Уйти нельзя остаться

– Валерка, так куда тебя отвезти? – очнулся Леша, когда уже показались ворота и башенки ВВЦ. – Я бы очень хотел пригласить тебя к нам или в ресторан поужинать – в общем, повидаться еще, обязательно! Но сейчас не могу. Держи мою карточку, а мне свои координаты дай. Ты где остановилась?

Лера продиктовала телефон отеля.

– Ого, ты частный детектив?! – рассмотрела она строгую визитку, выполненную в черно-стальных цветах. – Точно, ты всегда хотел преступников ловить! Ой, Лешка, ты даже не представляешь, как я рада нашей встрече!.. Я не ожидала, я просто так пришла во двор… А ты помнишь, мы стали дружить с того дня, когда я с голой попой съехала с горки?

– Валерка, – он приобнял ее и чуть притянул ее к своему плечу. – Я все помню. Я очень рад тебе. И мы обязательно должны увидеться. Но сейчас, куда тебя отвезти сейчас?

– Если у тебя есть время… Тут недалеко, на Ботанической.

Лешка кивнул и принялся выруливать налево. И только когда показалось здание телецентра и огромная телебашня, она вдруг вспомнила, что Данила живет недалеко от Останкина.

И Лера решила, что это знак. Две сегодняшние встречи, с Вериком и Лешкой, словно насытили ее вопрошающую жажду, примирили ее с Москвой, с Россией, с самой собой…

И с Данилой.

– Леш, извини… Я передумала… Мне на Звездный бульвар надо! Тут рядом. Высади меня вот тут, раз торопишься, я доберусь до места сама!

Они немножко поторговались, но ее доводы о пробках, из-за которых лишних сто метров пути могут ему стоить лишнего получаса времени, взяли верх.

– Я должен отпустить няню, – смущенно сдался он.

– Привет жене и малышам! – крикнула Лера, выбравшись с высокого сиденья джипа.

Адрес Данилы она помнила наизусть. Он жил на Звездном бульваре, а Лера еще в Америке не раз рассматривала карту Москвы – отчасти, чтобы вспомнить город, отчасти, чтобы увидеть перемены. И, конечно же, место обитания Данилы подверглось самому пристрастному изучению.

Она решила не ловить машину, а дойти пешком до Звездного бульвара, к которому должна привести ее улица Цандера. Она шла не торопясь, удивляясь принятому решению и пытаясь обдумать его…

Впрочем, она только делала вид, что обдумывает. На самом деле внутри ее все ликовало при мысли о встрече – и одновременно сжималось от страха.

По дороге попалось кафе, она вошла, присела за столик, заказала кофе. Сердце стучало со странной оттяжкой, словно замирая перед каждым ударом, вызывая холодок на затылке. Какие слова сказать ему? Да и дома ли он?

Мобильного телефона у Леры не было, она оставила его дома, в Америке, предполагая, что в Москве ей некому звонить на мобильный. Данила предлагал ей, у него имелось штуки три, но она гордо отказалась… А телефон-автомат не найти, да и карточка к нему нужна…

В общем, позвонить нельзя, но это, может, и к лучшему. Так их встреча будет честнее, она все сразу поймет по его лицу… Но что же сказать ему, бог мой?

Лера усмехнулась. К вопросу о честности: сама-то она мухлевала! Ему оставляла спонтанную реакцию, тогда как для своей пыталась сейчас, за чашкой кофе, заранее расписать сценарий…

«Нечего! – решила она. – Неожиданность так неожиданность. Для обоих!»

Решительно подкрасив губы в туалете, причесав запылившиеся волосы (сколько же в Москве пыли!!!), она покинула кафе и углубилась в жилой квартал.

…Когда в домофоне раздался его голос – ее отказал. Она молчала, потому что горло сжалось и она не могла выдавить из себя ни звука. Только сердце оглушительно билось: бум, бум…

– Да! Я вас слушаю. Говорите! – через паузы прозвучали его реплики.

Он подождал еще немного и отключился. Лерино сердце разгонялось так, словно шло на взлетную полосу. Непослушным пальцем она снова ткнула в кнопки.

– Да! Кто там?

Потом он умолк. И через некоторое время тихо спросил:

– Лера?..

