Сказка русского лица. Икона Богоматери в русской литературе

Владимирский собор построен в Киеве к 900-летию крещения Руси. Весь архитектурный облик его создан в древневизантийской традиции. Это сказалось в общей художественно-монументальной манере росписей, выполненных В.М.Васнецовым. Имя Васнецова (1848—1926) известно каждому русскому человеку. Его картины любимы и почитаемы и простыми людьми, и тонкими глубокими ценителями нашего искусства, каким являлся П.М.Третьяков, собравший в залах своей замечательной галереи основные произведения художника. Его полотна «Богатыри», «Витязь на распутье», «Баян», «Иван Грозный» положили начало прекрасному периоду русской живописи, посвященному истории России, ее глубинным корням. Под влиянием творчества Васнецова целая плеяда руских художников, таких как М.А.Врубель, М.В.Нестеров, И.Я.Билибин, А.П.Рябушкин, обратились к исконно русской, древнеславянской культуре. Основу духовной творческой жизни Васнецова составляют его работы на религиозные темы, росписи православных храмов.

В начале 60-х годов Х1Х века он, будучи совсем еще юным учеником, занимается рисованием в Вятской духовной семинарии. По-настоящему серьезное обращение к евангельским сюжетам происходит в Академии художеств, где он в 1870 году получает Большую серебряную медаль за графическую композицию «Христос и Пилат перед народом». 60-е годы Х1Х века отмечены повышенным интересом к проблемам национального искусства, который связывают с подъемом национально-освободительного движения. Оно способствовало развитию национального самосознания, определило расцвет культуры, оказало влияние на историческую науку. В середине Х1Х века складывается русская школа археологов, публикуются описания памятников древнего Киева и других культурных центров, производятся обмеры и зарисовка храмов, расчищаются фрески. Тяга к национальным основам проявилась в творчестве художников многогранно: в формировании искусства, отражающего современность в картинах бытового жанра; по линии создания исторической живописи (Репин, Суриков); в деятельности по возрождению народных промыслов (Абрамцево, Талашкино).Тяга к национальным началам проявилась в музыке (Мусоргский, Бородин, Римский —Корсаков); в сфере религиозного искусства. В церковных росписях, за которые горячо брались Васнецов, Нестеров, Поленов (в Абрамцеве им создана церковь по проекту В. Васнецова),были сделаны попытки возродить величественное искусство средневековой фрески и иконописи, поднять его к подлинному монументализму. Васнецов был убежден, что именно в религиозной живописи, в силу прочности верований в народе, художник может по-настоящему служить народу, воспитывать его нравственные чувства, интерес к прекрасному.

После учебы в академии молодой художник работает над росписью церкви в Абрамцеве, построенной по его проекту в традициях древнерусского зодчества. Именно в Абрамцеве объединяются и творят художники его школы. Для церкви в Абрамцеве В. Васнецов пишет икону «Благодатное небо». Художник Нестеров в одном из писем передает впечатление от нее: «Эта вещь может объяснить Рафаэля. Фоном служит безвоздушное пространство, бесконечное небо, и по нему-то летит чудное, божественное, идеально непорочное создание; в руках благодатной Марии Божественный Младенец с протянутыми руками, с выражением бесконечного желания быть среди людей, учить их и страдать за них.

Зритель видит, что еще немного – и видение исчезнет, оно осязательно удаляется от земли и приближается к небу, к раю, к Богу. На него хочется смотреть, и боишься потерять его из виду (М. В. Нестеров Письма, с.35).

Идею «Сикстинской Мадонны» выражает А. К. Толстой в своем стихотворении «Мадонна Рафаэля».

 
Склоняся к юному Христу,
Его Мария осенила;
Любовь небесная затмила
Ее земную красоту.
 

В России была и своя традиция иконы «Благодатное небо». Образ, который являет Божью Матерь в полный рост с Младенцем на левой руке сходящей с облаков, находился в Смоленске. Когда литовский князь Витовт «приласкал» город, она вместе с многими старинными иконами греческого письма отдана была дочери Витовта Софье, ставшей супругой московского князя Василия Дмитриевича (1389—1425г.г.), и поставлена в Московском Архангельском соборе по левую сторону царских врат. В Смоленске же при строительстве Успенского собора (ХУ111 век) был написан запрестольный образ Богоматери Царицы Небесной с Младенцем Христом на руках, в окружении ангелов стоящей в облаках, уже в манере 18 века, воплощавшей царственность и величие.

