7
Инна открыла глаза. Нет, она не спала. Просто какое-то состояние небытия. Просто откат по времени. Она вспомнила, как в тот далекий день, упав в обморок в абортарии, она очнулась в реанимационной палате. Суда ей удалось избежать по милости врача-гинеколога (ее вызвала дежурная медсестра), которая взяла всю вину на себя и представила ситуацию как неудачную свою работу, за что была уволена с работы. Инна была ей очень благодарна и дала себе клятву: если после всего случившегося Бог все же помилует ей еще раз ребенка, она родит его при любых обстоятельствах и сделает все, чтобы воспитать его. Таким образом, через несколько лет родился Аркашка, который прожил на этом свете всего девять лет. Она очень переживала его смерть, поскольку Аркашка, по сути, был ее первым ребенком (настоящим? живым?). Первым – и последним. И любила она его по-своему, осознавая, что он для нее – и награда, и кара за ее собственную жизнь. Ведь, говорят, что за все грехи родителей наказание получают их дети.
После смерти Аркашки в ее жизнь ворвался Ян. Она думала – это СЧАСТЬЕ. Но спустя десять лет жизни рядом с ним (параллельно с ним) поняла, что это логический неизбежный смертный ПРИГОВОР ей свыше.
Ян был женат уже тринадцать лет. После опыта общения с отцом своего первого малыша (да, она была тогда еще совсем ребенком, но все же…) Инна избегала женатых, семейных мужчин. Перспектива любовницы (вечный опыт матери, который был всегда перед ее глазами и который она поклялась не перенимать) изначально убивала в ней волю к жизни. Но Ян сумел убедить ее в том, что семьи у него фактически давно уже нет, а живет он с женой исключительно из-за несовершеннолетних детей. «Как только Денис (младший сын) закончит школу и уедет поступать, я порога дома не переступлю, где будет эта тупость ходячая (жена). Потерпи пять лет, и мы будем вместе. Ты же умница», – вдохновенно говорил Ян.
Однако шли годы. Старшая дочь Лера уехала из дома, уехал и Денис… Вот уже Лера вышла замуж, а Денис уже заканчивал военную академию, а Ян находил новые причины (сверхубедительные), которые не позволяли ему уйти от жены. В год окончания школы сыном Ян получил новое назначение в другой город. Инна рыдала, предчувствуя расставание. Он обнимал ее, целовал в мокрые от слез глаза и клялся: «Я даю тебе слово офицера – на новое место я перееду только с тобой».
Через год, получив новую квартиру, он увез туда жену. И вновь рыдающей Инне он обещал: «Я буду приезжать к тебе. Это же ерунда. Я люблю тебя. Здесь по городу к тебе десять минут езды, а оттуда – всего двадцать минут. Это не расстояние. Мы будем вместе все время…»
И опять шли годы. И он по-прежнему приезжал к Инне через день-каждый день. На час. На два. Проведя их в любовной агонии, удовлетворенный, он начинал озабоченно собираться:
– Зайка, поехаю я. Надо. Так надо. Ты же умница, Ты же понимаешь меня? А завтра я опять приеду…
– Я не хочу, чтобы ты уезжал! Я хочу, чтобы мы жили вместе…
– Это невозможно, рыбка. Пока.
– А когда?!..
– Не лезь, я сам знаю. Очень много обстоятельств, которые мы должны учитывать. Ты же доверяешь мне? Я скажу тебе, когда подойдет время…
Но после десяти лет их тайной связи Ян перестал добавлять это обнадеживающее слово «пока». Более того. Во время очередной ссоры из-за его уезда на прямой вопрос Инны: «Мы будем мужем и женой?» он ответил: «Нет».
Инна только и сумела выдавить из себя:
– Почему?
– Потому, – насколько лаконично, настолько и цинично ответил Ян.
