Проклятое наследство

Тела нашли уже вечером, когда опоздавший, как и Берг с Кайсы, ливень накрыл деревню серой непроглядной пеленой, загасил пожарище, прибил к земле жирный смрад гари. Они лежали ничком. Головешки…

– …Сгорели и мальчик, и та женщина, – из страшных воспоминаний Августа выдернул скрипучий голос Пилипейко.

– Очень удобно… – Август положил ладони на подлокотники и, почувствовав под пальцами борозды от волчьих когтей, содрогнулся.

– Не понимаю вас, мастер Берг, – голос поверенного сделался подозрительным.

– Кресло, говорю, очень удобное. – Август убрал руки с подлокотников. – Только тоже испорченное.

– Отремонтирую. Все здесь до ума доведу. – Подозрительность уступила место деловитой озабоченности. – Если, конечно, мне представится такая возможность.

– Отчего же не представится, господин поверенный? – спросил Август, выбираясь из кресла. В волосах его, кажется, запутался принесенный из воспоминаний запах гари. Замутило, и эхо в голове сделалось громче, требовательнее.

– Оттого, что хозяина всему этому… – Пилипейко сделал неопределенный жест рукой, – нету. А когда хозяина нету, так и порядка тоже никакого нету. Много лет назад наследники не смогли поделить поместье. Как думаете, сейчас им это удастся? – Он по-птичьи наклонил голову, посмотрел на Августа так, словно это по его вине замок по-прежнему оставался бесхозным.

– А как же Матрена Павловна? – спросил Август с наивной улыбкой. – Вы же сказали, она собирается прибыть на остров.

– Матрена Павловна собирается. – Пилипейко кивнул. – И дети ее, Всеволод Петрович и Натали… – он вдруг запнулся и густо покраснел, – Наталья Петровна. А еще супруг нынешний, замест покойного. – Имя нынешнего супруга Матрены Павловны так и осталось неозвученным. Видно, человека этого поверенный к членам благородного семейства причислять не спешил. – Если бы только они, так и голова бы моя ни об чем не болела, но будут и другие…

– Наследники? – уточнил Август.

– Да какие там наследники?! – вполне искренне возмутился Пилипейко. – Прихлебатели! Но много их, чертовски много! Как ни бился я семнадцать лет назад за наследство, как ни отстаивал интересы Матрены Павловны и деток, ничего поделать не сумел. Фемида, знаете ли, слепа! И наследственное право в нашем государстве несовершенно! Оттого часть наследства и досталась всяким… – Он презрительно поморщился.

– Помнится, у Мари Злотниковой было много родственников, – Август сочувственно покивал. Думал он сейчас о другом, как избавиться от запаха гари и от воспоминаний, как отделаться от ответственности, которую так не хотел на себя брать, но все равно взял. Но Praemonitus, praemunitus^[1]. Если Черная Химера проснулась, жди беды. Затевается что-то недоброе. И дар предвидения не требовался, чтобы это понять. – На похороны ее отца, почитай, половина Перми съехалась.

– Половина Перми! – презрительно хмыкнул Пилипейко. – Голытьба и аферисты! Вот взять хотя бы Антона Кутасова! От истинного кутасовского рода там одна только фамилия и осталась. Мелкий, ничтожный человечишка!

– Уж не про Антона ли Сидоровича вы сейчас говорите? – спросил Август. – Это ведь Саввы Сидоровича брат?

– Сводный брат, от второго брака! Седьмая вода на киселе, а туда же.

Август уже хотел было сказать, что невестка Матрена Павловна – куда менее значимый родственник, чем сводный брат, но вовремя прикусил язык, давая Пилипейко возможность выговориться, излить праведный гнев.

– Мало того, что сам явится, так еще и женушку свою собирается привезти, а репутация у этой женушки я вам скажу… – Поверенный закатил глаза к потолку. – Актрисулька, представляете?! Играла в каком-то заштатном театре.

– Служила… – поправил Август.

– Что, простите?

– Не играла, а служила. В театре служат.

– Плевать! – Пилипейко взмахнул рукой. – Играла она или служила, суть от этого нисколько не меняется. Замуж за этого прохиндея она знаете когда вышла? – Он сделал многозначительную паузу.

