– Мне всё равно, кому сыпать овса, – пробурчал Халик, ощупывая быстрыми пальцами грудь и передние ноги лошади. – У меня сердце доброе. Но что скажет хозяин?

– Скажет: «Няня», – рассмеялась Таян, отряхивая юбку от соломы.

– Я говорю о господине Бари.

Таян вмиг озлобилась:

– Он мне не хозяин!

– Ладно, ладно, не взъедайся. Прошлое – пыль, моргни и забудь. Так говорила моя бабка, а она была мудрой женщиной.

– Рассказывал кому-нибудь о том, что произошло? – спросила Таян с нескрываемой угрозой в голосе.

– У меня память короткая. Всё как советовала моя бабка. – Халик перешёл к задним ногам лошади и отшатнулся от телеги. – Ёрш тебе в репу! Это кто?

Из вороха тряпок на него смотрел старик.

– Мой жених, – пошутила Таян. – Госпожа дома?

– Дома, – ответил Халик, наблюдая с опаской, как старик сползает с телеги. – Знаешь последние новости?

– Знаю. Я попёрлась как дура в Фамаль, крюк сделала, время потеряла. А госпожа, оказывается, здесь. Город шумит. Кто-то верит, кто-то не верит.

– Мы сами не верим, – поддакнул конюх.

– А правда, что у неё дочку забрали?

– Правда, правда.

– Ну он и пас-с-с… – Таян сморщилась. – Чего уставился?

Халик усмехнулся в усы:

– Пытаюсь угадать, какое слово ты проглотила.

Из прачечной выскочила Миула. Широко шагая к конюшне, закричала издали:

– Ты где была? А? Я извелась вся. Думала, тебя злодеи словили, снасильничали и прирезали. Думала, ты лежишь где-то обклёванная, обглоданная. А ты явилась целёхонька! Ещё и лыбишься!

Возникнув из кухни, поварихи юркнули обратно. В кузне умолк молот. Банщик шмыгнул в баню, расплескав из вёдер почти всю воду. Солдаты столпились на краю крепостной стены, переговариваясь и ёрничая над Миулой.

Она встала перед Таян, рассыпая искры из глаз:

– Ты где была, я спрашиваю?

– Думаешь, так легко найти костоправа?

Запрокинув голову, Миула ошпарила воинов взглядом как кипятком:

– Враг по полю скачет, а вы на баб таращитесь? Вот скажу сэру Ардию словцо…

– Да будет тебе, – откликнулся кто-то, и солдаты дружно отошли к каменным зубцам.

В кузне вновь запела наковальня. На кухне застучали ножи.

Миула кивнула конюху:

– Проваливай.

– Лошадь надо выпрячь.

– Успеешь.

– Бесовское отродье, – обиженно промямлил Халик и побрёл в конюшню.

Миула уставилась на старика. Грязный, лохматый, борода до пояса. Одет как попрошайка.

– Он, что ли, костоправ?

– Настоящий! – возбуждённо прошептала Таян. – И это не всё. У него дар, я чувствую его. Пока не знаю какой. Дар точно есть, зуб даю! Старик умеет ещё что-то, но скрывает это или сам не знает о даре.

– Светлый? Тёмный?

– Я не разобралась. – Таян взмахнула ресницами. – А разве это важно? Разве важно, кто поможет малютке: бог или дьявол? Этот грех я возьму на себя.

Подойдя к старику поближе, Миула зажала нос пальцами:

– Итить твою задницу! От него воняет, как от дохлой собаки. Где ты его нашла? На скотомогильнике?

– В пыточной.

Миулу взяла оторопь.

– Чего?

– Отведи его в баню, – попросила Таян и, подобрав юбки, побежала к господской башне.

– Ты куда? – крикнула Миула ей в спину.

– Покажусь госпоже.

– Она в молельне. С сэром Ардием. Точнее, с лордом. Он теперь лорд.

