Мойры сплели свои нити

Глава 3
Тризна

– Честно говоря, тромбонист Зарецкий и видеть ничего у старых гарпий не мог, – заявил Гектор Кате, когда подполковник Веригин сел в свой «УАЗ» и был таков, а они вернулись во внедорожник. – Забор у старух высокий, с протезом он бы через него никогда не перебрался. Калитка и ворота заперты изнутри. Так что… не наше это с вами дело разбираться дальше во всей этой странной истории. А? Не наше? Или… – Он искоса, словно заговорщик, глянул на Катю – непередаваемое выражение Гектора-лицедея. – Все же рискнем – навестим тромбониста в больнице? Может, еще что выложит?

Подполковник Веригин еще до визита к гарпиям приказал патрульным доставить Зарецкого в местную больницу. Патрульные забрали и машину музыканта (она не завелась), на тросе ее поволокли на стоянку Кашинского УВД.

Катя глянула на Гектора и кивнула. Она адски устала, но… Что-то подсказывало ей: невероятный случай с ударом молнии на ночной дороге нельзя бросать сейчас. Надо, по крайней мере, узнать еще хоть какие-то подробности о парне, кричавшем про убийство, якобы случившееся на его глазах. Было убийство или его не было? Реальность или бред, вызванный шоком от удара молнии и контузии? Галлюцинация? Выдумка? Или же… правда?

Да, бесспорно, ей сейчас хватало собственных волнений – после прошлой ночи, когда Гектор встревожил ее до крайности. Но они так и не успели об этом – столь важном и насущном для них обоих – поговорить. А сейчас вдруг подоспела ночная катавасия, в которую они, сами того не желая, окунулись прямо с головой как в омут.

Катя чувствовала: обсуждать их собственные дела с Гектором сейчас не получится. Потому что он желает разобраться в ночном происшествии. Он так решил сам. Он не то чтобы заинтригован – он насторожен.

Неужели поверил чокнутому тромбонисту? Его безумным крикам, что какую-то женщину… на его глазах зверски убили?

Гектор по навигатору отыскал, как добраться до Кашинской больницы, и они свернули на дорогу, петлявшую в полях.

Пока ехали, Катя подробно рассказывала ему о том, чему стала свидетельницей, прибыв в Кашин вместе со всем коллективом пресс-службы и коллегами из главка на похороны местного начальника УВД полковника Карапета Варданяна.

Варданян в главке считался назначенцем министерства, где имел обширные связи. Пять лет назад он получил должность начальника Кашинского УВД, став «варягом», подвинув местных сотрудников, жаждавших продвижения по службе, и все годы был на хорошем счету.

Десять дней назад он возвращался из Москвы в Кашин, и на шоссе на светофоре в его «Лексус» въехала груженая фура, водитель которой заснул за рулем.

В УВД его трагическая гибель стала полной неожиданностью, а похороны все откладывались, потому что на них должно было прибыть в Кашин не только высокое министерское начальство, но и многочисленная родня и знакомые из Армении и стран СНГ.

В небогатом Кашине и места достойного не нашлось – ресторана или отеля, чтобы вместить всех и принять траурные мероприятия по полковнику полиции, которые просто поражали размахом, шиком и дороговизной.

В Кашине жили бедно, скудно и скромно – дальний подмосковный сельскохозяйственный район, где не удосужились даже построить железнодорожную станцию, где до горизонта тянулись бескрайние поля картофеля и кормовой свеклы, где местные жители работали в агрохолдингах, на трех молочных фермах, на птицефабрике и зубами держались за любую работу, потому что ездить куда-то из Кашина на рейсовых автобусах, не имея личного транспорта, было тяжело и долго.

Для поминок по начальнику УВД все же сняли местный загородный комплекс – старый обветшалый дом отдыха с баней и сауной. Ресторан всех не вмещал. И на территории комплекса установили гостевые шатры. Столы ломились от поминальных угощений – диаспора привезла много свежих вкусных продуктов с собой, потому что на Кашинском рынке и в городском супермаркете разносолов особых не водилось.