В 1885 году Васнецов приступает к самой значительной своей работе – грандиозной росписи Влдимирского собора. Многие иконостасы православных храмов, построенных на рубеже 19—20 веков, украшает икона, написанная именно с образа Богородицы с Младенцем, созданного Васнецовым в центральной апсиде Владимирского собора. Во всем облике Богородицы чувствуется неодолимая духовная сила и величественность, характерные для византийской традиции, и вместе с тем это несомненно русский образ, истоки которого восходят к вершинам национальной иконописной школы. Идущая по облакам Матерь Божия по-настоящему парит на золотом фоне апсиды

 
Не ветры осыпают пущи,
Не листопад златит холмы.
С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
 

С. Есенин.1914г.

Художественное пространство стихотворения Есенина организовано таким образом, что Богородица («Возлюбленная Мати») одновременно парит в вышине, легко ступая по облакам, и приближается к земле, опускается на нее, идет по ней, незримо присутствует, озаряя все вокруг светом любви и сострадания. Такого эффекта добивается и художник.

Независимо от Васнецова, в прямой или опосредованной зависимости от него создавалось это стихотворение Есенина? Важна их близость как выражение национального духа в трактовке образа.

Перед этим образом сейчас находился возвратившийся из эмиграции В. Шульгин:

«Владимирский собор был открыт… Матерь Божия стояла там во весь свой Божественный рост. Все переменилось: рухнули троны, ушли и погибли цари, самой России не стало… Но есть нечто непреходящее

 
Царица, Вечная Царица,
Народов всех и всех племен…
 

Она стояла все та же, как и тогда, когда впервые я ее увидел еще мальчиком. Такие же были обведенные глаза, которые знают все, и такие же были скорбные губы, которые молят за всех… всех, всех, всех…

Ты у Христа-Царя – Денница.

Такая же Она была, когда я молился здесь, уезжая к «Деникину». Все те же были глаза, все видящие, когда я пришел сюда обратно, с «Деникиным». И все так же молились скорбные губы за всех, всех, всех, когда недостойные удержать святой город, мы, деникинцы, ушли «в рассеянье». (с.105).

В Софийском соборе «в каком-то углу возились с какой-то переделкой. Постояв перед Нерушимой Божьей Матерью и перед удивительным иконостасом, достигнувшим предела завитушечности и ухищрений, я сел на скамью там, где было почти темно. Направо от меня лампада таинственно горела над ракой Святого. Прямо передо мной светил главный купол. Было очень холодно в нетопленом храме. Но я просидел долго, долго…

Молился? Может быть. Иногда размышления и молитва – одно и то же… Вне этого векового полутемного храма, где легко сосредотачивается мысль, солнце мощно горит над городом, играя всеми переливами жизни.

Куда идет эта жизнь?

Я почувствовал это позже – сильнее… Но и сейчас мне уже было ясно: Россия встает. Лихолетие позади. Много утрачено в ужасе последних лет. Но главная стена, алтарная стена России, выдержала, устояла, как устояла эта – Нерушимая… И сейчас дело не в том, чтобы расписывать горести Батыева нашествия, которое кончается, а в том, как восстановить храм, как достроить, вокруг Нерушимой, недостающие стены?

Постройка идет уже и сейчас вовсю. Разумеется, она отошла от старого византийского стиля. На уцелевшие стены надевается новый покров, столь же отличный от старого, сколько барокко не похоже на строительство Ярослава Мудрого.

Но таково требование жизни. Эта глупая советская власть воображает, что она что-то делает по своей воле и разумению, по своим «планам». Вздор. Это только видимость. На самом деле, смирившись, она делает то, что повелевает жизнь…

Да. Но жизнь латает, как умеет. Вот на месте древнего Ярославового Собора, разрушенного монголами, люди, которые хотели молиться, а не что-то кому-то «доказывать», построили этот храм, как умели. Они уже разучились в то время строить византийщину и потому строили по тем образцам, какие у них были. И создался храм, и люди молились, и был это живой храм, ибо его построила жизнь.