– Но ты же обещал… – просто потому, что надо было хоть что-то сказать, произнесла Инна, хотя отчетливо осознавала, что этой фразой бесконечно унижает, оскорбляет себя (в который раз?).
– Я тебе ничего никогда не обещал, – отрезал Ян. – Фантазия у тебя буйная, тебе вечно слышится то, чего не было сказано. Не говорил я тебе, что женюсь на тебе. Я, что, похож на дурака, обещать такие вещи? О женитьбе никогда речи не было и быть не могло! Так что ты свои фантазии и желания укроти и не навязывай никому. Не устраивает тебя, чтобы я приезжал, значит, давай поставим на этом точку. Расстанемся раз и навсегда! А приезжать к тебе, чтобы поскорбеть, пострадать с тобой… Оно мне надо? У меня проблем и без тебя хватает! Море проблем.
– Но ведь я – тоже твоя проблема? – Инна уже не плакала.
– Нет уж, дорогая, ты как-нибудь давай сама справляйся со своим характером и своими проблемами. Без меня. А я уже сыт по горло. Хватит, наелся – дальше некуда. И вообще, пора остепениться. Посмотри, я уже седой, лысый. Хватит, нагулялся, пора и честь знать. Я скоро уже дедом стану. Однозначно. Дочку замуж отдал…
– Так, значит, ты все это время просто гулял со мной?.. Как кобель? С сучкой? Ты это хотел сказать?
– Да не прикидывайся ты наивной дурой. И не переиначивай мои слова. Я сказал только то, что сказал. Ты что, всерьез можешь допустить себе мысль, что я ради тебя брошу семью?! Короче, хватит сопли на кулак наматывать. У меня свои проблемы. У тебя – свои. Все.
– Нет.
– Что – нет?!
Инна не смотрела на него. Она вообще никуда не смотрела. Она сидела как изваяние, и казавшиеся пустыми глазницы ее словно только что лишились глазных яблок. Бесцветным голосом, без интонации она прошептала:
– Мои проблемы – это твои проблемы. А еще точнее: я – твоя проблема. Больше у тебя проблем нет.
– Что ты мелешь?! – почти сорвался на фальцет Ян.
– Я думала,.. я верила,.. что ты любишь меня. Я думала, это – ЛЮБОВЬ. Ты меня неправильно понял. Ты меня вообще неправильно воспринимал все эти годы. Я думала, это – ЛЮБОВЬ. Ты совсем меня не знаешь. Я – твоя ПРОБЛЕМА.
– Да о чем ты?!..
– Ты, правда, не понимаешь, о чем я? – Инна внимательно рассматривала Яна, словно видела его в первый раз. Теперь уже она смотрела на него вполне осмысленным взглядом. Ни слез, ни боли, ни озлобленности не было ни в голосе, ни в выражении ее лица. Она вышла из машины, аккуратно захлопнула дверь и уже на ходу пробормотала:
– Если я уйду из твоей жизни, ты уйдешь из жизни вообще.
8
Лизу били все
Особенно изощрялся и преуспевал в этом доморощенном виде боевого искусства Славик. Лиза молча переносила побои. Молча вытирала горючие слезы, смешанные с кровью, судорожно хватала ртом воздух и почти с благоговением заглядывала Славику в глаза. Лиза твердо знала, что скоро она выйдет замуж и станет женой, а все жены для того существуют, чтобы мужья их били. В умении достойно переносить физическую боль она видела свое предназначение.
Правда, Славик не был ее мужем, но ведь и он когда-нибудь женится, и у него будет жена, которую надо будет бить. А как же он будет ее бить, если не научится делать это до женитьбы?
Лиза была дура. А Славик был ее брат.
