Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые

«При Феодосии-младшем Аттила, царь Уннов, собрал свое войско и отправил письмо к царю Римскому с требованием, чтобы немедленно выданы были переметчики и выслана была дань. <…> Съехавшись с ними [с гуннами] на дороге и выждав, чтобы Аттила проехал вперед, мы последовали за ним со всей его свитой. Переправившись через какие-то реки, мы приехали в огромное селение, в котором, как говорили, находились хоромы Аттилы». Согласно Марцеллину, они жили в кибитках, а тут мы видим хоромы – «…более видные, чем во всех других местах, построенные из бревен и хорошо выстроганных досок и окруженные деревянной оградой, опоясывавшей их не в видах безопасности, а для красоты». То есть это красивый дом – правда, деревянный, а не мраморный, но всё же. «За царскими хоромами выдавались хоромы Онегесия [ближайшего помощника Аттилы], также окруженные деревянной оградой; но она не была украшена башнями, подобно тому, как у Аттилы. Неподалеку от ограды была баня, которую устроил Онегесий, пользовавшийся у скифов [Приск называет гуннов скифами] большим значением после Аттилы. Камни для нее он перевозил из земли пеонов, так как у варваров, населяющих эту область, нет ни камня, ни дерева и они употребляют привозной материал. Строитель бани… пленник, ожидавший освобождения за свое искусство, неожиданно попал в беду, более тяжкую, чем рабство у скифов: Онегесий сделал его банщиком, и он служил во время мытья ему самому и его домашним». Очень интересное сообщение: значит, эти дикие варвары, которые ходили в одеждах из шкур и ели сырое мясо, пользовались баней. Баня – важнейший элемент римской повседневности, не только символ чистоты, но и неотъемлемая часть образа жизни римлян. Замечательный специалист по Средним векам Михаил Анатольевич Бойцов свою лекцию для университета Arzamas, посвященную варварам, назвал «Нравились ли Аттиле римские бани?». Об Аттиле мы этого не знаем, но знаем о его ближайшем помощнике и понимаем, что они постепенно впитывали римский комфорт.

Что еще увидел Приск? «При въезде в эту деревню Аттилу встретили девицы, шедшие рядами под тонкими белыми и очень длинными покрывалами [никаких шкур]; под каждым покрывалом, поддерживаемым руками шедших с обеих сторон женщин, находилось по семи и более девиц, певших скифские песни; таких рядов женщин под покрывалами было очень много. Когда Аттила приблизился к дому Онегесия, мимо которого пролегала дорога к дворцу, навстречу ему вышла жена Онегесия с толпой слуг, из коих одни несли кушанья, другие – вино (это величайшая почесть у скифов) [о сыром мясе и речи нет], приветствовала его и просила отведать благожелательно принесенного ею угощения. Желая доставить удовольствие жене своего любимца, Аттила поел, сидя на коне, причем следовавшие за ним варвары приподняли блюдо (оно было серебряное)». Конечно, мы можем предположить, что это блюдо – трофей, но с той же вероятностью оно могло быть изготовлено местными мастерами. «Пригубив также и поднесенную ему чашу, он отправился во дворец, отличавшийся высотой от других строений и лежавший на возвышенном месте». Дальше послы остановились в доме Онегесия, где их приняли с почетом. Им было нелегко; в какой-то момент, когда римляне воспевали императора как бога, гунны тоже запели свои песни, превозносящие Аттилу, и возмутились тем, что римляне не считают Аттилу богом. В общем, конфликты возникали, но все-таки это было посольство. «На следующий день я пришел ко двору Аттилы с дарами для его жены по имени Креки; от нее он имел троих детей… Внутри ограды было множество построек, из которых одни были из красиво прилаженных досок, покрытых резьбой, а другие – из тесаных и выскобленных до прямизны бревен, вставленных в деревянные круги; эти круги, начинаясь от земли, поднимались до умеренной высоты».

