Благо, с вечера остыть не успела. Жар пошел быстро. Татьяна суетилась, готовя отвары для Маруси, чтобы не дать ей умереть от переохлаждения или от простуды. Никто не знал, сколько часов она пролежала на сырой, холодной земле.
– Я вчера из лесу, с березки смотрела за вами, когда вы… ну это… – смогла сказать Маруся, когда зубы ее перестали прыгать. – Только дождь шел сильный. Я не могла лететь. А потом сил не было. Вот я там и осталась…
– Ничего, девка, ничего, – успокаивала ее Вера Никитична, подливая в таз горячей воды, – ничего… Все образуется. Танюша вон вовсю уже тебе снадобья варит. Не даст помереть…
– А Павловна-то померла… – сказала девушка и разрыдалась.
– Ну, полноте… Пройдет… Все пройдет…
– А где Анастасия Петровна?
– Ей в баню не можно. Она пока тебе постель готовит чистую, теплую, перинку сейчас взобьет. И ты тут же согреешься! Намерзлась, наплакалась… Хватит с нас горя. Отогревайся, не захворай…
***
Еще год после тех событий немцы хозяйничали на Брянщине, полный год леса эти кровью пропитывались. Деревни рушились, скотина резалась, поля и огороды вытаптывались, люди гибли.
В усадьбу нелюди наведывались, и не раз. Благо, орудий так и не пригнали. Не знали немцы, что там их смерть может поджидать: то хворь находила на тех, кто захаживал, то сами себя убивать начинали, то сослуживцев расстреливали.
Пришлось из-за них баню спалить. Заблукали, видать, трое солдат германских в лесу. То ли партизан выискивали, то ли сами от них деру давали. Вышли они аккурат к усадьбе, ровнехонько к бане бабской, точно, как за год до них пришли двое раненых русских. В маленьком окошке бани горел свет: в предбаннике стояла керосиновая лампа. Приоткрыв дверь, фрицы увидели двух обнаженных женщин: одна была явно немолодой, а вторая годилась ей в дочери и фигурой обладала отменной.
То были Вера Никитична и Шура, дочка ее. Вдвоем мыться ходили, любили они наедине время проводить, разговаривать. Уж как немцы меж собою условились – неважно, но двое из них ухватили Никитичну, держа ее за руки и закрывая ей рот, а третий, с довольной и мерзкой улыбкой, надвигался на Шуру. Шура не реагировала – не впервой немец на нее позарился, смотрела на него равнодушно, не пытаясь прикрыться. Только в приоткрытую дверь, ведущую в предбанник, поглядывала. На окошко, где лампа стояла.
В предбаннике становилось все светлее, но немцы не обратили на это внимания. Затем раздался звук битого стекла: то лопнула лампа, не выдержав накала. Тут же дверь загорелась, огонь занялся мгновенно.
Неестественно быстро загорелся пол, от чего ноги фрицев вспыхнули, как смазанные керосином фитиля. Шура схватила мать за руку, выбежала с ней в предбанник и даже под немецкие предсмертные крики и ругательства успела схватить свою одежду.
Баня сгорела быстро и дотла. Вместе с тремя немецкими солдатами.
Это была не самая большая потеря, какую за годы войны в Брянской области понесла Ведьмина усадьба. Бабы погоревали и решили после войны перестроить ее.
После войны…
***
1951 год
Брянск возродился, как возрождался и весь Советский Союз. Каждый его дальний уголок оживал, словно исцелялись многочисленные раны на измученном теле.
Оживленный рынок, наконец наполненный товарами, платежеспособные покупатели, которые хотели приобрести все новое взамен тому, что забрала война…
Молодая женщина в новом драповом пальто и милой шляпке рассматривала в магазине детской одежды и обуви витрину с сапожками. Девочка в пальтишке, очень похожем на мамино, присела на небольшой пуфик, чтобы примерить выбранную мамой обувь.
