Я волновалась за мужа. Пусть я готова была развестись с ним, но лишать детей отца в мои планы не входило. На работу он ездил на метро. Как он будет выбираться из Москвы? Успеет ли? Успокаивало то, что его типография находилась за МКАДом. Рядом ходили электрички как раз в сторону нашей деревни в Калужской области. Но последние сто километров надо было проехать на автобусе. Сложный путь. А действовать следовало немедленно. И в замкнутых вагонах электричек тоже было опасно находиться.
Подъехать к его работе я не могла. Добираться до него мне пришлось бы не меньше часа, и для этого надо было снова вернуться вплотную к Москве. Что там будет твориться за такой промежуток времени, страшно представить.
Страшно. За всех детей. За себя. За родителей. За сестер.
Родители тоже жили на самом краю города. У папы был автомобиль, но уместить всех в одну машину с вещами – нереально. Ведь среди них было семеро взрослых и двое детей! Мама, папа, младшая сестра Олеся с мужем Максимом и пятилетним сыном Ярославом, старшая сестра Юля с четырехлетним сыном Макаром, мой старший сын Ромик и его девушка Ника.
А ведь у меня была еще одна младшая сестра, Марина. Она жила со своим мужем Димой и двухлетней дочкой Кристиной практически в центре Москвы. Что же будет с ними?
Я не удержалась и зарыдала. Как можно держать эмоции, когда вокруг происходят такие страшные вещи?!
Мы подъезжали к кольцевой, в народе ее называли бетонкой, в двадцати пяти километрах от Москвы. Чтобы выехать на трассу до деревни, мне надо было по ней проехать около сотни километров, и все время я находилась бы в двадцати пяти километрах от Москвы, так как это кольцевая дорога. Слишком близко к Москве. Она всегда загружена фурами. Те, кому не надо было заезжать в столицу, объезжали ее именно по этой дороге. Для них это был самый короткий путь.
Выехав на бетонку, мы сразу встали в пробку с гружеными фурами. Дети после потрясения заснули. Я постоянно поглядывала на них. Очень боялась увидеть, как они превращаются в тех, с красными глазами. И надо было найти магазин, где можно купить автомобильную зарядку для телефона.
Над нами пролетал самолет. Я подумала: «Повезло им, улетают из Москвы. Подальше от этого ужаса. И в пробках стоять не надо…»
Вдруг самолет перестал набирать высоту и начал резко снижаться. Затем снова резко взмыл вверх, а через мгновение камнем полетел вниз. Не может быть!
Все водители это видели. Движение на дороге остановилось. Я даже дышать перестала. Никогда это не забуду. Удар о землю. Взрыв. Черный дым. Секундная тишина, а затем крики. Кричали водители и их пассажиры из всех машин. Кто-то снимал все на телефон. Кто-то пытался дозвониться в службу спасения. Самолет упал в двух-трех километрах от нас.
Если ничего не сделать прямо сейчас, мы на этой дороге застрянем надолго. Я свернула на обочину и поехала по ней. Раньше я не рисковала так из-за больших штрафов за езду по обочине. Но сейчас разве это имело значение?
Проехав километра три, уткнулась в припаркованную фуру. Дальше пути не было. Но впереди я увидела небольшой рынок. Там можно было найти зарядку на телефон.
Страшно было оставлять спящих детей одних в машине, поэтому я их разбудила. В первой же палатке нашлась зарядка. Прихватив в соседней палатке две бутылки воды и конфет для детей, мы вернулись в машину в тот момент, когда фуры тронулись с места. Не спеша, но мы поехали.
Включила телефон, и сразу посыпались сообщения.
От мамы: «Мы увидели новости. Выезжаем».
От сына: «Мама, где ты?»
От мужа: «Еду с Николаем Ивановичем на машине. Подъезжаем к Серпухову».
От мамы: «Таня, где ты? Как мальчишки? Напиши срочно!»
От мужа: «Я еду один. Николай Иванович заразился. Где вы?»
И еще несколько сообщений от коллег: «Ты куда пропала?», «Что у вас в Москве происходит?», «Нам Даша написала, что в Питере то же самое! Таня, у тебя все нормально?»
