– Давай свое пиво, – подтолкнул медяки Уалл, закрывая тему.
Остальные посетители уже потеряли интерес. Вышли на крыльцо и обреченно вздохнули – надежда на нормальную ночь и еду растаяла, как дым.
Позади скрипнула дверь, и зачем-то следом вышел хозяин:
– Зачем в Дарт-холл-то?
– Тебе дело? – обернулся ассаец.
– До тебя мне нет дела, с тобой все ясно, – безнадежно отмахнулся старик и кивнул на Еньку, – но ее-то зачем тянешь? – постучал пальцем по седой голове. – Совсем ума нет? Заберут ведь красавицу. Испортят. Господа не спрашивают. Вся жизнь коту под хвост…
Оба раскрыли рты от неожиданности.
– Какие бы дела ни звали, – покачал головой трактирщик, ткнув пальцем в экс-мальчишку, – она оттуда уже не вернется.
В Семимирье не принято лезть в чужие проблемы, и всегда сторонились варяжьих забот. Сочувствие или жалость – признак слабости.
Никогда не узнаешь, где найдешь. Вот так скупердяй-трактирщик…
– Прости, отец, – наконец закрыл рот ассаец, – но…
– Не езжай туда, девочка, – прямо попросил Еньку хозяин, глядя отцовскими глазами. – Поверь старику. Я знаю…
Что он мог ответить? Не суй свой нос не в свое дело? Или убью за 'девочку'?
Или… что прав, как никогда? Ведь точно не вернется…
Когда-нибудь он научится отвечать. Уверенно-бесстрастно.
– Мы не можем, отец, – просто сказал горец. – Прости.
Старик тяжело вздохнул, помолчал… и вдруг махнул обоим за собой:
– Пойдем, покажу комнату. Голодная, наверное…
Утром Енька долго умывался, со страхом поглядывая на разложенное на постели платье. Уалл даже заставил помыть голову и расчесаться – волосы уже опустились до лопаток. Енька бурчал и ерепенился, но в душе понимал: как иначе? Если баба, значит должен выглядеть бабой…
Бывалый оруженосец с многолетним стажем даже громадными ножницами умело подровнял волосы, изобразив что-то вроде мило-кокетливой челки, и Енькина голова окончательно приняла женский вид. Затем демонстративно отвернулся к окну и кивнул на постель.
Уалла Енька не стеснялся. Уалл ощущался кем-то вроде старшего брата. Хотя к другим людям, всю дорогу чувствуя на себе любопытные взгляды, уже появилась раздражающе-непривычная стыдливость. Черт бы побрал этих баб. Или мужиков?
Набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и быстро натянул через голову прохладно-чужеродную ткань. Уалл сразу обернулся и сноровисто помог расправить.
Платье село. Ему уже не пришлось скрывать особенности, как тогда в борделе, – уверенно облекло грудь, талию и бедра. И все дела. Без проблем. И Енька мгновенно превратился в девушку, полностью утратив все мальчишеские угловатости и шероховатости. Конечно, не ноль в ноль по фигуре, но так одевались большинство доресс в Семимирье.
Коричнево-бежевое, дворянского покроя, сразу выделило немужские плечи, тоненькую талию, и свободной юбкой ниспало до пола. Специальный дорожный пошив без кринолина и подъюбника позволял оседлать лошадь по-мужски. В столице метрополии уже начинали входить в моду женские седла, но север никогда не признавал глупо-неудобных изысков, и дорожные наряды шились или со специальным разрезом, или с достаточно широкой юбкой…
Уалл приглашающе пододвинул сапогом дамские туфли, с небольшим каблуком. Енька слышимо скрипнул зубами, приподнял юбку и просунул ступни в мягкую кожу. Не совсем по размеру, но и на том спасибо. В Ясиндоле не было собственного сапожника, а женщины старательно выбирали лучшее, что у них было.
– Потуши довольную морду, – мрачно предупредил горца, – как у кота, который объелся сметаной.
– Поклеп! – возмущенно воздел руки к потолку тот, призывая небо в свидетели.
Медленно прошелся по комнате. Вроде ничего. Юбка непривычно стекает по бедрам, шелестит по полу. Талия по-женски стянута, грудь выпирает. Так теперь будет всегда? Проклятое бабство…
Ассаец молча опустил на одеяло деревянную шкатулку, щелкнул крышкой – внутри баночки и кисточки. Енька оглянулся в поисках чего-нить потяжелее – Уалл предусмотрительно передислоцировался за постель.