***
Лиза всегда все знала наперед. Вот только окружающие все смеялись над ее даром предвидения и никогда не воспринимали ее пророчества всерьез. А Лиза просто сочувствовала им всем и молча страдала, так как знала: если бы они прислушивались к ее словам, многие беды и несчастья наверняка можно было предотвратить. Лишь однажды соседская бабка, похоронив свою трагически погибшую внучку, вспомнила, что за несколько дней до трагедии Лиза просила не отпускать девочку на речку. Однако хуторяне сделали однозначный вывод: накаркала! Наказать!
И Лизу снова били. Долго, методично, всем хутором; чтобы беду не кликала.
Лиза плакала и, прикрывая лицо худыми руками, продолжала жалеть этих людей, которым она всегда желала добра.
***
В один из теплых солнечных дней на хутор приехал важный господин. Все называли его дядей Висей. Лиза знала, что приехал он вовсе не к своим родственникам, как все предполагали. Родственники были в данном случае лишь завесой. И, возможно, даже сам господин был уверен, что приехал проведать свою больную тетушку. Но Лиза знала, что приехал он с одной-единственной целью: он приехал за Лизой. А потому уедет он не один. Вместе с ним из хутора уедет она, Лиза. Навсегда.
Так оно и случилось.
Прошла неделя, и весь хутор вышел провожать дядю Висю. Лиза стояла в толпе с маленькой котомочкой своих пожитков и волновалась как никогда; ведь ей предстояло уехать с ним, а никто даже и не догадывался. Дядя Вися растроганно обнимался и пожимал всем руки. Наконец он подошел к Лизе и на какое-то мгновение замер, словно пытался что-то вспомнить. Затем он обернулся ко всем и, не столь вопрошая, сколь прося помощи, произнес:
– Кто это?!..
– Да это наша дура, – почти с гордостью ответили хуторяне, всячески демонстрируя при этом свое превосходство над ней; кто-то скорчил рожу, изображая, насколько она дура, кто-то презрительно сплюнул ей под ноги. Но основная масса начала незамедлительно награждать ее тумаками да тычками – для пущей убедительности.
– Кто твои родители? – спросил дядя Вися.
Польщенные столь особым вниманием к своей персоне родители выступили вперед. Разговор между ними состоялся короткий. Дядя Вися сказал, что Лиза уже взрослая и вполне может зарабатывать деньги для семьи. И если родители отпустят ее в город, то он, дядя Вися, позаботится о ней.
– Но самое главное, – подвел черту дядя Вися, – есть у меня хороший парень, работящий. Но дурак. Я так думаю, они друг другу понравятся. Девка ваша, видать, трудолюбивая тоже. Лучшей пары ей не сыскать. Пусть не только работают, но и людьми себя почувствуют.
И Лиза покинула хутор. Навсегда.
***
На рассвете второго дня подвода с Лизой и дядей Висей подъехала к воротам добротно сложенного из самана дома. Почти сразу же из ворот выглянул огромный верзила с блаженной улыбкой на лице.
– Афанасий, – крикнул господин, – ну-ка, посмотри, какую я тебе жену-красавицу привез!
Ликующий возглас вырвался из груди верзилы, когда он подошел к Лизе. Протянув огромную ручищу, он нежно, словно ребенка, погладил смущенно-растерянную девушку по голове и ласково спросил:
– Ты, правда, моя жена?
– Да, – просто ответила Лиза и всем телом потянулась к нему. – Теперь ТЫ будешь бить меня, да?
Афанасий подхватил ее на руки и бережно опустил на землю. При последних же словах Лизы он отчаянно замотал головой и, размахивая руками, словно отгоняя от себя невидимый образ врага, решительно произнес:
– Никогда! Никогда тебя не буду бить. И никто тебя не будет бить!
– А как же мы с тобой тогда будем мужем и женой? – озабоченно спросила Лиза. Ей очень понравился этот парень, ей понравилось, как он взял ее на руки и снял с повозки. Ее никогда не брал на руки ни один мужчина, и она забеспокоилась, что он передумает стать ее мужем.