– Когда же? – вежливо поинтересовался Август.

– А тогда, когда на него вдруг злотниковские миллионы свалились. До этого-то времени наша мадемуазель Коти его даже и не замечала. А как про миллионы прознала, так и приключилась у ней великая любовь! – Августу показалось, что от отвращения Пилипейко сейчас сплюнет себе под ноги. Не сплюнул, видно, пожалел персидский ковер, который есть еще надежда отчистить. – А как вам имечко? Мадемуазель Коти! Сейчас-то она уже мадам Екатерина Кутасова, а раньше, еще до подмостков, помнится, и на Катьку отзывалась. Ребенка бог весть от кого прижила, а на несчастного дурачка Кутасова все заботы о нем повесила.

Поверенный говорил с жаром, с азартом, достойным лучшего применения, и из речей его Август сделал вывод, что подноготную остальных наследников он знает досконально, изучал, собирал, лелеял в надежде, что когда-нибудь да пригодятся собранные сведения. Надо думать, пригодились.

– А Серж, сынок ее, такой же никчемный, что Антон Кутасов. Слыхал, картишками балуется, да только игрок из него никудышный, в долгах как в шелках. Долги сыновьи по первости Катька оплачивала, да только за Сержа аппетитами еще попробуй поспей, никаких миллионов не хватит. Зато красив шельма, весь в мать! – В желчной речи поверенного промелькнула, но тут же исчезла завистливая нотка. Видно, шельмец Серж и в самом деле был дьявольски хорош собой. Но было и еще что-то, что заставляло Пилипейко злиться и волноваться, вот только что это, Август понять пока не сумел. Как и причину того, что спустя столько лет все эти люди, наследники, вдруг решили собраться на острове.

– Еще какие-то гости ожидаются? – спросил он с вежливым интересом. – Или закончились наследники?

– Если бы! – Пилипейко подошел к окну, провел пальцем по пыльному, давным-давно немытому стеклу, поморщился. – Баронесса фон Дорф обещалась быть. Из самой Вены прибудет.

– Баронесса? – Не припоминал Август в кутасовском роду никаких баронесс. Память, что ли, подводит?

– Агата Дмитриевна фон Дорф, Мари Кутасовой тетка, – объяснил поверенный, – по материнской линии. Еще будучи совсем юной барышней, вышла замуж за какого-то прусского барона. Пруссак тот, по слухам, был гол как сокол, полагался исключительно на любовь Агаты Дмитриевны, ну и на ее приданое, знамо дело. Приданое, говорят, прокутил за пару лет, закончил плохо, застрелили на дуэли. Дуэль, кстати, из-за прекрасной дамы. Стоит ли говорить, что не из-за законной супруги?

Август пожал плечами, выражая полную свою несостоятельность в делах семейных.

– Из-за любовницы, молодой профурсетки навроде мадемуазель Коти. – Пилипейко снова презрительно поморщился. – Вот так и осталась Агата Дмитриевна на чужбине без гроша в кармане, но при титуле.

– И как же она без гроша в кармане? – удивился Август.

– Надо думать, как-то устроилась, ежели в Россию не вернулась. Кстати, господин Злотников с супругой во время своего вояжа по Европе тетушку навещали, тому есть документальное подтверждение. Очень уж покойному нравился ее титул, если вы понимаете, о чем я.

Август понимал. Злотников был из тех людей, что дорвавшись до власти и денег, желают непременно богатство свое выпятить, подкрепить всякой малозначительной мишурой навроде титулов. Неудивительно, что промышленник проявил интерес к бедной австрийской родственнице. А что двигало Мари Кутасовой, теперь уже никогда не узнать, но Август сомневался, что это была искренняя привязанность. Мари не любила никого, кроме Злотникова. Да и любовь ее к мужу оказалась болезненно извращенной и разрушительной.

– Баронесса, кстати, и после трагической кончины племянницы до Чернокаменска так и не добралась, замест себя прислала доверенное лицо, некоего господина Шульца. Тот еще проныра, я вам скажу.