Хоронить Карапета Варданяна на местном городском кладбище родня тоже не собиралась – после затянувшегося многочасового прощания роскошный лакированный гроб с телом покойного на катафалке в сопровождении полицейских машин отправили на подмосковный аэродром, откуда грузовой самолет должен был доставить его в Ереван, чтобы полковника похоронили вместе с родителями.

Однако из-за грозы погода была нелетной, с аэродрома звонили, что вылет откладывается, и поминки начались с большим запозданием. Уже в сумерках.

В большом шатре приглашенный джаз играл траурные мелодии. Катя пыталась как можно подробнее рассказать Гектору – каким именно она видела тромбониста в нормальной ситуации, фактически на его работе.

Джазом руководил земляк Карапета Варданяна – армянский маэстро. А Зарецкий играл в оркестре сразу на двух тромбонах – ловко менял их, не нарушая ни ритма, ни стройности звука.

Затем к джазу присоединился дудук – национальный армянский инструмент. И его скорбная и древняя мелодия вплеталась в шум погребальной тризны, в разговоры – пересуды за столом, сопровождаемые августовским ночным ливнем, раскатами грома и сполохами молний.

Среди молний то и дело тускнели и гасли гирлянды лампочек в шатрах. Вскакивал из-за стола кто-то из гостей и на русском и армянском произносил проникновенный длинный тост, где полковник Варданян представал в самом лучшем свете – Брат! Джан! Друг! Истинный профессионал!

Музыкантов джаза под конец тоже усадили за стол – есть, пить, поминать. И Катя вспомнила, как тромбонист в концертном черном смокинге и галстуке-бабочке уложил свои блестящие тромбоны в футляры и захромал к столу. Она видела, что он положил себе полную тарелку эчмиадзинской долмы и со стаканом морса в руке оживленно разговаривал с маэстро – тот, видно, держал его в любимчиках и все советовал попробовать того-сего из армянских национальных блюд.

А затем Катя потеряла тромбониста из вида. Гектор прислал ей сообщение – он приехал в Кашин и ждал ее в машине у ворот комплекса. Катя искала момент наконец-то покинуть затянувшийся погребальный пир. Видимо, откушав, тромбонист Зарецкий тоже уехал с поминок на своем «Рено». Один, без спутников из оркестра.

Катя пыталась вспомнить еще хоть что-то о нем, но в голову лезли отчего-то совсем иные образы. Брат полковника Варданяна, фактический тамада поминок, произносивший погребальный тост в форме проникновенных стихов собственного сочинения. И сестра полковника – приземистая сорокалетняя широкобедрая женщина с зелеными глазами навыкате и крючковатым носом. Она была вся в черном и увешана золотыми украшениями, словно идол. Ее толстые ноги распирали узкие замшевые лодочки от «Прада».

Катя посетовала на себя – сестру несчастного погибшего в ДТП начальника полиции рассмотрела и по косточкам разобрала. А тромбониста… Ладно, хорошо, что вообще узнала его на дороге. Что еще он делал в шатре, кроме игры на своих тромбонах? С кем общался на поминках, помимо руководителя джаза? С кем разговаривал?

– Я не видела, как приехавшие на поминки шли к машинам, как уезжали, – закончила она свой простенький рассказ. – Я сама стремглав под ливнем помчалась…

– Ко мне. – Гектор улыбался ей.

Он тогда подогнал «Гелендваген» к самым воротам загородного комплекса и ждал Катю на улице, облачившись в дождевик, держа наготове другой точно такой же. Он набросил дождевик на ее плечи, обнял и буквально умыкнул сразу в машину.

– Я и сам внимания не обращал на уезжавших, половина пьяные в стельку. Осоловелые от еды и возлияний. – Гектор усмехнулся. – Шишки большие. Крутой банкет. Бешеные траты. А покойник-то – всего-навсего какой-то начальник деревенского полицейского управления. Ну, земля ему пухом. Я в покер играл, пока вас, Катя, ждал. Онлайн-покер.

По тому, как он это объявил, Катя поняла: ни в какой покер он не играл. Хотя большой любитель. И никогда не проигрывает, лишь повышая, взвинчивая ставки, идя на риск.

