Тайный наследник для миллиардера

Глава 5

– Ваши заказчики отказались от ребенка, Полина. Так бывает, никто от этого не застрахован. Ничего смертельного не произошло, жизнь на этом не останавливается. Да и ребенок не ваш. Не стоит принимать неудачу так близко к сердцу.

Я сижу в том же кабинете, что четыре месяца назад, в удобном кресле в кабинете главврача медицинского центра «Эдельвейс». Ольга Ивановна говорит без остановки, а я тупо смотрю на руки и боюсь поднять глаза. Потому что тогда точно разревусь, а я не хочу, чтобы она меня утешала.

Я не думала, что мне будет так жаль. До слез, до боли в груди. Больно и страшно от того, что он чувствует. Не мой, ничей, никому не нужный ребенок. Да, ребенок, живой малыш, а не «плод с хромосомной патологией».

– Это точно, Ольга Ивановна? – почти шепчу, чтобы не сорваться на крик. – Это не может быть ошибкой?

– Зачем тебе это, Поля? – внезапно говорит она не сухим и профессиональным, а очень сочувствующим и доверительным тоном. – Тебе девятнадцать лет, девочка! Заказчики отказались проводить биопсию ворсин хориона плода и другие исследования. Все они предполагают прокол матки, а это может повлечь осложнения, так что никто не хочет рисковать.

– Разве лучше сразу убить? – все же поднимаю глаза, и они сразу затуманиваются.

– Поля, хромосомные пороки нельзя вылечить. Влияние, которое они оказывают на развитие плода, необратимо. Все, точка, – теперь голос Ольги звучит устало, – перестань себя накручивать. Чему тебя учил психолог? Представь, что там ничего нет. Кусок плоти. Тебе просто надо пройти одну неприятную процедуру и все. Тебя почистят под наркозом, ты ничего не почувствуешь.

Я закрываю глаза. Как это не почувствую? Если меня сейчас будто по сердцу скребут металлическим скребком, раздирают в клочья.

– Конечно, это не очень хорошо, что твоя первая беременность заканчивается абортом. Но это и не приговор, Полина. Срок пока допустимый, но любое промедление будет чревато тем, что позже многие клиники просто откажут тебе.

В ответ на мой удивленный взгляд она поясняет уже вполне официально.

– У нас в договоре прописано не суррогатное материнство, а стандартное ЭКО. Мы разрываем договор, и дальше ты сама распоряжаешься тем, что внутри тебя, поэтому можешь воспользоваться услугами любой клиники. Компенсацию от заказчицы ты получишь в полном объеме и оплачивать аборт уже должна будешь сама. Деньги за первый триместр ты получила. Если решишь остаться у нас, мы рады будем тебя принять. Но ты должна понимать, что времени у тебя впритык, так что смотри, Поля. Выбери любой удобный день, и твоя врач выпишет тебе направление.

Из кабинета главврача выхожу на деревянных ногах и иду по коридору на автопилоте.

Нет, нет, нет. НЕТ.

Я не могу в это поверить.

Неправда, это не кусок плоти. Я знаю, я чувствую.

Боже, почему это случилось именно со мной?

Поднимаю глаза к потолку и срываюсь на бег. Сама не знаю, куда бегу и зачем, а на выходе чуть не сбиваю с ног Ленку.

– Полина, – она хватает меня за плечи и заглядывает в лицо. Наверное, вид у меня неважный, потому что она берет за плечи и встряхивает. – Что с тобой?

– Все, Лена, все кончено, – говорю, всхлипывая, а потом начинаю рыдать.

– Так, пойдем, – она тянет меня за руку на улицу.

Там я перестаю биться в истерике. Не знаю, то ли потому, что вокруг люди, то ли успокаивает деловой, сосредоточенный вид Ленки. Она по-прежнему держит меня за руку, как маленькую, и заводит в первую попавшуюся кофейню.

Кофейна маленькая, внутри всего несколько столиков, но заняты только те, что на улице. Лена усаживает меня за самый дальний столик и просит у баристы воду.

– Держи, – достает из сумочки блистер с таблетками, – это на травах, тебе уже такое можно.

Трясущейся рукой заталкиваю таблетку в рот и когда запиваю, зубы стучат о стакан.

– А теперь говори!

Вместо ответа протягиваю телефон, на экране которого копия результатов УЗИ. Лена внимательно вчитывается в заключение, увеличив картинку.