– Через мой труп, – хмуро уведомил горца.
– Как скажете, миледи, – хитрец спрятал шкатулку обратно в мешок.
Через несколько минут спускался по лестнице, одной рукой придерживая платье, другой – аккуратно сжимая под мышкой ножны. Стук каблучков будто специально сзывал весь Аллай… Момент истины – стиснул зубы, задерживая дыхание… Слава богам, в зале никого. Утро. Только старый трактирщик возится за стойкой. Оглянулся, седые брови выгнулись:
– Доброе утро! – выбрался из-за стойки и неловко поклонился. – Не знал, что вы доресса, благородная госпожа. Простите старика. Все было хорошо?
– Спасибо, отец, – поблагодарил за спиной Уалл, – и за комнату, и за ужин.
– Спасибо, – хрипло присоединился. Понятия не имел, как вести себя в таких случаях. Вернее, представлял – присесть в книксене, мило улыбнуться и скромно потупить глазки. Так делать он точно не станет.
Лошади уже обмахивались хвостами у коновязи. Старательно прикрыл дверь, и вдруг нерешительно остановился… Так, и что теперь?
– Стой на крыльце, – сразу догадался Уалл. – Я подведу.
Девицы не запрыгивают на лошадь, не задирают платья, не поднимают выше дозволенного ноги. Начавшийся день продолжал набирать обороты. Ассаец подвел коня, Енька осторожно вставил носок в стремя, с подозрением обведя окрестности поверх спины… Наконец, подскочил и уселся в седло. Обернулся и аккуратно расправил на крупе юбку:
– Я похож на кисейную барышню.
– 'А' – поправил Уалл.
– Что? – не понял Енька.
– Похож-а, – повторил горец. – Привыкай говорить в женском роде.
Скрипнул зубами и ударил пятками, с ходу пуская коня в галоп.
За полдня пролетели с пяток деревень, в одной у колодца напоили лошадей. На Еньку смотрели. Крестьяне стянули требухи с ушей и расступились, пара женщин с любопытством поглядывали, поправляя коромысла на плечах…
Уалл неспешно вылил пару ведер в деревянные ясли, будто всю жизнь поил коней в аллайских деревнях. У Еньки зудело все тело – чувствовал себя невероятно неуютно, в этом платье, в виде девушки…
– Ваша милость, – набрался храбрости один постарше, – правду говорят, что госпожа княгиня уже в Дарт-холле?
Енька покраснел и отвернулся.
– Правду, – ответил за него Уалл, поглаживая опустившуюся к яслям шею коня.
– Паводок в межлесье… – хрипло начал крестьянин, – напрочь… – отчаянно замялся. – Лесенка, она сноровистая… после зимы…
– Я передам, – кивнул ассаец. – Еще?
– Здоровья и благоденствия Ее Сиятельству! – вразнобой начали сельчане. – Сухостой бы позволить из леса… сгниет ведь, а лесничий – ни-ни, вон, Добрата собаки подрали…
– А ваш сквайр? – вдруг спросил Уалл.
Крестьяне разом смолкли, будто потушили свечку. Испуганно переглянулись, закашлялись…
– Прошение подавали? – уточнил горец.
Народ начал быстро разбредаться, будто появились срочные дела. Женщины деловито загремели ведрами.
– Как называется деревня? – крикнул в спины ассаец.
– Дарица, – вдруг с вызовом ответила черноокая красавица в наброшенном на плечи платке. – Господа уже с год, как не живут в поместье. Всем заправляет приказчик, а господин приказчик… – безнадежно отмахнулась, – только девок драть, водку жрать и псами травить…
Уалл замолчал.
Старая как мир история.
Еньке снова вспомнилась та самая очередь на площади перед управой. Притихший народ, женщины, узелки с подношениями. Потупившиеся платки, негромкий говор. Земляной оброк загонял крестьян в кабалу. Плюс рекрутизация в боевые дружины или на лесоповальные работы. Закованные в кандалы недовольные.
Кто слушает крестьян?