И вновь прежняя тревога – сомнения прошлой ночи вернулись в ее сердце.

Им бы об этом сейчас с Гектором поговорить, однако…

Вот и здание кашинской городской больницы на фоне светлеющего утреннего неба. Они на месте.

Больница располагалась в старом здании, похожем на двухэтажный барак. В приемном покое стены выкрашены болотной краской. А на стенах допотопные плакаты доисторических времен, наглядная демонстрация, во что превращается печень пьяниц под действием цирроза. Актуальная информация для города Кашина, где с бутылкой всегда дружили и находили в ней утешение и покой в трудные темные времена.

– Я из полиции, сотрудница областного главка, – представилась Катя в приемном покое дежурному врачу-терапевту, женщине лет сорока, полной низкорослой блондинке. – Коллеги здешние доставили к вам ночью пострадавшего от удара молнии. Как он? Как его состояние сейчас?

– Да, его к нам привезли. И потом, позже, документы его. Зарецкий Евгений. Полицейские нам сказали – вроде пострадал от удара молнии. Я никогда с подобным в своей врачебной практике не сталкивалась. Да и признаки у Зарецкого отсутствуют классические. Я ему, конечно, сразу сделала кардиограмму. Она нестабильна, однако ничего серьезного. Но его психическое состояние было столь необычным… Он без умолку твердил о каком-то ужасе. О топоре, которым разрубили кому-то лицо. Отрубили язык. И он говорил о пожаре в доме! Он нас всех здесь просто напугал. Он ни на что не реагировал, как мы ни старались привести его в чувство. Только кричал без умолку… Полицейские сначала вообще заявили: он, скорее всего, наркоман. Сестра взяла у него кровь на анализ. Может, правда какие-то препараты спровоцировали такое его состояние, психотропы? Хотя я ничего не могу утверждать. Надо дождаться результатов анализа.

– А где он сейчас? – спросила Катя.

– Мой сменщик, когда услышал о поражении ударом молнии, настоял, чтобы его поместили пока что в реанимацию. Его личное решение, перестраховался он. Я со всеми этими событиями на вторые дежурные сутки здесь вынуждена была задержаться, потому что переработала свою смену.

Катя поняла, что в рассветный час доктор уже сдает свое затянувшееся дежурство. И они направились в сторону реанимации.

К ним вышел молодой врач-реаниматолог.

– Не пущу вас, – отрезал он. – Ему сделали два укола, и он заснул. Зарецкий одновременно был и заторможен, и крайне возбужден. А это небывалые, несовместимые вещи. Я никогда с подобным не сталкивался. Он все орал про убийство. Про пожар. У него самого начался сильнейший озноб.

– Его лихорадит? – уточнил Гектор.

– Конечно, он простудился под дождем, – ответил врач.

– Можно посмотреть его вещи?

Они ждали, пока врач их вынесет. Он принес мокрые грязные брюки, рубашку, ботинки в полиэтиленовой сумке и… протез.

– Мы его переодели в больничную робу. Я его сейчас проверил. Он спит, и у него поднимается температура.

Гектор и Катя сами внимательно осмотрели одежду. Никаких следов крови. Копоть, сажа и грязь. Гектор изучил подошвы ботинок.

Врач за ним наблюдал.

– При ударе молнии разряд может выйти через подошву. Я тоже сразу все проверил. Но непосредственно в него молния не попадала. Если бы такое произошло, вряд ли бы он выжил.

– Молния попала в зонт и в машину, рядом с которой он находился. – Гектор осмотрел протез. – Как, на ваш взгляд, он мог передвигаться после контузии?

– Я считаю, что нет.

– Но мы видели, как он шел по дороге.

– Ну, может, и шел – минут пять. Я считаю, что он лежал в беспамятстве в какой-то луже в кювете, и довольно долго. Его лихорадка для меня свидетельство, что он жестоко простудился. Как бы до пневмонии дело не дошло.

Врач был чересчур молод и заносчив. Самонадеян. Катя и Гектор выслушали его умозаключения вполуха.

