– Спасибо… – вояка не накинулся, просто ласково погладил по волосам. – Я всегда знал, что не ошибся.
В груди смешанные чувства. Странно все это. С одной стороны, близость мужчины напрягала. А с другой… он приятен, черт возьми! Нормальный парень, и отношение его непритворно.
Есть что-то такое… притягательное.
Возможно, если бы Енька когда-нибудь уселся, и попробовал разобраться в своих чувствах – что-нибудь бы понял. Пришел к выводу. Но стереотипы и шаблоны, вбитые с детства мужским окружением, имеют большую власть над мозгом.
А забота все-таки вызывает приятность в груди. Ощущается на уровне ауры. Хоть и чувствуешь себя при этом полным… женой.
Собирались быстро. Хлопали двери, слуги бегом сносили все, что может понадобиться в дороге – походный скарб, теплые вещи, еда, вода, топоры-пилы, гвозди, бухты с пеньковой веревкой, земляной инструмент… Бойцы приняли деятельное участие в разграблении дома, пытаясь не хватать под руку то, что потом окажется балластом.
– Мама, там что-то горит?
Енька оглянулся – над лесом поднимались густые клубы дыма. Милей правее стлался по ветру еще один черный столб…
– Вот черт, – выругался Паддис.
– Родвай-Грац? – прикрыла глаза от солнца ладошкой Беатрис. – И Поляне.
Добрахх в сердцах сплюнул. Горел баронский замок. И Полянское поместье. Самые владетельные и жестокие рабовладельцы в округе – сотни рабов, изнывающих от скотского отношения… Как сухое сено, только поднеси спичку. Кажется, слухи о штурме управы уже разлетелись по округе.
Плохо. Очень плохо. Сомнительно, что уездная стража проявила бы излишнее усердие в попытке догнать и вернуть беглецов, учитывая наличие среди них опытных армейцев. А вот полыхающий мятежом уезд уже потребует незамедлительного вмешательства регулярных войск.
– Быстрее!! – ускорила сборы хозяйка, с опасением поглядывая на лес.
Люди забегали бегом. Дамы уже переоделись в дорожные платья – вот когда пришлось пожалеть, что де Ярды не горели любовью к охоте, и в гардеробе отсутствовали брючные костюмы. Но все же практичней пышных богатых юбок, тем более в седле.
У ворот вытянулась дюжина груженных телег, вместе с барской коляской. Для скорости забрали всех лошадей…
– Мама! – снова испуганно позвала малышка Грация.
Из леса вдруг показались люди. Вооруженные. Пешие. Много.
Залязгали доспехи – бойцы поспешно окружили двор дугой. Но люди все выходили и выходили, все больше и больше…
Разные. В руках что попало – мечи, топоры, косы, вилы. Высокие и маленькие, с бородами и без, мужчины и женщины, даже старики и дети…
Болезненно-худые. В рваных обносках.
Рабы.
– К бою, – коротко приказал капитан – единым звоном отозвались выхваченные из ножен клинки.
Проваливайте, дети цепей. Здесь не баронский замок.
Невольники уплотнялись в толпу перед цепью. Еще не нападали, настороженно смотрели, глухо переговариваясь…
– Прочь, – выступила вперед леди, окидывая взглядом все это разношерстное прибывающее сборище. – Хватит крови. Этот дом не славился жестокостью. Здесь нет тех, за кем вы пришли.
– Госпожа, – неожиданно из толпы выбрался безбородый старик, с длинным шрамом через лысый череп и обрывком цепи на ошейнике. Оглянулся, чтобы стих гул и набрал в грудь побольше воздуха: – заберите нас с собой, – голос отчетливо звучал в наступившей тишине. – Мы не будем обузой.
Колом по башке.
Да вы издеваетесь…
Все во дворе растеряно переглянулись, вместе со слугами и бойцами, тоже бывшими рабами…
Как они узнали?
Народ умоляюще смотрит. Тишина. Вот почему горели кубла… Среди невольников давно гуляли слухи, вроде мечты… что существуют баре, которые им помогают. По-настоящему. Не презирают, хоть и баре.
Несколько дней назад слухи перестали быть слухами. И они не выдержали.
Изможденные старики, женщины, дети.
Черт.
В обозе еды и вещей – самим бы хватило. Но самое главное – скорость…
Но почему-то Енька уже предчувствовал ответ.