Афанасий подошел к ней вплотную, взял ее за обе руки и, глядя сверху вниз, радостно заключил:
– Мы будем жить дружно. Ты же любишь меня?
– Люблю, – эхом отозвалась Лиза.
– Тогда обними меня.
Лиза встала на цыпочки и крепко обхватила руками Афанасия за шею.
Молча наблюдавший за ними дядя Вися изумленно-снисходительно покачал головой и пробормотал:
– Я же сказал, они понравятся друг другу. Чудеса. Вот тебе и дураки…
***
Весть о том, что дурак Афоня женился, мигом облетела весь город. Особенно ликовала по этому поводу местная шпана. Инна с пацанами залезала на деревья, чтобы заглянуть к ним в окно, и с визгом и диким хохотом комментировала для тех, кто остался внизу, сцену, когда Афоня бережно, как ребенка, купал в огромной оцинкованной ванне Лизу, или, сидя за столом, усадив к себе на колени Лизу, заботливо кормил ее с ложечки. Время от времени он отрывался от своего занятия, чтобы отогнать от окон особо назойливых.
Позабавиться семейной жизнью «двух дурачков» приходили не только дети. Нередко у их дома собиралась возбужденная толпа взрослых, и какая-нибудь исключительно умная и красивая девушка нарочито-демонстративно хватала Афоню за руку и говорила:
– Лиза, я заберу у тебя Афоню!
Лиза в совершенной панике начинала метаться в поисках веника и, искренне веря в намерения девушки, начинала плеваться и, размахивая веником, гонялась за соперницей. Афоня удовлетворенно смеялся вместе со всеми:
– Лиза меня очень любит. Она меня никому не отдаст.
Он обнимал Лизу огромными ручищами и успокаивающе шептал:
– Не бойся, я не уйду к ней. Ты же видишь, они все дураки. А ты у меня умница.
Лиза прижималась к Афоне и продолжала грозить кулачком толпе.
***
Прошло два года.
Возвращаясь через железнодорожные пути с заготовки леса на зиму, Афанасий попал под идущий состав. Расчлененное надвое тело уложили в гроб. Проводить Афоню пришел весь город. И трудно было понять, то ли им всем хотелось посмотреть на реакцию Лизы, то ли они действительно скорбели по поводу кончины Афанасия. Он был дурак. Но за всю свою короткую жизнь он никому не сказал ни одного плохого слова. Он только говорил: «Люди просто дураки, они ничего не понимают».
Лиза не плакала. Она сосредоточенно всматривалась в лицо Афанасия и время от времени деловито отгоняла от него назойливых мух.
После похорон Афанасия Лиза каждый день приходила на железнодорожную насыпь. Дождавшись какого-нибудь состава, она подскакивала и начинала яростно размахивать кулаками и швырять камнями в окна вагонов. Местная шпана по-прежнему сопровождала ее. Но только теперь почему-то никому не хотелось хохотать и дурачиться. Так продолжалось около месяца. А однажды, отсалютовав камнями двум составам, Лиза удивительно проворно вскарабкалась на насыпь и с победным кличем кинулась прямо навстречу мчавшемуся паровозу.
Пацаны стояли в оцепенении, а когда очнулись, бросились в город. Взрослые, выслушав их рассказ, осуждающе покачали головами:
– Вот дура…
***
Да, Лиза была дура. А Афоня был ее мужем.
***
Женщина – это вдох. Мужчина – выдох
9
Черный ворон.
Он сосредоточенно бил клювом о землю.
Тук-тук-тук… Черные бусинки глаз. А точнее, одна бусинка. Одного глаза. Не блестящего, но глянцевого, сверкающего в лучах закатного солнца. Ворон сидел напротив нее, но, когда смотрел на нее, демонстративно поворачивал голову и косил на нее одним глазом.
Он клевал землю под ногами и время от времени внимательно рассматривал Инну. Словно спрашивал у нее: «Ну, как? Здорово я это делаю, а? Еще?». И, не дожидаясь ответа, опять принимался за свое. Тук. Тук-тук.