– Ну, Полинка, – поднимает она глаза, – это пока не приговор, можно же перепроверить. Конечно, УЗИ-маркеры говорят о патологии, но не надо так убиваться, ошибки возможны.

И меня снова как прорывает.

– Ты просто не все знаешь, Лена, – плачу я, – это не мой ребенок. Я не за ЭКО сюда пришла, Я суррогатная мама.

– Что? – ей кажется, что она ослышалась. – Но ты шла по программе ЭКО, и договор у тебя такой же.

– Нет, я вынашиваю чужого ребенка для одной богатой бездетной пары. И теперь они от него отказались. Сначала заказчица позвонила, потом главврач сообщила. Клиника расторгает договор, и я должна сделать аборт. А мне жалко, – шепчу я, глотая слезы, – ты не представляешь, как мне его жалко…

Ленка смотрит на меня круглыми глазами и несколько раз открывает рот, как будто что-то говорит. Но на самом деле не произносит ни звука. Трет подбородок, рассматривает потолок, потом снова смотрит на меня. И наконец заговаривает.

– Поль, я, конечно, не знаю, но… – она как будто сомневается в чем-то, покусывает губы, а потом решается. – Не знаю, какие там у вас договоренности, но на сто процентов уверена, что Татьяна делала тебе процедуру забора яйцеклеток. Я лично относила потом материал в лабораторию.

И стены кофейни как будто надо мной схлопываются.

***

– Значит так, Полинка, – Лена озирается по сторонам и переходит на шепот, хотя мы сидим на крошечной кухне ее съемной квартиры, и кроме нас здесь никого нет, – я полазила везде. Ничего, никакой информации, только такой договор, как у тебя. Но яйцеклетки у тебя брали, Поль, точно.

– Когда, Лена? – тоже невольно перехожу на шепот. – Я ничего такого не помню.

– Ну вот когда я тебя в операционную водила, разве тебе ничего не говорили?

– Нет, – мотаю головой, – я бы запомнила. Мне тогда эту делали, – щурюсь, напрягая память, – вспомнила! Биопсию. Только чего, не помню. И еще ги… гис…

– Гистероскопию, – хмуро подтверждает Ленка, – и биопсию эндометрия.

– Точно! Я еще гуглила, это все нужно перед ЭКО. Чтобы снизить риски.

– Нужно, – соглашается Лена, – да. Повысить эффективность имплантации эмбриона. Вот только никакую биопсию тебе не делали, подруга, а вот яйцеклетки у тебя взяли. Говорю же, лично относила их в лабораторию. Тебе откуда знать, конечно, ты под наркозом была.

– Но почему мне не сказали, Лен? Это же мой ребенок, получается, родной.

– Кто ж их знает, – пожимает плечами Харина, – может, решили, что и так дофигища денег на тебя потратили, чтобы еще и за яйцеклетки тебе платить.

– Нет, Ленчик, нет, – отрицательно качаю головой, комкая руками салфетку, – думаю, дело в другом. Мне Анна все время пела, что верит в наследственность от суррогатной мамы. А она врала, ни во что она не верит. Просто поняла, что своего ребенка я им не отдам, а если буду думать, что биологически он не мой, то соглашусь. Вот только… Он все равно мой, даже если не мой, понимаешь?

Харина рядом за столом сочувственно вздыхает, и я вижу, что ничего она не понимает. Но меня это уже не останавливает.

С квартиры Анны я съехала в тот же день, как она мне позвонила. Можно было бы снять квартиру, деньги у меня есть, я ничего не тратила. Все расходы были за счет заказчиков.

Но Лена предложила пожить у нее, она живет у знакомой и платит только за коммуналку. И я с радостью согласилась, не к матери же идти с отчимом. И сейчас мы пьем чай, а Ленка дает подробный отчет.

Сегодня в медцентре она осторожно попробовала что-то узнать обо мне, но выяснила только, что я везде проходила по программе ЭКО. И больше ничего.

– Если я шла по программе ЭКО, они обязаны были где-то написать, что у меня брали яйцеклетки? – спрашиваю Лену.

– Видишь ли, у нас в стране донорство анонимное, – она сосредоточенно дует на горячий чай. – Такой ребенок даже когда станет совершеннолетним, не сможет узнать, кто его биологические родители. Тут как раз все по закону.

– Значит, я никогда не узнаю, кто его отец, – потерянно опускаю голову. Но Ленка не дает даже нормально поныть.