Хозяйка оглянулась – Ивейла смотрит, Паддис кивнул, Добрахх пожал плечами. Беатрис покрепче прижала дочку и уткнулась носом ей в волосы… Енька еще не дорос, чтобы иметь мнение.
Тишина.
Это должно быть быстрое решение. Нет времени думать.
Прорва незнакомых людей… Кто их знает? Как поведут в дороге? Не взбунтуются, как полчаса назад? Выдержат?
Только полный идиот согласится взять с собой пару сотен незнакомцев, которые уже сейчас балласт. Но если выдержат, справятся, если прорвутся… Не бывает преданнее крестьян, чем бывшие рабы, которым подарили свободу. За своих они в огонь, и в воду.
Вот только, до этого надо дожить.
Минуты утекали за минутами. Тяжелое решение.
– Впереди долгий тяжелый путь, – наконец ответила леди. – Никто не будет уговаривать или подтирать задницу. Слово командира – закон. Приказали жрать грязь – секунда, чтобы достать ложку. Приказали броситься под телегу – секунда, чтобы выбрать, под какое колесо. Приказали отдаться – немедленно упасть и раздвинуть ноги. Кто не согласен, лучше оставайтесь сразу.
Над толпой взметнулся утверждающий гул – рабам не нужны нежные слова. Давно привыкли к побоям, лишениям и выматывающей усталости, им нечего терять. Бойцы опустили оружие и расступились – двор немедленно заполнился…
– Флаам! – окликнула старшего слугу. – Разгружай обоз. Оставить все, без чего сможем обойтись. Детей и самых слабых в телеги. Остальные идут пешком. На лошадях только охрана.
Вот умеет же, зараза. Ей бы родиться командиром.
Еще полчаса. Торопливый подсчет, распределение по артелям и тех, кто поедет в телеге. Как ни странно – никто не захотел в обоз, легко уступая более слабым. Енька не ожидал, насколько сильна в некоторых рабских колониях коллективность, всегда казалось – цепи и плеть выбивают все проблески чувств.
Совсем не походили на мятежников, опьяненных свободой и кровью. Кто главный, тот лысый старик? Умный. Не позволил воспылать гневному азарту…
Люди гомонили, к Флааму уже выстроилась длинная очередь, чтобы записаться. Старшая леди не выдержала и завершила процесс – потом. В пути времени хватит.
Колеса бодро застучали по трамбованной дороге. У ворот столпились провожающие из тех, кто не смог отправится следом – у многих в ближайших деревнях дома и семьи.
Де Ярды оглядывались, пока родовое гнездо не скрылось за поворотом дороги, у Ивейлы предательски блестят глаза…
Вся жизнь за спиной. Детство, юность… Навсегда.
И ни слова. Аристократы.
Из полусотни сразу стало более трехсот. Длинная колонна, поднимающая пыль, но пока еще довольно ходко перебирающая ногами.
Помогите, боги. Теперь все зависело от оперативности властей. У кучки благородных господ были неплохие шансы, а вот у взбунтовавшихся рабов…
Слишком плохой пример для остальных.
Но надежда была. Пока свяжутся с Абстром, пока поднимутся… Обычно восстание охватывало уезд за уездом, разгораясь вглубь и вширь, а потом приходила регулярная армия… и вешала на кресты вдоль дорог.
На этот раз мятеж сразу сделал ноги. Им лишь бы успеть до улланских степей, потом ищи ветра в поле.
Колонна вытянулась за обозом, извиваясь по небольшой лесной тропе – даже сама высокородная леди гордо отмахивала ногами, элегантно подметая юбкой хвою. С телег глазели только дети, одна беременная женщина и несколько стариков, которые то и дело спрыгивали и бодро семенили рядом, пока были силы.
Силы еще были. Еда и вода. Пока…
Невдалеке трясся на молодом жеребце Бухра, как всегда не желая выпускать Еньку из виду. Подходящего размера доспехов на гиганта не нашлось, но зато за спиной громадный топор, устрашающей величины. Не хочет даже слышать, что как бы… уже не Енькина собственность.
Сзади вдруг всхрапнула лошадь и крепкая рука неожиданно подняла в воздух…
– Тихо! – цыкнул в ухо Добрахх, поудобнее усаживая спереди себя на коня, хотя Енька даже не успел открыть рот. – Находишься еще!
