Макс покачал головой и я поведала ему историю о своем эпическом нападении на набережной, новом прозвище и кратко описала нашу фишку про единорожьи разговоры.

– Ты болеешь? – вдруг, в лоб спросил он абсолютно ровным тоном, тут же поменявшись в лице. Кажется, единорожьи разговоры выйдут в мир.

– Да. – честно ответила я.

– И лечение не помогло? – он сделал ещё одну затяжку и затушил сигарету в песке рядом с фикусом.

– Я отказалась от лечения. – поделилась я.

– Почему? – нахмурился Макс.

– Потому что статистика не в мою пользу. Мне дали полгода, максимум год.

– Мне очень жаль это слышать, Мира. – тут же отозвался он.

Я подняла взгляд и проморгалась, чтобы не заплакать, а мой нарушитель уединения притих, видимо, переваривая информацию.

– Тебе страшно? – спросил, вдруг, Макс.

– Я вчера кричала об этом на весь пляж, вообще-то. – иронично подметила я.

Он кивнул, но замолчал. Наверное, собирал мысли.

– Моя мама умерла молодой. – после паузы заговорил парень. – И ей было совершенно не страшно, потому что она верила в реинкарнацию и была уверена, что обязательно вернётся ко мне.

– И кем она к тебе вернулась? – с любопытством спросила я.

– Вовой! – хохотнул он. – Парень перевелся в наш класс на следующий день после её похорон. Зуб даю, это рабочая схема, друг иногда ворчит прямо как она! Следит, чтобы я поел или надел шапку, когда на улице холодно. И поёт так же красиво.

– Сочувствую по поводу твоей мамы. – отозвалась я.

– Да, и Вова сойдёт! Я уже привык. – махнул он рукой.

– Сколько вам было лет, когда вы познакомились с Вовой?

– Десять. – Макс почесал затылок и хвост в красных дредах на его голове забавно потанцевал.

– Ого, как вы долго дружите. – среагировала я.

– Прошли огонь и воду. – тепло улыбнулся Макс. – Он очень надёжный друг.

– Это классно! – сделала вывод я.

– Да, мне здорово повезло. – ответил парень, закинул руки за шею и притих, устремив взгляд в небо.

– Максим, можно тебя попрошу? – несмело спросила я.

– О чём?

– Вы с Миром так хорошо общаетесь и кажется это тоже начало крепкой дружбы. Обещай ему хотя бы писать или звонить, когда меня не станет. Ему будут нужны друзья.

– Шутишь? Да, я уже обожаю этого парня и готов к нему переехать! – хохотнул Макс, а потом взял меня за руку. – Я за ним пригляжу, обещаю.

– Спасибо. – отозвалась я и отвернулась, чтобы спрятать слёзы.

Мир и Вова в этот момент вывалились на террасу, очень громко смеясь, и я невольно улыбнулась их неожиданному весёлому настроению.

– Вооот! Мы вдвоем приглядим, видишь?! – заулыбался ещё шире мне Макс и стёр слезу с моей щеки большим шершавым пальцем, от которого шёл резкий запах табачного дыма.

Ребята уселись между нами прямо на дощатый пол.

– Мир показал мне, как вы выходите из зоны комфорта с подругой по понедельникам. – широко улыбаясь, пояснил Вова, смотря в экран смартфона в руках моего жениха. – Я бы поучаствовал!

– Видишь, Макс, как мы мало знаем об этих парнях. Единорожьи разговоры не помогли прийти к примирению. А вот обморок и детские колготки на голове справились! – заявила я с гордостью, и Макс чуть не выпал с лежака от хохота.

Остаток отпуска почти стёр воспоминания о недоразумении, которое лишило бы Мира хороших друзей. Пускай ребята и предаются иногда похотям, о которых лучше бы и не знать, но они тонко чувствовали меру и оказались отличными компаньонами для туризма, составляя нам иногда компанию в отдыхе.

Их неожиданная коллаборация стала залогом начала крепкой и основательной дружбы, а для меня – новой деталью моей большой картины жизни, яркой, как цвета голосов, которые я представляла в тот понедельник, когда вышла из зоны комфорта на новый уровень.