Таян резко повернула и, обогнув башню, скрылась из виду.

*******

Постройку, предназначенную для бесед с богом, заколотили при жизни истинной хозяйки замка, герцогини Мэрит. Из доски, перекрывающей дверь, торчали шляпки тринадцати гвоздей. На самой двери виднелись длинные продольные царапины, будто какой-то зверь точил здесь когти. От гипсового ангела над входом остались обгрызенные крылья. Видимо, символ веры пришёлся зверю по вкусу. Обитатели крепости обходили постройку стороной и называли герцогиню ведьмой. Когда она умерла, молельня так и продолжала стоять, заколоченная, обветшалая – старый лорд Мэрит и его сын Холаф вели разнузданный образ жизни и не верили, что битьё поклонов и молитвы проложат им дорогу в рай.

По приказу Янары дворовые работники поменяли дверь, прикрепили над входом бронзовое изваяние Ангела-спасителя и навели внутри порядок. Глинобитные стены и потолок освежили извёсткой, земляной пол покрыли тёсом. Небольшое помещение теперь дышало запахами ладана и древесины. Кроме Янары, никто сюда не ходил. Слуги и стражники, наслушавшись россказней деревенских бабок, считали это место проклятым и бегали молиться в старую церковь на берегу Ленивой реки.

Сегодня к Янаре присоединился Ардий. Он поклонялся обитающим в горах духам предков и пришёл в молельню беседовать не с богом, а с леди. В палатах их не оставляли наедине – так требовали правила приличия. Рядом с Янарой всегда находились служанки или её брат Бари, взявший за привычку раздавать ненужные советы. Ардию это не нравилось, тем не менее он мирился с присутствием посторонних, дабы не опорочить доброе имя госпожи.

О событиях, происходящих в столице, скоро заговорит всё королевство. Пока слухи долетят до Мэритского замка, пройдёт немало времени. Ардий посчитал, что Янара имеет право узнать новости первой и выслушать их без свидетелей. Поэтому, приехав в замок и узнав, что леди в молельне, Ардий поспешил к ней. Здесь, в намоленном месте, за ними никто не станет следить и никто не встрянет в их разговор.

Янара стояла коленями на бархатной подушечке и, упираясь локтями в каменную скамью, глядела в раскрытое святое писание. Её неподвижная смиренная поза, каменное лицо и застывший взгляд сбивали Ардия с мысли и заставляли дважды проговаривать фразы. Ему казалось, что Янара не слышит его.

Едва он умолк, прозвучал тихий голос:

– Когда свадьба?

– Не знаю, миледи. Наши послы ещё не вернулись из Дигора.

– Я буду молиться, чтобы у них всё получилось. – Янара встала с колен и, запахнув на груди вязаный платок, села на скамью. – У вас красивый костюм, сэр Ардий.

– Теперь я малый лорд. – Он приложил ладонь к орлу, вышитому на дублете из овечьей шерсти, окрашенной в цвет жжёного сахара. – Это мой герб.

– Я рада за вас.

– Может, через пару лет стану великим лордом.

– Дай Бог, – улыбнулась Янара.

– Никак не придумаю девиз, и штандарта пока что нет.

– Это не главное. – Янара подняла подушку с пола, провела ладонью по бархату, приглаживая ворсинки. – Король обещал взять Бертола на воспитание, когда ему исполнится восемь.

– Да, я помню.

– Передайте королю, что я освобождаю его от обещания.

Ардий сел рядом с Янарой. Поправил на боку ножны с мечом:

– Миледи, не принимайте решений сгоряча.

– Он хотел угодить мне. Теперь это ни к чему. У Бертола уже есть опекун, это вы, мой верный друг. Моих сыновей будут воспитывать те, кто их любит. Я так решила, лорд Ардий.

Он кивнул с удручённым видом:

– Я передам королю ваши слова.

Янара сжала его руку:

– Спасибо.