В голосе Пилипейко послышалась плохо скрываемая зависть. Видно, Шульц был очень хорош, коль сумел устроить дела своей клиентки самым наилучшим для нее образом. А в том, что дела баронессы фон Дорф после смерти единственной племянницы пошли в гору, Август даже не сомневался. Странным было другое, отчего баронесса вдруг так скоропалительно решила вернуться на родину.

– Она вас оповестила о своем решении? – спросил он Пилипейко.

– Меня оповестил господин Шульц. – Поверенный сдернул с носа очки, протер полой пиджака. – В выражениях крайне сухих сообщил, что баронесса фон Дорф планирует нанести в Чернокаменск визит, просил подготовить замок к ее приезду. Меня! – Он ткнул себя пальцем в грудь с такой силой, что Август испугался, что палец этот сломается. – Я уже много лет верой и правдой служу Матрене Павловне. Что мне какие-то баронессы! А этот… Шульц посмел еще что-то требовать. Комнату с камином, и чтобы на полу непременно ковры, потому что баронесса, видите ли, боится сквозняков. – Пилипейко запнулся, а потом улыбнулся иезуитской улыбкой: – А будет ей ковер! Прекрасный персидский ковер.

– Со следами крови Злотникова? – Все-таки поверенный не нравился Августу все сильнее и сильнее.

– Кровь ототрем, если потребуется, пятно козеткой какой-нибудь прикроем. – А поверенный уже потирал ладони совершенно паучьим движением. – Не пропадать же добру!

– Не пропадать… – Август думал о другом, о том, что камин в этом доме есть в хозяйской спальне, и в камине том имеется потайной ход. Интересно, работает ли еще? Проверять не хотелось, за последние годы Берг не спускался в подземелье ни разу. Приходил лишь в пещеру с озером, часами просиживал перед статуей Евдокии, пил, жаловался ей, каменной и бездушной, оставившей его одного. Иногда ему казалось, что отражение жены кивает в ответ на его мольбы и жалобы, но по трезвому уму становилось ясно, что все это – лишь морок, обман зрения.

– А вот скажите мне, мастер Берг, – голос Пилипейко сделался вдруг вкрадчивым, – вы же на острове и в замке каждый закуток знаете.

– Знаю, – Август кивнул.

– Так вот и скажите, какие комнаты тут самые хорошие, светлые и теплые, чтобы без сквозняков, сырости и прочих… – он щелкнул пальцами, – неудобств.

– Для Матрены Павловны стараетесь?

– Для нее и для ее деток.

Отчего-то подумалось, что радеет господин поверенный не о братце Всеволоде, а о сестрице, которую в порыве душевном назвал не официально Натальей Петровной, а по-свойски Натали.

– Подскажу. Отчего же не подсказать!

– Ну и поплоше комнатки присоветуйте, раз уж такое дело, – подмигнул ему Пилипейко заговорщицки.

– Да нету в этом доме комнаток поплоше, – сказал Август с обидой в голосе, – на совесть все строилось, на века.

– На века не на века, а в каждом доме имеются свои тайны. – Пилипейко посмотрел на него как-то по-особенному. – Слыхал я, что вы в этом деле непревзойденный мастер.

Имелись в замке тайны, вот только рассказывать о них Август не собирался, поманил поверенного пальцем, начал доверительным шепотом:

– Замок этот построен на крови и человечьих костях, господин поверенный. Ежели я начну перечислять, кто на острове помер или без следа сгинул, так мы и до вечера не управимся. А потому от всего сердца советую и вам, и Матрене Павловне с детками на Стражевом Камне не останавливаться, а поселиться в Чернокаменске. Пусть бы даже в старой кутасовской усадьбе. Вот там безопаснее будет. Хотя… – Он вздохнул, – с тамошней часовой башни я однажды едва не свалился. И причиной тому…

– Надо полагать, причиной тому стало ваше пристрастие к вину, – перебил его Пилипейко раздраженно.

– Отчего же? – Изобразить удивление у Августа получилось без особого труда. – Причиной тому стал внезапно пришедший в движение механизм. Имеются на часовой башне фигуры: дама, рыцарь и дракон. Фигуры эти вращаются в положенное время под музыку, являются зрителям в окошках. Красиво, я вам скажу.