За ними со стороны наблюдал мужчина: светловолосый, широкоплечий с ярко-голубыми глазами.
– Настя? – неуверенно спросил он, решившись подойти ближе.
Она подняла глаза. Перед ней стоял он, ее Паша. Только уже не ее: у него за спиной увлеченно выбирала одежду для новорожденных молодая девушка, на животе которой с трудом сходились пуговицы пальто.
– Здравствуй, – ответила Настя. – Неожиданная встреча.
– Ты прости, что не дал о себе знать, – скромно сказал мужчина. – Ты, верно, решила, что я погиб?
– Нет, Павлуша, – сказала Анастасия, – я знала, что ты жив. И не спрашивай, откуда. Просто знала. К тому же Иван с тобой полный год провел после того, как вы ушли. Рассказывал…
– Прости, Настя, – повторил он.
– Не стоит. Так было правильно. Так должно было быть.
– Мама, а кто это? – спросила девочка, примерявшая новые сапожки.
– А это, доченька, дядя, который воевал недалеко от того места, где мы живем, – ответила Настя, не сводя глаз с Павла. Он присел на корточки.
– Ну здравствуй, – сказал он девочке, – как тебя зовут?
– Ягарья Павловна, – гордо ответила та.
– Вот как… Ягарья Павловна… – задумчиво повторил мужчина.
– Да, я знаю, – сказала девочка, – все удивляются, когда впервые слышат мое имя. Мама назвала меня в честь очень близкой ей тети, с которой она раньше жила.
– Да меня больше не имя, а отчество твое заинтересовало… – признался Павел, глядя на Анастасию.
– Добрый день, – раздался писклявый голос, исходивший от невысокой девушки с опухшим лицом, что подошла к Павлу. – Павлуша, может ты представишь нас? – улыбка до ушей не сходила с радостного лица.
– Это…
– Анастасия Першакова, а это моя дочь, – протянула Настя руку пузатой и больно веселой молодухе, перебив Павла.
– Оксана, жена Паши, – ответила та.
– Очень приятно, – выдавила из себя подобие улыбки Настя.
– Вы давно знакомы? – спросил «колобок», как про себя именовала беременную девушку Анастасия.
– Познакомились на войне. Павел…
– Помнишь, Ксюша, мои шрамы? – теперь он перебил Настю. – Так это Анастасия Петровна и ее односельчане меня выходили, это же она самолично пули из меня доставала.
– «Односельчане…» – буркнула себе в плечо Настя.
– Ой, да что вы! – всплеснула руками Оксана. – Так это я вас должна благодарить за спасение моего мужа! Спасибо вам, Анастасия Петровна! Большое спасибо!
– Не стоит, правда, не стоит, – ответила Настя. – Давно это очень было, уж и забылось все…
– Ну вы говорите, а я отойду. Я такие распашонки отложила! Пойду куплю, пока никто не забрал!
Девочка на пуфике молча наблюдала за происходящим, не встревая, а Павел рассматривал ее, пока его жена знакомилась с той, которую он однажды полюбил. Девочка была красивой, годов восьми-девяти. На плечах лежали толстые темно-русые косы, а на новые ботинки смотрели ярко-голубые глаза.
– Мы пойдем, – сказала Настя, – посмотрим пока что-нибудь другое, а сапожки позже подберем.
– Настя, – перешел на шепот Павел, – если хочешь, посмотри мне в глаза. Просто посмотри, ведь ты можешь, я знаю. Внуши мне забыть Оксану, оставить ее и быть с тобой.
– Нет, Паша, не говори такого. Погляди, как она тебя любит. У вас вот-вот ребеночек появится. Молодая семья, вам Родину поднимать надо. Нет. Не проси такого и не думай даже об этом.
– Тогда сделай так, чтобы я забыл об этой нашей встрече.
– Несправедливо будет. Я-то не забуду. Нет. Нет и нет. Рада была повидаться, а теперь нам пора.