Ардий уставился на тонкие пальцы.

Словно ощутив кожей, что с ним происходит, Янара убрала ладонь:

– Идёмте, я вас покормлю.

– Мне пора ехать, миледи, – сказал Ардий, борясь с непривычным смущением. – Хочу посмотреть свою крепость. Она пустовала несколько лет. Наверняка потребуется ремонт. Надо управиться до морозов. И в деревни не мешало бы наведаться. И королю я нужен. Хоть разорвись, а везде успей.

Янара потупила взгляд:

– Понимаю.

Ардий поднялся. Рассматривая серебряный обруч и льняные косы под полупрозрачной вуалью, одёрнул куртку. Прежде он не носил дублеты, теперь же статус обязывал одеваться подобающе, хотя Ардию казалось, что латы больше подходят его обезображенному лицу. Сегодня он впервые предстал перед Янарой без брони, забыл о своём уродстве и даже подумал о госпоже как о женщине. И теперь чувствовал себя неловко.

Дверь распахнулась, на светлом фоне возник девичий силуэт.

– Таян? – прошептала Янара.

Девочка бросилась к её ногам. Прильнула щекой к коленям и зажмурилась, боясь расплакаться.

Янара провела ладонью по влажным спутанным волосам. Вопреки нежному прикосновению её голос прозвучал жёстко:

– Ты знаешь, что без разрешения хозяйки нельзя покидать крепость?

– Знаю, госпожа.

– Пообещай, что это не повторится.

– Клянусь на мече сэра Ардия.

Ардий невольно прижал ножны к бедру и повернулся к Таян другим боком.

– Где же ты была, милое дитя? – спросила Янара.

Таян вскинула голову. На её глазах блестели слёзы.

– Я нашла того, кто вылечит нашего Дирмута.

– И где же он?

– В бане.

~ 105 ~

Банщики наполнили деревянное корыто водой и, не дожидаясь, когда грубая и бесстрашная служанка обзовёт их котелками и шайками, удалились.

– Раздевайся! – велела Миула.

Старик глянул из-под кустистых бровей:

– Зачем это?

– Я тебя помою.

– Ты?

Кривясь, Миула схватила старика за рукав непонятно чего и с силой дёрнула:

– Да раздевайся ты наконец. Я мужского хозяйства насмотрелась, меня ничем не испугаешь. Снимай свои вонючие тряпки!

Он стянул с ног чуни, сбросил лохмотья и прикрыл ладонями старческое достоинство.

Миула подлила в корыто горячей воды:

– Садись.

Старик залез в воду, сгорбился, изогнулся, как не успевший размокнуть банный лист.

– Вши есть? – спросила Миула и ногой откинула грязное тряпьё в угол.

– Откуда у меня вши?

– Дай проверю. – Миула принялась разбирать седые космы на прядки. – Ты только не обижайся, старик. Я тебя к благородной даме поведу. Ты должен быть чистым, как росинка.

– Твоя сестрица говорила…

– У меня нет сестры, – осекла его Миула.

– Хорошо, как скажешь, – согласился старик. – Твоя приятелька говорила о больном ребёночке. А ты говоришь – дама.

– Всё верно. Болен ребёночек дамы.

– С ножками что-то.

– При родах потянули или вывернули, точно не знаю. Вроде бы ножки стоят как надо, но как-то не так. Да что я тебе рассказываю. Увидишь – поймёшь. Если ты костоправ, конечно. – Миула схватила старика за волосы и приставила нож к кадыку. – Костоправ или нет? Признавайся! Скажешь, что соврал – отпущу. Но если скажешь, что костоправ, а сам ни черта не умеешь, – перережу глотку, пикнуть не успеешь.

– Я не костоправ. Так назвала меня твоя приятелька.

– Так и знала, – вздохнула Миула и вложила нож в прикреплённый к ноге чехол. – Вылазь и уматывай, пока я не передумала.