Вдруг захотелось их увидеть: и даму, и рыцаря, и дракона. Они тоже были его, Августа, детьми. Позабытыми на четверть века детьми, преданными.

– Поместье и часовая башня нас не интересуют, – сказал Пилипейко сухо. – Но если вдруг вспомните что-нибудь интересное об острове и замке, Матрена Павловна будет вам очень признательна.

– Да много ли мне нужно, господин поверенный? – Август развел руками. – Мне всего хватает.

– И кров над головой есть? – вкрадчиво поинтересовался Пилипейко. – Так вы не забывайте, мастер Берг, что кров этот вам не принадлежит, что во власти Матрены Павловны лишить вас и этакой малости. Разумеется, есть еще и другие наследники, но смею вас уверить, верность и преданность надо проявлять по отношению к сильнейшему.

– К Матрене Павловне?

– Вы разумный человек, мастер Берг.

– По крайней мере, стараюсь им быть. И над предложением вашим подумаю. А впрочем, я уже подумал и вспомнил. – Не с руки ему сейчас ссориться с новыми хозяевами замка, кое-какой тайной можно и пожертвовать.

– Слушаю вас очень внимательно. – Пилипейко подался вперед, вытянул тонкую шею.

– Из замка наружу ведет потайной ход, – сказал Август, понизив голос до едва различимого шепота. – Ходом этим никто никогда не пользовался, но, возможно, вам будет интересно.

– Мне будет очень интересно. – Поверенный закивал. – Ход этот, надеюсь, вы мне покажете?

– Непременно. Надо только найти ключи от подвала. – Вот заманить бы сейчас этого прощелыгу в подземелье да и оставить на растерзание албасты, уж она бы порадовалась такому подарку. Но нельзя, исчезновение Пилипейко незамеченным не останется, да и не остановит остальных наследников его смерть. Может так статься, что только лишь раззадорит. А вот лояльность его, вероятно, пригодится.

– Найдем. Если потребуется, новые сделаем. Надо ли напоминать вам, мастер Берг, что о нашем маленьком секрете больше никто не должен знать?

Август хотел было спросить, а как же Матрена Павловна с детками, но не стал. Отчего-то подумалось, что своей хозяйке про маленький секрет Пилипейко не расскажет.

* * *

Ключи нашлись в бывшей людской, увесистая связка висела на вбитом в стену гвозде. Даже Гришку звать не пришлось. Подвал Пилипейко пожелал осмотреть немедленно и первым бесстрашно шагнул в темноту. Глупый человечек…

Август зажег керосинку, поднял над головой, разгоняя синие тени. В одной из теней признал чуть более живую, чем остальные. Или чуть более мертвую… Седая коса юркой змейкой скользнула по каменному полу, едва не задев ботинок поверенного. Тот отшатнулся, словно что-то почуял, и с этого самого момента старался держаться поближе к Августу, чтобы не выходить за границы, освещенного лампой пространства. К потайному ходу Берг вышел не сразу, поплутал немного по подвалу, испытывая на крепость нервы Пилипейко. Албасты скользила следом, но стоило лишь обернуться, растворялась в темноте, растекалась под ногами холодной подземной водой, журчала серебряным смехом, радовалась предстоящему пиршеству. Видимо, поэтому на поверхность Пилипейко выбрался так быстро, как только мог, стер со лба капли пота и даже не стал осматривать набитый старым хламом сарай.

– Хорошо, – сказал таким тоном, что сразу же стало ясно, что ничего хорошего в прогулке под землей он не видит. – Надеюсь, об уговоре нашем вы не забудете?

– На память я, слава богу, не жалуюсь. – Август смахнул с редких своих кудрей паутину, спросил: – И когда следует ждать наследников?

– Матрена Павловна с детками прибудет через две недели. – Пилипейко отряхнул пыль с пиджака. – А как остальные, признаться, не знаю. Меня не известили. Но, как вы понимаете, заботы по подготовке поместья ко встрече гостей целиком и полностью ложатся на мои плечи. Может, поспособствуете? – На Берга он посмотрел почти с надеждой. – Присоветуйте людей из местных, чтобы прибрались в доме да бурьян вокруг покосили.

