Сотрудники центра, зная Колю за натуру ранимую и тонкую, посему
подверженную неврозам и слабоздоровную, участливо смотрели в сторону своего
недовольно раздраженного коллеги и, понимая, что у Коли очередная депрессия-
хандра, пытались его в плане работы по возможности «подразгрузить»…
«Хотя почему же дурак? Я ведь стихи писал и рассказы. И песни пел под гитару.
Ведь многим нравилось!…наверное… А, может быть они врали? Просто боялись
обидеть?… Ведь все говорят, что у меня лицо, как будто мне все должны… Но ведь
я не такой! Я открытый простой и…талантливый. Да, талантливый! Ведь хорошо
же я тогда в школе про коня написал,– Николай брезгливо поглядел на
подошедшего к нему с «гарантийным талончиком на ремонт мониторчика»
ушастенького рыженького студентика,– не к нам!»
«Как же там было?…
– Ты кто?– спросил я у коня
Большого, толстого и волосатого,
Как куст какой-то.
– Я – конь,– сказал он мне,-
Иду своей дорогой.
– Ты врешь подлец:
На месте ты стоишь,-
Вскричал я в гневе
И ударил раза 2 его лопатой…
Обидел я коня,
И конь ушел.
Но тут же новый подошел.
– Дурак,-
Сказал я новому коню
И отошел подальше.
Ну ведь хорошо… И почему я не пошел по литературной лестнице? Лень? Так я
не ленив. Признаться, я за собой каких-то отрицательных качеств вообще не
припомню…
Видимо, судьба. Случай… Но почему? Почему? Господи, почему я должен
бесполезно торчать в этой мерзкой вонючей конуре, а не сидеть дома за бюро и
писать, скажем, оды, сонеты?»– Коленьке вдруг захотелось наложить на себя руки
от досады, но сделать этого он не мог. Из-за псевдо христианской
интеллигентности, боязни совершать самостоятельные поступки и недостаточной
театральности и привлекательности мертвого человеческого тела.
Решив, расслабиться перекуром, по пути в «отведенное помещение», Коленька по
привычке уронил взгляд на возбуждающие локоны на шейке секретарши Сонечки:
«Ух… А ведь ещё каких-то 7 лет назад у Мурадада Кугутуева со мной танцевала
сама Оленька
Переелисеева»,– утонувший в воспоминаниях Коленька забыл, за чем шел и
вернулся на «рабочее место».
«Блистательнейшая! Да-да! Блистательнейшая ныне актриса!…Ой…Где всё это?
Зачем всё это было? Чтоб я мучился?!… А зачем ВОТ ЭТО?!– Коля с омерзением не
спеша отодвинул от себя клавиатуру,– ведь я это не выбирал. Не выбирал! Кто-то
выбрал за меня… Дурацкая судьба! Почему всю жизнь кто-то всегда решал и
выбирал за меня?! Мне даже жена сама предложение сделала, тьфу! Тряпка ты!»-
Николай начал принимать очередную заявку («последнюю, наконец?!») на
устранение неполадок в сети…
Рабочий день подходил к концу. Коленька с тоской поглядел на свою тряпковую
куртку и на свою вязаную шерстяную шапочку на вешалке вдалеке: «Надоела эта
собачья жизнь! Порву всё к чёрту! Как я это всё ненавижу! Всё…»
Однако, у Коли была дочка. И звали её Анечка.
Когда Коля после работы возвращался домой и видел Анечку, он умилялся и
успокаивался…
Коленька ужинал, смотрел очередной «фильм на диске» и счастливый ложился
спать. Чтобы сутра снова встать, вновь отправиться на работу и опять размышлять
о своей жизни…
Таким мог бы стать мой друг Николай. Мой Коля-Коленька-Николай.
Не стал…
ДИМКА.
Люди говорили о еде… О том, какая она – еда бывает, где её найти, как готовить.
Люди становились богаче – и говорили о плотной еде, становились беднее –
говорили о еде попроще…
А Димка был не такой, как все. Димка говорил о любви. Да: Димка говорил о
любви. Димка просто не понимал, как это можно: говорить о еде. Везде и при
каждом удобном случае Димка выдавал что-нибудь в роде: Вокруг любовь, люди!
Она прекрасна!.. – так Димка пытался «раскрыть всему миру глаза».
Но людям почему-то казалось, что Димка тоже говорит о еде. От этого Димке
было очень обидно и больно…
Неужели мы все говорим о еде?
ДОЖДЬ С ПРОСПЕКТА ПРОСВЕЩЕНИЯ. ПЕРВЫЙ МОНОЛОГ
МЕТЕОРОЛОГА.
Ты знаешь дождь? Да-да, тот самый дождь, который живёт на проспекте
Просвещения. Мы с ним давно друг друга знаем.