– Да… – прошептала она.

– Открываю. Четвертый этаж.

…Он ждал ее у лифта. Кажется, она пыталась заготовить слова?.. Напрасный труд, они не понадобились! Он просто молча схватил ее и утащил в квартиру. А там, в полутьме прихожей, прижал ее к себе так сильно, что ей пришлось попросить пощады…

– И не надейся, – ответил он. – Пощады не будет…

…О чем она думала все эти дни? Она их просто потеряла, бездарно потеряла – без его любви!

Потерянное время они наверстывали в рекордном темпе. Сколько прошло – сутки? Двое?

Во всяком случае, когда Лера наконец некоторым усилием сознания поняла, что жизнь несколько шире, чем их кровать, она съездила в гостиницу за вещами и перебралась к Даниле.

…В гостинице ей сообщили, что в течение двух дней ей безуспешно дозванивался господин Карен Саргосян. Она набрала его номер.

– Лерочка, где пропадаешь? У нас на завтра назначена встреча с мужиками – Боб, Костька, Димка, все придут! А у меня все еще нет от тебя подтверждения!

Хорошая вещь – риторические вопросы! Замечательные такие вопросы, не нуждающиеся в ответах! Не то бы она очень затруднилась объяснить Карену, где именно она пропадала.

– Ох, Карен…

– Я смотрю, ты не из гостиницы звонишь… Ты где?

– Я? У… у друзей…

– Ага, – усмехнулся Карен, уловив вибрации ее голоса. – Что-то мне подсказывает, что имеет смысл запомнить этот номер. Ну, записывай адрес. Это совсем рядом с метро «Добрынинская», там отличный тихий армянский ресторан, а кухня – вместе с пальцами съешь!

* * *

…Как она жалела сейчас, что не вняла совету Данилы и не обзавелась русским мобильником! Бесплодно просидев в ресторане целый час, тупо заказывая то кофе, то сок, она так никого и не дождалась! И уехала домой, крайне раздосадованная. В России как опаздывали повсюду во времена СССР, так и теперь опаздывают! И что на их дворе уже давно другой век – век бизнеса, век рыночных отношений, который требует точности и дисциплины, – здесь никому невдомек! Потому что слишком легко им деньги достались, и не знают они цены ни деньгам этим, ни времени!

Лера вспоминала всех русских нуворишей, виденных ею в Америке и в Европе, и делала гневные обобщения.

– Тебе звонил Карен, – встретил ее Данила на пороге. – Просил перезвонить. Он оставил номер, сейчас тебе дам.

– У меня есть, – буркнула Лера.

– Что-то не так?

– Никто не пришел на встречу… Знаешь, я, наверное, стала слишком западной. Я не в состоянии не только прощать подобную необязательность, но даже и понимать ее!

– Позвони сначала, – мягко ответил Данила. – Мало ли что могло приключиться.

…Позже Лера не раз думала, что той своей раздраженностью и ворчанием она просто пыталась отогнать от себя дурное предчувствие.

– Костя скоропостижно скончался, – глуховато произнес Карен. – Как ты понимаешь, я не мог приехать на нашу встречу. Меня срочно вызвала его жена, Лена…

– Конечно, Карик, о чем речь…

– Ты сколько пробудешь в Москве? Я все же очень хочу тебя повидать… И Боб с Димой тоже.

– Мы обязательно встретимся, – заверила его Лера. – Я здесь еще три недели пробуду, не меньше… А что случилось с Костей?

– Не знаю. Предположительно инфаркт.

– Мои соболезнования, Карик. Это все-таки был твой друг.

– Я тебе позвоню, Лер. Как только смогу.

Данила сидел у компьютера, что-то читал на экране.

– Ну, все разъяснилось?

– Почти.

Он повернулся к ней.

– «Почти»? И что осталось в осадке?

– Костя скоропостижно скончался. Сегодня.

– Это один из тех, кто должен был прийти сегодня на вашу встречу?

– Да.

– Я завтра же куплю сим-карту и дам тебе свой мобильник, чтобы больше не возникало подобных недоразумений!

– Данила, он четвертый…

Она, конечно, рассказала ему, как жила в Москве первую неделю без него. И о своих телефонных звонках, и о встрече одноклассников, о старосте Мише, Юре Стрелкове, Карене… И, конечно, о Верике, Лешке Кисанове и доме своего детства.