И даже без колготок.

Глава 27

Май с Сежкой очень громко встретили нас в аэропорту с табличкой “МируМир!”.

Кажется, минут за пять я перевыполнила годичный план на обнимашки и слёзы радости. Сложилось ощущение, что в Танзании мы пробыли несколько месяцев и ребят я не видела минимум год.

– Какие планы на хмурую осень? – спросил Май, внимательно разглядывая, сквозь мокрое лобовое стекло тусклые стоп-сигналы впереди стоящей машины в пробке и они очень красиво освещали его лицо рассеянным красным светом.

Мы стояли уже третий час на подъезде к центру и успели рассказать практически весь наш отпуск, деликатно опустив некоторые детали.

Я было открыла рот, чтобы сказать, что надо съездить к родителям, но Мир откликнулся первый:

– Сыграть свадьбу и съехаться! – радостно объявил он.

Сежка громко завизжала на всю машину и запрыгала от радости. А я поймала взгляд брата в её сторону. Он смотрел на подругу ласково, но с какой-то невероятной тоской. Почти так же на меня смотрел весь остаток отпуска Вова, когда думал, что я этого не вижу.

Кажется, у них не всё сложилось, как я предполагала.

Но мне нельзя влезать и спрашивать. Это не моё дело.

– Сначала, мне надо к родителям съездить. – грустно напомнила я и Мир покрепче сжал мою руку.

– Нам… – тихо поправил он. – Вместе, да?

– Да… – так же тихо отозвалась я.

– А когда свадьба? Какие планы? Как отметим? – поинтересовалась Сежка.

– Мы ещё это не обсуждали. – ответил Мир.

– Могу помочь, меня совершенно никаких дел. – ответила она с какой-то грустью в голосе.

– Будешь нашей Миланой Андреевной? – спросила торжественно я, словно сделала предложение руки и сердца, и заметила на лице у подруги неожиданно вдохновлённую улыбку, как у Макса, когда он придумал флешмоб.

– Миланой Андреевной? – повторил Мир и вопросительно посмотрел на меня.

– Это организатор, у которого мы подрабатывали в студенчестве. – пояснила я, всё ещё исследуя счастливое и задумчивое выражение лица Сежки.

Я, вдруг, подумала, что это здорово отвлечёт подругу от переживаний по поводу Олега и Паши, и потери работы, раз она решила остаться в Москве, а ещё неплохо разгрузит меня, потому что, в отличии от подруги, я всю эту суету не особо люблю.

Мир, кажется, подметил смену моего настроения и обнял меня за плечо с облегченной улыбкой.

– Завтра же подадим документы! – утвердительно заявил он тоном, не подразумевающим отказа.

А я и не подумала бы отказаться. Даже не смотря на то, что так и не узнала этого парня больше, чем он мне позволяет. Его прошлое всё ещё остаётся для меня загадкой, но у меня нет будущего, так что буду просто плыть по течению и постараюсь в нём не утонуть.

Надо ли говорить, что, по следам активной социальной жизни деда, у Мира нашлись знакомства и в ЗАГСе? Нас впихнули в плотный график, небольшого отдела на соседней улице, ровно через три недели, в последнюю субботу октября.

Мир проводил меня под зонтом к машине, помог сесть, обогнул свой старенький Вольво и, когда уместился на водительское сиденье, не поторопился заводить машину, а повернулся ко мне и внимательно заглянул в глаза.

Дождь так сильно барабанил по крыше, что в ушах стоял гул. В салоне пахло влажной кожей и цитрусом с пряными нотками сладких специй от маленького кругленького пузырька с маслом, прикрепленного к решётке радиатора.

– Если погода не поменяется, будем расписываться в плащ-палатках! Заведём новую моду! – нервно хихикнула я.

– Ты не об этом сейчас думала, да? – очень проницательно подметил он. – Я заметил ещё в кабинете, что ты погрустнела.

– Не люблю осень. – ответила я, – Дождь, ветер, мрак и слякоть. Никогда не мечтала о свадьбе в лужах.