Лошади ходко отмахивали версты, ветер трепал волосы за спиной. Енька утонул в пессимизме – сам не в курсе, что ждет в конце пути. Им даже в голову не пришло, что скромная доресса… Как обыватели представляют себе княгинь? Высокие, надменные, властные, окруженные табуном сверкающих стражей… Или на троне, в парадном зале грандиозного замка. Это очевидно. Возможно, соответствует реальности, в остальных княжествах…
Чем больше миль за спиной, тем сильнее страх и беспокойство.
В желудке мутило. Что дальше, Енька? Только представь – приехал ты в замок…
Уалл притормозил коня на взгорке, Енька вздрогнул… Типун на язык, остолоп.
Пейзаж. Картинка. Крыши небольшого городка, тут и там из труб поднимаются дымки. И величественный бело-серый замок…
Дарт-холл внушал уважение. По всем канонам отвечая требованиям великого княжьего дома. Длинный мост через ров, монументальные въездные башни, грандиозные стены, черепичные крыши разномастных внутренних строений, парящая четверка башенок, спорящих друг с дружкой высотой и, завершая этот продуманный ассиметрично-великолепный хаос, царственный донжон…
Дарт-холл. Мама, роди меня обратно…
Добро пожаловать домой.
– Как тебе? – восхищенно спросил изверг.
– Нормальная избушка, – сипло выдавил Енька.
Ассаец пришпорил лошадь, он нехотя дернулся следом…
Городок у властительного гнезда старался не отстать в породистости – каменные дома, черепичные крыши, мощеные улицы. Даже фонтан в центре, занесенный прошлогодней листвой. Статуи Брагуса и Кромвальда. Небольшой рынок, несколько солидных постоялых дворов и дюжина лавок. Жители не оглядывались, не убивали взглядами, по-видимому, давно привычные к гостям и благородным платьям. Две лошади пересекли городок по диагонали, высекая подковами искры, и неспешно зацокали по граниту моста…
Ближе кубло владыки навевала уже более бренные мысли – там и сям блины лошадиных будней, ветер метет остатки соломы, прямо по каменному настилу. Высокие створки ворот открыты настежь, за приближающимися лениво наблюдал страж без кирасы, но с длинным клинком на бедре…
– Куда? – небрежно окинул взглядом обоих. – Господина Хватца нет в замке. Записывались?
– Позовите капитана, – предложил ассаец.
– Может, сразу короля? – вяло поинтересовался боец. Но, скользнув по Енькиному платью, все-таки куда-то убыл, хлопнув дубовой дверью башни.
Уалл неспешно тронул лошадь – копыта ступили на внутреннюю брусчатку. Высокие стены закрыли солнце, в колодце двора тень. Людей не много – со стены глазеют пара стражей, апатично облокотившись на алебарды. Из открытых дверей конюшни доносится возня, две девушки проволокли полные корзины белья. В дальнем конце бородатый в сюртуке делает разнос двум понурым крестьянам с плотницкими топорами в руках. Толстая кухарка протащила за собой упирающуюся козу…
Жизнь бьет ключом.
Из башни наконец нарисовался пропавший боец, за ним нехотя выбрался молодой лейтенант, на ходу натягивая бацинет. Смерил обоих глазами:
– Эйд Айшик. Господин Хватц сегодня не принимает. Вы записывались, доресса?
Енька молча протянул указ королевы. Лейтенант быстро пробежал глазами…
Ничего не произошло.
– Госпожа? – довольно флегматично усмехнулся, с удовольствием пощупал Еньку своими лупетками и щелкнул пальцем о бацинет. – Найду капитана. И сообщу господину управляющему.
Лейтенант исчез. Стражник некоторое время постоял, осмысливая происходящее, потом так же неспешно потопал на свой пост у ворот.
Енька недоуменно переглянулся с Уаллом.
– Хоть не посадили в клетку, – нашел плюс горец.
– Еще не вечер, – успокоил его Енька.
Ждать на улице не хотелось. Да и… не респектабельно как-то.
Конюшня оказалась огромной, на пару сотен мест. Правда, занято меньше трети. Четверо конюхов суетились в центре, поругиваясь и раскидывая сено по стойлам. Ассаец завел обеих лошадей в ближайший свободный загон и ласково похлопал по крупу: 'Надеюсь, они позаботятся…'
Енька уже устал. В этом платье, под килограммами взглядов… Как женщины выдерживают, этот парад внимания?