Катя хотела вернуться к дежурному врачу приемного покоя – та принимала больного тромбониста и видела его в первые часы после доставки в больницу. И Катя больше доверяла ее словам и опыту. Однако доктор уже ушла домой.

Окончательно рассвело. Грозовая ночь закончилась. Утро – серенькое, туманное и ненастное – вступало в свои права.

Глава 4
Персей

– Гек, а таблетки…

– Принял все вечером, когда вас ждал. Наглотался. – Гектор смотрел на Катю – они сидели в машине. – Катя, а давайте в УВД заедем, я здешнему шерифу флешку отдам с записями с камеры автозаправки. Пусть сам решает, что дальше делать с чокнутым тромбонистом. А вдруг он что-то новое о нем раскопал, а? Расколем его.

Катя понимала: дело не во флешке. Просто Гектор резко меняет тему, не хочет обсуждать сейчас то, что ее так волнует и тревожит с некоторых пор. Кашинские события для него сейчас словно щит. Но вид у него невозмутимый. Вдруг он и правда до крайности сам заинтригован? Или чего-то ждет, не торопится пока покинуть Кашин? Каких-то событий? Фактов? Известий? О чем?

По пути в Кашинское УВД Гектор попросил Катю рассказать ему, что ей известно о нынешнем исполняющем обязанности начальника полиции Александре Веригине. И Катя поведала ему, что знала.

Веригин начинал в полиции на транспорте столичного региона. А затем перешел в авиаотряд – летал вместе с опергруппой на полицейских вертолетах, когда осуществлялось патрулирование с воздуха массовых мероприятий или выпадали лихие погони за преступниками и угонщиками авто.

Затем Веригин вернулся в транспортное управление, в аэропорт Шереметьево, и именно там он в одиночку выследил маньяка – мафиози Кокосова по кличке Кувалда. Веригин обратил внимание на подозрительную машину и начал ее преследовать скрытно – Кокосов в тот момент вез в багажнике свою содержанку, красавицу-певичку из ночного клуба Асю Вяльцеву. Она бросила Кокосова, улетела с новым любовником на Мальдивы, там с ним поссорилась, а когда в одиночестве вернулась на родину, Кокосов похитил ее на автостоянке аэропорта – оглушил и запихнул в багажник.

Веригин ворвался в гараж в подмосковном Пионерском, где маньяк Кокосов держал прикованными наручниками к столбу всех своих прежних жертв. Он дробил им ноги и разбивал головы кувалдой. Изуродованные трупы находили на свалках и в подмосковных лесах. Удар кувалдой был фирменным почерком Кокосова.

Певичку Асю Вяльцеву, изменившую ему, Кокосов привез в гараж и тоже приковал наручниками к столбу, словно Андромеду к скале. Он собирался записать казнь на камеру мобильного. Ворвавшийся в гараж Веригин (он был один, без опергруппы, но храбр и решителен, как античный Персей) выпустил в Кокосова всю обойму из табельного пистолета в тот самый миг, когда тот уже размахнулся кувалдой, чтобы расплющить голову любовнице.

Уже мертвого Кокосова-Кувалду Веригин без всякой жалости ударил ногой по плешивой башке и плюнул на его труп. А затем перезарядил табельный и лихо отстрелил наручники – у него ведь не имелось ключа от них. Подхватил на руки, словно Персей, прикончивший чудовище, свою Андромеду, потерявшую от страха сознание, и…

Короче – как в сказке. Как в мифе. Персей спас Андромеду. А она в благодарность скоренько выскочила за него замуж.

О такой красавице, как содержанка Ася Вяльцева, чьей любви добивались богатейшие столичные воротилы и мафиози, невзрачный полицейский и мечтать не мог. Но Андромеда выказала ему благодарность. Или сжалилась над ним? Потому что сам-то Персей из полиции втюрился в Андромеду с первого взгляда.