– Присоветовать-то я могу, – Август уже возился с дверью, ведущей из сарая во двор, – вот только согласятся ли люди… – Он сделал многозначительную паузу.

– Так я заплачу. Не много, конечно, расточительством заниматься не намерен, но кто же от лишней копейки откажется!

– Тот откажется, кому собственная шкура дорога.

– Почти двадцать лет прошло, мастер Берг, а вы все об ужасах своих! – сказал Пилипейко с укором. – Сегодняшним днем пора жить, любезный.

Август ничего не ответил, лишь молча пожал плечами. События давно минувших дней люди, может, и успели забыть, да только и озеро, и остров помнят все очень хорошо. От ощущения, что грядет что-то страшное и неотвратимое, зачесалось промеж лопаток и захотелось напиться. Вот только напиваться Август не стал, понимал, что не поможет, а приготовился затаиться и наблюдать за переменами, происходящими вокруг.

Перемены не заставили себя долго ждать. Уже на следующий после визита Пилипейко день на остров приплыли люди из тех, кому копейка не лишняя. Топот их ног и громкие голоса окончательно разбудили Черную Химеру. Она проснулась, потянулась до дрожи в каменных боках и замерла в предвкушении близящегося кровавого пира. На появление Августа Химера отвечала радостным мурлыканьем. Впрочем, слышать ее мог только он один. Остальные, безусловно, что-то чувствовали, но не понимали, что происходит, какой опасности они себя подвергают, оставаясь на острове. Августу хотелось кричать, гнать их прочь из замка, но вместо этого он лишь молча наблюдал за тем, как преображается дом, как исчезают грязные разводы на окнах и лохмотья паутины под потолком, как оживает, сверкая на солнце, наборный паркет, как освобождаются от старой пыли бархатные портьеры, как появляется в комнатах новая мебель, не дорогая антикварная, а самая обычная, но добротная. За три дня разобрали старую пристань и собрали новую. Еще пару дней понадобилось на то, чтобы покосить траву вокруг замка, постричь разросшиеся кусты и заново разбить клумбы. А еще через день появились первые гости. Или наследники. Август так и не решил, как их следует называть.

Прямо к новой пристани причалили сразу две лодки. В одной из них сидел тучный, обрюзгшего вида мужчина в засаленном, давно вышедшем из моды костюме. Костюм не сходился на необъятном его животе, а на застиранной рубашке расплывалось серое пятно пота. Мужчина выглядел уставшим и совершенно несчастным. На кончике его мясистого сизого носа повисла капля пота, а редкие волосы на макушке слиплись. Гость дышал шумно и часто, за борта лодки держался крепко, словно, боялся, что лодка эта может перевернуться. Сидевший на веслах юркий мужичок, наверное, тоже опасался, потому что на пристань выбрался сразу, как только лодка ткнулась острой мордой в свежеструганые доски. Августу показалось, что даже перекрестился украдкой. Толстяк же выбирался долго, кряхтел, неловко хватался за поручни, расшатывая и без того глубоко сидящую в воде лодку, и было видно, что подобного рода путешествия для него – сущее мучение.

На веслах второй лодки сидел молодой человек в щегольском, хорошо скроенном костюме. Он был красив рафинированной, картинной красотой, четким профилем, капризной линией губ и пшеничного цвета кудрями напоминал Августу римских патрициев. По крайней мере, такими Берг их себе представлял. Молодой человек на пристань поднялся с непринужденным изяществом и протянул руку, помогая выбраться из лодки своей спутнице. Женщина была хороша и на первый взгляд молода. Но лишь на первый взгляд. Стоило только присмотреться, и становилось очевидно, что нежный румянец на высоких скулах появился отнюдь не вследствие естественных причин, что кожа бела и ровна благодаря пудре, а осиную талию поддерживает корсет. От наблюдательного взгляда не могло укрыться очевидное родство женщины и белокурого юноши. Галантный человек предположил бы, что это брат и сестра, но циничный Август сразу решил, что перед ним мать и сын. Мысленно перебрав все возможные варианты, он пришел к выводу, что перед ним семейная чета Кутасовых: Антон Сидорович и его супруга Екатерина, в прошлом несравненная мадемуазель Коти. А юноша – не кто иной, как Серж, их непутевый сын. Вот и прилетели первые ласточки. Или стервятники, это кому как угодно считать.