Я пыталась перезвонить маме и мужу, но звонки до сих пор не проходили. Тогда я написала одно сообщение и нажала «отправить всем»: «Я выбралась. Далеко от Москвы. Еду в деревню. Мальчишки в порядке».
Муж отъехал от Москвы дальше, чем мы. Он приедет в деревню первым.
Дети снова заснули. Я включила радио на небольшой громкости.
«…Мы не знаем, что это за болезнь. Уже очень много жителей Москвы заражены. Нам сообщают, что это происходит в нескольких городах: Москва, Питер, Самара, Уфа, Нижний Новгород, Владивосток… Люди в панике. Никто не знает причину заражения. Зараженные целуют здоровых людей… Зачем они это делают? Возможно, передают болезнь… Люди закрываются в своих домах. Кто-то пытается выбраться из города…»
Радио периодически пропадало. Я переключала станции.
«…военные вошли в Москву… перекрывают все выезды… людям рекомендуют не выходить из дома…»
Зазвонил телефон! Мама.
– Таня, где ты?
– На бетонке. Дети спят. Мы живы и здоровы. Пока что… Вы все выбрались?
– Да, Дима и Марина сразу приехали к нам на своей машине. Мы все успели уехать. Только Олеся с Максимом в Ижевске у бабушки Максима. Мы пока не смогли им дозвониться…
– Как Ромик? Он с вами?
– Он с Никой в машине деда. Родители Ники на даче. Они ей приказали уезжать с нами…
Связь оборвалась. Теперь я почти спокойна. Все родные выбрались из Москвы. Город закрыли. Только о младшей сестре и ее муже ничего не было известно. Надеюсь, в Ижевске это не происходит.
Добравшись до Киевского шоссе, я обрадовалась: пробки нет. Военные перекрыли выезды из Москвы. Все, кто успел, уже отъехали далеко, и трасса была свободна. Людей на улице не видно. Услышав новости, все спрятались в своих домах.
На улицах небольших городов и деревень, которые мы проезжали, было тихо. Там не было вируса. Редкие прохожие испуганно смотрели на нашу машину. Ведь она с московскими номерами.
Ближе к вечеру мы добрались до деревни Алферьево в Калужской области, 245-й километр.
Мой муж уже ждал нас. Он долго обнимал детей и плакал. Мне он просто кивнул в знак благодарности, что смогла вытащить сыновей из кошмара.
Через час подъехали две машины. Родители, сестры с мужьями и детьми и мой старший сын со своей девушкой. После долгих объяснений, кто как выбирался, мы уложили детей спать, включили телевизор и смотрели его всю ночь.
В новостях сообщали, что все началось в крупных городах. Одни говорили, что вирус охватил двадцать городов, другие говорили, что сорок. После того, как военные попытались закрыть их, людей охватила паника. Кто-то спрятался в квартирах, кто-то пытался вырваться сквозь заграждения. Среди военных тоже началась паника и стрельба по людям, никто не разбирался, заражены они или нет. Конечно, убитые не вставали из мертвых, потому что они до этого не были мертвы. Они просто были заражены непонятным вирусом.
Никто не знал, где президент. Кто-то говорил, что его эвакуировали в убежище. Кто-то предположил, что он тоже заболел, потому что из убежища он вышел бы на связь.
В стране начался хаос. Мы боялись, что в любой момент вирус дойдет до деревни, потому что он вырвался из городов, несмотря на попытки военных удержать его там. Молодой журналист взял интервью у военного врача. Тот выяснил, что время заражения после поцелуя составляет около двух-трех часов. Зависит это от возраста и состояния здоровья. До «превращения» в организме нет никаких симптомов. Только анализ крови мог показать, заражен человек или нет.
Заснули мы под утро. Суток еще не прошло с начала событий. СМИ показывали только панику, погромы, пожары, которые снимали с вертолета. Никто ничего не мог внятно объяснить.
Наша деревня стоит в двух километрах от шоссе. В ней двадцать домов. Больше половины старые, построены в 80-х годах прошлого столетия. Остальные соорудили себе дачники. В конце осени дачные и часть старых домов пустовали. Только в семи обитали местные жители. В других раньше жили старики, их дети разъехались по городам. Старики умерли, кого-то забрали в город. Деревня больше чем на половину пустовала.