– Лер, если посмотреть статистику смертей за день только по Москве, то ты увидишь, что…

– Погоди.

Она залезла в шкаф, туда, где Данила отвел для нее полки, и через тридцать секунд положила перед ним большую фотографию класса.

Костя сидел на второй парте рядом со Славой Зюбриным. Четвертым в ряду у окна.

– Вот он, – указала Лера ноготком. – А теперь смотри: раз, два, три, четыре… Они умерли все подряд! Ты все еще думаешь, что это случайное совпадение?

Данила помедлил, прежде чем ответить.

– Это, конечно, настораживает… Тем не менее пока не является основанием для подозрений. Вот если бы все они были убиты , тогда другое дело. Отчего умер Костя?

– Предположительно инфаркт.

– Вот видишь.

– Предположительно , Данила!

– Ну, допустим, медики не заметили пулевое ранение у него во лбу, – усмехнулся он. – Но тогда все остальные тоже должны были иметь пулю в какой-нибудь части тела. Или яд, или нож, не знаю. А в таких случаях обычно говорят «убит» или «погиб», а не «умер».

– Может, людям не хотелось посвящать меня, неизвестно откуда взявшуюся чужачку, в такие подробности? Надо попробовать это выяснить. Я попробую…

– Как?

– Обойду все эти семьи. Это не то же самое, что спрашивать по телефону.

– Лер, а зачем тебе это нужно? Ты приехала ненадолго, скоро снова уедешь… В детектив поиграть захотелось?

В ответ она постучала ноготком по фотографии, лежавшей на столе.

– Что ты имеешь в виду?

– Не что, а кого, – ответила Лера. – Посмотри, – и она отодвинула ноготь с чьего-то лица.

На третьей парте в ряду у окна, сразу за четырьмя погибшими, сидела сама Лера!!!

Она видела, как он сжал скулы. Но ничего не сказал, только предложил заняться ужином. И только когда тарелки были уже убраны, Данила, приобняв ее, сказал тихо:

– Совпадение, конечно, странное, но предположить, что кто-то убивает одноклассников, сидевших друг за другом в одном ряду, – еще страннее. Сама подумай, звучит совершенно бредово! А насчет совпадений, так вспомни: ты начала обзвон своих одноклассников и первым же делом попала подряд на трех умерших. На трех подряд – из тридцати учеников класса! Хотя ты могла начать с других и даже вовсе не дойти до погибших! Ты же не можешь утверждать, что это не совпадение!

И Лера была вынуждена согласиться с ним. Это логично. Это ощутимо доказывало, что совпадения случаются, даже самые странные… Но тревога не отпустила ее, и, даже засыпая на руке Данилы, она думала об этом, и перед глазами стояли две первые парты в ряду у окна, за которыми сидели четверо недавно, один за одним, умерших одноклассников…

* * *

На следующий день Лера дозвонилась до старосты Миши и договорилась встретиться, чтобы вернуть ему фотографии, которые она уже пересняла. Между делом Лера попросила список всех адресов и телефонов класса, сославшись на свою ностальгию.

Миша был рад ей услужить и пообещал даже внести в когда-то составленный список исправления и уточнения: для Леры он-де постарается и прозвонит всех, кого только найдет!

Пока же Лера решила, не теряя времени, навестить родителей Славы Зюбрина. Она хотела убедиться, что ее тревога не имеет оснований и все это действительно хоть и редкое, но совпадение!

…Разговор был тяжелым. Его мать плакала, обнимая Леру, словно та своей причастностью к школьному детству сына могла вернуть ей Славика….

– Вы сказали, что он умер от инфаркта, – осторожно проговорила Лера, боясь ранить пожилую женщину лишними расспросами. – А как же это случилось? У него было больное сердце?

– Никогда, никогда он не жаловался! Но врачи сказали: так бывает… Сердце вдруг взяло и отказало…

– Он умер в больнице? Дома?

– Дома… Жена его нашла. Уже поздно было врачей звать…

– Вы меня простите, пожалуйста… Но я хотела бы уточнить: никаких следов насильственной смерти аутопсия не выявила?