Черный-пречерный ворон. «Что ему от меня надо?».
Инна протерла глаза и вдруг четко увидела в грязных шершавых лапах ворона грецкий орех, наполовину разбитый крепким клювом его. И почти тут же совершенно отчетливо услышала:
– Хочешь?
Инна вздрогнула. Ворон вперил в нее свой глаз-бусинку. Смотрел пристально и не мигая.
– Ну, хочешь? – повторил он, нетерпеливо переминаясь с лапки на лапку.
– Хочу, – невольно сглотнула слюну Инна.
– Знаю, что хочешь, – пробурчал Черный Ворон.
– А зачем тогда спрашиваешь?
– Да хотел услышать голос твой. Думал, уже и говорить разучилась. Молчишь и молчишь.
– А с кем говорить-то было? Я же не знала, что вороны умеют говорить.
– Ну, вот теперь будешь знать. Мы не только это умеем. И вообще, чтоб ты знала, всё, что умеют люди, мы умеем лучше.
Черный Ворон в три скачка добрался до Инны. Он остановился на самом пятачке, почти касаясь рук Инны. И тут она с ужасом обнаружила, что стоит уже по пояс в вязкой трясине. Черный Ворон стоял в этой же жиже совершенно спокойно, не утопая, словно под его лапками была твердая почва.
– Почему тебя не затягивает? – спросила изумленная Инна. – Ты просто легче меня, да?
– Нет. Просто это не МОЙ круг. Это ТВОЙ круг. Это ТВОЯ жизнь. И кроме тебя никто не увязнет в нем.
– Почему?
– Потому что никакого круга на самом деле нет. Это ты его создала. Для себя.
– Но ведь я тону, ты что, не видишь?! Я не могу выбраться. Я скоро вся исчезну, ты что, не понимаешь? Я НА САМОМ ДЕЛЕ поглощаюсь этим чертовым кругом! Я же это вижу!
– Вот и я о том же. Это видишь только ты.
Черный Ворон передернул плечами, словно от холода, слегка нахохлился:
– Ты, давай, ешь, я уже расколол орех.
Инна, не наклоняясь, взяла орех, который лежал на уровне ее талии, прямо под рукой. Самый обычный грецкий орех. Она часто видела, как вороны таскали по городу орехи, но никогда не думала, что когда-нибудь ей придется есть орех из рук, то есть из лап ворона.
– А, может быть, тогда и тебя нет, и я все это придумала, или мне все это кажется? – спросила Инна, с жадностью проглатывая ядрышко.
– Э, нет. Я есть. Был. И буду всегда. Потому что мы, вороны, вне времени и пространства. Мы – понятие объективное. Мы есть независимо от чьего-то желания. Как снег. Или дождь. Идет, – хочет того кто-то или нет.
– А если я не захочу видеть то, что вижу, тогда этого круга не будет?
– Повторяю. Дело не в круге. А в тебе. Ты такая есть. Ты зачем сюда пришла?
– Хотела умереть.
– Плохо жила?
– Угу…
– А как хотела?
– Хорошо.
– А хорошо – это как?
– Не знаю.
– Ну, вот тебе и ответ. Сама не знаешь, чего хочешь.
– Знаю. – Инна гневно стрельнула глазами в сторону Черного Ворона. – Знаю! И всегда знала. Я всегда хотела быть женой.
– Чьей?
– Чьей-нибудь.
– Ну, вот еще один ответ. «Кто-нибудь» – это «никто».
– Ну, хорошо. Я хотела быть женой Яна.
– А ты знала, что у Яна уже была жена?
– Да.
– А ты знала, что его жена тоже больше всего на свете хотела быть его женой?
– Нннет…
– А ты знаешь, как умер Ян?