Все вблизи улыбнулись, Бухра шире всех. Удивительно, но похоже уже и бывшие невольники разобрались – кто чей муж, и чья жена.
– Смотри, что у меня случайно оказалось, – перед лицом возник громадный ломоть мягкого белого хлеба, затем полный мех – потянуло запахом его любимого рейнского вина…
Вот же зараза. Енька с удовольствием заработал челюстями, изредка прихлебывая из горлышка – зачем сопротивляться судьбе? Не обедал, и уже давно подсасывало в желудке.
Случайно оказалось? Случайно забежал в подвал, и случайно захватил любимое Енькино вино?
Глава 18
Чудес не бывает. Империя не держала бы в узде провинции, если бы бал всюду правили глупцы…
В первый день прошли не менее тридцати миль, и на ночлег расположились лишь когда опустились густые сумерки. Костров не разжигали, запах дыма – что свежая кровь для гончей. Хотя… как можно сбить след более трехсот человек?
Добрахх моментально соорудил для Еньки ложе из седла и веток, укрыв двумя одеялами, пока он с Ивейлой, Беатрис и малышкой изучал поблизости кусты для девочек. Затем уложил, накрыл одеялами, и уселся рядом, поглядывая через кроны на звезды…
– Есть хочешь?
– Нет.
Енька вымотан. Давно столько не ходил пешком. Люди тихо гомонили вокруг, ужиная и готовясь к ночлегу. С обоза раздавали еду, сильно нормируя рацион. Флаам с Паддисом обходили людей, переписывая и общаясь – кто старший? Нету? Кого больше уважаете? Живее, нечего переглядываться! Старшим сразу доводился круг обязанностей, передача оповещений по колоне, обязательные доклады…
Ивейла и Беатрис с дочкой уже ровно дышали, мать где-то пропадала.
– Я столько для тебя хотел… – с сожалением вздохнул дорн, поглядывая на людей. – Шикарные балы, праздники, уютные вечера… – погрустнел. – Прости, что так получилось.
– Ты любишь шикарные балы и праздники? – поднял голову Енька.
– Причем здесь я? – не понял Добрахх.
– А зачем тогда балы?
Оба рассмеялись.
– Лучше не думай о том, что потерял, – поделился выстраданной парадигмой бывший мальчишка. – Думай о том, что приобретешь.
– Плуг? Научим раширцев возделывать землю? – криво усмехнулся вояка.
– Ты будешь их учить воевать, – вдруг открылся. – Строить бастионы и защиту. Да тебя там будут на руках носить!
– С чего ты взяла? – недоверчиво повернулся капитан.
– Слышала, – опомнился Енька.
В самом деле, откуда в таком разбирается какая-то дочь пекаря?
Супруг замолчал, о чем-то улыбаясь и поглядывая на закутанное в одеяло тело. Ну? Что? Колись уже. Но вояка молча устроился рядом, одной рукой подперев голову, а другой мягко обняв Еньку.
Близость мужа уже напрягала поменьше. Кажется, начинал привыкать.
Теплее и уютнее, если забыть про шаблоны. Тело-то слабенькое.
А вдруг действительно доберутся до Рашира? Его же там… каждая собака.
В путь двинулись, как только начало сереть. Шли весь день, только один короткий привал для обеда – хозяйка немилосердно гнала, опасливо оглядываясь на дорогу. К вечеру здорово выдохлись. Спали как убитые, и с рассветом снова в путь…
Но гонка не помогла. Уже к обеду услышали позади далекий лай собак…
Люди ускорились, на ходу вытирая пот. Но погоня постепенно приближалась, лай доносился уже отчетливее. Колонну обогнал всадник из заградотряда, осадив коня у де Ярдов:
– Абстрская центурия, – пояснил, чуть отдышавшись. – Идут широкой полосой, впереди собаки. Если не встанут на ночной привал – к утру догонят.
Черт-черт-черт…
– Где сейчас? – мать развернула карту.
Боец ткнул пальцем. Все лихорадочно думали…
Что тут думать?
– Болота собьют собак со следа, – обвела обширную грязно-зеленую область.
– Придется бросить обоз, – задумчиво сказал Паддис, почесывая макушку. – И лошадей.
– Детей на руки, с собой только еда и оружие, – хмуро согласилась хозяйка. – У нас нет выхода.