– Насильственной смерти?! Бог с вами, деточка, нет! Что за вопрос странный? Инфаркт у Славика приключился…

– И когда это случилось?

– Два месяца тому назад…

«Инфаркт, – думала Лера, выходя из квартиры родителей Славы. – И никаких признаков насильственной смерти! И Карен сказал: у Костика инфаркт. Значит, все остальное – мои домыслы!»

И все же она решила навестить супругу спившегося Толи Трубачева. Ну, чтобы уж совсем не сомневаться…

Его, как и Славу, Лера помнила несколько смутно. Они входили в Компашку, но так как-то, на орбите. Примкнули, что называется. Пригрелись под лучами Юркиной популярности, а тот их не гнал, они играли роль свиты при нем. Лера помнила, что они пытались подражать Юре, но их шутки были лишены блеска, их высказывания – мысли, их поведение – артистизма и провокации.

Тем не менее их объединяло привилегированное социальное положение. Точнее, их родителей, разумеется. Посему Лера удивилась бедной квартире и запущенной женщине, вдове Андрея.

Впрочем, очень скоро она поняла, что Толя все пропил . Свое привилегированное положение, свои скромные таланты и родительские деньги.

Наташа – так звали его вдову – приняла Леру с каким-то странным сочетанием симпатии и в то же время раздражения. Словно, с одной стороны, ей хотелось поговорить с ней о своей жизни, а с другой – словно Лера, будучи знакома с ее мужем еще в школе, оказалась ответственна за его тягу к алкоголю.

Впрочем, Лера такую черту уже наблюдала в своих русских приятельницах в Америке. Когда у них что-то не ладится, а при этом у Леры все в порядке, их тон приобретает странный оттенок обвинительности. Словно она то ли должна им что-то, то ли виновата перед ними тем, что у нее дела лучше…

Но как же им не быть лучше, если она вышла замуж по любви (а не ради переезда в Америку)? И если у нее эта любовь длилась долгие годы и муж всегда отвечал ей взаимностью? И если дела мужа шли в гору, потому что к его собственным амбициям существенно добавлялось желание добиться успехов для нее, для Леры, для любимой жены? Это ведь какой мощный стимул для мужчины – любимая жена!

И разве Лера виновата в том, что они сделали неверный выбор? Что они за «грин кард» вышли замуж… А теперь у них все плохо?

Теперь же вроде бы и ситуация была иной, но Лера ясно ощутила в словах Толиной вдовы похожий упрек: вам-де хорошо, а мне плохо!

– Вы не знаете, что такое жить с алкоголиком! Вы не знаете, что такое подтирать его рвотные лужи!

Лере хотелось ответить: «И знать не хочу! Это ты, милая, вышла замуж за алкоголика, чего бы я никогда не сделала! На что польстилась? На положение его родителей? Ну, так что ж теперь жаловаться, это твой выбор, голубушка!»

Но она постеснялась произнести столь резкие слова вслух. Да и на конфликт не хотелось идти: она еще не все узнала.

Наташа меж тем продолжала ее грузить:

– Все деньги пропивал… С работы уволили… Родители его видеть не хотели, отказали от дома…

Лера наконец вставила в поток ее излияний первый из тех вопросов, ради которых пришла сюда:

– А отчего же Толя умер, а, Наташа?

– Спился, сволота! Сердце отказало.

– Отказало? Инфаркт?

– Ну да.

– Диагноз точный?

Наташа удивилась:

– А что, по-вашему, ему водку кто в глотку влил, что ли?

– Я имею в виду, никаких следов насилия?

– Что его кто-то трахнул?!

Лера поморщилась. До чего же сузился русский язык за последнее время! Слово «насилие» понимается исключительно как сексуальное, хотя оно означает всего лишь применение силы… Как и слово «возбуждение», она заметила, – теперь его и произнести нельзя, сразу заподозрят за ним сексуальный смысл… Странно, как меняется язык.

Или менталитет?..

– Нет, конечно. Я имела в виду следы насильственной смерти, извините…

– Да кому он нужен, убивать его? Никчемный как жил, так и помер…

– Инфаркт при вас случился?

– Какое! Я ведь за двоих вкалывала, на полторы ставки работала!