В нашем доме когда-то жили мои дедушка и бабушка, но они давно умерли, еще в 2003 году. После их ухода здесь живет мамин брат, дядя Серёжа. В доме напротив – его бывшая жена, тетя Валя. Дети их давно выросли и уехали в разные города. Только старшая дочь Оля периодически туда возвращается. Она уезжала работать то в Калугу, то в Москву, то в Подольск. Но больше года нигде не оставалась. Возвращалась домой на несколько месяцев и снова уезжала куда-нибудь работать. У Оли есть дочь Катя, она живет здесь с бабушкой, с тетей Валей. В год начала катастрофы училась в девятом классе местной школы в соседней деревне Людково, через которую проходит шоссе.
В те дни Ольга была в Алферьеве, она планировала уехать через неделю в Подольск. Нашла там хорошую работу. Но планы ее не сбылись.
Несколько дней мы все жили с дядь Серёжей. Десять взрослых и пятеро детей. Спали практически друг на друге. Все мужчины и моя мама спали на полу. Детей с матерями расположили на кроватях. Когда разбирали вещи, выяснилось, что много важного не взяли. Ведь было некогда, собирались за несколько минут и в машины мало что смогли уместить. Детям не хватало одежды.
Теплые дни закончились, начинались заморозки. Приближалась зима.
В течение недели вещали только два телевизионных канала. Уставшие журналисты рассказывали, что зараженные вышли из городов, бродят везде. Вирус распространялся очень быстро.
«Нам стало известно, откуда пришел вирус», – вдруг сказал диктор.
Мы все замерли.
Оказалось, что была заражена водопроводная вода во всех крупных и средних городах. Все, кто пил воду, заболели в течение двух-трех часов. Те люди, которые спрятались в своих квартирах, когда началась паника, вышли из них на следующий день уже с красными глазами.
Я вспомнила, как дома, в Москве, налила в чайник воды, потом сделала себе кофе, но не успела выпить ни одного глотка. Бросилась собирать вещи и бежать. Это меня и детей спасло. В дороге мы покупали две бутылки воды. Но она была чистой.
Значит, все-таки террористы. И какой масштаб! Несколько десятков или сотен городов одновременно. Кому мы так сильно насолили, не было известно.
А где тогда президент? Вряд ли он пил воду из-под крана, пусть и фильтрованную. Получил заразный поцелуй? Об этом не сообщали.
«У нас осталась последняя бутылка воды, – испуганно говорила девушка с экрана. – Выйти мы не можем, вокруг тысячи зараженных. Нам продолжают поступать сообщения со всего мира. И мы будем вам их рассказывать, пока еще можем… А что еще нам остается делать? – девушка грустно улыбнулась. – Только что мы получили сообщение, что вирус вышел за пределы России…»
В этот момент вещание прекратилось. Я переключила на другой канал. Там тоже был серый шипящий экран.
Вот и все. С этого дня мы уже не могли никак узнать, что происходит в мире. Радио тоже не работало. Мобильная сеть, соответственно, и интернет отключились через два дня после начала эпидемии. Мы не знали, чего ждать.
Соседи старались не выходить на улицу. Все опасались нас, ведь мы приехали из Москвы. Они боялись, что мы в любой момент можем стать теми, зараженными. Им было неважно, что сказал военный врач о времени заражения. Не более двух-трех часов. Врач мог ошибаться, ведь у него не было достаточно времени на изучение этого злосчастного вируса.
Нам нужна была еда. Все запасы, что были у дяди Серёжи, быстро заканчивались. Даже те пачки макарон и риса, что я успела бросить в сумки с вещами. В избытке была только картошка, которую мама упорно сажала каждый год на большом огороде. Мы всегда ее раньше ругали за это. Купить картошку было намного выгоднее, чем сажать самим. Пропахать огород – надо заплатить трактористу, нарезать грядки – снова заплатить. За удобрение – заплати. За копалку – заплати. Плюс самим приходилось сажать, полоть, собирать. А это нелегко. А сколько денег тратили на дорогу, чтобы ездить в деревню и ухаживать за этой картошкой! А потом периодически приезжать, чтобы отвезти сначала один мешок в Москву, потом другой, третий… Но мама была непреклонна. И теперь мы были ей благодарны. Картошки целый погреб, а еще морковь, свекла, лук, чеснок и несколько кочанов капусты.