Железная леди.
– Но это же… – испуганно встряла Ивейла, покосившись на карту.
– Тихо! – осторожно оглянулась хозяйка. – Не баламуть народ. Просто пройдем по краю.
Да, Ива. Те самые места. Где-то там, за туманами, скрытый в глубине…
– Хватит спорить, – поддержал Добрахх, прекращая прения. – Сейчас это единственное решение.
Кому знать, как не армейскому вояке?
По колонне полетела команда. Люди сразу послушно ломанулись в лес, оглядываясь на лай за спиной, и поглядывая на благородных господ. Готовы на все, только веди. Не по себе от этой веры.
На тропе остались перевернутые телеги и разбросанные вещи. С лошадей сняли седла, сбрую и отхлестали плетью – но многие еще долго бежали следом, преданно поглядывая своими большими глазами.
Вода зачавкала под сапогами только поздно вечером, когда начало темнеть. Колонна не останавливалась, все дальше уходя в обширную зону чахлых деревьев и белесого тумана.
– Устала? – рядом нарисовался заботливый силуэт. – Как насчет крепких мужниных плеч?
– Еще посмотрим, – упрямо отсек поползновения. – Кто из нас первый мордой в грязь…
– Кто бы сомневался? – вздохнул капитан, с беспокойством окидывая худенькую фигурку.
Шли всю ночь, спотыкаясь и падая. К утру вода уже поднялась выше колен – люди сильно углубились в область трясины и болотных кочек. Рассвет высветил зыбкий туман, испарения и плохо различимые кривые деревца. Лай все еще отчетливо слышен, люди не останавливались…
Пошатывало. Енька подоткнул подол, как большинство женщин – мокрая юбка мешала. По лбу струится пот, несмотря на холодную воду. Тишина, только хлюпанье шагов и тяжелое дыхание, даже дети не плачут. Впрочем, дети у рабов никогда не плачут. Бухра усадил на плечи маленькую Грацию, малышка обеими руками вцепилась в круглую голову.
Люди вымотаны. И только богам известно, когда смогут передохнуть.
К обеду наконец проглянуло солнце, еле пробиваясь сквозь белесую мглу, но потеплело. Колонна сильно растянулась, тяжелое дыхание с хрипом вырывалось из горла. Лай собак уже еле слышен…
К вечеру леди наконец объявила привал. Нашли более-менее мелкое место и упали прямо в грязную жижу – люди не в состоянии пошевелиться. Бойцам пришлось бросить латы, оставили только оружие. И сейчас те, кто еще на ногах – разносили еду, медленно хлюпая по воде вдоль цепи. Еды – максимум еще на раз…
Ночевали здесь же, по колено в грязи, стуча зубами от холода. Капитан, не обращая внимание на возражения и усталое сопротивление – обернул Еньку своим плащом, усадил к себе на плечи и уселся в воду, прислонившись спиной к трухлявому деревцу. У Еньки не хватало сил даже на благодарность – просто откинул затылок на гнилой мох и закрыл глаза. Ноги почувствовали движение – Добрахх стянул мокрые сапоги, обернул сухими портянками и принялся сквозь ткань разминать ступни…
Черт, как же приятно… Ноги ломило, от долгой ходьбы. Зараза. Откуда силы? Последняя мысль, и отключился. Проснулся ночью, от шевеления, дрожа от холода – капитан переменил позу, удерживая на весу, и поверх плаща накинул на плечи уже подсохший мундир.
– Сдурел? – возмутился, стуча зубами. – Замерзнешь!
– Цыц! – отмел возражения воин. – Женщинам слова не давали.
Ща как получишь, за женщину.
Снова на плечах, ступни обернуты в сухое и прижаты теплыми мужскими лапами. Более-менее согрелся, и мозг начал снова уплывать в сон… Сдуреть. Вообще-то, иногда быть ей… совсем неплохо. Только бы тело покрепче. Как он там внизу, бедняга?
С утра снова в путь. Люди поднимались, пытаясь согреться, хлопая себя по мокрым плечам, разминали занемевшие кости. Енька сполз с головы, смущенно поглядывая – как он? Сам-то сравнительно отдохнул, и даже согрелся.
– Песня! – бодро улыбается офицер, застегивая ремень на мундире. – Никогда так не высыпался!
Ожидал чего-то другого?