– Ягарья, Ягарья Павловна, – Паша присел снова возле девочки, всматриваясь в ее глаза, – ты такая красивая девочка!
– Спасибо, – кокетливо улыбнулась та и сделала поклон головой.
– Настя, она…
– Моя дочь. Ягарья – моя дочка. На этом все. Помоги жене выбирать распашонки, пока она весь магазин не скупила, – мило улыбнулась Настя.
Она вернула продавцу сапожки, уверив, что вернутся за ними чуть позже, и вышла с дочерью на улицу. На свежий воздух.
***
– Анастасия Петровна, Иван приходил, пока вас не было, – сказала девушка лет пятнадцати, войдя в дом.
– Спасибо, Наталочка, – ответила Настя, заплетая дочке косы, – чего он хотел?
– Принес ногу телячью, – довольно сказала та, – говорит, просто так. Уже порезана и в новый холодильник сложена.
– Молодец Иван, спасибо, что не забывает нас, молодцы и вы с девчатами…
– Это все тетя Маша, она скомандовала.
– Маруся может скомандовать, – улыбнулась Настя. – Да, хорошо стало, как электричество мы провели… Наташ, а что делать будешь, как школу окончишь? Ведь год остался. Может в город? Не думала?
– Вы меня прогоняете?
– Ни тебя, ни мамку твою, ни кого бы то еще. Но время другое нынче… Ежели надумаешь пробовать жизни большой, знай – я противиться не стану.
Настя вышла на крыльцо. Вышла, как Першакова Анастасия Петровна, хозяйка усадьбы. На ступенях сидела Татьяна и вышивала платок, рядом с ней, грея свой толстый полосатый бок под последними теплыми лучами солнца этой осени, спал старый Кузьма. На огороде женщины под чутким руководством Веры Никитичны убирали остатки урожая. К вечеру уже топилась новая большая банька, что была даже лучше прежней. Да только баб меньше стало…
Поняла Настя, почему Ягарья Павловна ее решила поставить после себя над усадьбой. Баба Феня в свое время отовсюду ведуний сыскивала, Ягарья уклад их жизненный налаживала, а Насте выпала сложная роль: всех их в свое время отпустить.
Страна возрождалась. Рано или поздно в усадьбу придут уже не немцы, а чиновники, которые будут требовать признать эту землю, поставят здесь своего человека, а хозяйство передадут в колхоз ближайший.
Некоторые уже уехали, Настя им денег в дорогу давала всем. А в прошлом году померла Галина Степановна. Резко так: весь вечер еще частушки пела, а ночью раз – и померла. Если бы то днем случилось, может Светлана бы и спасла мать, а так… Говорит – у нее в голове лопнуло что-то…
Уже пустовало два дома.
На могилках у Ягарьи и Филипповны, а после еще и у Степановны, Настя поставила кресты, из металла выполненные.
Ягуша, как ее ласково звала Настя, играла за домом. Мама купила ей игрушечного медведя и куклу, которая играла роль Маши из сказки. Рядом с ней в траве ловил еще не уснувших кузнечиков Танин кот Кузя. Котяра заприметил на кустике пташку: то была маленькая пеночка. Девочка наблюдала за ним. Еще миг – и Кузька схватил птичку.
– Ах ты проказник! – закричала на него Ягарья и прогнала охотника.
Птичка лежала недвижимо. Девочка взяла ее в ладошки, потрогала пальчиком – пеночка не реагировала. Тогда Ягуша села на доски, что были заготовлены на дрова, пошептала что-то над птичкой и дунула на нее.
Птичка шевельнулась.
Девочка радостно улыбнулась и подбросила руки вверх, из которых вылетела спасенная пеночка.
Настасья стояла у окна. Она все видела. Да, это была ее дочь.
Посвящается моей бабушке Филатовой Марии Ивановне,
в девичестве – Першаковой,
которая родилась и провела детство в военные годы
в деревне Гобики Брянской области.