Летом мы варили много варенья и компотов. Фруктов и ягод у нас росло много. Но сразу отвозили их в Москву. И в итоге они остались там. Только несколько баночек стояли на полке в кладовой.
Домашний скот дядя Серёжа не держал. Он продолжал работать после выхода на пенсию, и заниматься скотом было некогда. Да и желания не было. У него были только две собаки и кошка. А их тоже надо было кормить.
– Надо съездить в Людково в магазин, – сказал папа. – Сколько у нас денег?
Подсчитали наши общие сбережения, стало понятно, что можно закупиться едой на всю зиму и жить спокойно. Воду мы брали в колодце. Рядом с нашим домом их было два. Отопление газовое. Газ продолжал поступать, свет горел. Пока что все было хорошо. Только тесно.
Еще в доме была печь. Ведь его строили в те времена, когда никакого газа рядом с нашей деревней еще не было. И если вдруг свет и газ пропадут, то обогревать дом будем по старинке.
Было решено утром отправиться в магазин, пока не начались снегопады и по проселочной дороге еще можно проехать.
Перед сном я вышла на порог покурить. У меня осталась последняя пачка сигарет. Папа мой тоже был заядлым курильщиком, и мы договорились, что завтра он купит побольше сигарет в тайне от других, а то они будут ругаться, что деньги потратили зря.
– Тань, – услышала я. – Я здесь.
Это была Ольга, моя двоюродная сестра, которая жила в доме напротив. Она тихо подошла к калитке.
– Дай, пожалуйста, сигарету.
Мы сели на лавочку.
– Вас все боятся. Если моя мамка увидит, что я с тобой сижу, не пустит домой. Скажет, что я тоже заболела.
– Оля, если бы мы были заражены, то давно бы уже вас зацеловали до красных глаз, – съязвила я.
– Я знаю. Я слышала, что воду в городах заразили, и что люди начинают набрасываться на других уже через два часа. А вы тут неделю, и пока все здоровы. Поэтому мне не страшно.
Я благодарно улыбнулась.
– Мы завтра едем в магазин. Тебе привезти что-нибудь?
– Ты думаешь, они работают?
Я задумалась. Здесь пока тихо. И люди хотят кушать. Они будут продолжать ходить в магазин. Одно меня беспокоило: откуда в него привозят товар? Раньше товар привозили из Калуги. Но Калуга – большой город. А там было заражение? Если да, то за неделю на наших прилавках уже ничего не осталось.
Я затушила окурок и сказала:
– Завтра узнаем.
Утром папа и дядя Серёжа уехали в Людково, но вернулись слишком быстро.
– Все закрыто, – сказал дядя Серёжа. – И на улицах никого нет. Мы зашли к Бородиным, но они не открыли.
– Боятся? – спросила я.
– А кто ж их знает! Может, боятся, может, спрятались. Марковы и Бекасовы тоже не открыли. И там тишина. Даже цыган не видно.
– И что же делать? – спросила мама.
– Поедем в Мосальск, – предложила я. – Там много супермаркетов. Может, что-то открыто. Давайте проверим? Кушать ведь надо.
Мама всплеснула руками:
– А если там зараженные?
– Мы быстро уедем, – сказала я. – Они ж летать не умеют. И бегать, по-моему, тоже. Я не видела, чтоб они бегали. Только ходили.
– А вы к Рачкову, владельцу магазина, домой не заезжали? – спросила мама у дяди Серёжи.
– Заезжали. И к Андриянову тоже, у которого желтая палатка. Они тоже не открыли.
Все думали об одном и том же.
– Может, их там и нет? – сказал папа. – Но как проверить? Лезть через забор? А если солью в зад нам выстрелят? Убежать не сможем!
Папа, как всегда, не падал духом и шутил. Он во всех ситуациях так делал. И мне всегда это нравилось. А мама, наоборот, постоянно спорила и предлагала свои варианты решения.