– Да. Ночью у него был сердечный приступ…
– Это жена так всем сказала. А на самом деле… На самом деле у них все было по-другому. И с тобой-то Ян стал встречаться, потому что не мог ее простить.
– За что?
– Это долгая история. Ты точно уверена, что хочешь знать правду?
– Да.
10
Очередной скандал разразился как обычно из-за пустяка. К концу ссоры они перебрали все этапы совместной жизни, перебрали все оскорбительно-унизительные эпитеты и метафоры применительно друг к другу и спать легли (как всегда после ссор) в разных постелях. С той только разницей, что на этот раз Галина постелила себе вообще в летней кухне.
Она долго еще не могла заснуть, перебирая в памяти обидные обвинения мужа. За тринадцать лет семейной жизни она даже легкого флирта себе не позволяла с другими мужчинами, не то что близости, а он постоянно подозревает и оскорбляет ее. За что?! Ревнует? Любит? Боится потерять?
Однако спустя некоторое время, Галина все же успокоилась и заснула с мыслью: «Пройдет. Не первая ссора, и не последняя. Утром сам же первый и заговорит».
…Когда скрипнула входная дверь, Галина сквозь сон облегченно вздохнула и даже улыбнулась: «Ну, я же говорила. Даже до утра не дождался». Не открывая глаз, она демонстративно отвернулась к стене, одновременно отодвигаясь, освобождая место рядом с собой для мужа.
Дверь тихо закрылась, и наступила тишина. «Иди, иди, я уже все забыла, мало ли что бывает, дурила, я же только тебя и люблю», – мысленно произнесла Галина и вдруг оцепенела от внезапного ужаса. У двери слышалось учащенное дыхание мужчины. Но это был не муж. Это был не Ян! Она подскочила в мгновение ока, но незнакомец был уже у ее кровати, навалился на нее всем телом, зажал ей рот рукой и хрипло проговорил: «Тихо-тихо, будешь молчать – все будет хорошо». Галина молча закивала головой.
Она много слышала о насильниках, читала в книгах, смотрела в кино. Она всегда переживала за свою дочь, всячески оберегала ее от предполагаемой опасности. Но она никогда не думала об этом применительно к себе. А уж тем более, в сорок лет, в своем доме, в своей постели оказаться жертвой насильника… Галина напрочь забыла все рекомендации, которые она давала своей дочери на этот случай. Тело ее парализовало. Мозг отключился, и она потеряла сознание…
Очнулась она опять от скрипа двери. Опять же подскочила, и опять ужас сковал ее сознание. «Господи! Что же это было?! Что же это было, Господи?!». Слабая надежда, что ей все это приснилось, улетучилась, когда она увидела на полу подушку и свои разорванные плавки. Смятая постель со сползшей наполовину простыней обреченно свисала с края кровати. Первой мыслью было: «Умереть. Как же теперь в глаза детям смотреть? Как вообще жить после этого?». Галина медленно встала. Неприятная теплая жидкость потекла по ногам. Она подумала, что это кровь, но, включив свет, убедилась, что это была далеко не кровь. Чужая (во всех смыслах) сперма. Отвращение подкатило к горлу. Она тут же вырвала. Боли нигде не ощущалось.
И крови нигде не было. Она побрела к двери, вышла во двор. Наткнулась на собаку, которая безмятежно развалилась у порога. Галина вошла в дом, прошла в спальню, подошла к спящему мужу и молча присела на край постели. Ян тут же перестал храпеть, приподнялся на локте:
– Слышь, хватит выпендриваться, ложись спать, мне рано вставать, ты же знаешь. Все будет хорошо.
– Нет, – прошептала Галина.
– Ну, ты опять начинаешь…
– Нет, не начинаю. Меня изнасиловали…
Муж подскочил в полный рост:
– Где? Когда? Кто?
– Не знаю. Я его не знаю. Я спала. Думала, это ты зашел…
Ян включил свет и уставился на Галину. Он не мог сдвинуться с места.