Похудел. Волосы сто лет не мылись. Борода отросла, пора подрезать. Но глаза живые, хоть и с сеточкой морщинок. В груди постукивает, наполняя странным ощущением…
Стоять!! Ты что творишь? Разглядываешь мужчину?
Чертыхнулся и зло зашагал – колонна уже вытягивалась, по цепи перекликалась команда. Недалеко нарисовалась громадная фигура Бухры, с завернутой в одеяло Грацией на широких плечах. Рядом Ивейла, Беатрис, поддерживающая Паддиса – муж еще не до конца оклемался. Но стойко держится, благородный дорн.
Снова брели весь день, почти по пояс в воде. То один, то другой проваливались в трясину – ближайшие немедленно вытягивали за руки. Впереди армейцы с длинными палками – колонна извивается среди чахлых кустов и кочек…
– Сутки-двое, – вглядывается в мокрую карту мать, тыча грязным пальцем: – должны выйти где-то здесь, у степей.
– Если не ходим по кругу, – с сомнением посмотрел на еле пробивающееся солнце Паддис.
– Шульма следопыт, – отмел сомнения капитан. – Выведет.
Девчонки молчат, тяжело дыша. Енька тоже. Собак с прошлой ночи не слышно – похоже, Абстрская центурия не захотела лезть в топи.
Снова дорога. Кто-то в арьергарде утонул, окунувшись с головой в ряску – не успели помочь. Мокрые одеяла разрезали на полосы, и все привязались друг к другу. К ночи изможденные тени снова валятся от усталости…
На этот раз нашли небольшой сухой островок – народ облепил, тесно прижавшись друг к другу. Через головы передавали остатки еды – мокрый хлеб и пропитавшееся водой вяленое мясо. Капитан снова стянул сапоги, не слушая возражений, и снова накрутил сухие портянки – когда успел высушить? Размял ступни, завернул в плащ и прижал к груди – Енька почувствовал, как согревается, и сразу стал клевать носом… Вообще, вояка прав. Ноги в походе… от них все.
– Сюда! – громко зашипел кому-то над ухом. – Быстрее!
Край плаща приподнялся, и к нему нырнула маленькая Грация, доверчиво уткнувшись носом под мышку – Енька обнял малышку обеими руками. Снаружи привалились Ивейла с Беатрис, завершил кучу Паддис, тоже что-то там завозившись над своей женой… Потеплело. Чуть позже появилась мать, со вздохом оглядела этот перепутанный клубок: «Что за кракен?» и опустилась рядом, обхватив колени маленькими ладонями.
Мокрая, перемазанная с головы до ног, только белки глаз на темном лице. Но даже в таком виде… с ней не хочется спорить. Народ на королеву смотрит со страхом.
Утро скрыл белесый туман, который не выдул даже легкий ветерок. Вода отдает тяжелым серным смрадом, исчезли лягушки, бегунки и прочая болотная живность. Не слышно уханья птиц. Люди идут, с опасением оглядываясь на чуть видимые в белой мгле странно выгнутые деревца…
Все на пределе. Ноги тяжело вырываются из жидкой массы, за час не больше полумили. Извивающаяся цепь забирает правее – слева непроходимая топь…
Выглянуло солнце, слегка рассеяв туман, люди повеселели.
А потом впереди проступили полуразвалившиеся строения…
– Мать!!!
Бросило в холодный пот, народ попятился, наталкиваясь друг на друга…
Вудром?!
Кошмар детских сказок. Ужас, о котором боялись говорить в полный голос.
Он действительно существует?!
Далеко не все верили в тысячелетнюю сказку. Стерлась-забылась быль, за века. В народах любят придумывать страхи…
Боги!!
Люди дышат, не отрываясь от мистического зрелища – легенда наяву. Перед глазами. Строения напоминали руины древних храмов – какие-то колонны, арки, стены… Передние все сильнее пятятся назад, в колонне нарастает паника…
– Обойти никак? – пробилась вперед мать.
– Слева топь, госпожа, – покачал головой Шульма. – Спереди и справа это…
– Черт.
Все замолчали, хмуро разглядывая еле виднеющиеся развалины. Енька оглянулся вокруг – хоть бы палку в руки какую, покрепче.
Сзади в толпе все сильнее росла паника – подтянулся хвост, уплотняя толпу…
– Хотите вернуться?! – зло развернулась к народу хозяйка. – Вперед!!