Так будет и с Россией. Вставая из-под обломков социализма, она будет строиться «как можно». Но это послереволюционное «как можно» будет иное, чем то, что было прежде. На древнее Ярославово основание жизнь оденет какое-то новое барокко.

И можно молиться об одном: чтобы это соединение нового и старого удалось так же прекрасно, как в этом храме, который посвящен Святой Мудрости…» (с.118—119).

В книге В. Шульгина «Три столицы» звучит призыв ко всем… всем, всем… всем: «Изгнанники всех концов земли! Мечтая о добре, не будьте сами злы. Ибо не могут быть сухая вода, светлый мрак, холодное тепло и белое не может быть черным… Нельзя вам мечтать о кровавой расправе, о личной мести и о тому подобных, кой-кому из вас приятных предметах…

Когда вы это делаете, то включаетесь в вихрь Зла. Думая, что служите своему делу-Белому, Правому, Божественному, Святому, Созидательному, Хорошему, Светлому, Чистому, -на самом деле крепите Черное, Неправое, Сатанинское, Грешное, Разрушительное, Гадкое, Грязное…»

«Привет вам, зодчие! Созидатели жизни!…Проклятие всякого времени разрушителям! Анафема им из рода в род. Тяжкий подвиг созидания, восстановления, воскрешения из праха да будет благословен во веки веков…» (120—121).

Так говорила Айя-София. Так говорила Оранта.

С Киевской Оранты были сделаны списки, распространившеся по Руси. Оранта Ярославская (12-начало13в.в.). Найдена в Спасо-Преображенском монастыре в Ярославле, находится в Третьяковской галерее. Видимо, с Оранты в Киеве. Предполагают, что писал прославленный Алимпий – инок Киево-Печерского монастыря. Молящаяся -Великая Панагия (Святая Заступница) на золотом фоне спокойно и торжественно стоит в темно-вишневом омофоре. Маленькие руки с раскрытыми ладонями подняты, на груди в круге – Младенец. В верхних углах – два архангела. Линии настойчивы и властны. Удивительно нежное лицо; выражение покоя; в сумрачных тенях печальные глаза, которые явственно косят. Эта неправильность взгляда намеренна, увеличивает впечатление грусти, придает взгляду живость; кажется, зрачки дрожат, перебегают.

Богоматерь предстает в этой иконе величавой, с золотым медальоном, с образом Спаса Эммануила. Отрок Христос окружен золотым сиянием. Такой золотой медальон в византийской и древнерусской традиции получил название «Непреоборимый щит» – изображение, рождающее ощущение победы добра над силами зла.

Вот об этой победе добра над силами зла писал Н. Клюев в стихотворении «Нерушимая стена» (1928—1930). Клюев пришел в поэзию из Олонецких лесов (ныне территория Вологодской области),из края сказителей, создателей былин, иконописцев, старообрядцев, хранителей древних образов, церковных книг, фольклорных традиций. Он глубоко осмысливал философию русской веры в ее соотношении с русским бытом, русской историей, культурой, русской природой, религиями других стран, космосом. Человек удивительной цельности воззрений, он пришелся не ко двору новым «хозяевам жизни». Они требовали от поэтов славословий и барабанного боя в честь новой власти, а он писал о Сирине-птице радости русских духовных стихов, об удивительном Китоврасе – сказочном звере с золотыми рогами и крыльями, который ходил только прямо, без которых не было бы у нас ни Пушкина ни Лермонтова. Его объявили певцом косности и рутины, кулацким поэтом, вытеснили из литературной жизни, перестали печатать, в 1934 году арестовали и выслали в Томск, в1937 году расстреляли. А он назвал новую власть «ведьмой с мызглым подолом», у которой кроваво-красный рот, как у упившегося упыря. Новые правители России, претендующие на роль «рогатых» пророков нового рая на земле (в древнерусской традиции «рогатый» означает «мудрый»), на деле оказываются лишь буйным бодливым стадом; разница между ними и истинной мудростью столь же велика, сколь велико различие между образованной, умной греческой царевной Софьей Палеолог, ставшей женой московского царя Ивана 111,способствовавшей развитию просвещения и мудрого правления, и грязной распутной ведьмой с кровавленным ртом.