– Я не костоправ, но умею складывать кости. Может, чем и помогу. Глянуть надо.

– Что ты делал в пыточной?

– Кости складывал.

Подумав, Миула кивнула:

– Ладно, дед. Слушай сюда. С госпожой говори уважительно. Лишних вопросов не задавай. Не обещай, если сомневаешься. И ничего не придумывай. Понял?

– Понял.

– Но сначала расскажешь госпоже, кто ты такой.

– Расскажу, как на духу расскажу, – заверил старик.

Миула вновь вытащила нож из чехла:

– Чего глаза по лбу раскинул? Испугался? Не бойся. Побрею тебя и космы подрежу.

– Без бороды холодно. Оставь хоть чуток.

Немного погодя они вышли из бани и направились в господскую цитадель. В одежде, позаимствованной у конюха, старик выглядел как обычный деревенский дед. Прядки волос разной длины едва прикрывали тощую шею. Короткая бородёнка потешно топорщилась.

Войдя в просторный холл, старик снял чуни, боясь запачкать пол, и закружился на месте, от восхищения прищёлкивая языком. Подскочил к окну, потёр стекло пальцем, прислушиваясь к скрипу:

– Ай да чудо! Чудо чудесное!

– Не знаешь, что это такое? – прищурилась Миула.

– Как не знать? Знаю. Это скло. В домах богатеев видел, а трогать не трогал. – Дед постучал по стеклу костяшками пальцев. – А если вдарить, сломается?

– Я те вдарю, – пригрозила Миула и повела старика по винтовой лестнице на второй этаж.

В гостиной их ждали, расположившись в креслах, Янара, Ардий и Бари. Таян, умытая, причёсанная, стояла за спиной госпожи и в волнении теребила поясок на платье, которое стало ей тесным.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась Янара, пристально рассматривая незнакомца.

Простоватое лицо, юркие глазки, оттопыренные уши. Именно такими она представляла обманщиков и пройдох.

– Пихай, миледи.

– Срам-то какой… – пробормотал Бари.

– Что ты умеешь… Пихай?

– Я разбираюсь в костях, миледи.

– Где научился врачевать?

– Кто лучше всех знает, как построен человек? – спросил Пихай и, обведя присутствующих плутоватым взглядом, сам себе ответил: – Палач.

– Ты был палачом? – опешила Янара.

Ардий нахмурился. Бари осуждающе посмотрел на Таян. Она поджала губы и с вызовом вздёрнула подбородок.

– Я? – беззлобно улыбнулся Пихай. – Нет. Палачом был мой отец. Странствующим палачом. И дед мой был палачом. И прадед. Судить все мастаки, а марать руки никто не хочет. Вот прадед и нашёл потребную работёнку.

– И ты доверишь ребёнка палачу? – возмутился Бари.

– Я не палач, а подручный! – взъерошился Пихай. – Детишки палача, как и чада дворян, судьбу не выбирают.

Хотел обхватить ладонью бороду, но забыл, что теперь у него вместо бородищи козлиная бородка, и стиснул в кулаке воздух.

– Продолжай, – велела Янара.

– Мы ходили из города в город, из деревни в деревню. У отца нас было девятеро. Я в серёдку затесался. Ни старший, ни младший, ни наследник, ни любимчик. Отец пытал и рубил головы, а мы ему пособляли.

– Прогони его! – потребовал Бари.

Ардий посмотрел на него:

– Я человек неконфликтный. Но уйдите уже!

Бари вспыхнул. Подсунул ладони под задницу и отвернулся.

– Когда наш отец помер, – вновь заговорил Пихай, – нас в живых осталось двое из девяти. Меч палача перешёл к старшему брату. Потом палачом стал его сын, потом внук. А я всю жисть гнул горб подручным. Я знаю, как кости крепятся друг к дружке. Знаю, как должны лежать жилы. Дайте мне груду костей, я соберу их, обовью верёвками и обтяну материей. Вы решите, что это живой человек, потому что сгибаться будут даже пальцы.