– Ладно, не кисни. Я с Тереховой говорила, Ульяна Викторовна – мамина знакомая, она в женской консультации при городской больнице работает. Пойдем завтра к ней с твоими результатами, только не вздумай «Эдельвейс» упоминать, и что тебе ЭКО делали, тоже не говори.

– А что сказать? – я сегодня явно туго соображаю. – Откуда у меня взялся ребенок?

Ленка смотрит на меня как на больную, даже пирожное укусить забывает.

– Оттуда, откуда у всех. От большой любви! Трахалась, залетела, парень бросил. Все. Ты даже почти не соврешь, ваш папаша действительно вас бросил.

Мне нечего ответить. Машинально кладу руку на живот, а вечером перед сном снова думаю о мужчине, которого никогда не видела, но с которым теперь связана на всю жизнь. Потому что у нас с ним будет ребенок. Даже если он об этом не знает.

***

– Ну что, – врач-узист всматривается в экран, – по тем данным, которые я вижу, ваш ребенок здоров, Полина. Хотите знать его пол, или пусть это останется для вас приятным сюрпризом?

Я хочу ответить, но не могу выдавить ни звука. Я оглушена, ошарашена, меня будто придавило бетонной плитой. Закрываю руками лицо.

– Что с вами? – встревоженно спрашивает докторша. – Полина, посмотрите на меня!

Не могу отнять руки. И поверить не могу. Все это время верила, а когда услышала наяву, теперь кажется, что это неправда, что меня обманывают. Терехова тоже готовила меня к тому, что результат может быть какой угодно. И решение должна принимать только я сама, больше никто.

– Полина, вам плохо? – голос врача звучит уже совсем испуганно. И хоть я мотаю головой, она все равно звонит Ульяне.

– Ульяна Викторовна, здесь ваша девочка, Полина Князева. Можете подойти?

У меня прием назначен после УЗИ, Терехова на месте. Не отнимаю ладони от лица, беззвучно плачу, только плечи вздрагивают. Слышу, как открывается дверь.

– Полинка, – это Терехова, она берет меня за руку, – Поля, не плач. С ним все хорошо. Я как раз из лаборатории. АФП в норме, и замеры хорошие, Юлия Евгеньевна подтверждает. Ну, ну успокойся, девочка! Не хочешь смотреть на нас, на него посмотри, на своего малыша.

Отнимаю руки и вижу, что у нее тоже блестят глаза.

– Почему меня обманууу-лиии? – я реву уже не сдерживаясь, в голос.

Узистка недоуменно смотрит на Ульяну, та сжато поясняет, не выпуская моей руки.

– Первый скрининг был спорным. Поле предложили аборт.

– Частники? И что там было?

– Укороченная длина носа и расширенная воротниковая зона. Но там показатели шли на грани, поэтому мы с Полиной рискнули.

– Почему меня обманули? – продолжаю я завывать, и обе докторши смотрят на меня с улыбкой.

– Тебя никто не обманывал, Полинка, – говорит Юлия Евгеньевна, – так бывает. Толщина воротникового пространства не дает точного представления о состоянии ребенка, это всего лишь маркер. Возможно, твой малыш был слишком мал, а потом излишки жидкости поглотились его лимфатической системой.

– Девять из десяти детей с таким показателем как у тебя рождаются абсолютно нормальными, – говорит Ульяна Викторовна, она мне не раз это говорила, – но не все готовы рисковать, как ты. И идут на аборт при малейшем подозрении.

– А насчет длины кости носа, если лялька курносенькая, то какая она, по-твоему, должна быть? – улыбается Юлия. – Если у мамочки носик такой?

– Он… – смотрю на обеих женщин по очереди, – он правда здоров? Я его все равно люблю, но мне лучше знать правду.

– Полина, твой ребенок здоров, альфа-фетопротеин – самый надежный маркер, – заглядывает мне в глаза Ульяна. Кажется, она немного сомневается в моей адекватности.

А я уже смотрю мимо нее на экран монитора. Там видно ребенка, настоящего, он двигает маленькими ножками, и как будто мне улыбается.

– Кто? – мой голос дрожит. – Кто у меня будет?

– Мальчик, Полинка. У тебя будет сын.

Я снова реву, громко хлюпая носом. Слезы льются по щекам, стекая на волосы. Они уже полностью мокрые, но я никак не могу остановиться.

Женщины переглядываются, и Юлия украдкой вытирает костяшками пальцев уголки глаз. Ульяна склоняется надо мной.

– Успокойся, Поля. Вставай, одевайся, и пойдем в мой кабинет. Там вместе поплачем сколько влезет. А то сейчас у Юлии Евгеньевны с перепугу все беременные разбегутся.