Россию своего времени поэт уподобляет древней Руси, полоненной поганой ордой: «Христиане, не зная коварства татар, выходили им навстречу с крестами, и все были избиты»; «И был плач и вопль во всех городах и селах» (из Тверской летопи); «О, злее зла честь татарская! Даниил Романович, великий князь, владел вместе со своим братом всею русской землей…, а ныне стоит на коленях и называет себя холопом!.. И сказал ему Батый: «…Пьешь ли черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?» Даниил сказал: «До сих пор не пил. Сейчас, раз велишь, выпью». Тот сказал: «Ты уже наш, татарин. Пей наше питье». «Их злобе и коварству нет конца. Ярослава, великого князя Суздальского, уморили отравой, Михаил Черниговский и его боярин Федор, не поклонившиеся кусту, были зарезаны ножом… И иные многие князья и бояре были убиты» (Галицко-Волынская летопись).

Николай Клюев. Нерушимая стена

 
Рогатых хозяев жизни
Хрипом ночных ветров
Приказано златоризней
Одеть в жемчуга стихов.
 

1928—1930

С именем Алимпия, иконописца, инока Киево-Печерского монастыря, связана Печерская икона Богоматери. Киево-Печерская лавра была основана на том месте, где некогда автор «Слова о Законе и Благодати» Иларион выкопал себе пещеру на берегу Днепра. Когда Иларион был избран митрополитом, в его пещере поселился преподобный Антоний, который еще юношей, желая посвятить жизнь Богу и служению Ему, отправился в Святую землю, посетил Афонскую гору и там в одном из монастырей принял иноческое пострижение. С благословения старца, постригавшего его на Афоне, он возвращается на родину, задумав создать свой монастырь. Слава о нем распространяется среди окрестного населения, и к нему начинают собираться люди, желавшие уединения и подвижнической жизни. Создается подземное монашеское братство, строится деревянная церковь в честь Богородицы. Сюда, как полагают, после смерти Ярослава Мудрого (1054г.) возвращается с митрополичьей кафедры Иларион уже под именем Никона. Здесь он работает над «Киевским летописным сводом», вошедшим, по предположениям исследователей, в «Повесть временных лет», первая редакция которой принадлежит монаху того же монастыря Нестору. Эпизоды «Повести» о принятии Владимиром христианства, выборе веры, в особенности речь Философа о сущности православия перекликаются со «Словом о Законе и Благодати».

О первых годах лавры рассказывает «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского», написанное в 80-е годыХ1 века летописцем Нестором. Оно привлекает обилием ярких картин мирского и монастырского быта Киевской Руси. Сам Феодосий, в прошлом смиренный нравом отрок, терпеливо сносивший побои матери, издевательста сверстников, принятый Антонием и постриженный в монахи великим Никоном, становится деловитым хозяином монастыря и политиком, смело вмешивающимся в княжеские распри, оставаясь подвижником, который носил нищенскую одежду, дни проводил в трудах и деяниях, не чуждаясь самой черной работы, чужд был стяжания, наставляя в этом монахов личным примером и строгим наставлением. Он ввел в монастыре самый строгий монастырский устав. Монахи предстают в житии вполне земными людьми: они с трудом примиряются с суровым монастырским уставом, уступают своему игумену в трудолюбии, смирении, благочестии. Даже в описаниях чудес и видений Нестор умеет найти выразительные детали, создающие впечатление достоверности изображаемого. Многие эпизоды жития связаны с именем Богоматери, Ее праздниками, церковью Богоматери, Ее иконами.

Однажды, когда готовились к празднику Святой Богородицы, не хватило воды. Келарь Федор сказал Феодосию, что некому наносить воды. Блаженный поспешно встал и начал носить из колодца воду.