– И кто обнаружил его тело? Где?

– Я же и обнаружила. С работы вернулась – лежит… Уже и «Скорую» поздно было вызывать… А чего это вы расспрашиваете?

Лера смутилась. Рассказать этой простоватой Наташе о своих сомнениях? Не поймет.

– Я просто удивляюсь, что молодой мужчина так скоропостижно умер… – ответила она. – Даже для алкоголика рановато, мне кажется…

Она врать не умела и чувствовала себя очень неловко. Казалось, что каждое ее слово звучит фальшиво. Но Наташа фальши не уловила.

– Это смотря как пить, – усмехнулась она.

– Когда Толя скончался?

– Да вот уже почти месяц, как я дышу, – ответила Наташа. – Он в начале сентября умер. А чего это вы интересуетесь все-таки?

Лера прибегла к уже отработанному приему: сослалась на ностальгию и всякие прочие сантименты, связанные со школьным детством, и поспешила покинуть вдову.

С Данилой она столкнулась у подъезда: он возвращался с работы. Он прижал ее к себе, радуясь встрече, а ей вдруг стало больно отчего-то… Может, потому, что она поймала себя на ощущении, словно возвращается домой ? Но это домой сочеталось только с ним, с Данилой, а никак не с его квартирой… Тесная московская хрущевка – Лера прощала ее лишь потому, что тут жил он, Данька. И то прощала ее незадачливое существование в качестве своего временного пристанища. Она слишком привыкла к большому пространству своего дома под Вашингтоном, и теснота этой квартирки ее могла бы задушить, если бы она хоть на миг представила, что это действительно ее дом .

Наверное, во всем этом была какая-то нестыковка, даже, может, какая-то нечестность… По ее разумению, – тому разумению, которое сложилось в совсем юные годы, когда она влюбилась в своего будущего мужа, – любить – значит принимать все! А она делила, отделяла, разделяла свои чувства… Данилу – от его квартиры. Любовь к нему – от совместного быта. Но разве так бывает, когда любишь?!

Или это не любовь?

Господи, скажите мне кто-нибудь, что такое любовь! И что происходит со мной!!!

С другой стороны, и он не приглашал ее занять конкретное место в его жизни – со всем его малоустроенным бытом.

Не смел?

Не хотел?

Как мало мы знаем об отношениях между мужчиной и женщиной, когда они не стремятся создать семью и нарожать детей! Когда ими движет не инстинкт, а свободный выбор…

СВОБОДНЫЙ! Как красиво звучит. Но в нем-то все и несчастье… Мы не умеем быть свободными, мы от свободы дуреем. И перестаем понимать, чего же мы хотим…

* * *

– Дань, помоги мне! – сказала она за ужином. – У Андрея Исаева страшно ревнивая жена, она не станет со мной разговаривать! А если бы пришел к ней ты, с твоим обаянием…

– Лер, но я же не одноклассник!

– Но она этого не знает! Что тебе стоит сделать вид?

Он посмотрел на нее, и Лера поняла, что он согласится, хотя ему это претит.

– Давай инструкции.

– Позвони ей, я тебе дам номер. Скажи, что одноклассник, что собираешь информацию обо всех, – ну, например, делаешь сайт… Сейчас их уйма развелась в интернете. И договорись о встрече. Все, что я хочу узнать, это диагноз и дату…

И он сделал это. Он позвонил, договорился и сходил к ревнивой вдове Андрея Исаева. И принес Лере информацию: диагноз – инфаркт.

Ин-фаркт…

Не слишком ли много инфарктов?!

– Когда? – спросила Лера.

– В августе. Месяц назад. Лер, ты же видишь, никаких признаков насильственной смерти! Инфаркт! Это не убийство…

– Данька, ты говорил, что детективы читаешь?

– Да. Хотя больше люблю фантастику.

