В такую погоду Лизи бы собрала свои прекрасные локоны в пучок, надела бы вязаные носки и легла под плед за просмотром какого-нибудь фильма, а я нежно поглаживал ее по волосам и говорил, какая отстойная кинолента…
Оказывается, не только плохие воспоминания заставляют грустить, но и самые лучшие, когда знаешь, что они не повторятся.
В кармане начинает вибрировать телефон.
– Уоррен.
– Мак, – голос Филипа, моего начальника, жесткий и стальной. – твоя работа в Кембридже окончена, так, почему тебя все еще нет в Нью-Йорке?!
Делаю глубокий вдох, поворачиваюсь и подхожу к столу, выдох.
– Дела. – все, что ему требуется знать.
– Какие дела? Без тебя отдел справиться не может…
– Фил, у меня дела. По договору, у меня отпуск. Все, отбой. – сбрасываю звонок и убираю телефон обратно в карман джинс.
Как-только начинаю листать книжечку, вновь звонит телефон.
Не посмотрев на экран, рявкаю:
– Какого черта?!
– Эм-м… Мак, я…
– Оу, Эли, прости.
– Все в порядке… Просто я… – тяжело вздыхает. – Мы волнуемся, Мак. Ты не появляешься дома, не звонишь…
Не могу найти слов, чтобы ответить хоть что-нибудь.
– Завтра прощание с Лизи… – всхлипывает. – Ты придешь?
В глазах начинает щипать, а сердце щемит так, будто его сжимают в кулак.
– Я не уверен, что смогу увидеть ее такой…
– Я все-же скину тебе адрес.
– Спасибо.
– Прошу, приезжай сегодня на ужин…
– Я постараюсь. Прости, нужно работать…
– Да, конечно.
***
Ужин.
В квартире спокойно. Очень тихо.
Прохожу в гостиную, где меня встречает Эли. Со дня смерти Элизабет Эли словно постарела. Глаза грустные, опухшие от обилия слез. Цвет лица неестественно белый. Она пытается выудить улыбку, но за место этого по ее щекам текут предательские слезы. Чтобы хоть как-нибудь поддержать девушку, прижимаю ее дрожащее тело к себе. Элисон что-то невнятно говорит, вздыхает и спустя минут двадцать начинает успокаиваться.
– Я не хочу в это верить, Мак. – присаживается на диван и укутывается в плед.
Я сам не хочу в это верить.
– Почему так больно? – утирая нос, спрашивает она.
– Мне не хочется говорить, но «боль – это иллюзия. Боль – лишь тренажер силы воли и характера. Она позволяет нам чувствовать себя живыми. Она держит нас в узде.» – так бы сказал кто-нибудь, но не я. Я умер вместе с ней…
– Она тебе что-нибудь говорила? – ее глаза вновь наполняются слезами.
– Да. Она сказала, что полюбила меня. Это были ее последние слова… – вздыхаю и отвожу от Эли взгляд.
– Она никогда никого не любила, знаешь? – хмыкает. – Лизи долгое время думала, что она обделена этим чувством… Забавно, правда? Она была такой дурехой…
Понимаю, что Элис сейчас снова заплачет, перевожу тему.
– Почему Крис оставил тебя одну?
– Я попросила привезти вещи Лизи сюда… Хочешь, что-нибудь взять на память?
– Думаешь, это хорошая идея?
– Угу… Так частичка ее будет с тобой… – встает с дивана и идет в комнату подруги. Следую за ней.
Войдя в комнату, меня вновь накрывает тоска.
– Оставь меня, пожалуйста. – повернувшись к Эли, прошу я.
– Да, конечно. – исчезает за дверью.
Оглядываю комнату и вспоминаю, как остался с ней тут впервые. Ложусь на кровать и закрываю глаза. Ее запах повсюду, на мгновение я представил, как она лежит со мной.
– Как прошел твое день? – слегла игривым тоном, спрашивает она.
– Плохо. Без тебя я словно робот. – не открывая глаз, отвечаю.
– И вовсе это ни так! Ты не робот, просто устал…
– Лизи, я скучаю.
– И я. – ее нежная ладонь касается моего лица. Черт, я готов поклясться, что почувствовал прикосновение, но глаза так и не открыл. – Мак, не грусти. Я навсегда останусь тут, – касается левой стороны груди. – главное, не печалься.
– Болезнь любви не излечима…
– Да, но ты можешь ее ослабить. – пауза. – Мак, пообещай, что завтра попрощаешься со мной.