– Я вообще не планировал жениться так скоро. – улыбнулся Мир. – Но с недавних пор, как в меня врезалась очаровательная Единорожка, со мной происходят волшебные вещи. Например, такие, как только что и даже несмотря на такую погоду. – он улыбнулся и поморщил слегка нос.

– А ещё, мне кажется, что ты делаешь многие вещи из жалости ко мне или чтобы не расстраивать. Ведь меня скоро не станет. – призналась я, переведя на мгновение взгляд на пузырёк с маслом, чтобы не смотреть сейчас на него.

– С чего ты это взяла?

– Может, потому что, мало тебя знаю? – я хотела звучать утвердительно, но получилось, что задала вопрос, тоскливо посмотрев на своего жениха.

Мир, кажется, перестал дышать. Он продолжил смотреть на меня, но взгляд двух планет стал в миллион раз пронзительнее, чем был минуту назад. Словно в самое моё нутро, туда, где во мне растут множественные опухоли в мягких тканях, которые буквально кричат, что у меня осталось не так уж много времени.

– Я тоже не очень люблю осень и для меня это всё тоже, отчасти, странно. – он взял меня за руку, глубоко вздохнув, – Мы с тобой не обычная пара, Мира. Некоторые шаги нам придётся делать быстрее, чем другим… Но я точно знаю, что хочу всего того, что сейчас с нами происходит, потому что невероятно сильно люблю тебя! И надеюсь, что рядом со мной ты чувствуешь это.

Я не заплакала. Сегодня мне нельзя плакать и я с утра ещё настроилась быть сильной и мужественной, потому что после ЗАГСа мы должны поехать к моим родителям и рассказать им о моем диагнозе. Но я очень крепко обняла своего будущего мужа и он дал мне время, просто несколько минут, вот так посидеть. А потом, мы всё-таки отправились в сторону спального района, где я выросла.

Дорога по пробкам заняла почти час, но я так и не придумала, с чего начать разговор с родителями и как подвести их к новостям, не спровоцировав инфаркт у обоих. Мир грациозно выскочил из машины, как только мы припарковались, и, прихватив рюкзак, пакет с подарками, корзину цветов для мамы и какой-то увесистый и пухлый черный кожаный чехол с молнией по периметру, который я раньше у него не видела. Открыл мне дверь и помог выбраться под зонт, чтобы я не намокла.

– Готова? – спросил он, когда мы подошли к лифтам и я нажала на кнопку. Старая кабина с треском стала спускаться с верхних этажей, приближая меня к времени, которого я, кажется, боюсь больше смерти и захотелось крепче сжать руку своего жениха.

– Я не готова! Совсем не готова! Я сейчас взорву им мозг, Мир! И не только своим диагнозом, но и твоим появлением, новостями, африканским загаром и сувенирами из Занзибара. Папа будет злиться, очень сильно! Я его знаю! Я же им ничего не рассказывала, потому что за любым объяснением потянулась бы цепочка событий до первого врача… – из меня всё-таки потекли слёзы. – Надо было брать с собой Мая – он умеет выкручиваться с отцом… Я сейчас словно брошу тебя под поезд! Причем, получается, что намеренно! – всхлипнула я.

– Пойдем пешком? – отозвался Мир и потянул меня к открытой двери лестничного пролёта. – Оттянем неминуемый момент!

Мы шли до десятого этажа не спеша и молча, но я не видела сегодня всех своих сказочных персонажей на ступенях. Мой главный герой шел рядом со мной и крепко держал меня за руку, словно старался таким образом забрать мои тревоги и поддержать. С каждым этажом я будто успокаивалась и вытряхивала на ступени все свои переживания, как пыль с коврика на пороге.

На последней ступени, перед десятым этажом, Мир остановил меня и прервал ход моих мыслей, которые всё равно не собирались в логическую цепь.

– Отпусти всё. Будем разбираться по ходу и накручивать себя – точно не лучший вариант. Не парься, что будут вопросы куда делся Сеня и откуда я такой взялся. Меня это не смутит и тебя не должно волновать. Самое главное, что мы вместе, мы есть друг у друга, и… у нас одна душа на двоих, помнишь?