Министерское начальство тоже весьма шустро поощрило полицейского – ему присвоили внеочередное звание подполковника и… послали на повышение в «солнечный» Магадан – замначальника местного УВД. Задумка была такой, что он поработает, покажет себя как дельный грамотный организатор и руководитель, затем вернется с послужным опытом в Москву, в Академию МВД, и перед ним откроются пути на грядущее большое повышение, на генеральскую должность.

Все эти сведения Катя знала от своего шефа – начальника пресс-службы. Тот брал у Веригина интервью после гибели Кокосова и освобождения жертвы, писал о нем очерки для ведомственной газеты и интернет-изданий.

Остальное Катя почерпнула из слухов и сплетен, которых вокруг Веригина вилось немало с момента женитьбы на красавице Асе Вяльцевой.

Магадан привередливой Андромеде, мягко говоря, не понравился. Брак с подполковником полиции Веригиным продлился три года. Веригин обожал жену. Однако он пахал сутками и редко бывал дома. Ася начала выступать на магаданской эстраде – она дико скучала по своей прежней светской жизни, по развлечениям. В ночном клубе она познакомилась с «крабовым королем» – бизнесменом, державшим половину рыболовецкого флота Камчатки. Тот бросил к ее ногам крабовые трейлеры и солидные счета в банках Гонконга, куда давно все перевел из-за боязни санкций.

Ася начала требовать у Веригина развод. А затем открыто ушла к «крабовому королю». Накануне их отлета на частном бизнесджете из Магадана во Владивосток, где в порту ждала яхта, чтобы доставить пассажиров на Бали, подполковник Веригин, вооруженный охотничьим ружьем, явился в особняк «крабового короля» – завязалась драка со стрельбой. То ли разборка, то ли дуэль из-за красавицы, неверной жены.

В потасовке Веригина ранили – подоспели охранники «крабового короля» и прострелили ему из охотничьего карабина руку. После больницы Веригина быстро убрали с должности замначальника УВД – у воротилы нашлись связи. А полицейское начальство, памятуя о прежних заслугах горе-ревнивца, замяло дело – ведь он сам пострадал, но он же оказался и зачинщиком, виноватым во всем.

Андромеда развелась с Персеем и вознеслась в райские кущи острова Бали, путешествовала по Юго-Восточной Азии и тратила деньги нового покровителя. О большой карьере Веригина в полиции уже никто не заикался. Из Магадана его перевели в подмосковный городок Кашин, на его малую родину, и назначили на должность заместителя начальника УВД – он руководил даже не уголовным розыском, а курировал кадры и материально-техническое обеспечение.

Однако гибель начальника УВД Варданяна в ДТП неожиданно снова открыла для него вакансию на должность.

Гектор внимательно выслушал рассказ Кати. Она видела – по своему обыкновению, Гек наводит справки. Веригин поддел его историей, связанной со Староказарменском, к которой Гектор относился ревностно. И теперь он хотел тоже набрать про всезнайку максимум информации.

Утро после ночной грозы выдалось прохладным. Резкий контраст с прежней удушающей августовской жарой. Катя в своем черном льняном платье – без рукавов, но с глухим воротом, которое она специально выбрала на траурное мероприятие, продрогла, как только сняла дождевик. Гектор давно его скинул, еще в машине. Он снял свой черный пиджак и укутал Катю в него.

Ворот его белой рубашки был расстегнут, рукава засучены до локтей. И на сгибе локтя Катя, как и прошлой ночью, заметила бинт. Гектор днем, когда она находилась в Кашине, снова сдавал в клинике кровь из вены на анализ.

Рука Кати у плеча тоже была перебинтована – рана от осколка, полученная три недели назад во время их расследования дела Мегалании Коралли и ее воспитанников, заживала медленно^[1]. Вчера утром Гектор сам забинтовал ей руку.

В Кашинском УВД начался утренний развод патрулей. Катя подумала: Гектор отчего-то уверен, что подполковник Веригин на месте, на работе, а не отправился домой отсыпаться после суматошной грозовой ночи.

Они зашли в управление. Вчера возле дежурной части стоял дорогой гроб полковника Варданяна, окруженный траурными венками, заваленный букетами цветов. Вокруг толпилось много народа. Сейчас все вернулось в привычное русло. Тихий сонный провинциальный отдел полиции в старом здании с решетками на окнах.