Трезвый голос пробил пелену мистического ужаса – люди уставились на мадам, сдерживаясь от страха.
– Там вас очень ждут, с собаками, – продолжала, ткнув пальцем туда, откуда пришли. – Знаете, как долго висят осужденные на кресте, прибитые гвоздями, испытывая нечеловеческие муки? – чуть подождала, будто ждала ответ. – Несколько дней! Пока чертова смерть не сжалится, и наконец не заберет.
Народ затравленно бросал взгляды то назад, то на проступающие в тумане развалины. Тупик. Толпа клокотала.
– Они забирают души! – кто-то взвизгнул, испуганным голосом.
– Никто не заберет твою душу, Еггеур, – вдруг ему ответил кто-то другой, в толпе. – Пока она не скажет «да» отродью ада. Ибо души – в руках великой матери…
Гул притих. Вперед выбрался, раздвигая людей, тот лысый старик со шрамом:
– А мать не позволит осквернить чистоту, что не поддалась лжи и предательству… – оглядел людей. – Что сказано в Триптихе, Еггеур? – посмотрел на говоруна. – «Да не коснется грязная длань чела твоего, светлый муж, ибо не пал на колени пред нечистью царства теней…»
Боги. Да это же священник!
Тоже раб?!
Безбородый оглядел свою паству, с ноткой укоризны:
– Слушайте эту добрую леди, дети, ибо в ее устах истина непорочной Аваатры.
«Добрая леди» так напоминала добрую, как черт маленького котенка. Прямая как палка, перемазанная в тине с ног до головы, с белеющими на черном лице глазами…
Толпа молчала, напряженно поглядывая на хозяйку. Леди некоторое время смотрела на лысого старика – на бесстрастном лице не единой эмоции, – затем с достоинством кивнула, поблагодарив.
– Мы пройдем через него, ясно? – объявила в лоб, не давая времени для нарастающей паники. – День, солнце – боги на нашей стороне. Твари не терпят солнца, спят в своих норах. А мы просто пройдем… выживем, и будем вместе вспоминать это час, рассказывая внукам.
Народ молчал, хмуро поглядывая на видневшиеся руины.
– Если кто-то хочет назад – сейчас самое время! – завершила речь, еще раз оглядела всех, и первой двинулась к развалинам.
Это не женщина. Это воин.
Енька немедленно двинулся следом, за ним де Ярды и бойцы, потом потянулись и остальные. Развалины приблизились – старые, зеленые, заросшие мхом, сверху проплыла какая-то арка… По колено в воде – дно стало тверже, на ладонь затянутое илом, но под мягкой массой ощущался камень. Надвинулось здание с черными провалами окон – приняли правее. Затем улица, с высокими колоннами по бокам – люди со страхом вертели глазами, вжимая головы в плечи. Откуда-то издалека на пределе слышимости доносились леденящие звуки – шипение, сиплое дыхание, постукивание…
Длинная цепь извивалась по улицам проклятого города. Солнце пробивало туман косыми лучами, но не разгоняло – белесая дымка стлалась, будто живая. «Ни звука!» – шепотом пролетела команда по цепи, но предупреждать незачем – каждый пуще смерти страшился нарушить безмолвие мертвого царства.
Спереди развалины – колонна изогнулась вправо. Снова развалины – еще правее. Тишина. Только хлюпанье холодной воды под ногами и хриплое дыхание людей. Дети притихли, испуганно глазея по сторонам. Дорогу перекрыло развалившееся строение, пришлось искать путь через соседний дом. Темень. Только столбы света через окна рисуют квадраты на противоположной стене. Люди задерживают дыхание. Воды под ногами почти нет, гулко шуршат шаги, улетая к далекому своду. Затем снова туман и город…
Без конца и краю. Изгибающаяся цепь уже полдня крутилась средь мертвых развалин – напряжение выматывало нервы. Люди ослабели от голода, холода и усталости – многих откровенно пошатывало, мозг притуплялся от постоянного страха. Кто-то свалился, подняв тучу брызг – туман приглушил эхо, но все замерли с ужасом…
Хозяйка жестом подозвала Шульму:
– Долго? Мы не можем остаться здесь на ночь.