– Помню. – кивнула с улыбкой я.

– Люблю тебя. – подытожил Мир и нежно поцеловал меня в висок.

На секунду время остановилось и на душе стало невероятно легко и просто, как и всё с этим диснеевским принцем.

Может, рассказать всё родителям тут, на ступенях? Это бы сильно облегчило задачу. В случае провала, можно сбежать по лестнице и скрыться от гневных возгласов отца обратно вниз на десять этажей, но, когда мама широко распахнула дверь в квартиру, меня тут же накрыло всеми запахами детства и юности: жареное мясо и выпечка из кухни, сухое дерево и лак на открытых полках прихожей, запах папиных газет и маминых комнатных растений из гостиной. Запах моего времени, которое когда-то, казалось, тянулось так долго, а пролетело словно в секунду.

– Мама! – я пустила слёзы, крепко обнимая её, но вовремя сообразила, что надо продержаться ещё немного. – Я тебя будто тысячу лет не видела!

– Да примерно столько мы тебя и не лицезрели! – хохотнул отец и тоже крепко меня обнял.

А потом родители замерли и уставились на моего спутника, который очень аккуратно закрыл за нами дверь изнутри и повернулся к ним.

– Знакомьтесь, это Мир. – указала я на него.

– Добрый день. – вежливо ответил он и улыбнулся моим родителям.

– Мой отец – Никита Леонидович, – представила я папу, Мир пожал ему руку и бросил короткий, но очень игривый взгляд в мою сторону. – И мама – Ирина Владимировна.

– Мир? – удивлённо переспросила она, внимательно разглядывая моего жениха.

– Полное имя – Мирон. – улыбнулся он и вручил ей красивую корзину с цветами.

Мама тут же расправила хмурое лицо и стала разглядывать цветы внутри неё, явно уже перечисляя в голове все названия, в которых разбиралась получше многих учёных и ботаников.

– Мира! – строго заговорил папа и сложил руки на груди. – Что тут происходит?

Я собралась ответить, но мама взяла меня за руку.

– Пойдем на кухню и всё нам расскажете. – тепло проговорила она. – Проходи, Мир. Чувствуй себя как дома!

Мы протиснулись через длинный коридор на нашу большую просторную кухню, мама стала суетливо накрывать на стол, а отец встал у окна и буравил взглядом поочередно то меня, то моего жениха.

– А ты кто? Её новый парень? – хмуро поинтересовался папа, как только Мир оказался рядом с ним и стал вынимать из большого пакета с подарками, приобретенную для него, бутылку дорогого коньяка в красивой коробке.

– Он мой жених, пап. – ответила я и заметила, как мама замерла над выдвинутым ящичком кухонного гарнитура.

Повисла продолжительная пауза. Я стала вынимать столовые приборы, над которыми застыла мама. А Мир повернулся к моему отцу.

– Всё в порядке. Я готов к следующему вопросу, он меня не расстроит. – с улыбкой в голосе произнёс он и протянул ему коньяк.

– Какому вопросу? – ожила мама.

– Где, чёрт побери, Сеня? – громко хохотнул папа и оттаял, то ли от красивой коробки с содержимым, то ли тоже поддался магнетизму моего диснеевского принца.

– Сеня больше не мой жених, мы расстались. – пояснила я.

– Надо полагать! – хмыкнул отец. – Двоих-то держать – жирно будет.

– Никита! – возмутилась мама, но мы с Миром дружно хихикнули.

– Я не рассказывала, потому что вы были в отпуске. Не хотела вас волновать.

– Да ты и сама, вижу, не сильно волнуешься. – вставил тут же папа.

– И давно вы вместе? – перебила его мама.

– Месяц. – спокойно ответил он ей и стал тоже помогать, расставлять блюда и приборы на столе, прекрасно ориентируясь, словно уже тут бывал.

– И уже жених, а не парень? – спросил отец, вскинув брови.

– Да. – ответил Мир и повернулся к нему всем телом. – Мы сегодня утром подали заявление в ЗАГС.