– Живой ребёнок – не груда костей, – процедил Бари сквозь зубы.

– Дайте мне хоть глянуть на мальца. Я ничего не стану делать. Просто гляну.

– Подойди поближе, – велела Янара.

Старик подошёл к ней и вдруг изменился, словно очистился от всего наносного. Взгляд сделался глубоким, вдумчивым. Лицо стало строгим.

– Ты многим людям помог?

– Я не считал, миледи.

– Лучше спроси, скольких он угробил, – вставил Бари.

– Я не желал сюда ехать, миледи. Меня уговорила преданная вам душа, ваша служанка. Она сказала, что много дней шла за мной по следу. – Пихай пожал плечами. – Я не знал, что за мной тянется след. Мы приходили в город, палач пытал и казнил, а я складывал мужику палец, который он раскрошил кувалдой. Или складывал шлюхе колено. Или складывал драчуну челюсть. Потом мы шли в другой город, и я не знал, что стало с этими людьми. Ваша служанка сказала, что они мой след. Сказала, что у меня много следов. А я скажу вам вот что… Я бы никому не пособил, если бы не пособлял отцу и брату в пыточной. Позвольте глянуть на дитя, миледи. Может, я и здесь оставлю след?

Бари демонстративно отвернулся. Ардий едва заметно кивнул Янаре.

– Идём, старик, – пригласила она и прошла в детскую, расположенную этажом выше. Отпустив нянек, приблизилась к колыбели под парчовым балдахином. – Гляди.

Пропустив её слова мимо ушей, Пихай склонился над Бертолом, сидящим в креслице.

Таян подхватила мальчика на руки:

– Это не он. – И отошла в сторону, покрывая белокурую головку поцелуями.

Отодвинув балдахин, Пихай заглянул в колыбель. Черноволосый, черноглазый ребёнок семи месяцев от роду потянулся к бахроме.

– Братья, а такие разные. – Будто опомнившись, старик посмотрел по сторонам. – Где их отец? Надобно сказать, что я пришёл. Вдруг ему не понравится.

Янара мизинцем убрала волосики со лба сына:

– Его отец далеко.

Пихай скривил губы:

– Его… Их отец.

– У них разные отцы, – откликнулся Ардий.

– Зачем меня обманывать? У них один отец.

– Ты не слышал, старик? – разозлился Бари. – У них разные отцы! – Обратился к Янаре: – Ты же видишь, он не в своём уме. Прогони его!

Пихай указал на Миулу и Таян:

– У вас один отец. – Указал на Янару и Бари. – У вас один отец. – Направил пальцы на мальчиков. – И у них один отец. Так что не надо меня обманывать!

Под озадаченными взглядами брата и Ардия Янара сняла с Дирмута одеяльце:

– Кушает хорошо, а ножки худенькие.

– Можно мне пощупать? – спросил Пихай, растирая ладони.

– Только осторожно.

Миула встала рядом со стариком и выдохнула ему в ухо:

– Одно неверное движение – убью.

Пихай бережно ощупал ноги малыша:

– Можно положить его на животик?

Янара перенесла Дирмута на кушетку. Он опёрся на локти и, довольно кряхтя, завертел головой.

Пихай поднял повыше льняную распашонку, пробежался пальцами по позвоночнику, ощупал кости таза:

– Мне надо на воздух.

– Чего? – опешила Янара.

– Воздуха не хватает. Дышать тяжело.

Пихай вышел из башни, опустился на мокрые от дождя ступени и уставился в пустоту.

К вечеру распогодилось. Вернувшиеся из дозора солдаты чистили лошадей. Бабы плели из лозы корзины и тихо напевали. В курятнике хлопали крыльями куры, усаживаясь на насест. Из деревни доносилось мычание коров и хлёсткие щелчки плетей.