– Почему ты не кричала? Ты же знала, что я дома, почему ты не звала меня?
– Не знаю. Я сильно испугалась…
Галина вдруг ощутила вселенскую усталость и какое-то необъяснимое (в данной ситуации) непреодолимое желание спать и ни о чем ни с кем не говорить.
– Да на тебе даже крови нет! Кто же это так нежно тебя изнасиловал?!
Галина посмотрела на него и неожиданно для себя свернулась калачиком и, положив голову на теплую еще подушку мужа, почти мгновенно заснула. Это была всего лишь защитная реакция организма, сработал инстинкт самосохранения от непосильного шока, но Ян расценил это по-своему; после близости с ним Галина обычно моментально засыпала. Она не помнила, сколько проспала, но проснулась от удара в лицо. Разъяренный Ян бил ее в истерике и приговаривал:
– На тебе даже синяков нет! И прическа даже не помята! Да ты просто трахалась с кем-то в моем присутствии, в моем доме и теперь рассказываешь мне сказки. Ты хотела отомстить мне за скандал, да?! Почему собака даже не лаяла? Это был наш знакомый? Я его знаю? Кто это был? Скажи, кто?!
Такого поворота событий даже в самом страшном сне нельзя было придумать. Галина даже не прикрывалась от ударов. Она просто поняла, что в дом пришла беда.
***
После этой ночи жизнь обрела совсем иной смысл. Все стало по-другому. Галина с Яном почти не общались. А точнее сказать, Ян почти перестал бывать дома. О близости вообще речи не было. Скандалов тоже не стало. Галина догадывалась, где проводит все свободное от работы время Ян, но ни протестовать, ни препятствовать этому у нее не было ни сил, ни желания. Она не знала, судачат ли о них любители сплетен, однако прилагала все усилия к тому, чтобы сохранить внешнюю видимость благополучной семьи. Исправно появлялась с ним на всех свадьбах, юбилеях и других торжествах друзей и родственников, выкипячивала до ослепительной белизны его рубашки, следила за тем, чтобы его деловые костюмы были всегда в идеальном состоянии, а галстуки и носки соответствовали веяниям моды. На работе и в любой другой компании всегда говорила о муже только в восторженно-доброжелательном тоне.
Однако нависшая над семьей тень беды не исчезала. Галина шестым чувством чуяла, что самое страшное впереди. Постоянные оргии в саунах, где Ян был далеко не безучастным наблюдателем, беспокоили ее не столько в морально-нравственном плане, сколько в плане его здоровья. Раскаленная сауна вкупе с сексуальными излишествами была категорически противопоказана его прогрессирующему тромбофлебиту.
И это произошло. И произошло это все же неожиданно для Галины.
Уже привыкшая к тому, что муж часто приезжает домой под утро, Галина управилась с домашними делами и ближе к полуночи легла спать, не дожидаясь его. Во втором часу ночи ее разбудил телефонный звонок. Явно пьяный, но как-то странно трезво-очумелый голос незнакомого мужчины произнес:
– Галина? Если Вы Галина, то за Вами уже послали машину, Ваш муж просил привезти Вас. Пожалуйста, приезжайте. Это не розыгрыш.
Она не успела ничего переспросить, но поняла, что это действительно не розыгрыш. Таким голосом не разыгрывают. Она просто мучилась единственным вопросом: «Почему он сам не позвонил?». Но спрашивать уже было не у кого, Галина не знала, откуда ей звонили. Определитель номера безучастно показывал: номер не определен. Допустить мысль, что Ян уже просто НЕ МОГ говорить… Нет, нет, только не это!
Галина быстро оделась, вышла во двор, замкнула калитку и стала прохаживаться по тротуару в ожидании машины. Вскоре темноту ночи прорезали два снопа света, и темная иномарка остановилась возле нее. Ничего не спрашивая, Галина села рядом с водителем и за всю дорогу не проронила ни слова. Ей не о чем было спрашивать. Она уже почти наверняка все знала и теперь лихорадочно соображала, что делать.