– То-то и оно… Существуют такие лекарственные препараты, которые способны вызвать инфаркт. Агата Кристи описала: дигиталин, например…

– Лер, ну почему ты думаешь, что тут непременно должен быть криминал? Ты детективов перечитала, ей-богу…

– А вот почему… – Лера снова водрузила фотографию на стол. – Смотри: первый – если считать справа налево, – сидит Слава Зюбрин. И он умер от инфаркта в июле, около двух месяцев назад. Рядом с ним сидит Андрей Исаев. Ты был сегодня у его жены, и она сказала…

– Что Андрей умер от инфаркта…

– Да, причем в августе. И он второй по счету. А третий, Толя Трубачев, – и он сидит третьим, видишь, на парте сразу за ними? И умер он тоже от инфаркта – в начале сентября. Понимаешь?

– Порядок мест в классе соответствует смертям?

– В том-то и дело… И последний Костя, вчера. Он, видишь, сидел рядом с Толиком. И тоже инфаркт. И у нас конец сентября.

Данила помрачнел. Потом шумно вздохнул и заграбастал ее к себе. Она, повинуясь его жесту, перебралась к нему на колени, прижалась к его груди, и следующий шумный вздох уже путался в ее волосах, обдавая теплом шею, а потом…

…А потом наступило утро.

Лера полдня провалялась в постели, обнимая Данькину подушку. Она пахла им, им и его одеколоном, словно он, уйдя на работу, оставил ей в залог этот запах. Она думала о странных их отношениях, в которых ей ничего от Данилы не надо, и в то же время существовать без него невозможно… То есть, наверное, возможно, но плохо. Очень плохо существовать без него…

И еще она думала о двух первых партах и о четырех своих одноклассниках, сидевших за ними. Если считать слева направо, то порядок смертей соответствовал расположению за партами. Почему?! Это случайность? Но разве бывает так много случайностей?

А если нет… То надо исходить из гипотезы, что инфарктам помогли случиться ! Как любитель детективов со стажем Лера точно знала, что до инфаркта можно и намеренно довести. Хоть тот же дигиталин, о котором писала Агата Кристи. А сколько других медикаментозных средств вышло на рынок со времен сочинительства бабушки детектива?

Иными словами, эти смерти есть не что иное, как убийства!

Но и в это было трудно поверить. Зачем??? Кому понадобилось убивать этих ребят, которые уже давно перестали общаться между собой? И за что? Может, какой-то псих? Или кто-то им за что-то отомстил?

И закончен ли список смертей?.. Ведь Лера сидела следующей, на третьей парте в ряду у окна… Если это псих, решивший методично истребить свой бывший класс, то он теперь до нее доберется!!!

«Стоп, – сказала она себе. – Тут промелькнуло одно слово, какое-то важное слово… Да, вот оно: «свой бывший класс». Кем бы ни оказался убийца, он должен быть из нашего класса!!!»

Эта мысль выдернула ее из постельной неги.

– Карен? Мы можем встретиться сегодня? Ну, скажем, через полтора часа?

– Конечно. Я пришлю за тобой машину. Диктуй адрес…

Она буквально слетала в душ, выпила кофе, оделась-причесалась-подкрасилась и вскоре входила в роскошный офис Карена в центре города.

– Обеденное время, – сказал он, когда Лера появилась в его кабинете. – Пойдем поедим. Ты ведь мне что-то сказать хочешь, угадал? Ну, за обедом и поговорим…

– …Вот так, Карен. Только не говори, что я сошла с ума, – закончила Лера свое повествование.

Он отодвинул от себя тарелку, положил на нее вилку и нож, вытер рот салфеткой, скомкал ее и бросил на стол. И все это не сводя с Леры своих черных влажных глаз. Полные губы его дрогнули, но так и не сложились в улыбку. В детстве, в школе, лицо его было очень подвижно, Лера помнила; теперь же оно отяжелело вторым подбородком, налитыми щеками, и на нем, казалось, только и жили глаза и губы.

– Не говорю, – сказал он. – Но чего ты хочешь? Что предлагаешь?

– Костю когда хоронят?

– Завтра.

– Значит, тело еще в морге?

– Видимо.

– Добейся, чтобы судебно-медицинский эксперт… Я правильно сказала?

– Правильно.

– Чтобы он осмотрел еще раз тело!

– В поисках чего, Лера?

– Причины инфаркта.

– То есть? – нахмурил черные брови Карен.

Лера отчего-то постеснялась говорить Карену про свою любовь к детективам и про вычитанный у Агаты Кристи дигиталин.