– Не надо на чужую территорию лазить. Пойдем к Зинке. У нее пятьдесят кур и уток. И соленья, наверное, есть. Купим у нее. Ей одной много не надо.
Я засмеялась.
– Что-то я сомневаюсь, что она тебе что-то продаст. Она же всех ненавидит.
– Ну а вдруг?.. – сказал папа и подмигнул. – Я сам пойду. Поулыбаюсь.
– Нас ведь все боятся, – сказал мой муж. – Дядь Серёж, сходите вы. Она вам не откажет. Вы же сосед.
– Ага, – ухмыльнулась я. – Только соседу пока дверь никто не открыл. И она не откроет.
Зинка была вредной бабой, одной из тех, кто любил поскандалить по каждому поводу. В деревне не осталось ни одного жителя, с кем бы она не поругалась. Даже ее взрослые дочки перестали с ней общаться. Но хозяйство у нее было большое. Несколько десятков кур, цыплят, уток бродили по всей деревне. Выбегали на дорогу, не давая проехать.
Однажды, когда мои младшие мальчишки были еще маленькими, они поймали одного цыпленка и смеха ради бросили его в пруд возле ее дома. Цыпленок остался цел, выплыл, отряхнулся и отправился гулять. А вот Зинка подняла такой крик, что слышно было за километр. Прибежала ко мне.
– Понарожала детей, а воспитывать их не собираешься?! – кричала она.
Я пыталась с ней вежливо разговаривать, не повышая голоса, но хватило меня ненадолго. Как только она начала угрожать своей собакой, что та перепрыгнет через забор и покусает моих детей, я прогнала ее, предупредив, что если мои дети из-за нее пострадают, то вопросы будем решать цивилизованно – через суд.
Зинка чуть не захлебнулась от возмущения, но больше не приходила. Видимо, ей хватило той порции энергии, которую она успела высосать из меня.
С ней никто не хотел связываться. Знали, что она использует любой малейший повод, чтобы снова поднять шум.
Дядя Серёжа вздохнул, взял деньги и пошел. О его провале было слышно на всю деревню.
– Пусть убираются в свою Москву! Чего они сюда приперлись?! – кричала Зинка. – И деньги эти заразные оставьте себе! А лучше сожгите!
Нам нужен был другой план.
В Людкове жил мамин родной брат Лёня со своей женой, тетей Олей. Еще один мой родной дядя. Надо съездить к нему. Он нам должен открыть. Ну хотя бы через дверь сказать, что у них происходит. Тетя Оля была инвалидом. У нее было что-то с ногами или спиной, я не знаю. Она не выходила из дома, и за несколько лет очень сильно располнела. Настолько сильно, что по дому ходила с палочкой. Вряд ли она могла убежать далеко сама. Если только на машине. Надо проверить, стоит ли их старенький жигуленок в гараже.
Я настояла, что поеду в Людково сама. Я не испугаюсь перелезть через забор и заглянуть в окно. Папа, дядя Серёжа и Рома поехали со мной.
Действительно, в Людкове не было видно ни одного человека. Как будто деревня полностью вымерла, а жили в ней человек триста. Куда же они все делись?
– Да прячутся, наверное, – сказал муж.
Мы подъехали к дому Лёни. В окнах не было видно никакого движения. Я постучала в дверь. Тишина.
– Лёня! Теть Оль! – покричала я. – Вы дома? Скажите, что происходит? Можете не открывать, просто скажите через дверь, почему вы не выходите?
Никто не ответил. Дверь была закрыта на ключ. Я обошла террасу и подошла ко второй двери со стороны двора. И вот везение! Она оказалась открыта.
Зайдя на террасу, я шепнула:
– Лёня, тетя Оля…
Мне стало страшно. Вдруг они все-таки в доме. И мне было жутко от того, что я могла там увидеть.
На террасе все выглядело обычно. Аккуратно застеленный диванчик, ведра с водой на полу, у двери в дом стоят мужские ботинки. Я постучала в дверь, которая вела внутрь дома. Тишина. Подошел папа и медленно открыл ее.