Я послушно одеваюсь и, все еще всхлипывая, иду за Тереховой на другой этаж. Там окончательно успокаиваюсь, пока она измеряет мне давление, живот и взвешивает, сколько я набрала за неделю.

– Ты слишком худая, Полина, – выговаривает сурово, но она меня все время за это ругает.

– Я не могу много есть, Ульяна Викторовна, не привыкла.

– А ты думай о малыше, Полинка, чем бы ты хотела его накормить. Кстати, имя у нас уже есть?

От этого ее «у нас» на душе теплеет. Мой сын действительно есть только у нас. Еще у Ленки.

– Богдан, – глажу живот, – Бодька. Я чувствовала, что у меня будет сын. Спасибо, Ульяна Викторовна, если бы не вы…

Слов не хватает, я снова начинаю плакать.

– Так, Поля, хватит, – просит она, – а то я с тобой тоже сейчас реветь начну. А у меня еще беременные.

Она все-таки плачет со мной, потом мы обе пьем успокоительное. Такое, которое мне можно.

Выйдя из кабинета, достаю телефон. Лена на работе, так что я не звоню, а отправляю сообщение. Сбрасываю результаты УЗИ и замеры. Приписываю, что Богдан передает привет своей крестной.

Сообщение пока не прочитано, и я выхожу на улицу. У ворот бабулька продает ромашки.

– Бодька, давай цветочки купим! Тебе нравятся ромашки? – спрашиваю малыша, прижав руку к животу. И чувствую внутри легкую волну, будто рыбка хвостом вильнула. Замираю, наплевав на то, что обо мне думают прохожие.

Терехова говорила, что с моим телосложением я могу почувствовать шевеления раньше. Снова внизу живота ощущается слабое движение, а в сумке звонит телефон.

– Полька! – визжит в трубку Лена. – Полинка, я знала! Я верила, что все будет хорошо! Ты где? Я уже собираюсь домой, захожу за тортом и будем отмечать!

– Я сама куплю торт, Ленчик, – пробую сопротивляться, но подруга не слушает.

– Я хочу угостить крестника. Все, я убежала, – и отключается.

Улыбаюсь, прячу телефон в сумку и поворачиваюсь к бабульке с цветами.

– Бабушка, дайте мне пожалуйста ромашки. Все.

Глава 6

Три месяца спустя

– Тимур Демидович, звонила ваша жена. Я сказал, что вы заняты, как вы и просили.

Арсанов закрыл крышку ноутбука, потер глаза и положил ноутбук рядом на сиденье. Он даже в машине старался не терять время. Хорошо, что машины сейчас такие вместительные, можно удобно сесть и вытянуть ноги. Особенно когда стоишь в пробке в центре почти шестнадцатимиллионного Стамбула.

– Спасибо, Костя, я потом сам с ней свяжусь, – отбил звонок и положил телефон рядом с ноутбуком.

Говорить с Ниной не хотелось. О чем говорить? Он заранее знает, как начнется их разговор, что Нина скажет, и чем все закончится. Сначала она начнет просить, предлагать дать их браку шанс. Потом примется угрожать и намекать, что у нее есть компромат и что, если она заговорит, Арсанов, сядет в тюрьму.

А после того, как Тимур равнодушным тоном спросит, куда прислать журналистов с группой адвокатов, начнет плакать. Все-таки, хорошо, что она не знает его личного номера, а служба безопасности свою работу выполняет неукоснительно.

Она всегда такой была, Нина, но раньше Тимур не так хорошо разбирался в женщинах. Да и кто в них хорошо разбирается в двадцать лет?

Он слишком рано женился – никакой любви, обычный договорной брак, защищающий интересы обеих семей. Первое время на отсутствие детей внимание не обращали, но, когда прошли годы и пошли разговоры о наследнике обоих семей, вдруг оказалось, что наследника нет.

Не получается с наследником. Не помогли ни походы по врачам, ни бесконечные обследования, ни лечение. Лечили Нину, с Тимуром все оказалось в порядке.

Он смотрел на идущий, едущий, бегущий за окнами его автомобиля Стамбул и думал, каким был бы их брак, если бы у них с Ниной были дети. Таким же сухим и полуофициальным или все же ребенок принес бы в него хоть немного тепла? Пусть не любви, пускай привязанности.

И сам усмехнулся своим мыслям.