– Карик… Ты просто скажи ему, что у тебя есть основания подозревать, что инфаркт был спровоцирован. Возможно, введением какого-то лекарственного препарата. Пусть поищет в крови, я не знаю…

Карен подумал.

– Хорошо. Я для тебя это сделаю. Заплачу ему, пусть ищет.

– Ты не веришь мне, да?

Карен только сделал жест рукой: замолчи, мол! Он уже прижал к уху телефон и выспрашивал у Лены, Костиной вдовы, в каком морге находится тело.

– Какая разница, Лер, верю я тебе или нет? – произнес он, закрывая телефон. – Ты в сомнениях; они тебя пугают. Мое дело либо их развеять, либо подтвердить. Это минимум, который я могу сделать для тебя. И, знаешь, я бы предпочел первый вариант.

– Я тоже… Только боюсь, что…

Но Карен уже договаривался с моргом, обещая подъехать через час.

Лере он позвонил поздно вечером, точнее около полуночи. Данила недовольно выпустил ее из своих объятий. Она долго копалась в груде их одежд, пока не отыскала мобильник в кармане своего пиджачка. И затем молча выслушала то, что сказал ей Карен.

Данила протянул ей руку, помогая забраться в кровать.

– В крови ничего не нашли… – произнесла Лера, положив голову ему на грудь.

– Вот видишь! – Данила запустил пальцы в ее волосы.

– Но зато нашли след от укола на его руке…

– Надо сообщить в милицию, я думаю, – произнесла Лера за завтраком. – Если бы не мой приезд, то никто никогда бы не связал эти смерти между собой. Но теперь очевидно, что это неспроста! И милиция должна об этом знать! Пусть объединят эти дела и поищут причины инфарктов!

Данила странно посмотрел на Леру, снизу вверх – он ел яичницу, – и в его серых глазах засветилось удивление.

Лера смутилась.

– Ты не находишь эти смерти подозрительными? Тебе кажется, что я все сочинила, да?

– Лер… Какая же ты иностранка, на самом деле…

Таким тоном говорят: «Какая ты маленькая!»

– Почему?..

– Милиция – это не ваша полиция. Никто ничего делать не станет.

– Но я напишу заявление с просьбой расследовать! Они же должны…

– Иногда демократическое мышление трогательно до слез, – усмехнулся Данила. – Неужто ты думаешь, что кто-то начнет искать причины? Доставать из земли трупы…

– Эксгумировать, – подсказала образованная на детективах Лера.

– Вот-вот, эксгумировать и искать это лекарство в крови…

– Да и не получится. Дигиталин быстро разлагается. Если, конечно, пользовались именно им…

– Дело не в том, Лер! Просто никто не станет этим заниматься. Не станет, понимаешь?

– Но ведь имеются достаточно веские причины для того, чтобы заподозрить убийства! И возбудить дело. Почему же никто не станет, объясни?

– Потому что до сих пор это были мирные разрозненные покойники, умершие своей смертью, а тут они превратятся в никому не нужное, сложное дело по серийным убийствам, или как там у них называется. Со всеми шансами на «висяк». Или «глухарь».

– Это что?

– Так у нас в фильмах следователи выражаются… В смысле, что нераскрытое «глухое» дело испортит отчетность, «повиснет».

– Так пусть раскроют… – упавшим голосом проговорила Лера, уже понимая, что это отчего-то невозможно, хотя все еще не могла понять, отчего именно.

Данила поднялся – завтрак он закончил, пора было уходить на работу.

– Я не хочу, чтобы ты получила еще одну дозу отрицательных эмоций, Лер… – Он притянул ее к себе, поцеловал в макушку. – Не обращайся никуда, мой тебе совет. К тому же ты американка… На все твои доводы они только отмахнутся.

Данила взялся за ручку двери.

– А ты? Ты тоже отмахиваешься, да? – с обидой проговорила она.

– Я только здраво смотрю на вещи. Ты время потеряешь впустую, нервы себе потреплешь… К тому же я не хочу, чтобы игра в детектив отнимала тебя у меня.

Дверь за ним закрылась.

«А если очередь дойдет до меня? – обиженно думала она, оставшись одна. – Тогда что ты скажешь, Даня, если меня у тебя отнимут навсегда ?!»