Я не видела их лиц в этот момент, потому что голова Мира закрывала мне лицо отца. И было дико неловко оборачиваться к маме, которая застыла за моей спиной, как я, лицом к окну, где стояли мужчины и, кажется, буравили друг друга взглядами.

– Сеня спрашивал нашего разрешения. – грозно заявил отец.

– Спрашивают, обычно, если не уверены в ответе. – с теплой интонацией прокомментировал Мир.

Повисла небольшая пауза, но папа, вдруг, расхохотался.

– Этот жених мне нравится больше, дочь! – выглядывая из-за его плеча, заявил он с широкой улыбкой.

– Мне тоже! – хихикнула я.

Папа достал штопор и бокалы для вина, а потом показал две маленькие рюмки моему жениху и тот согласно кивнул.

– О! Этот тоже пьющий! – хмыкнул маме отец.

– Я могу и не пить, но тогда будет соблазн увести Миру домой вечером и не оставаться с ночёвкой, как мы планировали. – улыбнулся мой диснеевский принц и папа тут же, не без улыбки, громко поставил две рюмки на стол.

Я немного расслабилась от папиного смеха, но сердце в грудной клетке всё ещё трепетало, как пойманная синичка и желудок предательски скручивало от того, что до вечера мне всё-таки придется заговорить о диагнозе.

За обедом родители увлеклись стандартными вопросами, они совсем расслабились в компании Мира и приняли его, на удивление, быстро, хотя мой жених опять отвечал достаточно абстрактно и ловко уходил от некоторых вопросов, не касающихся наших с ним отношений.

Теперь я яснее видела это со стороны и от осознания мне стало немного тревожно.

Я пролистала его ленту соцсети ещё в отпуске, как и хотела, до самого конца, но он завел страницу только когда начал увлекаться цигуном. Среди фотографий я не нашла никаких доказательств его личной жизни до меня и это, почему-то, вызывало у моих тараканов в голове море сомнений.

– А когда свадьба? – вырвала меня из раздумий мама.

– Через три недели. – несмело улыбнулась я.

– Три недели? – мама громко охнула. – Вы же сегодня только подали заявление! Или я неправильно расслышала?

– Ты правильно расслышала, мам.

– А куда вы так спешите? Ты же не любишь осень, Мира. – мама взяла меня за руку и нежно погладила. От её прикосновения внутри всё потеплело и у меня начала подниматься температура, то ли от волнения, то ли от вина.

– У нас будет внук? – отец даже вскочил из-за стола и широко заулыбался.

– Нет, папа, нет! Пожалуйста, сядь! – тревожно затараторила я, – Я не беременна!

– Тогда, куда вы спешите? – уже взволнованно спросила мама, кинув тревожный взгляд на моего жениха.

“У меня рак” – громко произнесла я в своей голове и поняла, что меня мутит, а обед, к которому я почти и не притронулась, сильно просится наружу.

У меня опухоли… Я скоро умру…

А они могут умереть ещё быстрее от этой новости, боже! Надо что-то сказать, надо начать говорить, но я только хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

Уловила тревогу в глазах родителей, а кухня, вдруг, стала расплываться и темнеть.

– Мира за лето сильно похудела и стала ходить по врачам, чтобы найти причину… – начал Мир своим успокаивающим тоном и я благодарно схватилась за его руку.

Глава 28

– Я правильно понял, ты потратила деньги, которые могла потратить на лечение, на незабываемый отдых в Африке со своим новым женихом? – отец налил коньяка только себе и даже не предложил Миру. – Он вообще твой жених? Или специально нанятый клоун, который приносит паршивые новости? – он нахмурился, выпил половину рюмки и громко хмыкнул.

– Я не буду лечиться, это не обсуждается. И я ничего… – стала отвечать я, но очень громко и как-то совершенно неестественно расплакалась мама. Она молчала весь рассказ Мира и, вроде, даже кивала, пытаясь переварить информацию, которую я сбивчиво пыталась объяснить, а сейчас она резко завыла, выпуская из глаз два огромных водопада воды. Я покрепче её обняла и стала успокаивать, поглаживая по спине.

