем пойду загруженная продуктами, будет не до них. По пути домой размышляю, какие хлопья я хочу на завтрак – овсяные или кукурузные. Решаю, что кукурузные.

Захожу в дом:

– Я там постельное белье у себя на кровати собрала, только пододеяльник не могу снять.

Ешкин кот! Сейчас я хочу позавтракать и выпить кофе. Вот потом мой мозг включится, и я начну думать о постельном белье. Если я включу стиральную машинку сейчас, я уже не смогу подогреть чай.

– Я там клеенку нашла, приготовила под кастрюлями поменять.

Отлично.

– Спасибо, мама.

Нет, она у меня молодец, правда. Она все, что может, старается делать сама. У отца она и половины этого не делала, он отстранял ее вообще от всяческих дел: «Уйди, не путайся под ногами». А я научилась ее мастерски обходить. И ей теперь нравится, что хоть чем-то она в хозяйстве полезна. Она даже наволочки со своих подушек больными руками сняла. И пододеяльник она действительно снять сама не может, после инсульта руки у нее на фоне прогрессирующего артроза не поднимаются выше уровня живота – да и то с трудом. И она сама (сама!) рылась в шкафчиках, чтобы найти клеенку. Но я хочу сначала позавтракать и проснуться.

– Ты батарею сегодня будешь красить?

Господи!

– Я ж говорила, сначала надо купить средство, чтобы снять ржавчину.

Завариваю кукурузные хлопья, завтракаю, собираю постельное белье, загружаю стиральную машину, подкидываю дрова в печку, доверяю маме закрыть печку и выключить машинку, когда она закончит стирку, и выхожу из дома. Мне нужно заплатить за интернет, который мне провели вчера, купить новые резиновые перчатки, средство для удаления ржавчины и найти в каком-нибудь магазине кефир с пролонгированным сроком годности.

Кефир для мамы – это, пожалуй, самое важное. Молочка с просроченным сроком годности в местных магазинах – это норма. Стоит себе и стоит. Брат вчера перед отъездом специально съездил в магазин за кефиром, чтобы мне сегодня никуда не ходить. Утром оказалось, что срок годности у него до 24 сентября. А уже 2 октября. Нормально? Мама утром кашу ждать отказалась и попросила выдать ей просроченный кефир – под ее личную ответственность. Я выдала. Но сама бы такой пить не стала.

И вот ковыляю я от магазина до магазина в поисках кефира. Действительно ковыляю. На пятках образовались какие-то болезненные подушки, на которые ужасно больно наступать, тело скрючило непонятной буквой зю. Своим телом в последний раз я занималась 14 сентября, я это точно помню. Как раз перед тем, как забрать отца из больницы. Вот оно и мстит теперь. Ковыляю и уже даже не смотрю, как здесь по улицам ходят женщины. Что смотреть, если сама такая.

По пути покупаю маме слойку с яблоками – пусть кушает и не обижается, что я ничего не успеваю стряпать. Возвращаюсь домой. 11.40.

– Там белье уже постиралось, надо развешать.

Да сама уже вижу, что постиралось. Развешиваю белье, каждый раз, поднимая руки, ощущаю тягучую боль в левом плече. Уже скоро два месяца, как оно болит.

– Мы не хотим поесть борщику?

Мы не хотим. Но раз мама хочет, я подогрею и налью. И еще подогрею, налью и принесу чай. А вот моет посуду она теперь сама – идет на двух костылях и держит пустую чашку двумя пальцами за краешек. Хочется отобрать и помыть самой, но я не отбираю. Пусть моет. Пока может, пусть хоть что-то делает сама.

Все, 12.10. У меня есть пятьдесят минут до обеда. Возможно, я успею за это время что-нибудь написать. О ветеринарии – обещала серию текстов на ветеринарный сайт. С SEO-оптимизацией.

Вообще-то в городе я садилась за компьютер и начинала работать в 9.00. Даже когда работала дома. К 12.00 успевала сделать большую часть работы, а вечером оставалось время погулять, почитать, покрутить педали на тренажере, посмотреть хорошее кино. А тут кто-то (или что-то) буквально сжирает мое время. Внаглую. И я не понимаю, что с этим делать.

Пять минут работы, и тут:

– Тань, а просроченный кефир еще остался?

– Я не успела его выбросить.

– Не выбрасывай, я им еще вечером полечусь, он мне помогает.

Шестеренки в голове начинают медленно проворачиваться против часовой стрелки.

– Ты, наконец, сходила в туалет?

– Да.

Так вот зачем они здесь покупают и продают просроченный кефир – они им запоры лечат!

Вы говорите, в городе сумасшедший ритм, два часа в день уходят на пробки, жить некогда. То ли дело в деревне – люди живут, не торопясь, и все успевают. Почему тогда я ничего не успеваю и работаю по ночам?

Ладно, пойду сварю кофе. Вчера я купила себе керамическую турку. Старая сгорела еще год назад, и как-то я без кофе обходилась. Но теперь, в деревне, очень важно окружить себя привычными вещами и привычным комфортом.

Включаю кофемолку, ставлю турку на плиту. В кухне пахнет свежемолотым кофе. Запах кофе перемешивается с запахом хлорки – это мама мыла доместосом унитаз и раковину.