Дальше совсем интересно: «Стоявшими у двери варварами я был впущен к жившей здесь жене Аттилы и застал ее лежащей на мягком ложе; пол был покрыт войлочными коврами, по которым ходили. Царицу окружало множество слуг; служанки, сидевшие против нее на полу, вышивали разноцветные узоры на тканях, которые накидывались для украшения сверх варварских одежд. Приблизившись к царице и… передав ей дары, я вышел и отправился к другим строениям, в которых жил сам Аттила. <…> Стоя среди всей толпы, – так как я был уже известен стражам Аттилы и окружавшим его варварам, и потому никто мне не препятствовал, – я увидел шедшую массу народа, причем на этом месте поднялся говор и шум, возвестивший о выходе Аттилы; он появился из дворца, выступая гордо и бросая взоры туда и сюда. Когда он… стал перед дворцом, к нему стали подходить многие, имевшие тяжбы между собой, и получали его решение. Затем он возвратился во дворец и стал принимать прибывших к нему варварских послов».

Дальше Приск описывает пир у самого Аттилы: «…Отведав из кубка, мы подошли к креслам, на которых следовало сидеть за обедом. У стен комнаты с обеих сторон стояли стулья. Посредине сидел на ложе Аттила, а сзади стояло другое ложе, за которым несколько ступеней вело к его постели, закрытой простынями и пестрыми занавесями… Первым рядом пирующих считались сидевшие направо от Аттилы, а вторым – налево… Онегесий сидел на стуле вправо от царского ложа». Стулья, кресла, ложе совсем не свойственны жизни кочевников. Да, римляне, как мы знаем, возлежали на ложах во время пиршеств. И здесь мы видим какое-то смешение: ложа явно римские (на таком лежит и жена Аттилы), а ковры на полу ассоциируются с востоком. То есть перед нами интересная смесь разных культур.

Приск говорит: «После того, как все были удостоены… приветствия, виночерпии вышли, и были поставлены столы. <…> Каждый имел возможность брать себе положенные на блюдо кушанья. <…> Первым вошел слуга Аттилы с блюдом, наполненным мясом, а за ним служившие гостям поставили на столы хлеб и закуски. Для прочих варваров и для нас были приготовлены роскошные кушанья, сервированные на круглых серебряных блюдах, а Аттиле не подавалась ничего, кроме мяса на деревянной тарелке». Тоже интересно – почему? Он боялся яда? Или ему не нравились все эти римские изыски? Напоминает князя Святослава (тот, правда, жил спустя пять веков), о котором летописец писал, что он ходил «аки пардус» (то есть леопард), спал на голой земле и ел только жареное мясо. Суровый вождь. «И во всем прочем он выказывал умеренность: так, например, гостям подавались чаши золотые и серебряные, а его кубок был деревянный. Одежда его также была скромна и ничем не отличалась от других, кроме чистоты; ни висевший у него сбоку меч, ни перевязи варварской обуви, ни узда его коня не были украшены, как у других скифов, золотом, каменьями или чем-либо другим ценным». А у тех, значит, украшены. «Когда были съедены кушанья, мы все встали, и вставший не возвращался к своему креслу прежде, чем каждый гость из первого ряда не выпил поданный ему полный кубок вина, пожелав доброго здоровья Аттиле. Почтив его таким образом, мы сели, и на каждый стол было поставлено второе блюдо с другим кушаньем… При наступлении вечера были зажжены факелы, и два варвара, выступив на средину против Аттилы, запели сложенные песни, в которых воспевали его победы и военные доблести; участники пира смотрели на них, и одни восхищались песнями, другие, вспоминая о войнах, ободрялись духом, иные, у которых телесная сила ослабела от времени и дух вынуждался к спокойствию, проливали слезы». Возможно, дело в том, что им уже много раз наливали вино. «После пения выступил шут». Затем появился мавританский карлик Зеркон, о котором известно, что его подарили Аттиле. Таким образом, перед нами разворачивается интереснейшая и бесценная по содержанию картина. Мы видим варварского вождя, который пирует со своей дружиной (как сказали бы применительно к Руси или к скандинавам); при этом он демонстративно прост в обыденной жизни, но окружен невероятной роскошью. Перед ним все трепещут – это хорошо заметно: когда они пытаются возражать, то все сразу напрягаются, и спорить с Аттилой никому не удается. Иными словами, гунны совсем не похожи на дикарей.