Некий боярин, отправляясь с князем против вражьей рати, пообещал в мыслях своих: если вернусь домой невредимым, пожертвую Святой Богородце в монастырь блаженного Феодосия 2 гривны золота и оклад прикажу выковать на икону Святой Богородицы. Вернувшись с битвы невредимым, забыл обещание. Несколько дней спустя услышал во сне голос, зовущий его по имени. Он вскочил и сел на ложе. И увидел перед кроватью своей икону Святой Богородицы, бывшую в монастыре блаженного. И голос от иконы исходил: «Почему же, Климент, не дал ты Мне того, что обещал? Ныне же говорю тебе: поспеши исполнить свое обещание!«Изрекла это икона Святой Богородицы и стала невидимой. Тогда тот боярин, испугавшись, взял, что было обещано, понес в монастырь и отдал блаженному Феодосию, а также оклад сковал для иконы Святой Богородицы.

Настали как-то праздники Успения Святой Богородицы, и надо было праздновать его в церкви, а не хватило деревянного масла, чтобы залить в лампады. Эконом обратился к игумену Феодосию со своей нуждой, на что тот ответил: «Подождем немного, помолимся Богу, и Он подаст нам сегодня деревянного масла с избытком». Уже настал вечер, когда неожиданно какой-то богач принес в монастырь огромную корчагу, полную деревянного масла. И заправили все лампады, и осталсь еще большая часть масла. И так устроили на следующий день светлый праздник Святой Богородицы.

Феодосий, исполненный духа святого, задумал по благодати Божьей переселиться на новое место и,с помощью святого духа, создать большую каменную церковь во имя Святой Богородицы и Приснодевы Марии. Старая же церковь была деревянной и не могла вместить всей братии.

Когда умножилась числом братия, нужно было расширить монастырь и ставить новые кельи. Разрушена была монастырская ограда, и не сторожил никто монастырь. Ночью пришли разбойники. Считая, что в церкви скрыто богатство монастырское, они устремились прямо к ней, но услышали голоса поющих в церкви и увидели яркий свет. Подумав, что это братия поет вечерние молитвы, отступили и решили подождать. Так ждали они всю ночь. Утром, когда собралась братия и начала петь утренние псалмы, разбойники бросились на них, словно дикие звери. Внезапно совершилось чудо: отделилась от земли церковь вместе со всеми бывшими в ней и вознеслась в воздух, да так, что и стрела не могла до нее долететь. Разбойники, увидев это, пришли в ужас и трепеща возвратились к себе домой. А молившиеся в церкви и не заметили, что совершили такое путешествие. Атаман разбойников приходил к блаженному Феодосию покаяться и рассказать как было.

Такое же чудо видел один из бояр, когда ехал в 15 поприщах от монастыря. Вдруг увидел он церковь под самыми облаками. Поскакал посмотреть, что это за церковь, и когда приблизился к монастырю Феодосия, то прямо на его глазах опустилась церковь и стала на свое место. Объяснение этому чуду, вероятно, кроется в самом архитектурном облике православного храма, где верхняя часть с куполом повторяет нижнюю. На восходе солнца утренний туман скрывает нижнюю часть, а верхняя с куполом как бы парит в облаках.

Перед смертью Феодосий отослал всех от себя, но один монах, который всегда служил ему, проделав небольшую дырочку, следил через нее: «И вот встал блаженный и склонился ниц, моля со слезами милостивого Бога о спасении души своей, всех святых призывая на помощь, а всего более – Святую Владычицу нашу Богородицу, и молил Ее именем Господа Бога Спасителя

нашего Иисуса Христа о стаде своем и о монастыре (143).

С именем Богородицы в «Житии Феодосия» связаны светлый праздник души, поэзия души, идеи нестяжательства, опрощения, отвержения гордыни, алчности, разбоя, излишней житейской суеты, идеи верности данному слову, заботы о людях-братьях.