– Алёха, ты дома? – спросил он.
Распахнул дверь шире и вошел. Я за ним. Но никто к нам не вышел. Дом оказался пустой. Шкаф открыт. Какие-то вещи разбросаны на полу и на диване. На кухне опрокинутый лежит стул. Этот дом покидали в спешке.
– Машины нет в гараже.
В дом вошел дядя Серёжа.
– У соседей тоже нет машины. Они уехали все.
Мы решили проверить другие дома. Оказалось, что во многих из них двери не были заперты. Мы входили внутрь и видели одну и ту же картину: открытые шкафы, кругом разбросаны вещи, у кого-то на столах недоеденные обеды.
– Они сбежали, – тихо сказала я. – Но почему мы об этом не знаем? Почему к нам никто не заехал?
– Что будем делать? – спросил муж.
– Если они убежали, то им еда не нужна, – твердо сказала я.
– Ага, а если они вернутся скоро? – уточнил Рома.
Мы долго думали, как нам правильно поступить, и решили, что если мы из холодильников возьмем то, что скоро может испортиться, то на нас сильно не обидятся. Все равно пропадет!
Мы снова вернулись к Лёне в дом. В холодильнике нашли закрытый пакет молока, кастрюлю супа, который плохо попахивал уже, высохшие макароны, две банки рыбных консервов и замороженную курицу. Я вылила суп и выбросила макароны за двор. Если они вернутся, то им не придется отмывать заплесневелые кастрюли. Остальное мы решили забрать.
Я знала, где они хранят заготовки на зиму. В коридоре мы откинули ковер и открыли люк в полу, который вел в глубокий подвал. Тетя Оля всегда любила закрывать много разных банок: с вареньем, с солеными огурцами и помидорами, квашеную капусту и лечо. Она делала такие большие запасы, что им хватило бы на несколько лет. Мы взяли несколько банок разных солений, но сильно не наглели.
На столе я оставила записку, что в доме были мы. Просила нас извинить. И что потом обязательно все отдадим, когда они вернутся. Просила сообщить об их возвращении.
Так же мы сделали еще в пяти домах. Брали немного и то, что долго храниться не может. У кого-то брали один-два пакета крупы, у кого-то консервы или мясо из морозилки, у кого-то соленья и конфеты. Детей ведь тоже надо было порадовать. Я нашла несколько пачек сигарет и две бутылки водки. Не думая, взяла и их. В каждом доме оставляла записки. Деньги оставлять не стали на случай, если сюда придет кто-то чужой.
Нам удалось собрать еды целый багажник.
– Может, все-таки вскрыть один из магазинов? – предложила я. – Их тут четыре. А то в чужих домах как-то неудобно брать еду. Нас потом посадят.
Папа засмеялся.
– Кто? Больные с красными глазами? И в наказание будут нас зацеловывать? А за магазин нас не посадят?
Все посмеялись. Но в каждом взгляде были сомнение, тревога и страх.
– Вы понимаете, что нам этого надолго не хватит? – продолжила я. – А в магазинах тоже есть много продуктов, которые быстро испортятся. А зачем им пропадать?
– Давайте посоветуемся с остальными, – предложил муж.
Так и решили сделать.
На этот раз даже мама не спорила. Неуверенно, но согласилась, что лучше вскрыть дверь магазина. И также оставить записку. А когда вернется хозяин, то сразу за все заплатим.
Мы даже не представляли масштаба катастрофы, которая происходила в мире! Если бы знали, что там творится, то не сомневались бы, брать или не брать, что брать и сколько.
Наш дом разделен на две половины. В каждую есть отдельный вход. За стеной живет баба Нина и ее сын Толик. Баба Нина очень добрая и милая старушка. Раньше всегда угощала моих мальчишек конфетами, а я ей в благодарность приносила из леса то чернику, то ведро опят. Толику совсем немного оставалось до пенсии. Он, как и его мама, очень добрый и веселый человек. Часто выпивал и становился еще добрее. С соседями нам повезло. И я с радостью поделилась с ними продуктами, которые мы привезли в этот день. А сестре Ольге дала две пачки сигарет и конфеты для Кати.