На широких ступенях парадного входа их наконец заметили. Тот самый бородатый в сюртуке, распекавший плотников:
– Господа, сюда нельзя! – оглянулся на ворота, по-видимому, не понимая, как пропустила стража.
– А хозяйке Дарт-холла? – мягко спросил Уалл.
Бородач замер. Побледнел, и даже чуть позеленел. Открыл и закрыл рот, будто стало мало воздуха… Затем отставил ногу и низко склонился:
– Ваше… Сиятельство?
Уалл блаженствовал. Наслаждался, наконец, и чуть ли не мурлыкал…
– Не покажете мою комнату? – надоела эта пантомима Еньке.
– Конечно! – сразу выпрямился служака и приглашающе распахнул дверь. – Прошу, госпожа…
Его звали Йозз, и он оказался кем-то вроде старшего камердинера. Огромное пространство холла, гобелены на стенах, широкая лестница куда-то на следующие этажи…
'Его комната' оказалась анфиладой залов, занимающих весь третий этаж. Енька растерянно уселся на обширный диван, оглядывая окрестности. Исполинский камин во всю стену, портреты дам и вельмож, с серьезно-постными лицами. В углу – потемневшие латы какого-то исторического родоначальника. Над камином – инкрустированные кинжалы, по-видимому, ратных предков…
– Что дальше?
– Ждем, – флегматично определил Уалл.
Капитан появился только через полчаса. Высокий, здоровый, в дорогом, искусно шитом мундире – по-хозяйски распахнул дверь и с места принялся объяснять особенности проживания:
– Хорошо бы определиться с самого начала, миледи. Дарт-холл не место для развлечений молодых девиц, – назидательное лицо, покачивается с пятки на носок, засунув руки за ремень, – в цейхгаузе делать нечего, в арсенальной также. Казарма, караульная, казематы и холодные камеры – не аттракционы, и не парк для прогулок. Боевые дозоры и обслуга – не исполнители ваших капризов. Со своими служанками можете делать все, что взбредет в голову, – а я солдат. И не собираюсь отвлекаться по каждому пустяку…
Енька опешил. Уалл молчал. Ассаец по статусу охранник, или личный телохранитель, – не имел права открывать рот с высоким дорном без дозволения…
– Борт Мешингерр, к вашим услугам, – капитан завершил инструктаж и, окинув напоследок взглядом покои, закрыл за собой дверь.
Енька покрутил головой, приходя в себя, и поежился – в зале чувствительно холодно.
– Ого… – озадаченно почесал макушку Уалл. – Сразу быка за рога.
– У князей такие порядки? – ничего не понял Енька.
– Совсем не такие, – задумчиво протянул друг, и после паузы добавил. – Кажется, тебя ставят на место.
Енька заткнулся.
Не лезь, девочка, куда не просят. Сиди тихо и не высовывай носик.
Круто.
Интересно, он собирался куда-то лезть? Кого-то злить?
Никогда не задумывался. Других проблем по горло. Вообще, впервые внутри княжьего замка, не в курсе, как тут живут. Еще осознавать, кто есть кто и где границы дозволенного.
Но внутри почему-то родилось раздражение.
Просидели еще около получаса. Никто больше не наведался, не появился. Будто забыли. Выбросили из головы. Затем за окном образовалось какое-то оживление – с грохотом вкатила громадная карета с четверкой лошадей, во дворе появились конюхи, пара служанок, лейтенант, давешний камердинер… Из кареты выбрался дородный господин, всех выслушал, с интересом задрал голову на окна.
– Кажется, прибыл господин Хватц, – констатировал Уалл.
Долго ждать не пришлось. Дверь открылась буквально через несколько минут:
– Леди Эния? Могу попросить грамоту?
Господин управляющий был стар, сед, чуть полноват, в дорогом, но не броском камзоле. Быстро пробежал глазами бумагу и тоже не стал изображать буйную радость:
– Еще не ужинали? Сейчас распоряжусь. Если появится необходимость – зовите меня, миледи.
И все? Конец вопросам?