– Господи, какой кошмар! – Голос мадам Коти был глубокий, хорошо поставленный, но сейчас в нем отчетливо слышались визгливые стервозные нотки. – И кому только пришло в голову построить замок посреди озера?!

Она скользнула равнодушным взглядом по Августу, а потом поманила его пальчиком и сказала капризно:

– Эй, ну что ты стоишь истуканом? Проводи нас в дом! Кстати, где остальные слуги? Надо распорядиться, чтобы отправили в город человека за нашим багажом. Ты меня слышишь?

– Слышу, как же можно вас не услышать? – Август решительным шагом подошел к мадам Коти, галантно поклонился и отрекомендовался: – Позвольте представиться, Август Адамович Берг, архитектор.

То, что перед ней не слуга, а архитектор, не произвело на мадам Кутасову ровным счетом никакого впечатления, и ручку для приветствия она протянуть побрезговала, сказала все тем же капризным тоном:

– Вижу, нас тут не ждали! – На супруга своего она бросила полный раздражения и укора взгляд. – Тоша, ты только посмотри, что происходит! Нас не ждали в нашем собственном доме!

Антон Сидорович Кутасов тяжело вздохнул, утер мокрое лицо не слишком чистым носовым платком и протянул Августу руку.

– Рад знакомству, мастер Берг, – сказал он с почтением, которым тут же заслужил расположение Августа. – В Перми о вас и ваших проектах до сих пор ходят легенды.

– Тоша! – повысила голос мадам Коти и притопнула ножкой. – Мы так и будем стоять на этом солнцепеке?

– Ну, Котечка, что же я могу поделать? Я ведь приплыл на остров вместе с тобой. – В голосе его слышались виноватые нотки, но что-то подсказывало Августу, что к капризам супруги он давным-давно привык и научился на них не реагировать.

– Замок уже полностью готов к встрече гостей, можете не волноваться, – сказал Август.

– Гостей?! – Мадам Коти окинула его полным презрения взглядом. – Милейший, возможно, вы здесь и гость, а вот мы – хозяева!

– Котечка, дорогая… – пробубнил Антон Сидорович и попытался взять супругу под локоток, но та увернулась, раздраженно взмахнула рукой.

– Я говорила тебе, Тоша, нельзя пускать это дело на самотек! Столько лет дом стоял без присмотра, и теперь вот полюбуйся – мы здесь уже не хозяева, а гости! Кстати, ты не говорил мне, что дом такой огромный. – Она приложила ладонь ко лбу, сощурилась, разглядывая каменных горгулий. – Мерзость какая! – сказала с отвращением и тут же спросила, обращаясь уже к Августу: – А скажите-ка мне, любезный…

– Август Адамович, – подсказал он.

– Любезный Август Адамович, кто еще из… гостей уже прибыл?

– Вы первые, – успокоил ее Берг. – Раньше других на острове появился господин Пилипейко, поверенный Матрены Павловны…

– Нет, ну какие прохвосты! – не дослушала его мадам Коти. – Опередили! Заслали уже этого своего!..

– Господин Пилипейко как раз и занимается подготовкой замка к встрече гостей.

– Хозяев! – взвизгнула мадам Коти и снова притопнула ножкой. – Попрошу запомнить!

– Хозяев, – покладисто повторил Август. – Он сейчас в городе, а я, если позволите, покажу вам дом и ваши комнаты.

– Комнаты я выберу сама! Я не какая-то там бедная родственница, чтобы мне указывали, где жить. Так и знайте!

Август перехватил полный тоски взгляд Антона Сидоровича, пожал плечами и молча пошагал к замку, побоялся, что еще чуть-чуть, и терпение его покинет. А ссориться с новыми гостями – то есть хозяевами! – Берг не планировал, так что придется немного потерпеть.