Если «Житие Феодосия» в центре имеет фигуру прославленного игумена, то тесно примыкающий к нему «Киево-Печерский патерик» -это сборник новелл, посвященный жизни и чудесам киевских монахов. Начало ему положила переписка епископа владимирского Симона с Поликарпом, иноком Печерской лавры (первая четверть Х111 века).Окончательный текст сложился к середине ХУ века. А. С. Пушкин в письме к Плетневу (апрель 1831г.),говоря о «Киево-Печерском патерике», « восхищался в нем прелестью простоты и вымысла“, считал его прекрасным источником сюжетов для русских баллад. Сами названия частей патерика показывают, какое место занимает в нем тема Богоматери: „О создании Печерской церкви Святой Богородицы“, „Об Иоанне и Сергии чудо необычное в Божественной Печерской церкви, свершившееся перед чудотворной иконой Богородицы“, „О первых святых и блаженных черноризцах печерских, которые в доме Пречистой Божьей

Матери, в святом монастыре Печерском, просияли божественными добродетелями, постом, бдением и даром прорицаний» и др. Здесь мы встречаем рассказы об истории обретения икон монастыря: чудотворную икону Успения Богородицы принесли византийские мастера, строившие храм, из Влахерна под Константинополем; Печерская —Нерукотворенная икона Богоматери сама собою образовалась на стене алтаря перед изумленными иконописцами. Свенская-Печерская, по преданию, написана преподобным Алимпием (Алипием),который учился иконописному художеству у византийских мастеров, украшавших в Киеве Великую Печерскую церковь. О знаменитом киевском иконописце рассказывается, что он умолял своих друзей приносить к нему обветшавшие иконы, и, «она обновив, поставляли на своих местах», причем делал это безвозмездно- «да не празден будет». Алимпий изобразил Божию Матерь сидящей на престоле, на коленях у Нее-Младенец Христос, справа и слева от престола-основатели лавры, преподобные Антоний и Феодосий. До 1288 года икона находилась в Киево-Печерском монастыре, а потом была перенесена в Брянский Свенский монастырь, прославилась исцелением слепых, бесноватых, заступничеством от врагов.

Традиция изображения Богородицы на престоле широко распространена в России: это и «Всецарица», и «Державная», обретенная в селе Коломенском в год отречения Николая 11 от престола, и «Похвала Богоматери», где сидящая на престоле Богородица окружена святыми и праведниками со свитками в руках, и Большая икона Толгской Богоматери, находящаяся в Третьяковской галерее, которая чудесно явилась ростовскому святителю Прохору на правом берегу Волги напротив впадения в нее реки Толга.

В древнерусской литературе нет произведения, в котором Богоматерь так или иначе не присутствовала.

«Слово Даниила Заточника» (11—13в.в.) – интересное, загадочное, исключительно своеобразное произведение домонгольской Руси больше, чем какое-либо другое этого периода, опирается на явления русского быта. Автор как бы щеголяет своей грубостью, нарочитой сниженностью стиля, не стесняясь бытового словаря. Порой перед нами явно проступают скоморошьи приемы. В «Слове Даниила Заточника» имя Богородицы возникает как противовес образу «злой жены», «злой женщины»и пример для доброй. «Послушайте, жены, слова апостола Павла… Жены, стойте в церкви и молитеся Богу и святой Богородице… А вы, мужья, в законе храните жен своих, ибо нелегко найти хорошую жену. Хорошая жена-венец мужу своему и беспечалие, а злая жена-горе лютое и разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом своего мужа истощает. Лучше в дырявой ладье плыть, нежели злой жене тайны поведать. Лучше камень бить, чем злую жену учить; железо переплавишь, а злой жены не научишь. Ибо злая жена ни ученья не слушает, ни церкви не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает…

Что такое жена злая? Торговка плутоватая, кощунница бесовская. Что такое жена злая? Людская смута, ослепление уму, заводила всякой злобе, в церкви сборщица дани для беса, защитница греха, заграда от спасения.

Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле? Всех тех злее злая жена. Нет на земле ничего лютее женской злобы…

О, злое, острое оружие дьявола и стрела, летящая ядом!

У некоего человека умерла жена; он же по смерти ее начал продавать детей. И люди сказали ему: ««Зачем детей продаешь?» Он же ответил: «Если родились они в мать, то, как вырастут, меня самого продадут».

Вот от такого исчадия ада заслоняла в быту мужчин и женщин Богородица.