– Мира… – маму неестественно сильно затрясло, видимо, от поступающего осознания, и я прижалась к ней посильнее, вслушиваясь в её сбивчивое дыхание.

– Папа, не груби Миру! – пропищала я. – Я его люблю!

– Это какой-то дурацкий розыгрыш? – закричал с новой громкостью он. – Ты болеешь и лечиться не собираешься? Собираешься жить на полную катушку, а потом планируешь всем помахать ручкой? И всё? Это весь твой план?

Отец горел, я видела до боли знакомый гнев в его глазах. Тот от которого холодело тело всё моё детство, за любой даже самый невинный проступок.

Он громко выдохнул, опрокинул в себя вторую половину стопки и громко стукнул ею по столу.

– Завтра же идём ко врачу! Пусть специалист мне рассказывает какие есть варианты, а не глупая девчонка, которая решила, что всё знает!

Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но почувствовала себя как раз такой вот глупой девчонкой и чуть не завыла от обиды.

– Папа прав. – всхлипнула мама. – Надо обратиться к другому специалисту. Может, это какая-то врачебная ошибка…

Мир вышел и вернулся из прихожей с моей папкой с распечатками, уже открытой на странице с тремя диагнозами и пояснениями.

– Можешь ещё раз так же выйти и не возвращаться совсем! – гавкнул отец на Мира и встал у окна, сложив руки на груди, чтобы перевести дух перед новой порцией гнева, как всегда делал.

– Отец! – возмутилась я и снова набрала в лёгкие побольше воздуха.

В груди вспыхнуло и горячей ртутью разлилось незнакомое чувство, оно в секунду раздуло и обожгло лёгкие так сильно, что кажется даже лицо окрасилось в алый слепящий глаза оттенок. Не знаю, откуда во мне появилось столько злости так быстро.

Может от него? Досталось по наследству?

Я собралась спустить на него всех собак! Разораться так, чтобы стены задрожали и этот упёртый чёрствый камень вместе с ними.

Мне было обидно за Мира, но внутри я чувствовала накопленную обиду за все такие сцены частых вспышек его громогласного гнева в моём детстве. За любые мои проступки, даже самые безобидные. За опоздания домой, оценки ниже пятёрок, разбитые коленки, сломанные игрушки…

Но Мир не дал мне взорваться, он взял мою руку и нежно погладил ладонь.

– Всё хорошо, я выйду. Вам надо обсудить это всё наедине. – ровным тоном произнес он, глядя на меня тёплым взглядом прозрачной глубокой воды целого земного шара, способным потушить всякий яростный огонь, и я только согласно кивнула.

– Прости. – шепнула ему одними губами и мой диснеевский принц тепло мне улыбнулся.

– Не переживай. Я посижу в гостиной, сколько понадобится. Ты справишься, Мира.

Мир отпустил мою руку и ушел, плотно закрыв за собой дверь в кухню.

“Ты справишься, Мира.” – его слова тоненькой ниточкой остались со мной на стуле и стали тянуться через дверь, ведущую от кухни, по узкому длинному коридору, мимо комнат, в гостиную, где он присел сейчас, наверное, на бежевый большой диван, среди маминых монстер.

Тоненькая ниточка огибала мои детские воспоминания, поднимая из прошлого картинки, где я скакала по этому коридору, представляя, как в новой юбочке буду прыгать в классики. Как мы с Маем в шутку дрались и я прищемила случайно ему пальцы дверью. Как я выбегаю из гостиной, чтобы встретить маму с работы. Как брат бросает дорожную сумку, вернувшись из армии и раскидывает руки в стороны для объятий со мной. Как отец стоит в дверях моей комнаты и желает приятных снов, выключая свет и оставляя меня наедине со страшным чёрным лакированным монстром. Как танцуют родители посреди гостиной, обнявшись в новогоднюю ночь, под музыку из старого проигрывателя. Как я вышла из комнаты в выпускном платье под родительские слёзы или вернулась домой с красным дипломом из института. Как собираю вещи, чтобы переехать в квартиру мечты или мы с братом заезжаем на обыкновенный воскресный обед поболтать, а родители устраивают застолье, словно случился праздник.