Что же произошло дальше? В те времена Аттила, судя по всему, считался самым могущественным среди правителей варварских племен, окружавших Рим. В 450 году в Западной Римской империи произошел скандал. У императора Валентиниана III, который не отличался ни умом, ни волей, ни вообще какими-либо талантами, была сестра Гонория. Она не желала соблюдать правила, предписанные ей матерью и братом, и завела роман с управителем своего дворца. Когда всё это открылось, Валентиниан пришел в ярость и решил выдать ее замуж за одного из сенаторов. Надо сказать, что сестры и дочери императоров всегда считались очень ценным товаром: их можно было выгодно пристроить, заключив какой-то союз. Однако они всегда вызывали опасения: муж этой дочери или сестры, породнившись с императорским родом, мог захотеть власти. Так что Валентиниан выбрал самого завалящего сенатора, которому просто не хватило бы энергии, наглости и силы, чтобы восстать против правителя. Очевидно, именно этим сенатор и не понравился Гонории, она отказалась выходить за него и сделала удивительную вещь: написала Аттиле с просьбой помочь ей. И приложила к письму свое кольцо. Одни историки считают это кольцо просто знаком того, что просьба исходила действительно от нее, что это именно она поручала Аттиле выручить ее и наделяла его полномочиями. Но есть и другая версия: она якобы попросила его жениться на ней и потому прислала кольцо. Аттила истолковал ее послание однозначно и радостно сообщил Валентиниану, что собирается жениться на его сестре и требует выдать ему Гонорию, а в придачу – как в сказках – полцарства, то есть половину земель Западной Римской империи. Валентиниан, совершенно разъярившись, естественно, отказался. Сестру он, может, еще и отдал бы, а вот с половиной своих владений расставаться не хотел. И тогда Аттила, пройдя через германские земли, переправился через Рейн и вторгся на территорию Галлии. То есть начал борьбу за жену и за земли.

До нас дошли жуткие описания того, как гунны прошагали по Галлии, громя один город за другим. Они разорили множество городов, но не тронули Париж: как известно, святая Женевьева молилась вместе со всеми парижанами, и гунны, миновав Париж, дошли до Орлеана; они осадили его, но взять вроде бы не могли. И тогда Валентиниан отправил в Галлию войско, которое возглавил знатный римлянин Аэций (будущий великий полководец). Этот Аэций в 410 году (ему было на тот момент всего 19 лет) вместе с другими римлянами попал к гуннам в заложники и провел у них несколько лет. После он поддерживал хорошие отношения с варварами (возможно, потому что варвары во множестве населяли Рим, а возможно, потому что он сам живал в варварских землях). Войско Аэция, довольно маленькое, состояло из римлян и из варваров. Галлия же, которая формально являлась владением императора Западной Римской империи, в действительности уже находилась в руках разных варварских правителей, и римляне просто соблюдали хорошую мину при плохой игре, делая вид, будто эти правители – их вассалы. Хотя на самом деле те постепенно становились независимыми королями. В частности, на территории Галлии были франки, и, согласно одной из версий, Аттила вторгся туда не потому, что жаждал получить Гонорию, а потому, что сыновья короля франков не могли решить, кто из них будет наследником, и обратились к Аттиле – словно к третейскому судье. Кроме того, там обитали бургунды, а на юге сложилось мощное государство вестготов. Вестготы занимали большую часть Иберии, будущей Испании, и юг Франции, столица их располагалась в Тулузе.

Аэций, отправившись со своим небольшим войском воевать против Аттилы, понял, что ему придется тяжко, и обратился за помощью к королю вестготов Теодориху (не нужно его путать с Теодорихом Великим). Теодорих ему помог – пришел со своим войском. И в июне 451 года на северо-востоке Галлии, на Каталаунских полях, состоялось масштабное сражение между войском Аттилы (оно состояло, видимо, не только из гуннов, к нему примкнули и германские племена) и войском римлян (войском Аэция и довольно большим войском вестготов). То есть фактически судьбу Римской империи решали две сражавшиеся друг с другом варварские армии. Каталаунские поля находились там, где сейчас расположен французский город Шалон, – на реке Марне, той самой, на которой во время Первой мировой войны состоялись страшные бои между французами и немцами (тогда французская пропаганда обзывала немцев гуннами и уверяла, что их там остановят, это и произошло).

Но вернемся в 451 год. Считается, что Аттила долго не вступал в бой, ожидая благоприятных обстоятельств: по легенде, ему предсказали, что он потерпит поражение, но один из правителей, сражающихся против него, погибнет. Полагаю, это придумано задним числом, однако историки согласны: битва началась довольно поздно. Разразилось ожесточенное сражение, приведшее к огромным жертвам с обеих сторон, и в какой-то момент стало ясно, что гуннам не победить. Аттила понимал, что гибель близка, но ни в коем случае не хотел попасть в плен. Очевидно, у него был какой-то укрепленный лагерь, который он оборонял. И, возможно, он как раз строил что-то вроде укрепления (воздвигал стену из повозок), а потому и задержался с началом боя.