Катя спросила у дежурного, где Веригин. Тот находился в управлении – расчет Гектора оправдался. Они прошли по коридору и постучали. Катя у двери глянула на табличку – кабинет бывшего начальника УВД Карапета Варданяна. Оказывается, Веригин его уже занял. Ну естественно – его назначили исполняющим обязанности, а с момента гибели в ДТП Варданяна прошло больше десяти дней.

Александр Веригин откликнулся – войдите! Он стоял спиной к двери у окна, наблюдал развод патрульных. Медленно обернулся. Он уже переоделся в полицейскую форму.

Гектор смерил его взглядом, вспоминая Катин рассказ – кто бы мог подумать, что невзрачный тридцатидевятилетний подполковник с ранней лысиной на макушке успел совершить в жизни столько всего – убить чудовище Кувалду, плюнуть на его труп, жениться на его любовнице, утратить ее, почти на краю света едва не откинуть коньки, отбивая ее у нового богатого соперника.

– Вспоминаете Магадан, коллега? – громко спросил Гектор. – Который там сейчас час, интересно? «В Петропавловске-Камчатском полночь», – передразнил он, лицедей, своим изменчивым голосом дикторшу радио новостей.

По растерянности, промелькнувшей на лице Веригина, Катя поняла: Гектор попал в самую точку.

Как ему так удается подцеплять людей на только что обретенный крючок?

Веригин действительно в тот момент вспоминал Магадан и свою бывшую жену, которую (после магаданской эпопеи и развода минуло два года) не переставал желать и ревновать.

Горы мусора на полу – битый кирпич, уголь, железный лом. В воздухе – взвесь угольной пыли и дождевой мороси. Они с женой Асей в Кадыкчане. В поселке-призраке, находящемся почти в шестистах километрах от Магадана. Полиция в летнее время устраивала рейды, чтобы проверить, есть ли еще жители в поселке-призраке. Прилетали на вертолете. В очередной рейд Веригин взял с собой жену – хоть какое-то развлечение для нее, чтобы не скучала. Путешествие с ним на вертолете.

Они с Асей зашли в здание администрации шахты – разрушенный двухэтажный барак из белых блоков. Северный день заглядывал в окна. У стены – каменный бюст. Ильич с мертвыми глазами, вытесанный из гранита.

Ася, одетая в шерстяной свитер и штормовку, разглядывала каменного идола. В Кадыкчане в оные времена располагался трудовой лагерь – Трудлаг, кости зэков находили в округе охотники-эвены.

Именно тогда, в заброшенном здании поселка-призрака под мертвым взглядом каменного Ильича, она объявила, что бросает его.

– Саша, нам надо развестись. Только не истери, прими спокойно, с холодной головой, как мужик, – заявила она безжалостно.

Веригин, потерявший дар речи, смотрел на нее – на ее темные блестящие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Даже в штормовке она выглядела ослепительно – так ему казалось.

– Ты славный человек, и ты меня спас. Кокосов был животное. Тебе я обязана жизнью, и у нас мелькали счастливые моменты. Но все кончено. – Ася носком резинового сапожка ковыряла битый кирпич. – Я не могу здесь больше оставаться. Я подыхаю. Твоя служба в полиции… Какой в ней смысл, скажи мне? Твой карьерный рост займет годы, и ты будешь существовать, словно в ссылке, здесь или в другой дыре. Когда ты вернешься в Москву, получишь наконец должность, я превращусь в старуху. И что впереди? Твоя генеральская пенсия? А мне ее на филлеры и пластику не хватит, Саша. Я хочу жить сегодняшним днем. Так что отпусти меня с миром. Я нашла человека, подходящего мне больше, чем ты. Может, он не такой храбрый, как ты, не такой упертый, не повернутый на принципах, но… С тобой я жить больше не в силах. Дай мне развод.

– Нет, никогда, – ответил Александр Веригин.

Ася лишь криво усмехнулась.

– Я так и знала – у нас с тобой будут проблемы. Ты дурак.