Я была в доме у бабы Нины, когда в деревне погас свет. Следом прекратилась подача газа. Батареи остыли.
Мы понимали, что электричество больше не включат. Скорее всего, уже некому было его включать. И утром тем же составом отправились в магазин «спасать» продукты.
Папа за пять минут открыл дверь первого магазина. По жизни он был мастером на все руки. Ремонтировал квартиры, отделывал дома. У него всегда были клиенты, его ценили и уважали. Он мог починить все что угодно. И в нашей с мужем квартире сделал хороший ремонт. И в своей квартире у него всегда было уютно. Поставить замок или починить его – для него было не проблемой. Поэтому и вскрыть дверь он смог очень быстро. А точнее, он справился с замком обычным ломом.
Во всех четырех магазинах, что есть в Людкове, стояли сигнализации. Было несколько случаев краж, и хозяева магазинов старались уберечь свой товар. Но после отключения света сигнализации не работали. Да и приехать на их сигнал было уже некому.
В первую очередь мы брали продукты, которые могли быстро испортиться, из холодильников и морозильников. Мясо, рыбу, полуфабрикаты, масло, творог, пельмени, колбасу и сыр. А потом брали все подряд: крупы, консервы, шампуни. Лежали там и фонарики с батарейками, которые нам сейчас были ой как нужны.
Но в небольшой багажник автомобиля много не поместилось. Мы решили отвезти все домой и снова вернуться.
Садясь в машину, папа замер.
– Смотрите! – крикнул он.
Со стороны Москвы по шоссе мчался автомобиль. Это был военный грузовик. Не мешкая, мы бросились ему навстречу.
Автомобиль затормозил возле нас. Оттуда выскочил солдат, парень лет двадцати.
– Вы что тут делаете? Почему не уехали?
– А куда уезжать? – спросила я. – Где все люди?
– Их эвакуировали на Север. И вам надо бежать… Хотя уже поздно.
– Почему поздно? Почему на Север? Что происходит? Почему нам никто ничего не сказал? Мы живем в соседней деревне!
Мы заголосили, перекрикивая друг друга.
Парень сел в машину и в открытое окно сказал:
– Мужики! – посмотрел на меня. – И девушки. Бегите. Сюда идут зараженные. Их несколько миллионов. Миллионов! Они идут на юг. Замерзли, сволочи.
Парнишка хихикнул.
– Всех людей эвакуировали… Кого успели. Видимо, наши ребята не внимательно объезжали деревни. Но многие автобусы с людьми попали в засаду… Мы не ожидали, что толпа больных пойдет и этой дорогой. Наверное, юго-запад их тоже устраивает.
– А если мы просто спрячемся и переждем, когда они пройдут? – спросила я.
– Девушка, они заходят в каждый дом, а у закрытых дверей стоят по несколько часов. И если вы сможете без единого звука провести несколько дней, то вам повезло. Когда они вас услышат, уже не уйдут. Их слишком много. Своим напором просто выдавят дверь, и все. Мы не знаем, что у них в голове. Но мы точно знаем, что их главная цель – заразить всех на этой чертовой планете. Поняли? Так что удачи вам. Она вам понадобится.
Он махнул рукой и резко тронулся с места. Я еще так много хотела у него спросить! Куда он едет? Придет ли еще помощь? Куда именно эвакуировали людей? Как далеко зараженные? Когда они дойдут сюда? Можно ли уехать с ним?
Мы не знали, что нам делать. Стояли растерянные и смотрели вслед скрывшемуся грузовику.
Вернувшись в Алферьево, я закричала:
– У нас новости! Мы видели военных! Идите скорее все сюда!
Все жители забыли, что еще утром боялись нас. Они быстро собрались в центре деревни. Раньше на это место два раза в неделю приезжала автолавка с продуктами. Не все старики могли дойти до Людкова, чтобы купить продукты. И для них и других отдаленных деревень был организован передвижной магазин. Машина всегда останавливалась в центре деревни возле нашего дома, и жители собирались вокруг нее. Купив продукты, они еще долго стояли и разговаривали, сплетничали и обсуждали дела насущные.