Он думал, что мадам Кутасова, уставшая с дороги, прямиком направится к себе в комнату, но не тут-то было, Коти решила первым делом осмотреть замок. О желании своем она объявила не терпящим возражений тоном, и Август обреченно вздохнул. Антон Сидорович тоже вздохнул, грузно опустился в одно из кресел, закрыл глаза.

– Котечка, ты уж сама… – сказал с мольбой. – Устал я невероятно.

Серж бросил на отчима полный презрения взгляд и тут же подхватил маменьку под локоток, выражая готовность сопроводить ее куда угодно.

По дому ходили долго, Коти совала свой очаровательный напудренный носик во все комнаты, почти так же, как до нее поверенный Пилипейко, заглядывала в шкафы и кладовки. Комнаты себе и сыночку она выбирала с невероятной тщательностью, капризами и сомнениями вконец замучив Августа. Наконец выбор ее пал сразу на три комнаты, из чего Август сделал вывод, что делить спальню с супругом мадам Кутасова не намерена.

Определившись с выбором, они спускались по лестнице, когда услышали голоса.

– Сделал все самым наилучшим образом, Матрена Павловна, можете не сомневаться, – вкрадчиво бубнил поверенный Пилипейко. – Времени у меня, конечно, было маловато, но, как видите…

– Вижу, Викеша! Вижу, дружочек! – Пожалуй, этот густой, с хрипотцой голос мог принадлежать как мужчине, так и женщине. – Постарался ты на славу!

– Что ж вы не сообщили, что приезжаете? – сокрушался Пилипейко, я бы распорядился, встретил бы вас по всем правилам.

– Господи, дружочек, да какие уж тут правила?! Мы, чай, не в гости едем, а к себе домой! Вот решили с Наташенькой, чего нам в Перми еще почти неделю сидеть, когда тут такое приволье, такая красота!

– Это еще что? – прошипела Коти и требовательно посмотрела на Августа. – Кто это там у нас?

В ответ он лишь пожал плечами, мол, разбирайтесь сами, и отступил в сторону, пропуская воинственно настроенную мадам Кутасову вперед. Следом за маменькой двинулся Серж, словно невзначай задев Августа плечом. Маленький паскудник…

А внизу тем временем разворачивалась настоящая драма.

Посреди холла, окруженные чемоданами и дорожными сумками, стояли четверо. Поверенный Пилипейко бережно прижимал к груди шляпную картонку, расписанную фиалками, и с картонкой этой выглядел до ужаса нелепо. Рядом, обмахиваясь веером, расположилась дородная дама, надо думать, сама Матрена Павловна. Фигура ее была монументальна, но при этом не лишена приятных мужскому взгляду изгибов. От жары ли или от избытка чувств пышная грудь ее вздымалась и колыхалась весьма волнительно. Волны эти стекали по складкам дорогого атласного платья, раскачивали бриллиантовые серьги в толстых мочках ушей. При всем при том Матрена Павловна излучала благодушную уверенность в себе, и даже появление мадам Кутасовой не вывело ее из душевного равновесия. Наоборот, она расплылась в широкой улыбке, жестом остановила ринувшегося было на ее защиту Пилипейко, сказала ласково:

– А вот и родственнички пожаловали! – Из уст ее это звучало как «бедные родственнички», и было очевидно, что в отличие от деверя свое наследство Матрена Павловна не только сохранила, но и приумножила, чем вполне заслуженно гордилась. – А я надеялась отдохнуть с дороги, побыть в семейном кругу, да вижу, ничего не выйдет. Каким ветром вас сюда занесло, Катька?

От возмущения, от таких вот обидных слов Коти фыркнула, ища поддержки, сжала руку Сержа, а потом тоном одновременно презрительным и высокомерным заявила:

– А ты небось надеялась тихой сапой все к рукам прибрать? Мало тебе было того, что семнадцать лет назад самый жирный кусок оттяпала?