– Его нет на карте, госпожа, – прямо ответил следопыт. – Но судя по расстоянию, – задумчиво посмотрел вперед, где темнело что-то громадное. – Выход должен быть уже недалеко. Может, даже за этим зданием.
Добрах тоже сощурился, разглядывая темень, темным облаком выступающую из тумана.
– Поторопись, – приказала леди. – Вечер на носу.
Развалины перекрыли дорогу слева и справа – колонна слепо ткнулась в заплесневелый мох тут и там, и остановилась. Все молча разглядывали непомерный храм с круглым куполом, нависающий над головами, и черный зев входа…
– Двинули, – коротко кивнула мать, мельком глянув на солнце, и первой вошла в проход. Цепь осторожно заструилась следом…
Внутри нет воды, но влажная застоявшаяся сырость делает воздух тяжелым и смрадным. За тысячу лет сырой мох скрыл орнаменты и рисунки, только кладка в местах, где обвалились стены. Сырой коридор поворачивает влево – стоп. Тупик. Обрушился пололок, проход завален камнями. Цепь сдает назад, и заворачивает в следующий…
Эхо шагов гулко рикошетит от заплесневелых стен – позади дыхание и покашливание. Потом стало совсем темно, и Добрахху пришлось запалить маленький факел, чтобы хоть что-то видеть. Остальные вцепились в плечи друг друга.
Уже не меньше часа крутились по коридорам этого огромного здания, как в лабиринте, а выхода все не было видно. Люди тупели от постоянного напряжения, невозможно бояться вечно. Мать разрешила бы получасовой привал, все еле держались на ногах, но… Жрать нечего. И до темноты необходимо быть как можно дальше отсюда – ночью проснется нечто… И тоже захочет жрать.
А через час они неожиданно миновали центр…
Провалы в потолке высветили длинный черный тоннель и широкое боковое ответвление. Шипенье и чужеродное дыхание уже чуть ли не давило на уши – люди сжались, чуть ли не уменьшаясь ростом. Капитан затушил факел и осторожно выглянул за поворот… Огоньки глаз. Много. Очень много.
– Уммы, – коротко обрисовал картину, вернувшись к остальным. – То ли спят, то ли заторможены…
– Не пройдем? – вопросила мать, внимательно глядя сыну в глаза.
– Три с лишним сотни? – с сомнением оглянулся в темноту коридора, где затаились люди.
Тишина. Все молча смотрят на черный боковой провал входа.
– Это можно опустить? – Паддис кивнул на вертикальную каменную плиту над входом.
Все задрали головы. Непонятно, как строили древние строители, но судя по всему – плита была чем-то вроде двери. Или шлюза. Опускалась сверху, по специальным каменным желобам.
Все лихорадочно думали.
Опасно. Шумно. Но хоть какой-то шанс, три сотни все равно не пройдут незамеченными.
– Делай, – кивнула мать.
Добрахх осторожно вытащил клинок, стараясь не звякнуть, и осторожно подобрался к боковому проходу, разглядывая каменные направляющие для плиты… Все затаили дыхание. Грак! Грак! Двумя быстрыми движениями выбил каменные клинья под плитой – плита дернулась, – вниз осыпалась тонна пыли и грязи… И вдруг со страшным скрежетом поползла вниз, чуть ли не по дюймам…
В храмовом зале сразу взметнулся дикий шум и визг – заухало, забегало, застучало, запищало… Люди замерли, с ужасом наблюдая за медленно опускающимся пластом. С той стороны что-то ударило, заставив опять осыпаться пыли, потом снова… А снизу вдруг высунулось и замелькало что-то длинно-извилистое, напоминающее пучки веревок, или связки щупалец… Бойцы вжались в стены, отодвигаясь от мерзости. Топот и визг из зала закладывал уши, плита медленно опускалась, а верткие веревки-щупальца хлестали по всему коридору… Дюйм, еще дюйм, еще… Когда до пола осталось не более фута – омерзительная скверна зацепила ногу маленькой девочки… Детский вскрик – мерзость рванула легкое тельце – малышка рывком скрылось под плитой.
Пауза. Все остолбенели, тупо смотря на почти опустившийся камень. Лязг – молодая жена капитана выхватила меч у ближайшего бойца, и успела перекатиться в почти закрывший проход. Плита опустилась, глухо стукнув о пол…
Бешенный крик вывел из столбняка – Беатрис кинулась к монолиту, колотя маленькими кулачками бездушный камень. Хозяйка застонала, обхватила голову и упала на колени. Поддис неподвижно замер, бледный как смерть, уставившись на опустившуюся стену.