Внутри этого лагеря он приказал сложить кострище из седел, собираясь поджечь их, когда враги ворвутся туда, и погибнуть, не сдавшись. Но все-таки захватить Аттилу не удалось. Во время ожесточенного боя короля Теодориха убили. Его сын Торисмунд, который сражался вместе с ним, жаждал отомстить за отца, бросился вперед, и вестготы почти прорвались в лагерь гуннов. Однако Аэций удержал Торисмунда, убедил его, что не следует идти дальше, надо поберечь силы (вероятно, был поздний вечер), и вестготы остановились. А на следующий день Торисмунд, по совету Аэция, помчался домой, на юг, в Тулузу – укреплять свою власть, пока родня не захватила царский престол.

Возникает вопрос: почему Аэций так поступил? Есть версия, что он не хотел полного падения гуннов. Может, он испытывал к ним какие-то теплые чувства, проведя у них несколько лет? А может, он также боялся и вестготов, своих союзников, и задумал сохранить гуннов как противовес вестготам – в надежде таким образом укрепить власть императора? Древнеримская политика – разделяй и властвуй.

Аттила ушел из Галлии, но через год вернулся и оказался на территории Италии. Он занял и разграбил несколько итальянских городов и собирался уже напасть непосредственно на Рим. Как нам рассказывают римские историки, главным спасителем Рима в тот момент стал папа римский Лев I Великий. Император Валентиниан отправил к Аттиле трех послов, каждый из которых должен был предложить ему вместо Гонории дары (а Гонорию к тому времени отправили от греха подальше в Константинополь, и мы не знаем, что с ней после произошло).

Вообще, этому посольству Льва I посвящено много страниц церковной истории. Существуют различные версии того, как папа римский убедил Аттилу – произвел на него впечатление своей святостью и умолил не нападать на Рим. Это посольство Рафаэль изобразил в Ватикане, в одной из станц (комнат) в покоях папы. Есть легенда, будто Аттила во время переговоров с папой римским увидел, что рядом с собеседником стоит огромный человек, великан, невидимый для остальных; он грозил Аттиле, и тот понял, что это ангел, могущественная сила, которая защищает папу римского и велит ему уйти. Согласно другой легенде, Аттиле предсказали: если он займет Рим, то погибнет – как произошло с Аларихом, захватившим Вечный город. Скорее всего, конечно, ситуация разрешилась куда более обыденно: папа римский дал Атилле огромный выкуп за то, чтобы тот не трогал Рим, и захватчик ушел. Вероятно, он планировал вернуться, но сперва отвлекся, намереваясь двинуться на Константинополь, от которого тоже хотел получить разные богатства, а затем, в 453 году, умер.

Со смертью Аттилы связано множество странных историй. Все исследователи подчеркивают его невероятную любвеобильность, указывают на огромное количество его жен – и это, кстати, типичный признак великого древнего вождя, свидетельство его выдающейся мужественности. В очередной раз решив жениться, Аттила выбрал прекрасную девушку по имени Ильдико (говорят, она была дочерью бургундского короля, и предводитель гуннов услышал о ней в Галлии). И умер сразу после свадебного пира.

Тот же историк Приск сообщает: «Он взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его». Утром его воины долго не решались зайти в спальню, полагая, что вождь наслаждается молодой женой. Но, войдя наконец и обнаружив Аттилу мертвым, они, что удивительно, не убили Ильдико, хотя, конечно, сразу заподозрили ее в убийстве. А после поняли, что она невиновна.

С погребением Аттилы – как с похоронами всех великих правителей – тоже связаны разные сказки. «Среди степей [то есть отвезли на родину куда-то] в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях поминали его подвиги… После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане “страву” (так называют это они сами) [страва – значит тризна], сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные [чувства], выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием. Ночью, тайно, труп предают земле, накрепко заключив его в [три] гроба – первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа». Дальше, естественно, кладут множество богатств и «присоединяют оружие», в том числе его волшебный меч. И конница скачет по этому холму до тех пор, пока земля не выравнивается: чтобы никто не знал, где похоронен великий Аттила. Согласно другой версии, отвели русло реки, Аттилу похоронили на ее дне, а потом залили водой (то же самое через много веков будут говорить о погребении Чингисхана). Затем, как полагается, убили всех, кто строил могилу.