«Поучение Владимира Мономаха» (1117г.) заканчивается молитвой, в которой звучит обращение к Богоматери-защитнице городов русских: «Град свой сохрани, Дева-Матерь чистая, который царствует честно под Твоим покровительством, пусть он Тобой укрепляется и на Тебя надеется, побеждает во всех битвах, сокрушает врагов и покоряет их. О Воспетая Матерь, родившая святейшее из святых Слово! Приняв нынешнее приношение, защити нас от всякой напасти и от грядущей муки – к Тебе взывающих. Молимся Тебе, рабы твои, и преклоняем колена сердца нашего: склони ухо Твое, Чистая, и спаси нас, вечно в скорбях погруженных, и соблюди от всякого пленения вражеского Твой город, Богородица!.

Дева Пречистая, не искушенная браком, Богом обрадованная, верующим наставление, спаси меня, погибающего и к Сыну Твоему вопиющего: «Помилуй меня, Господи, помилуй!»

Если хочешь судить, не осуждай меня на вечный огонь, не обличай меня яростью своею -молит Тебя Дева Чистая, родившая Тебя, Христе, и множество ангелов, и мучеников сонм».

Следуя принципу сопоставления иконописи и текста произведения, мы заметим, что в этой молитве присутствует икона Богоматери, а также во второй части просмативается Деисусный чин-моление при картине Страшного Суда, где Бог-судья, Христос-обвинитель, Божья Матерь-заступница рода человеческого. Все «Поучение Владимира Мономаха» прочитывается не только как дидактика (наставление), но как горячая исповедь воина и правителя, прожившего большую, сложную жизнь и сейчас перед лицом смерти готовящего свою душу к переходу в иной мир, стремящегося передать свой духовный опыт, очиститься от житейской скверны.

Автор «Поучения» Владимир Мономах (1053—1125) -один из самых талантливых и образованных русских князей домонгольской поры. Он был князем черниговским, затем переяславским (Переяславля Южного), а с 1113г.-киевским.

Комментаторы «Поучения» пишут, что «град, упоминаемый в молитве, – Киев, покровительницей которого считалась Богоматерь» Но Киев здесь не назван, что позволяет более широко толковать слова «град свой», ведь и все «Поучение» Мономах обращал прежде всего к своим детям, но также и к тем, кто будет его слушать: «Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку…», т.е. придавал ему более широкое общественное значение.

В удельном княжестве Владимира Мономаха был, например, Смоленск. В 1046 году из Греции пришла икона Богоматери Одигитрия, которую князь перенес сюда— это была икона его бабки. Древнейший город, обратившийся к христианству задолго до официального принятия православия в Киеве. В 1Х веке здесь проповедовали создатели русской азбуки Кирилл и Мефодий, просвещавшие Волынь и Смоленск, ставший крупным центром книгописания.

Его авторитет как религиозно-просветительского центра укреплен такими именами, как уроженец Смоленска Иаков Мних (монах Иаков), которому принадлежит одна из редакций жития первых русских святых Бориса и Глеба, а также «Память и похвала князю Владимиру» о причинах, подробностях и обстоятельствах крещения Руси.

В 1147 году вторым после Илариона русским митрополитом был избран уроженец Смоленска Климент Смолятич. «И был он книжник и философ такой, каких в Русской земле не бывало», – говорится в Ипатьевской летописи. В Х11 веке преп. Авраамием Смоленским было положено начало русскому старчеству. Он открыл двери своей кельи для приходящих, и со всей области к нему шли за советом и духовным наставлением.

Святыня города и оборона его, икона, принесенная Мономахом, получает название Смоленская Одигитрия. В честь нее строится церковь Богородицы, где стоял престол князя. Возвращаясь из похода в родной город, князь обычно ехал в главный храм своего княжества вознести благодарность Богу: «…и вшед Давид в церковь Святые Богородица и седе на столе деда своего и отца своего» (Ипат. лет. под1180г.)

Это тот самый Давид, к которому обращается Святослав в «Слове о полку Игореве»: «Ты, Буй Рюрик и Давид, не у вас ли воины по шеломы золоченые в крови плавали? Не у вас ли рыкает, словно туры, храбрая дружина, раненная саблями калеными на поле незнаемом? Вступите, государи, в злат стремень за обиду сего времени, за землю русскую, за раны Игоревы, удалого Святославича!» Битвы были жестокими и молитвы жаркими.