Несмотря на внешность, он здорово напоминал капитана. Но тем процессам, которые его не нервировали, дал отмашку…
Через десяток минут вежливо постучались, и молоденькая девчушка-камеристка смущенно попросила разрешения приготовить ванную…
– Кого приготовить? – Енька не сразу сообразил, о чем речь.
Оказалось – здоровенную железную бадью, в одной из комнат. Захлопала туда-сюда дверь, тройка симпатичных служанок принялись споро таскать в ведрах горячую воду – посетила-таки радость и эту землю. Потом девушки, постреливая любопытными глазками, предложили помочь раздеться и обмыть – Енька покраснел, как вареный рак, и яростно замотал головой. У него что, рук нет? Еще не хватало!
Блаженствовал с полчаса. Иногда боязливо оглядывая себя – тело, похоже, завершило все стадии ведьминской метаморфозы, по пути к женскому совершенству. Черт бы побрал этот нус высокой монархии…
После него ванной успел воспользоваться и смекалистый Уалл, и даже умудрился в финале постирать кое-что из вещей: 'Не пропадать же отличной воде?'
А Енька растерянно разглядывал дамские платья. Девчушка-юнгфера проводила в гардеробную, и он полностью осознал, что зря не умер…
Полный зал нарядов и разнокалиберных туфель. Правильные шеренги разодетых в пух и прах манекенов. Сколько их, сто? Двести? Длинных или покороче, для полных или худышек, крикливо-разноцветных или спокойно-выдержанных – парчовых, атласных, бархатных… Водопады ткани, переливы золота и серебра, потоки шелка и батиста…
Зачем? Солить?
Музей туалетов всей династии Шрай?
Зубы уже постукивали от холода – быстро ткнул во что-то длинное и синее, девушка сноровисто помогла натянуть и расправить. В замке почему-то было довольно прохладно.
Уалл раскрыл рот и на пару секунд вошел в ступор, прямо в дверях ванной, в мокром исподнем – на полу собралась лужа. Что не так?! Оглянулся на зеркало – с той стороны выгнула лебединую шею сама благородная элегантность… Синева выделила фигуру, обрисовав плавно-изысканным абрисом, и собралась на полу изящным шлейфом. Вот же черт…
Ужинать пришлось одному. Заявился какой-то мудрец в армейской форме и увел ассайца в трапезную для прислуги: охранникам кушать с господами не по статусу. Еда вообще не удивила – утка, приправленная жгучим соусом, хлеб. Маленький кувшинчик хорошего вина. В любом трактире выбор богаче. Пара блюд сиротливо смотрелась на гигантском инкрустированном столе, рассчитанном персон на двадцать…
Утром долго разглядывал балдахин, вспоминая, где находится. Постель размером с ристалище для турниров, ажурная резная спинка…
Служанка постучалась, как только скрипнула кровать. Никогда не предполагал, что будет иметь слуг – да еще таких симпатичных, старательно пытающихся услужить…
В гардеробной неожиданно обнаружилось несколько комплектов боевых одеяний, и даже изящные латы. В дальнем углу, за штабелем дорожно-охотничьих убранств. Удивленно покачал головой – 'предки', оказывается, не только на балах гарцевали. Сокрушенно вздохнул и ткнул в неброский наряд, напоминающий дорожный, – к платьям придется привыкать. Всему свое время.
На выходе из господских залов внезапно обнаружился Уалл. Подскочил, тряся заспанной мордой… Енька остолбенел:
– Ты чего?
Друг замялся, отвернулся, что-то брякнул…
– Под дверью ночевал? – поразился. – Зачем?!
– Не верю я им… – огрызнулся напарник, оглядывая коридор, – что помышляют, в своих мозгах?..
Вот те раз. Беспомощно открыл и закрыл рот.
Уалл никогда не воспринимался слугой. Вообще. Напрочь. Скорее, другом-защитником или старшим братом. А ведь он… ассаец. И один раз уже потерял хозяина…
– Почему здесь? – не мог успокоиться, кивнув за плечо: – Там же места навалом!
– Не… – закрутил растрепанной головой горец. – Ты девушка, слухи…
– Плевать на слухи, – разъярился экс-мальчишка, – так! – повысил голос, специально, чтобы услышала девчушка-камеристка. – С сегодняшнего дня ночуешь в этом зале, – ткнул пальцем в комнату за спиной, – охраняешь дверь моей спальни!