– Ася, не уходи, не бросай меня. Не отправляй меня в ад! – почти взмолился он.

– Да еще месяц такой жизни – и я повешусь в здешней дыре! – истерически закричала она. – Ты гибели моей хочешь?!

Он подошел к ней и бухнулся на колени.

Она стояла выпрямившись. Она не любила его. Она его уже почти ненавидела как помеху.

На призрачной улице Кадыкчана послышались голоса полицейских. Пора было улетать – северный день короток, а обратный путь в Магадан неблизок.

Александр Веригин поднялся, отряхнул угольную пыль с колен. Там, в Кадыкчане, он понял, что унижаться и просить бесполезно. А великие и добрые дела, и даже геройские поступки, порой имеют и обратную сторону.

Несчастливую.

Неблагодарную.

Злую.

Гектор наклонился к Кате и достал из кармана своего пиджака, что был на ней, флешку. Протянул подполковнику Веригину. Катя видела – Веригин мыслями сейчас далеко от Кашина и ночного происшествия с молнией. Он скользнул взглядом по Кате, утонувшей в пиджаке Гектора, и забрал флешку.

– Что на ней? – спросил он.

– Запись с камеры автозаправки, – ответил Гектор. – «Рено»-инвалидка тромбониста и он сам. Правда, что с ним стало после удара молнии в его зонт, на записи не видно. А вы инвалидку пробили по банку?

– «Рено» с ручным управлением зарегистрирован на него – Зарецкого Евгения. Мои сотрудники проверили. Он проживает в Люберцах. Кстати, в Кашине он прежде никогда не бывал.

– Откуда сведения? – Гектор выказывал живейший интерес к разговору, в отличие от подполковника Веригина, который явно хотел побыстрее отделаться от полковника Гектора Борщова, столь известного в их общих ведомственных кругах.

– Я позвонил ночью старшему брату Варданяна. Он мне сообщил, что джаз на поминки пригласила его сестра. Дал мобильный их руководителя, земляка. Некто Арутюнянц. Я его застал на обратном пути в Москву. Пьяненький джазмен еле языком возил, но рассказал мне: в Кашине они с джазом прежде никогда не выступали. А моего покойного шефа Варданяна он знал шапочно, тот никакой не любитель джаза. – Веригин потер ладонью лицо. – Карапету больше нравились армянские народные песни. Евгений Зарецкий его оркестрант, ему двадцать восемь лет. Он играет в джазе четыре года. Арутюнянц мне сказал, тромбонисты соло в отдельности от джаза никогда не выступают. Саксофонисты, трубачи – да, но не эти. Так что в Кашине ночной чудик как джазмен не был.

– Ну, это еще не факт, он мог по своим делам здесь бывать, – возразил Гектор. – Маэстро не в курсе, как парень лишился ноги?

– Я спросил. Он не знает. К нему в джаз Зарецкий пришел уже с протезом. Играть ему это не мешает. Джаз у них частный. Сейчас с вечеринками и корпоративами полный провал, так они и на похоронах играть соглашаются.

Катя помалкивала и слушала.

– Собственно, Гектор Игоревич, какое ваше дело – наши кашинские происшествия? – спросил уже совсем иным тоном Веригин. – Я-то в горячке на темной дороге решил, что вас ветром из Москвы принесло из-за старухи Кривошеевой. И ее сынка-журналюги… Но старуха и ее сиделка живы. А вы… ведь в Кашине в частном порядке? – и наблюдательный Веригин глазами указал на пиджак Гектора, в котором утонула Катя.

– Ну и что с того? Пусть я здесь оказался в частном порядке. – Гектор пожал широкими плечами. – Ночное происшествие меня зацепило.

– Неужели? Чем же?

– Некий непонятный пока еще мне феномен. Я имею в виду не удар молнии в машину и в зонт. А странную реакцию тромбониста.

– Вы верите в то, что он действительно видел, как кому-то врезали по башке топором?

– Удар нанесли в лицо, и жертва – женщина – оказалась связанной. Беспомощной.