И сейчас все собрались в этом месте возле нашей машины с продуктами. Как будто был обычный день, и в мире все было по-старому. Даже вредная Зинка пришла, но стояла в стороне. Побаивалась нас.
Мы рассказали о встрече с солдатом и о том, что сюда идет огромная толпа зараженных.
– Что будем делать? Уезжать? – спросил мой старший сын Ромик.
Моего мужа тоже звали Роман, и чтобы они понимали, к кому из них я обращаюсь, сына я называла Ромиком, а мужа просто Рома. Ромик обнял свою девушку Нику. Было видно, что она сильно напугана. Вдали от своих родителей, в мире, где творится хаос, ей было нелегко. Она почти ни с кем не общалась и старалась не отходить от моего сына.
Я подошла к ним, ободряюще улыбнулась Нике.
– Поехали в Лесутино. До него семь километров, может, они туда не дойдут, а пройдут по шоссе. Завалим дорогу деревьями. Может, их это остановит. Мы не знаем, как они думают. Вдруг повезет, и этих препятствий будет достаточно.
– А если нет? – спросила баба Нина. – Может, лучше в погреб?
– Несколько дней в погребе? Мы там замерзнем, и дети не смогут там сидеть тихо, – ответила мама.
Мы понимали, что бежать на юг, куда идут больные, нет смысла. Бежать на Север сквозь них – глупо. Мы не пробьемся через миллионную толпу. Прятаться дома – очень опасно. Дети не смогут сидеть тихо несколько часов, а несколько дней тем более. Они будут плакать от страха, просить есть и просто могут захотеть в туалет. В погребе мы замерзнем. В лесу постоянно придется жечь костры, этим мы привлечем внимание. Других вариантов мы не знали.
Все были растеряны.
Зинка не стала ждать нашего решения. Бросилась в свой дом, закрылась там и занавесила окна. Я хотела ее остановить, но мама сказала:
– Она одна. Сможет сидеть тихо. Не трать на нее время. Выживет. Такие всегда выживают.
Мы решили ехать в Лесутино. Но не все согласились с этим. Три семьи спрятались у себя в домах. Мы пытались их отговорить, ведь у них тоже были маленькие дети. Но они не стали нас слушать и разошлись.
Прихватив теплые вещи и еды дня на три-четыре, мы запрыгнули в машины. Нас было двадцать семь человек вместе с детьми.
Лесутино – маленькая деревня в семи километрах от шоссе, за нашей деревней. Там стоит десять домов. Летом во всех домах живут дачники, а осенью только две старушки, одна женщина и один мужчина. Мужчину зовут Женя. Он друг дяди Серёжи.
В Лесутино тоже не знали, что всех эвакуировали. Приехав к Жене, мы все рассказали. Он не стал задавать много вопросов. Быстро распределил нас по домам, собрал старушек у себя и выдал всем мужчинам топоры и пилы.
– Пойдемте, – твердо сказал он. Мужчины ушли валить деревья, чтобы перекрыть ими дорогу. Даже Ромик отправился с ними, ведь он уже не был мальчиком и предпочитал работать наравне со всеми.
А старушки сказали:
– Да, видели мы новости, что творится в городах. А нам-то что? Это же в городах. Мы живем среди лесов, какое нам до городских дело?!
Мы пытались объяснить, что это касается всех жителей: и городских, и деревенских. Ведь больные давно вышли из городов и теперь разгуливают по деревням. А старушки отвечали:
– Городские слабенькие, болезненные все. Пока дойдут досюда, издохнут!
Не стали мы с ними спорить, просто попросили сидеть тихо. Старушки демонстративно обиделись, но сидели молча. Нам же как раз это и требовалось.
Я попала в дом бабы Кати, которая умерла несколько лет назад. Она была бабушкой моей двоюродной сестры Ольги. Старенький дом. Пол скрипел, печь облупилась, кровати отгорожены занавесками, а запах в доме стоял затхлый.
Ольга и ее мама, тетя Валя, затопили печь. Так как в доме никто не жил, температура в нем была такая же, как на улице. С нами расположилась Ольгина дочь Катя, мои младшие сыновья и Ника. Муж и Ромик должны были вернуться после того, как закончат с деревьями.