– Да, госпожа! – счастливо гаркнул враз повеселевший Уалл.
Госпожа, надо же. Звучит-то как…
Так же, как замок.
Родовой княжеский дом был необъятным. Второй этаж господского здания занимала непомерная приемная, с колоннами и… как Енька не ошибся? – с креслом-троном на возвышении. Солидная библиотека – задумчиво пробежался по корешкам книг… Книги – роскошь, только для самых-самых… Зал совета с круглым столом. Княжья оружейная – сотни изысканных клинков, топоров, протазанов. Здесь Енька застрял надолго. Зачарованно раздувая ноздри и изредка уважительно прикасаясь к именитому оружию… Зимний сад. Целый лес зелени, прямо в доме, с большими витражными окнами. Неожиданно тепло: садовник поддерживал огонь в специальном очаге. Портретная династическая галерея – со стены взирают десятки изысканных дам и строгих лордов…
А винные подвалы, по словам милой камеристки-экскурсовода, – вообще целый отдельный мир. Куда я попал?
Но более-менее облагороженными оказались только господские помещения. В здании арьергардной уже воняло плесенью, и толстым слоем лежала пыль. На винтовой лестнице главного донжона выли сквозняки…
Пара стражников на стене куталась в меховые тулупы. Постовая не топилась. Лестничный марш засыпан прошлогодней листвой…
– Сколько воинов в замке? – поинтересовался у дозорного на башне.
Боец оглянулся, промолчал и принялся снова обозревать окрестности.
Енька глянул через каменный парапет – внизу отсвечивала белыми кувшинками темная вода канала, длинный пустой мост, стена замка, заросшая плющом… Дальше сквозь зелень деревьев проглядывали красные крыши городка.
Обернулся к ассайцу:
– Убей его, если он снова не ответит.
Горец сразу звякнул клинком, девчушка-служанка побледнела и испуганно прикрыла ладонью рот… Солдат прижался спиной к камню и пошел пятнами:
– Простите, Ваше Сиятельство… Пятьдесят, не считая десятников и офицеров!
Не густо.
Кажется, с ним что-то произошло. Тогда. Месяц назад…
Он умер.
Сегодняшний Енька – не тот Енька.
Будто что-то сломалось внутри, когда переделывали плоть…
Обедал снова один. Уалл опасался оставлять надолго, и притащил себе из трапезной краюху хлеба и тушеное мясо, но наотрез отказался усаживаться за блестящий, инкрустированный серебром стол. Примостился в начальной зале у маленького столика.
– Как думаешь, сколько здесь помещений? – крикнул Енька, постукивая вилкой.
– Где, в барском? – долетело из-за двери.
– В замке!
– Четыреста четырнадцать, не считая подвалов.
Ого. Уже навел справки.
– А площадь?
– Тридцать пять акров, до рва.
С ума сойти. Живут же люди.
В душе гнездилась тень. Тяжелая. Чем-то пахло это все… нехорошим.
После обеда заглянул сам главный всея-всего, господин управляющий. Похоже, был в благодушном настроении, и даже улыбался:
– Погуляли? Как родовое гнездо?
– Холодно, – пожаловался, постаравшись не заметить сарказма. – Особенно ночью.
– С дровами беда… – расстроенно согласился благородный дорн. – Но я распоряжусь, чтобы у вас протопили.
Первый сучок. Енька нахмурился.
Какая к черту беда? Дров в землях завались.
– Печи выложены гранитом, – приоткрыл не совсем девичьи мозги, – для угля, так понимаю. Почему не пользуют углем?
Благодушие начало покидать господина:
– Не слишком ли… – но сразу взял себя в руки и ровно пояснил. – Уголь – это роскошь, милая. По нынешним временам.
Чего-то подобного ожидал, разглядывая паутину и давно не чищенные коридоры.
'Милая' кольнуло.
– Господин Хватц, – набрал побольше воздуха, как перед прыжком в воду, – мне что-то надо знать?
Благородный дорн отечески улыбнулся:
– Не бери в свою прекрасную головку, – чуть ли не потрепал по макушке, – наслаждайся и оставь проблемы мужчинам.
– Тем не менее? – настоял, пытаясь не замечать манеру тона. – У Дома долги? За что?
Это трогало? Серьезно?
Еще вчера не пришло бы в голову.