Что вы творите, боги?
Бойцы молча стояли, глядя на мертвый безответный камень. Беатрис в исступлении колотилась о пласт, заливая слезами равнодушные руины.
Забираете души самых невинных?
Добрахх не выдержал. Подскочил и согнулся, надрываясь поднять неподъемную тяжесть. Осознал невозможность и отступил, выхватывая меч… Сильные удары выбивали мелкое крошево, веером разлетающееся по коридору. Еще через пару секунд к нему присоединился другой боец, потом третий…
А затем всех отодвинула могучая фигура великана, поплевала на руки, и замахала своим гигантским топором – стена задрожала, на пол посыпались целые пласты…
Железная леди сдалась. Сидела на коленях, закрыв лицо руками, и покачивалась из стороны в сторону, подвывая. В малышке не чаяли души все, и… даже у каленого железа сдают нервы.
Минуты утекали за минутами. Сколько времени монстрам, чтобы разорвать пару слабеньких человеческих тел? Секунда? Но все равно рубили.
Бухра махал как заведенная кукла, блестя от пота, в застоявшемся смрадном коридоре. Пласты откалывались, осыпаясь на пол – люди в тоннеле молча ждали. Никто не произнес ни слова.
Беатрис завывала в руках у мужа, а Паддис все смотрел, как плита содрогается под мощными ударами. Ивейла обняла мать…
Через пару десятков минут камень развалился, бойцы перепрыгнули через обломки и ворвались внутрь, держа наготове клинки и пылающие факела…
Невозможная картина. Практически весь пол покрыт изрубленными, еще шевелящимися останками, в густой черной слизи – целые горы останков. У амвона возвышается бездыханная туша, напоминающая медузу, с густой россыпью щупалец. А к одной из колонн обессиленно прислонилась жена капитана, в черной крови с ног до головы, одной рукой сжимая меч, а другой обнимая маленькую девочку…
«Опускайте!! Осторожно! Осторожно, мать вашу!!»
Енькино сознание плавало в тяжелой черной мути. Внешний мир иногда прорывался, какими-то голосами – смысл убегал от сознания. Иногда ощущалось, что его куда-то несли, опускали, поднимали, снова несли…
«Доб, ты понимаешь, что это невозможно?» «Дай остыть мозгу, Паддис!» «Грация рассказывала: меч мелькал, как мельница, невозможно уследить – фаршировала все, что двигалось… будто на землю спустилась сама Никта, богиня возмездия» «Что ты еще хотел услышать от маленькой девочки?» «Ты сам видел зал!» «Успокойся. Слышал, в кого превращаются женщины, за своих детей?» «В бога войны?» «Хватит. Мозг не соображает. Доберемся, голова отдохнет… Потом спросишь, у нее самой. Если захочешь. Ты бы лучше радовался за спасение дочки» «Ты это мне говоришь?!!»
Черная муть колыхалась, будто портьера, отделяющая весь остальной мир…
«К черту… – после долгой паузы. – Плевать. Она наша. Крестная мама Грации. Захочет, сама расскажет. Мне плевать».
Слова будто теряли значение. Или не хватало сил понять суть.
«Знаешь, Падд… – смешок в ответ. – Целительница. Мастер меча. Точно не дочь пекаря. Если ломать голову о всем, что касается Тали – мозг треснет. Я бросил. Давно» «Ты просто влюбился, как мальчишка!» «Это моя жена, идиот! Аваатра благословила!» «Речь проста, незамысловата. Как у воина. Но поведение, как у дорессы – даже платье служанки не могло скрыть…» «Вы что, сделали ее служанкой?!!» «Вот черт… мать меня убьет».
В черной мути нет образов, нет света и теней. Просто мгла. Даже не понятно, откуда ощущение плотности, колыхания. Тело не ощущалось. На чернь невозможно долго смотреть, и тогда вспоминались картинки… Стук палок – мальчишка крутится сразу после двоих. Грац, грац! – ближайший чувствительно схлопотал в живот, и валится в пыль. Второй уже отступает, испуганно выставив перед собой дубину. Еньку никто не мог победить. А потом приходил домой, и получал знатную затрещину от идиота Браазза…