Водитель ошалело молчал.
…Она вошла в жаркий, душный предбанник, прошла мимо заставленного остатками трапезы стола и вышла в неожиданно просторный зал с бассейном. В углу, словно нимфы, сбились в кучку обнаженные девушки (или девочки?) с одинаково перекошенными от страха личиками. Мужчины (все уже одетые) курили, кто сидя, кто нервно прохаживаясь. Ян недавно получил назначение в этот город, а потому Галина никого из них не знала. На краю бассейна лежал Ян, прикрытый простыней. Галина опустилась перед ним на колени и взяла его руку в свою. Пульса не было. Приоткрыла веки. Поздно. Конечно же, поздно. Она знала об этом еще в машине. К ней подошел незнакомый мужчина:
– Он плавал в бассейне, все было нормально. А потом лег на дно…
– С кем? – перебила его Галина.
Мужчина смутился. Галина мрачно повторила свой вопрос.
– С девушкой…
– Ясно. Это произошло в момент акта или после?
Тот непонимающе посмотрел на нее. Галина перехватила его взгляд:
– Я врач. Мне нужна клиническая картина, а не ваши…
Мужчина с пониманием воодушевился и начал вспоминать детали.
– Сначала мы удивились, как это,.. ну, как он может ЭТО делать под водой. А потом девушка начала вырываться, а он ее не отпускал и сам не двигался. Тогда мы прыгнули в бассейн и вытащили их обоих. Наверное, захлебнулся. Мы сделали им обоим искусственное дыхание. Девушка отошла, а вот он… Но вы не думайте, мы им одновременно начали. Нас же здесь много…
– Да, я это вижу, вас тут много, – горько усмехнулась Галина. – Но ему ваша откачка в любом случае не помогла бы. Это тромб.
– Мы не стали пока никого вызывать… Он ведь уже все равно… А нам всем…
– Понятно, задницы прикрыть надо, – машинально перебила его Галина, сосредоточенно размышляя. Затем, глядя прямо ему в глаза, жестко произнесла:
– Как ни странно вам может это показаться, но мне огласка не нужна больше, чем вам. Я – ЖЕНА. Если вам это слово вообще о чем-нибудь говорит, понятно? А он – мой муж. Достойный муж. Достойный человек. Жил достойно. И… умер… достойно. Ночью. В своей спальне. В своей постели. Это мое условие.
Галина говорила почти речитативом. Мужчина автоматически кивал головой.
– Кто еще знает, что мой муж сегодня был здесь?
– Все здесь. Мы никого поэтому и не отпустили. А на стороне больше никто не знает о том, кто здесь был. Все заинтересованы молчать.
Галина резко поднялась с колен:
– Значит, договорились. Где его одежда?
Она методично одела Яна сама, никому не позволив дотронуться до его обнаженного тела. Затем его положили на заднее сиденье той же машины, на которой она приехала сюда. Подъехав к дому, она велела остановиться перед воротами, распахнула их и дала команду заехать во двор. Закрыла ворота и только тогда открыла заднюю дверь автомобиля. В полном молчании Яна занесли в спальню, положили на разобранную постель. Галина выпроводила машину. Закрыла ворота. Калитку. Вошла в дом. Разделась. Надела ночную сорочку, сверху накинула халат, подошла к мужу и начала раздевать его. Оставив на нем только трусы и майку, она укрыла его одеялом и осмотрелась вокруг. Собрала его одежду, вынесла в ванную, кинула в корзину для грязного белья. Вернулась опять в спальню. Выключила верхний свет, включила бра. В полумраке опять подошла к мужу, присела на корточки и уткнулась ему в лицо…
Через полчаса подошла к телефону и вызвала «скорую помощь».