Драматическая интонация собственного восклицания произвела на нее впечатление, и на глазах показались две скромные слезинки.

«Неужели это не звучит убедительно: четыре человека умерли в порядке тех мест, которые занимали за партами одного класса? Неужели этого не достаточно, чтобы насторожиться? И даже забеспокоиться? Или им нужна пятая смерть, чтобы поверить в ее неслучайность?!»

Лера смахнула слезинки, толку в них никакого не было. Куда больше ей нравилось думать и рассуждать.

Пятая смерть… Лера прекрасно знала, кто сидит пятым, на третьей парте, но снова положила перед собой фотографию класса: она, Лера!

И ее соседка, шестая по порядку, Вера.

Она позвонила Юре.

* * *

Он не сразу согласился с ней встретиться. Он-де всею бы душою, но занятость и неотложность дел не позволяют! Тон его был холодноват, и Лере подумалось, что он тем самым хочет подчеркнуть высоту своего положения, чтобы она получше оценила его жест: он снизошел до них всех, приехав на классную встречу. Или он снизошел до нее, до Леры?

Ей было решительно все равно, что он там хотел ей продемонстрировать, Юрочка Стрелков, и положение его ничуть ее не занимало. Но разговор этот был ей необходим, и следовало каким-то образом на нем настоять, хотя ей не хотелось формулировать по телефону столь щекотливое дело. Наконец она решилась и намекнула, хоть и туманно, на некое трагическое происшествие, которое хотела бы с Юрой обсудить.

Тон его мгновенно изменился, сделался участливым. Лера с изумлением прислушивалась к бархатным переливам: ни дать ни взять депутат, отвечающий на чаяния народа! Ну что ж, подумала Лера, в школе у него была одна маска, теперь их много, только и всего. А уж таланта Юре не занимать…

На следующий день Юрин лимузин подобрал ее у метро и повез куда-то за город.

– На дачу? – спросила Лера.

– Нет. У меня там сейчас семья… – В голосе Юры проскользнуло недовольство, и Лера не знала, относится ли оно к ней или к семье. – В один хороший ресторан едем. Увидишь, как у нас в России принимают дорогих гостей!

Лера повернулась к нему в надежде уловить былой отблеск иронии, который раньше придавал оттенок шутки и насмешки всему, что бы Юра ни говорил. Эта интонация позволяла предположить, что ирония Юры отчасти относится и к самому себе, что и составляло силу его обаяния…

Но нет, лицо его было серьезно и даже хмуро. И только в ответ на взгляд Леры что-то прежнее мелькнуло в глубине его глаз. Мелькнуло и сразу спряталось. С прежним Юрой Стрелковым было покончено усилиями нынешнего Юры Стрелкова, теперь он относился ко всему серьезно. И в первую очередь к самому себе…

В ресторане, стилизованном под русскую избу, только непомерных размеров, Юру хорошо знали. Улыбаясь и чуть не приседая на ходу, провели их с Лерой в «кабинет» – отдельный маленький зальчик на втором этаже, где в отличие от деревянных лавок общего зала стояли удобные мягкие кресла вокруг довольно большого стола, покрытого красной с вышивкой скатертью. Челядь в национальных русских костюмах бросилась прислуживать. Две женщины в сарафанах с искусственными белыми синтетическими косами из-под кокошника усадили дорогих гостей чуть не под руки; кинулись расправлять несуществующие морщиночки на скатерти и салфетках; подали меню, услужливо раскрыв лубочный переплет перед гостями; принесли две стопочки холодной водочки и грибочков: «Добро пожаловать!» Мужчина в русской рубахе стоял в почтительной позе, присогнувшись, с блокнотом в руках, ожидая, пока дорогой гость изволит озвучить свои пожелания.

Лера смотрела во все глаза. Эта услужливость вызвала в памяти половых из русской литературы, которые ей всегда казались художественным преувеличением, карикатурой. Ан нет, подобострастие так и лилось из преданных глаз обслуги…

В Америке с подобным Лера никогда не сталкивалась, но, с другой стороны, в Америке она никогда не ходила в ресторан с известными политиками. Впрочем, у американцев очень развито чувство собственного достоинства, и вряд ли они стали бы так стелиться даже перед самим президентом.