Нина и привязанность? И взбредет же такое в голову. Иногда Тимуру казалось, что его жена сделана из камня. Но ведь говорят, что материнство меняет женщин, гормональные изменения, все такое…

Его внимание привлекла девушка. Она шла по тротуару, придерживая рукой аккуратный круглый живот. В другой руке девушка несла букет ромашек.

Беременные с ромашками не то зрелище, на которое обычно залипал Арсанов, а тут выходит залип. Очень высокая, худая, с прямой спиной и прямыми длинными волосами. Таких называют «модельного типа». Все эскорты таким типом забиты. И конечно не это его привлекло.

Ее лицо. Она улыбалась так безмятежно и светло, что Тимур не мог отвести взгляд. Она его притягивала будто магнитом.

Тем временем девушка ступила на пешеходный переход, и следом раздался визг тормозов. Тимур матернулся и выскочил из машины.

– Куда вы, Тимур Демидович? – растерянно крикнул водитель, но тот лишь отмахнулся. Растолкал толпу, собравшуюся вокруг сидящей на бордюре девушки, с другой стороны подбежал насмерть перепуганный водитель.

Тимур спросил по-турецки, как она себя чувствует, нужна ли медицинская помощь. Девушка заговорила с акцентом, вставляя английские слова. Нет, ничего не нужно, полицию тоже не нужно, хоть полиция уже тоже пришла.

– Не бойся, сынок, все хорошо, – вдруг тихо сказала девушка на его родном языке и украдкой погладила живот.

– Землячка, что ли? – удивленно прищурился Тимур. – Встать можешь? Руку давай.

– Могу. Спасибо, – она поднялась с бордюра, опираясь на предложенную руку.

– Тебя как зовут?

– Полина.

– Ты не знаешь, как турки агрессивно водят, Полина?

– Знаю, – она совсем по-детски шмыгнула носом.

Полиции Полина сказала, что претензий к водителю у нее нет, но те настаивали на медосмотре. Арсанов вызвался отвезти ее домой, а если будет необходимость, доставить в клинику.

– Мне далеко, я на окраине живу, я там квартиру снимаю. В пригороде дешевле, – запротестовала девушка, но Тимур молча взял ее за руку и отвел к машине.

– Сядь. Меня водитель отвезет в офис, а дальше автомобиль свободен до вечера. Если тебе куда-то нужно, скажи.

– Нет, спасибо, не нужно. У меня с утра были сьемки, они уже закончились. Я как раз собиралась домой.

Только сейчас Арсанов заметил, что она без цветов.

– Где твои ромашки? – спросил он, открывая дверцу.

– Под колеса упали.

Полина позволила усадить себя на заднее сиденье. Тимур сел к водителю. Уже перед самым офисом заметил цветочный ларек. На витрине стояли ромашки – яркие, крупные. Арсанов остановил водителя.

– Саня, тормозни, я сейчас.

Подошел к ларьку, продавец выжидательно улыбался.

– Мне ромашки заверните вон в ту бумагу. Только быстро, – убедительно постучал по часам.

– Вам сколько ромашек? – переспросил продавец, все так же улыбаясь.

– Все, – нетерпеливо ответил Арсанов. – И побыстрее.

Девушка только ахнула, когда он положил ей на колени огромный букет. Длинные ресницы запорхали, карие глаза изумленно смотрели то на букет, то на Тимура.

– Это твоему сыну вместо тех, что ты уронила, – сказал и захлопнул дверцу, а сам направился ко входу в здание бизнес-центра.

Три месяца спустя

– Костя, вы ее нашли?

– Нет, Тимур Демидович, ваша жена не выходит на связь. Люди работают, как только что-то станет известно, я сообщу лично.

– Но куда она могла исчезнуть? – Арсанов старался подавить раздражение и не срываться на своем безопаснике. Хорошие кадры он ценил. – Она всего лишь женщина, а не иностранный агент.

– Мы работаем, Тимур Демидович, – уклончиво ответил Костя, и Арсанов только буркнул:

– Хорошо. Жду.

Отбился и уставился на дорогу. Он и сам прекрасно знал ответ. Пускай Широкшины, семья Нины, и обанкротились два года назад, но связи остались. И помочь ей спрятаться, чтобы отсрочить развод, есть кому.

Отсрочить, а не отменить.

Черт, как же достало! Конечно, их разведут по итогу, но Тимур хотел развестись цивилизованно, а не вот это вот все. Поиски беглой жены по всем континентам, чтобы вручить ей свидетельство о разводе.