– Управление землями – сложное занятие, – сокрушенно вздохнул господин управляющий, неся на своих хрупких плечах тяжелое бремя вселенского груза. – Бора, северный ветер с гор, не позволяет дозреть урожаю. Ранние дожди выводят Лесенку из берегов, из Густогая еще десять лет назад всех выгнали уммы, а в Эхее, оказывается, завелись скальники. Тяжелые времена понуждают сжать волю в кулак и закатать рукава, – покачал головой, как отец народа, озабоченный процветанием своей страны.
– Сколько в княжестве деревень? – спросил озадаченный Енька.
– Более двухсот, и три города, – наставительно потряс седой бородкой дорн.
– И что, везде так плохо? – никак не мог взять в толк.
– Север… – будто вердикт в ответ.
Дела…
Хватц с видом заботливого отца оглядел покои и вдруг переменил тему:
– Не это сейчас главное, не об этом стоит думать, – нравоучительно вздернул палец, приняв многозначительный вид. – А об Андоре. Школе высокородных леди.
– Что? – не сразу дошло до Еньки.
– Посмотри на себя, – снова укоризненно потряс бородкой, – крестьянка! А ведь доресса, из высшего общества, должна быть примером! Уметь одеваться, поддерживать светскую беседу, танцевать… – еще раз отечески оглядел покои и кивнул напоследок. – Подумай об этом.
С дуба рухнул?
– Одну минутку… – задержал на пороге талантливого стратега. – Я могу поговорить со счетоводами? Разобраться?
– С кем? – удивленно обернулся в дверях Хватц. – Зачем?!
– Хочу разобраться, – упрямо повторил Енька.
А что? Имею право.
Управляющий некоторое время смотрел, потом захлопнул дверь, так и не ответив. А Енька завис, задумчиво разглядывая дубовое полотно…
– Скальники? – подал голос за спиной Уалл. – Здесь?!
– Даже если так… – повернулся к нему экс-мальчишка. – Почему с этим никто не разбирается? Что, людей нет?
Замолчали, думая каждый о своем…
Платье раздражало. Бесило. Шелестело, подметая ступеньки подолом. Длинные волосы ниспадали за плечи, щекоча лопатки. Ладошка, придерживающая на бедре юбку, теперь с трудом обхватывала рукоять среднего меча. Изящные туфельки зачем-то цокали на весь замок: цок-цок-цок-цок…
Нежно-глупый вид. Кукла. Каждый встречный, каждый взгляд, каждое слово – мгновенно уничтожают реальность, к которой привык с детства, чуть ли не брызгая в лицо слюной: 'Баба-а! Девчонка! Больше не мужик!'
Натура не смирялась. Натура яростно бунтовала: 'Я девчонка? Я?! Тебе рыло расшибить, придурок?'
С детства ведь лез в драки, махал мечом…
Боги.
Если бы только увидел отец…
Длинный коридор административного корпуса – устоявшийся запах кожи, вонючих фирсовых чернил и грубого пергамента. Уже не барские хоромы – голый камень, истертый за столетия сапогами, низкий темный потолок, засиженный мухами. Приземистая дверь отозвалась гневным скрипом…
Из-за стола подскочили три писаря-счетовода и чуть ли не хрустнули носами о столешницу.
– Я могу посмотреть учетные книги? – поинтересовался, с любопытством оглядываясь.
Просторное помещение с низким потолком, закопченным от свечей. Обширный стол, несколько чернильниц, перья, пергаментные листы, большой подсвечник. Вдоль стены – длинный стеллаж, весь заставленный черными домовыми книгами. Счетоводы в черных засаленных сюртуках, как принято у работников этой профессии, в коротких штанах и белых чулках. Руки и носы заляпаны чернилами.
– По какому уезду, госпожа? – с готовностью отозвался тот, что постарше.
– Итоговые, за последний год.
Засуетились и через несколько секунд бухнули на стол высокую стопку толстых фолиантов, смахнув пыль. Енька задумчиво открыл верхний. Густо исписанные цифровыми колонками страницы. Мелким убористым почерком. Перевернул пару страниц…
– Это Северо-запад, с расчетом по милевому коэффициенту, – почтительно подсказал старший.
– Что? – оторвался Енька.