– Посмотрим, что даст анализ крови Зарецкого, – ответил Веригин. – Может, кокса немерено.

Топот по коридору.

Дверь распахнулась – на пороге стоял дежурный.

– Александр Павлович, я звоню – вы не отвечаете.

Веригин достал мобильный.

– Черт, разрядился, я и не заметил. Что еще?

– ЧП! У нас в Кашине убийство!

– Где? – громко властно спросил Гектор Борщов.

– В Умново! У Мосиных! – Дежурный всплеснул руками: – Маргоша наша…

Веригин схватил с подоконника полицейскую фуражку и выскочил из кабинета.

Гектор и Катя за ним.

Возле УВД мигали синими сполохами две патрульные машины и «ГАЗ» дежурной части. Веригин сел в него.

Гектор и Катя добежали до внедорожника. Помчались следом за полицией.

По главной улице Кашина, мимо, мимо…

Свернули на проселок – впереди выли полицейские сирены и…

– Катя, смотрите, где мы, – произнес Гектор.

Они снова достигли того самого перекрестка, где ночью молния поразила машину Зарецкого. Катя сразу узнала место – пусть ночью было темно, но она вспомнила окрестности. Бетонку к дому гарпий, съезд к автозаправке и…

Полицейские машины свернули налево – в сторону дороги, уводившей в поля, где Катя ночью заметила огни сквозь деревья.

Картофельное поле.

Бурты, закрытые соломой.

Два пустых участка у самой дороги, огороженные сеткой-рабицей. Огороды-участки. Закрытый придорожный магазин «Продукты» с опущенными рольставнями.

Напротив – два добротных дома за высокими сплошными заборами.

И еще строения.

Катя замерла. Их было два на одном участке – старый почерневший от дождей одноэтажный деревенский дом в три окна с чердаком, которых полно в Подмосковье. И рядом с ним новый двухэтажный коттедж из силикатного кирпича. Возле него были вкопаны бетонные столбы, валялся на траве штабелем деревянный забор – новый, его лишь начали устанавливать, но бросили, так что часть участка осталась неогороженной и отлично просматривалась. Далее по периметру шли остатки невысокого сгнившего штакетника, выкрашенного синей краской.

– Терраса, Гек! – воскликнула Катя, указывая на маленькую застекленную террасу деревенского дома.

Она привязана к пластиковому стулу веревкой!!! Она на террасе дома. Не того, что строится. А старого деревянного.

Катя словно слышала, как тромбонист своим невообразимым тонким сорванным голосом кричит им об этом сквозь ночь и дождь.

Кроме двух домов – старого с террасой и нового, что явно был еще в процессе стройки и отделки, – имелось и третье здание.

Смежный с кирпичным особняком небольшой павильон, крытый красной металлочерепицей. В подобных павильонах в провинции располагаются сельские магазины.

Павильон имел одно окно, забранное решеткой изнутри, и железную дверь. Он выходил прямо на проселок, чтобы проезжавшие мимо могли остановиться, зайти и купить необходимое.

На вывеске павильона значилось: «Свежее мясо. Сало. Шпик».

– С перекрестка сюда гораздо дальше, чем до дома гарпий, – заявил Гектор, резко тормозя возле павильона, – именно там остановились обогнавшие их полицейские машины. – Но у тромбониста, судя по записи, до встречи с нами было почти полтора часа.

Катя вышла из внедорожника. Кроме машин полиции, на дороге стояли две фуры. Их водителей окружили полицейские, и они что-то громко рассказывали, жестикулировали, указывая в сторону дома.

Катю посетило предчувствие, что она сейчас увидит нечто страшное.

– Веригин и его команда отлично знают, кто здесь живет. Некая Марго. – Гектор взял оробевшую Катю за руку – он же здесь в частном порядке, так чего таиться.

Катя боялась, что их остановят и развернут. Но местные по-прежнему пока еще воспринимали ее как человека из главка, из пресс-службы.

Их пропустили.

И она впервые увидела, как на месте происшествия, где все должны быть предельно собранны и профессиональны, в мгновение ока воцаряется то, что так трудно описать обычными словами.