Раньше я жил в этих краях. Знаешь, в детстве я часто болел, а дождик непременно
навещал меня, если, конечно, не отсутствовал по работе. Тогда мы и сдружились.
Я вырос, устроился на работу, переехал… Была у, нас, конечно, пара десятков
общих знакомых, но… В общем, на долгое время я потерял его из вида. Да чего уж
там – я почти забыл про него.
Однако, как-то по делам я вынужден был оказаться на местности, где прошло моё
детство. Представь себе, каково же было моё изумление, когда я увидел его,
идущего мне навстречу. Знаешь, он, будто ждал меня всё это время, мой дождик.
Я тогда что-то такое понял. Особенное что-то. Такое важное, родное… Не знаю,
как сказать, но ты поняла, конечно…
И вот теперь, когда больно и одиноко, греет то, что у меня есть друг. Самый
настоящий друг – дождь – дождичек – дождик с проспекта Просвещения.
ДРУЗЬЯ.
Когда Эдик бил огнетушителем по голове Алексея, Алексей думал, что это не
страшно. Пройдёт. Всё-таки друг…
Когда Эдик пытался засунуть головой в унитаз своего шефа Апельсиныча,
Алексея это даже забавляло. Другу весело. Ну выпил. И чё?
Когда Эдик крутил Алексею руки и называл его «падлой», Алексей молча
пытался сопротивляться. Другу надо… Пусть отдыхает.
Когда Эдик грязно домогался до женщины в будке метро, Алексей
сосредоточенно думал, как уважает друга своего… Друг…
Когда Эдик пугал Алексея лопатой и говорил, что не простит проигрыш Клячко –
Младшего, Алексей мучался угрызениями совести. Другу плохо.
Когда Эдик купил 1единицу белой и выпил её, приговаривая «а всё ты, бересклет
хренов», Алексей вдруг грустно так сказал:«Эй… Ведь мы же с тобой… Мы же
друзья… Друзья, слышишь ты? Друзья, понимаешь?»
Тогда Эдик вдруг заплакал… «Прости меня, пожалуйста, друг… Ты ведь друг
мой… Прости меня…»
И они пошли шить вместе… За-а всю фигню!
ЁЖИКИ И КАК ЭТО БЫЛО.
Эта история началась летом.
Один маленький человечек не любил ёжиков. Потому он придумал специальный
ёжиковый сачок.
Другой маленький человечек ёжиков любил. Очень. Поэтому он развернул
боевые действия против сачка и его создателя.
Так началась неясная война…
Третий маленький человечек состоял в родственной связи с маленьким
человечком, смастерившим сачок, а четвертый в деловых отношениях с маленьким
человечком, любившим ежиков. Конечно, они присоединились к боевым действиям
с соответствующих сторон.
Пятый маленький человечек войн не переносил, был гуманистом – Достоевщиком
и профессиональным пацифистом. В этом статусе он воевал на третьей стороне –
против всех.
Шестой маленький человечек из общества охраны животных долгое время решал,
кого ему защищать: ёжиков или других маленьких человечков. Он принимал
участие в неясной войне с четвертой стороны.
Седьмой и восьмой маленькие человечки участвовали в сражениях из интереса,
то на одной, то на другой стороне, то на третьей, то на четвертой.
Девятый маленький человечек решительно не понимал, отчего и из-за чего кто
воюет. Более того, он вел совершенно оседлый и спокойный образ жизни с диетой
и воевать не собирался. Но, т.к. его хатка случайно оказалась в эпицентре событий,
пришлось и ему активизироваться.
Десятый маленький человечек всю жизнь ждал войны и готовился к ней, поэтому
без разбора кинулся в самую гущу событий.
Были одиннадцатый и двенадцатый маленькие человечки, тринадцатый и
четырнадцатый, однако об этих четырех никакие сведения до наших дней не
дошли…
Пятнадцатый маленький человечек был героем, но из-за нехватки бумаги мы не
будем о нем писать…
Шестнадцатый…тоже не стоит…
…В конце концов, в неясную войну были втянуты группа маленьких человечков
из Башкортостана и баскетбольная бригада маленьких человечков из Литвы, зачем-
то отстаивавшие свой суверенитет.
Война поглотила весь маленький народец.
Тем временем наступила зима, и стало очень холодно. Всю теплую одежду и
валенки маленькие человечки забыли дома, но, будучи существами
жизнерадостными и отчаянными, решили, что в пылу битв им будет не до холода…
…Все маленькие человечки замерзли и погибли. Нет больше маленьких
человечков.
Зато ёжики живы по сей день. Вот они идут: маленькие колючие пыхтелки…
ЖИЗНЬ.
Сегержицкий думал, что Жизнь – это Тетрис. Оказалось, что это не так.
Балобуев думал, что Жизнь – это Кегельбан. Выяснилось, и он заблуждался.