Все эти образы всплывали под мамин нескончаемый плач и оглушающие возгласы отца. Мама умоляла меня пройти ещё несколько врачей и обследований, обещала поднять знакомства каких-то приятельниц и соседок. Отец – угрожал насильно упечь в больницу, предлагал маме немедленно продать их квартиру, чтобы оплатить лечение в другой стране.

Энергия в воздухе молниями простреливала напряжённый воздух родительской кухни и гремела громом отцовского волнения, негодования и гнева, пока мама чёрной тучей выплескивала все эмоции водой из глаз и попытками спрятаться в сомнениях о моем диагнозе или решении.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мама перестала плакать. За окном уже окончательно стемнело и даже дождь перестал так громко барабанить по козырьку за окном. А я впервые дошла до нового уровня разговора с отцом, где у меня не вбивается голова в плечи от каждого его следующего громогласного предложения. Я, вдруг, стала давать ему отпор, словно та самая незримая нить подпитывала мои силы на каждом новом упрёке или возражении. Неожиданно чётко я расставила границы разговора со мной и не дала отцу больше оскорблять мои решения и моего замечательного жениха, который сидит уже несколько часов в незнакомой комнате и поддерживает меня, даже когда его нет в поле зрения.

Я в очередной раз глубоко вобрала воздух в лёгкие, но лишь для того, чтобы выдохнуть весь накопленный стресс, который тяготил меня ещё с лета. Знаю, что это не конец, они ни за что не смирятся с моим решением до самой моей смерти, но тяжёлый камень сдвинут, скорую вызывать не потребовалось и отец больше не кричит, а мама перестала всхлипывать и даже освежила немного лицо над раковиной, вспомнив, что мы дома не одни.

– Он, вроде, хороший мальчик. – отозвалась она, когда я встала подышать у форточки.

– Мальчик с пальчик. – пробубнил рядом отец.

– Пап! – я с упрёком посмотрела на него.

– Извини… – вдруг сказал он и опустил взгляд.

Отец никогда не извинялся. Ни за свои вспышки гнева, ни, тем более, за глупые шуточки. Уставилась на него, кажется, с очень выразительным удивлением.

– Я только сейчас понял, что ты выросла, Мира. Стала совсем взрослая. – пустил слезу отец и обнял меня наконец-то.

– И вы меня простите, пожалуйста. – я обняла его в ответ. – Я не могла огорошить вас раньше. У меня не было на это… ресурса. Я очень устала и нужен был отпуск.

– И ты всё там спустила! – опять нахмурился отец.

– Нет, пап. Я только потратила часть премии на новый гардероб, потому что старый на мне висел, как на вешалке. Путевку оплатил Мир.

– Теперь он мне нравится немного больше. – попытался пошутить папа, но снова наткнулся на мой серьёзный взгляд.

– Ты и правда сильно похудела, детка. – подметила мама. – Но вид у тебя цветущий, а не болезненный.

– Это потому что я по-настоящему влюбилась! – отозвалась я и хмуро посмотрела на отца. – В парня, которого ты выгнал!

– А он ушёл? – театрально охнул отец.

– Конечно, нет! Он не такой упрямый, как ты. И, скорее всего, даже не затаил на тебя обиду. Но извиниться тебе, всё-таки, стоит.

Отец громко хмыкнул и сложил руки на груди, нахмурив брови.

– Никита! – пристыдила его мама.

– Да понял я. – отозвался тихо он.

Мама приоткрыла дверь и в кухню ворвались незнакомые для нашей квартиры звуки. Невольно округлила от удивления глаза и тут же направилась в гостиную, а родители, незамедлительно, последовали моему примеру.

Из большой комнаты раздавался нелжиданный звук живого перелива клавиш. Они не брякали, как в моем детстве и не тянули за собой скрежещущие звуки, а красиво заполняли всю квартиру чёткой мелодией и плавно вытекали в коридор, по которому я шла к гостиной.