После гибели вождя гунны просуществовали недолго – как, впрочем, и Римская империя. Великий Аэций, победитель Аттилы, был убит через год после его смерти – по решению императора Валентиниана. Приближенный императора, Петроний Максим, убедил его, что Аэций слишком могущественен и опасен. Император вызвал великого воина к себе, нанес ему первый удар мечом, а охранники добили его. Затем Валентиниан спросил одного из вельмож, правильно ли он поступил, убив Аэция. Тот ответил: «Не знаю, правильно или нет, государь, но ты левой рукой отрубил свою правую руку». Валентиниану тоже не пришлось прожить долгую жизнь: он погиб в результате заговора, устроенного тем самым Петронием Максимом. После Максим стал императором, женился на вдове Валентиниана, но та попросила помощи у вождя вандалов Гейзериха, и тогда-то Рим все-таки захватили.

Что же касается гуннов, то они в течение еще нескольких лет составляли определенную политическую силу: присылали послов в Константинополь с требованием выкупа, ходили на Константинополь войной. Сыновья Аттилы пытались продолжать завоевания своего отца, но потерпели поражение, и голову одного из них даже торжественно возили по улицам Константинополя, всем показывая, что сын Аттилы побежден. Вскоре после этого гунны рассеялись, смешались с какими-то другими народами, которых было много у границ Римской империи.

Однако легенда об Аттиле удивительным образом сохранилась. Историки пишут об очень ярких, мощных вождях – Аларихе, Гейзерихе, короле франков Хлодвиге, Теодорихе I, сражавшемся против Аттилы, Теодорихе II Великом, который создал остготское королевство в Италии, – однако потомки вспоминают прежде всего Аттилу. О нем пели песни, слагали удивительные истории, описывая всякие чудеса. Считается, что образ Аттилы отразился в германских сказаниях, и благородный король Этцель, который действует в «Песни о Нибелунгах» (за него вышла замуж королева Кримхильда) – это якобы отражение Аттилы. Гибель германских королей на свадебном пиру у Этцеля – это, возможно, отголоски истории о смерти Аттилы.

В Венгрии сегодня многие люди носят имя Аттила: он считается древним героем венгерского народа, хотя, конечно, о венграх тогда еще и речи шло (во всяком случае, на территории нынешней Венгрии).

Меч Аттилы, как и полагается мечу такого великого завоевателя, конечно, должен был обладать особыми качествами. Мы, кстати, не можем быть уверены, что у реального Аттилы вообще был меч – в европейском смысле слова. Но у мифологического, конечно, был. Волшебный меч Аттилы, по словам римлян, был мечом бога Марса. Всё тот же Приск передал легенду о том, как некий пастух (очевидно, гунн) пас стадо и увидел, что у одной из коров кровоточит копыто. Копыта очень твердые, просто так их не разрежешь. Пастух, проследовав по кровавым следам, обнаружил небывалый меч и отнес его, конечно же, Аттиле. И когда Аттилу хоронили, то с ним отправили не только его богатство, коней, слуг, но и его волшебный меч.

Удивительно, но в XI веке вдова венгерского короля Андроши (в русских летописях его называли Андреем) Анастасия Ярославна, дочь князя киевского Ярослава Мудрого и мать принца Шаламона, которого конкуренты лишили престола, передала то, что называла мечом Аттилы, баварскому герцогу Антону – в благодарность за услугу: тот помог ее сыну вернуться на престол. Непонятно, привезла ли она этот меч из Киева или же он хранился у венгров, однако, судя по всему, сделан он был примерно в то время. И меч этот до сих пор находится в венском музее.

Странно сложилась судьба завоевателя Аттилы – главы народа, о котором нам известно немногое. Народа, произошедшего якобы от злых духов и колдуний – и при этом жившего во дворцах, среди прекрасных одеяний и кушаний. Этот удивительный вождь, промелькнувший, словно метеор, по римской истории, оказался героем сказаний, претворился в благородного короля Этцеля, а меч его стал элементом церемонии коронации средневековых венгерских королей. Как причудливо порой возникают легенды!