– Я не могу. Это больно.
– Ты хочешь послушать мои философские рассуждения? – понимаю, что она улыбается. Улыбаюсь в ответ.
– Очень хочу.
– У боли нет ни капли милосердия: ей требуется обещанный кусок плоти, и она отрывает от него кусочек за кусочком. Она не успокоится, пока от тебя не останется лишь пустая оболочка, жалкое подобие того, кем ты был когда-то. Когда тебя предают или бросают, покидают, это невыносимо, но ничто не сравнится с той болью, когда чувствуешь себя пустым изнутри. Ничто не ранит сильнее, чем отсутствие боли.
– Значит, лучше мучиться от боли потери?
– Нет. Послушай, в жизни каждого наступает момент, когда нужно понять, что старого больше нет. Оно было там, в прошлом, а сейчас развалилось окончательно и безвозвратно. Так мы учимся отпускать время. И ты отпусти меня…
Сжимаю кулак, чтобы вновь не закричать от тяжести в груди.
– Я не могу. – сквозь зубы, отвечаю.
– Пообещай, что позаботишься о моих любимых. – прикасается своими нежными губами к моей щеке. – И вот еще что, храни ее. Это частичка моей души. Теперь она твоя.
Резко открываю глаза и понимаю, что все это был сон. Гребанный сон, а не реальность! Я готов волком выть от отчаяния.
Вздыхаю и провожу рукой по волосам, но что-то зацепилось за руку и поцарапало мне скулу. Отнимаю руку и вижу цепочку Лизи, ту самую, которую она никогда не снимала…
– Быть этого не может. – одними губами говорю и сжимаю украшение в руке. – Элизабет…
Глава 17.
Каждый из присутствующих в церкви выходил и говорил прощальную речь. Кто-то читал с карточки, а кто-то говорил от сердца так, что душа вновь начинала выть. Дядя Элизабет подходил и что-то говорил, похлопывал по плечу и сам с трудом сдерживал слезы. Элис после речи Пейтен увели пить успокоительное. Много слез, скорби, печали… Это место пропитано утратой.
– Перед кремацией все желающие могут попрощаться с Элизабет Роуз Джонсон лично. – слышу голос священника.
Дождавшись, пока толпа начнет рассеиваться, подхожу к гробу и вижу девственно нежную Лизи. Она словно спит, все мышцы расслаблены, кажется, она вот-вот откроет глаза и скажет «доброе утро».
– Ну, вот я тут. Как ты и просила… – вздыхаю и касаюсь ее холодной руки. – Я принял твой дар. – достаю из кармана цепочку. – Я знаю, как ты ею дорожила, поэтому я никогда не расстанусь с ней. – сжимаю цепочку в кулаке и обвожу Элизабет взглядом полным боли. – Ты в этом белом платье похожа на ангела… Лизи, я обещаю, что позабочусь о твоих родных. Но вот одного я не могу тебе пообещать… – сглатываю. – я не смогу забыть тебя. – наклоняюсь, целую ее в лоб и ухожу.
***
Спустя день.
– Бро, жди. Через три месяца встретимся. – обнимая и похлопывая по плечу, говорит Крис.
– Ты главное звони и заботься о себе, ладно? – хмыкает Элис.
– Мы все вместе завалимся в Нью-Йорк, так что жди. – Сэм пожимает руку.
Весь дом Братства провожает на самолет, и от этого не легче. Пришло время прощаться с этим местом. Прах Элизабет перевезут в Нью-Йорк, чтобы дочь была рядом с родителями, а это значит, что тут меня больше ничего не держит.
– Ну, все. Хватит унывать. Увидимся еще! – беру чемодан и встаю на эскалатор.
Не люблю прощание.
– Мак, – с соседней дорожки Карла кладет свою ладонь поверх моей и что-то передает. – это ключи от ее машины. Думаю, тебе стоит ее оставить…
Беру ключи и отнимаю руку от руки Карлы.
– Спасибо.
Эпилог.
Меня поразила одна фраза Шатобриана: «Больно не столько потерять человека, ибо, в сущности, без его существования можно и обойтись, больно похоронить свои воспоминания, что связаны с этим человеком.» Похоронить воспоминания – не думаю, что это делается осознано. Мне кажется, воспоминания выветриваются и исчезают сами собой. Но смогу ли я забыть воспоминания, связанные с Элизабет Роуз Джонсон?
Ведь, все дело в мгновении. Оно определяет жизнь.
Конец.