– Я? – Матрена Павловна удивленно вскинула брови, веер ее колыхнулся и замер. – Милочка, да у тебя, как я посмотрю, с памятью совсем беда. Не от возраста ли? Я тогда никакого отношения к наследству не имела, я вон Наташенькой была беременна. – Веер качнулся в сторону юной особы, в силу возраста еще довольно стройной, но, очевидно, унаследовавшей от маменьки склонность к излишней пышности форм и здоровый деревенский румянец на премиленьком личике. Особа присела в легком реверансе. Смотрела она при этом не на маменьку и не на тетушку, а на Сержа. Во взгляде ее Август прочел изумленное восхищение. Определенно, кузен произвел на Натали впечатление.

А Коти услышала лишь то, что меньше всего желала услышать – тираду про возраст. Щеки ее пошли пунцовыми пятнами, скрыть которые была не в силах даже пудра.

– Тоша! – взвизгнула Кутасова. – Тоша, ты слышишь, что говорит эта… – Она не договорила, привычно притопнула ножкой.

– Дамы, прошу вас… – подал голос затаившийся в кресле Антон Сидорович. Голос его звучал несмело, с мольбой.

– И Антоша тут! – Матрена Павловна развернулась всем телом, колыхнулся массивный бюст, снова сверкнули бриллиантовые сережки. – Дай-ка я погляжу на тебя, деверь ты мой дорогой! Сколько лет мы с тобой не виделись? Кажись, с похорон моего Петеньки.

– Не были они на похоронах Петра Сидоровича, – ввернул Пилипейко, – не посчитали нужным, так сказать.

– Нам из Перми в ваше захолустье далековато, знаете ли! – не преминула куснуть Коти.

– Захолустье… – хмыкнула Матрена Павловна и велела: – Антошка, а ну покажись! Что ты там прячешься, давай хоть обнимемся по-родственному!

Из своего кресла Антон Сидорович выбирался долго и с явной неохотой, а когда наконец подошел к Матрене Павловне, та бесцеремонно, совершенно по-мужски присвистнула:

– Эким боровом ты стал! А раньше-то худющий был, что хворостина. Помнится, Петенька мой его двумя руками сзади за шею возьмет, как кутенка, да так, за шею, от земли и оторвет. – Матрена Павловна по-свойски подмигнула Августу и тут же спросила: – А вы небось тот самый сумасшедший гений, которого Савва при себе держал на манер европейских аристократов?

– Отчего же сумасшедший, Матрена Павловна? – Обижаться на людей простых и глупых Август давным-давно разучился. – Смею надеяться, что до сих пор нахожусь в здравом уме и твердой памяти.

– Так уж и в твердой? А по носу вашему сизому и не скажешь. – Она коротко хохотнула, довольная своей наблюдательностью. – Да вы не обижайтесь, господин архитектор, – добавила благодушно: – Я, знаете ли, тоже наливочкой вишневой не брезгую, хоть Анатоль и не одобряет…

На Анатоля, тонкокостного, щегольского вида мужчину с напомаженными усиками и прямым, как бритва, пробором в черных волосах, дама посмотрела с нежностью и даже некоторой страстью, из чего Август сделал вывод, что видит перед собой нынешнего супруга Матрены Павловны, того самого, о котором не пожелал вспоминать поверенный Пилипейко. Супруг Анатоль был из породы тех мужчин, которые нравятся таким вот, как Матрена Павловна – богатым, властным, давно разменявшим юность на зрелость. Моложе своей влиятельной супруги он был лет на десять и казался почти ровесником пасынка.

Пасынок с отсутствующим видом стоял в сторонке, интереса к возникшей родственной пикировке не проявлял. Пожалуй, в нем единственном угадывались черты кутасовской породы. Он был невысок, коренаст, взгляд имел цепкий, а наметившиеся залысины в скором времени должны были превратить его почти в точную копию почившего Саввы Кутасова. Пожалуй, этот персонаж пока что казался Августу симпатичнее остальных. Если в сложившихся обстоятельствах вообще можно говорить о какой-либо симпатии.

Меж тем Антон Сидорович, воспользовавшись тем, что Матрена Павловна отвлеклась, под гневные взгляды супруги, которая так и не сошла с лестницы и смотрела на всех присутствующих сверху вниз, тихонечко ретировался к своему креслу.