В большой комнате стоял тонкий незнакомый запах какой-то химии, на полу лежали две большие крышки раритетного инструмента и раскрытый на них черный кожаный чехол с инструментами, больше похожими на рабочий инвентарь стоматолога, только крупнее. А за разобранным на половину пианино сидел мой прекрасный мужчина, с ровной осанкой, и перебирал пальцами на клавишах старую мелодичную поп-рок песню начала девяностых, под которую я любила кружиться в детстве, когда была совсем маленькой.

Мама присела на диван и снова пустила слезы, но теперь, кажется, от неожиданной радости. Папа встал в дверях и словно сдулся как воздушный шар, опустив плечи и отпуская остатки накопленного за вечер стресса.

Мелодия была такая тёплая и невероятно родная, идеально подходящая к светлой комнате, заставленной высокими монстерами и фикусами разных форм, к мягкому дивану и моим детским неумелым картинам на стене, к папиным любимым книгам и маминым журналам по ботанике. Она словно укутывала каждую деталь в ней, каждую вещь и вызывала ощущения ностальгии, как и запахи, которые встретили нас на входе в квартиру несколько часов назад.

– Мииир! – с восхищением запищала я и парень повернулся к нам, прервав прекрасную мелодию. – Как красиво!

– Простите. Я собирался спросить разрешения, но не рискнул прерывать ваш разговор. – пояснил он моей маме, которая смотрела на него, прикрыв род ладонью, посчитав, наверное, что она переволновалась и плачет из-за этого. – У вас прекрасный инструмент, он ещё послужит.

Подлетела к своему жениху и обняла его так крепко, что он закряхтел.

– Как ты..? Что… – я никак не могла подобрать слов. – Кааак?

– Я всё расскажу. Только можно, всё-таки тут закончу, ладно? – серьезным тоном, но с улыбкой, ответил он.

Пока мой супергерой доводил до ума все струны и винтики нашего старого пианино, мама разведала, что парень учился в Институте Искусств во Владивостоке, по классу фортепиано. Он совершенно без стеснения признался, что попал туда по блату, потому что его мама там преподает.

Моя мама сразу же рассказала ему про своего деда, в честь которого назвали Мая, но Мир удивил её тем, что читал его биографию и даже слушал на пластинке одно из его его выступлений в институте.

Папа извинился перед Миром. Он даже не дождался, когда мы с мамой сообразим оставить их наедине, а сделал это публично, чем очень сильно удивил нас обеих.

Мои родители, за вечер, выпытали из моего жениха больше информации, чем я за месяц. Я узнала немного о его родителях, что у него, оказывается, есть две старшие сестры, про его нелюбовь к классической музыке, и большое увлечение поп-роком девяностых.

– Я вообще не собирался поступать в музыкальное. Хотел заниматься спортом, но потом с дедом увлекся точными науками. – раздался немного напряженный голос Мира из-под пианино. – В итоге, так долго метался, что не заметил, как пролетел выпускной класс, не подготовился серьёзно и не добрал баллов в тех заведениях, которые выбрал.

– И мама предложила консерваторию? – уточнила моя мама, чтобы заглушить недовольное хмыканье Никиты Леонидовича, который ещё с пятого класса внушал нам, что учёба чуть ли не самый важный пункт в нашей жизни и трепал нам с Маем нервы за каждую четвёрку.

– Да. – с небольшим эхом из инструмента вышел голос Мира. – Мама всю жизнь преподаёт и это, конечно же, не обошло стороной нас с сёстрами. Но способности к музыке обнаружились только у меня. Я ещё в школьные годы закончил музыкальную школу, а в студенческие – подрабатывал в оркестре по её протекции.

– И тебе это совсем не нравилось? – спросила я, завороженно наблюдая, как он протирает струны мягкой тряпочкой, что-то подтягивает и проверяет очередную клавишу на звук.

Казалось, мой жених сейчас усмиряет инструментами, похожими на стоматологические, оскал большого черного монстра, который приходил ко мне в кошмарах, когда жил в моей детской и я широко улыбалась мысли, что Мир и правда мой главный супергерой, и никак не могла от неё отделаться.

– Я люблю музыку. Но мне тяжело ограничиваться только одной классикой, когда в мире столько красивых композиций. – ответил мой спаситель.