– Кажется, приехали, Тимур Демидович, там авария впереди. Скорую помощь какая-то сволочь на грузовике подрезала, – водитель выругался и заглушил двигатель.

Они вместе с Арсановым обернулись на длинный хвост машин, тянущийся сзади. Осмотрели застывшие ряды впереди. И переглянулись.

– По дворам? – со знанием дела спросил водитель.

– По дворам, – согласно кивнул Тимур.

Внедорожник перевалил через бордюр и поехал по тротуару. Если попадется полицейский патруль, значит не повезло. Но Арсанову проще заплатить, чем опоздать на встречу, так что риск вполне оправдан.

Автомобиль докатил до виновников пробки, Тимур скользнул взглядом по месту аварии. Больше пострадала «неотложка», тентованный грузовик выглядел неповрежденным. Вроде без жертв, и то хорошо.

– Беременная, смотри ты, как девчонке не повезло, – сказал водитель, – и живот большой, наверное, в роддом везли, а тут этот долбодятел…

Арсанов оглянулся. У «скорой» толпились медики, помогали выйти беременной девушке. Высокая, темные волосы собраны в высокий хвост. Она на миг подняла голову, и Тимур схватил водителя за плечо.

– Саня, стой. Останови машину.

– Вы чего, Тимур Демидович? – тот даже подскочил. – Как я вам тут посреди тротуара остановлю?

– Тормози давай, – он выпрыгнул, не дожидаясь, пока автомобиль остановится.

Полина. Девушка с ромашками, которую он встретил в Стамбуле. Он ее сразу узнал, как только лицо увидел.

Растолкал толпу снимающих на телефон и подбежал к «скорой».

– Полина!

– Вы? – она уставилась на него с изумлением. Такая же как была, только круги под глазами появились. – Откуда вы взялись?

Но Арсанов не ответил, обратился к медику, поддерживающему девушку.

– Куда вы ее везли? Что с ней?

– Что, что, – медик посмотрел на него как на идиота, – роды, а что ж еще? Стремительные. Будем здесь рожать.

– Не будете. Поехали, – Тимур поднял девушку на руки и понес к машине, она только ойкнула.

– Зачем? Я тяжелая, поставьте меня, я сама.

– Ты совсем не тяжелая, и мы уже пришли, – Тимур усадил ее на заднее сиденье, Саня предусмотрительно открыл дверцу.

Подбежал медработник с пакетом и сунул его водителю.

– Здесь вещи и документы. Везите в первый роддом. И спасибо вам.

– Не за что, – ответил за Арсанова Саня.

Тимур сел возле водителя и всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.

– Где твой муж, Полина? – спросил, когда подъехали к роддому. Ну раз есть ребенок, должен быть муж? Он так понимал.

Девушка запнулась, но только на миг.

– Он в командировке. Скоро вернется. Не волнуйтесь.

– Мне-то чего волноваться? – усмехнулся Арсанов. – Это он пускай волнуется. Уже знаешь, как парня назовете?

– Знаю, Богдан. Бодька, – она несмело улыбнулась.

Арсанов довел Полину до приемного покоя, там ее уже ждали. Наверняка медики из «скорой» позвонили.

– Вы папа? – спросила на приемном покое медсестра.

– Нет, – покачал головой Тимур.

– Тогда вам дальше нельзя. Князева, идите со мной.

Он дальше и не собирался. Он опаздывал на встречу. Но потом весь день не мог сосредоточиться, почему-то все время думал, как там Полина и ее ребенок. Родился? С ними все хорошо?

И все-таки дал задание Косте перезвонить в роддом и выяснить, что Князева Полина родила. Мальчика. И что с ними обоими все хорошо. Ну и отлично.

Выходя из бизнес-центра, увидел цветочный салон. Ничего не говоря охране, свернул туда.

– Что вам предложить? – заговорили в унисон две девушки-флористки. – Орхидеи, гортензии? Или все-таки розы?

– Ромашки, – ответил Тимур, – у вас есть ромашки?

Ромашек в салоне не было, но их пообещали доставить через час из другой точки.

– Сколько нужно ромашек? – спросила менеджер, прибежавшая сразу после звонка флористок.

– Все, – сказал Тимур. – Сколько есть, все везите. Только не сюда, а в первый роддом, Полине Князевой. Не знаю, в каком отделении, там найдете.

– Что-то написать на визитке? От кого?

– Нет, ничего не пишите, – собрался уходить, но с полдороги вернулся. – Нет, напишите «С днем рождения Бодьки».