– Ну… – сделал пасс ладонью счетовод, – стоимость привоза повышается с расстоянием. Чем дальше уезд, тем выше коэффициент.
Гм. Логично.
Уалл зачарованно разглядывал колонки, будто волшебное действо…
Черт.
Чем он думал?
– Спасибо, – закрыл книгу, кивнул другу и вышел из комнаты.
И как он рассчитывал это проверить? Тут голова нужна, размером с его гардеробную, плюс обучение и опыт…
На улице ярко светило солнце, вытянув от стен длинные тени. Пара плотников в конце двора стучала топорами, двое грузчиков разгружали телегу. На въездной башне виднелась фигура скучающего дозорного. Ветер покачивал приоткрытую створку ворот, гнал по мостовой старую солому и листья…
– Нашел дыры? – злорадно поинтересовался Уалл. – Воров-обманщиков?
– Предложил бы что-нибудь лучше, – огрызнулся Енька.
– Прости, – поднял ладони ассаец. – От букв-цифр у меня начинается почечуй. Я человек действия.
С крыши вспорхнула стайка голубей, перемигиваясь крыльями…
– И какие тут могут быть действия?
– Ну, к слову… – друг задумчиво почесал затылок, глядя на конюшню. – Что в лесу делают скальники?
– Что, что?.. – буркнул Енька и вдруг задумался.
Проблема не в 'что'. Проблема в… 'какого хрена?!'
Еньке надоело. Первого же попавшегося дружинника отправили искать капитана. Капитан не нашелся, но минут через десять появился знакомый лейтенант, брызгающий недовольством…
– Эйд… Айшик, да? – сделал вид, что вспоминает имя. – Мне нужна пятерка бойцов. С оружием.
– Что? – подумал, что ослышался, командир. – Куда, зачем?
Время неумолимо меняло. Каждый прошедший час, каждая минута безвозвратно перечеркивают прошлое. Всего лишь месяц назад боялся глаза поднять на дорна. А сегодня распоряжается, как слугами.
С тобой все нормально, Енька?
– Хочу убедиться, что в Эхейском лесу действительно скальники.
– Кто-о?! – выпал в осадок лейтенант.
Енька молча ждал. Лицо вояки вытянулось – начало доходить, что серьезно…
– Не могу… – шокированно завертел головой. – Надо дождаться капитана! Не имею права, без приказа, кто я такой?
– Мне плевать, – спокойно разъяснил Енька, – хоть адмирала. Выезжаю через полчаса, с вами или без вас, – развернулся и размеренно зацокал к своим ступенькам. 'Двинутая овца…' – самое приличное, что довольно различимо прошипело за спиной.
– Стерва, – одобрительно заметил Уалл, когда поднимались по лестнице. – Замки тебя меняют. Что в Ваале, что здесь.
Енька вздохнул. Совсем не уверен, что к лучшему…
Испуганная служанка помогла переодеться. Латы надевать не стал: плечи что-то слишком чувствительны к железу, не улыбалось превращать поездку в пытку. Поддоспешник на этот раз из отличной кожи, по женской фигуре, со специальными толстыми кожаными накладками на плечах. Металлические наплечники тоже надевать не стал. Юнгфера затянула шнуровку – кожа обрисовала тело, выделив грудь, талию и бедра. Крутанулся у зеркала – м-мда. Боевая мадам.
Несмотря на презрение к женскому – выглядеть инвалидом не прельщало. Тут уже брало верх внутреннее стремление к совершенству – плевать, в женском виде или мужском – выкусите, уроды!
Еще бы к платьям как-то привыкнуть…
Перекинул через голову перевязь с де Брозом – дал любимому клинку имя – и кивнул Уаллу, старательно не замечая насмешливость на нахальной харе…
У въездных ворот ждали с десяток бойцов, в полном боевом облачении, злых как стая псов, – Айшик не захотел рисковать. Енька кивнул всем, не обращая внимания на ядовитое шипение, вскочил в седло и ударил пятками – копыта дружно загремели по брусчатке моста…
Когда солнце опустилось за макушки сосен, остановились на ночевку в первом же попавшемся постоялом дворе. Ватага шумно ввалилась в обеденный зал и выгнала всех посетителей – перепуганные местные жители исчезли, как дым. Княжеской дружине лучше не перечить. Дружно сдвинули столы и затребовали пива…