Ардий более не мог задерживаться. Посоветовал Янаре хорошенько подумать, прежде чем доверить королевского сына старику, выехал из крепости и растаял в осенних сумерках. Стражники подняли мост, закрыли ворота, опустили решётку и зажгли на крепостной стене факелы. Ветер трепал пламя, как гривы коней. Сизый дым то нырял во двор, то взмывал в небо.

Управившись с делами, Миула и Таян сели рядом со стариком.

– О чём думаешь? – спросила Таян.

– Ни о чём.

– Почему плачешь?

– Дым в глаза попал.

Сзади хлопнула дверь.

– Чего спать не идёте? – прозвучал голос Бари.

– Сейчас пойдём, – откликнулась Миула и обратилась к старику: – Тебе постелили в рабочем доме. Пошли.

– Посижу немножко.

Спустившись с лестницы, Бари покричал для острастки на слуг и побрёл, прихрамывая, в гостевую башню.

– Завтра гляну его ногу, – сказал Пихай, наблюдая за Бари.

– Не вздумай! – воспротивилась Таян.

– Чего он тебе сделал?

– Облапал меня.

– Я ему яйца отрежу, – прошипела Миула. – Тебе всего одиннадцать! Нашёл кого лапать.

– Он сказал, что с кем-то меня спутал. В конюшне было темно. Я с перепугу толкнула его со всей дури. Он повалился в тележку, нога между колёс застряла и – хрусть! Конюх дотащил его до покоев, примотал к ноге палку.

– Орал, наверное, как скаженный, – злорадно ухмыльнулась Миула.

– Поначалу. Я заговорила боль.

– Получается, зря пострадал мужик, – заключил Пихай.

– Как это зря? – разозлилась Таян. – Он меня облапал!

– А не облапал бы, чёрта с два дал бы тебе лошадь и телегу. – Миула издала короткий смешок. – Ты всё подстроила.

Таян скорчила обиженную рожицу:

– Ничего я не подстроила.

Покусывая губы, Миула потёрла ладонями колени. Набравшись решимости, придвинулась к Пихаю и прошептала:

– Вылечи ребёнка. Если поколдовать надо, я заплачу. Скажи – чем? Ногой, рукой, жизнью. Забери. Мне ничего не жалко. Я только снаружи такая злыдня. Внутри я другая. Отдам с лёгким сердцем всё, что попросишь.

– Тебе ещё понадобятся руки и ноги. И жизнь понадобится.

– Ты его вылечишь?

Пихай оглянулся на башню:

– Проверь, спит хозяйка? Если не спит, хочу с ней побалакать.

Янара, одетая в подбитый мехом домашний халат, сидела возле жаркого камина и, зябко ёжась, стягивала на груди концы вязаного платка. Привезённые Ардием новости были ожидаемы. Она подозревала, что Рэн не станет затягивать с женитьбой:короне нужен здоровый наследник. И отнеслась бы к вестям спокойно, если бы Рэн выбрал другую женщину. Ревность к Бариссе, тяготившая её долгое время и старательно подавляемая, вспыхнула с бешеной силой и изголодавшей змеёй съедала Янару изнутри, жгла, морозила, ломала. Сердце, всё в трещинах и ранах, кровоточило. Но некому было сказать, как ей плохо. С этой болью она справится сама.

Пихай приблизился к ней, бесшумно ступая по мягкому ковру. По-отцовски погладил распущенные волосы:

– Душа ты горемычная. Радуйся детками, пока можешь радоваться. Просыпайся с радостью и спать ложися с радостью. Каждый миг радуйся детками своими.

– Я радуюсь, – тихо вымолвила Янара, глядя на языки пламени. – Ты прав, старик. У моих детей один отец. Он не поверил мне и вряд ли поверит. И уже не надо. Уже слишком поздно. – Подняла голову. – О чём ты хотел поговорить?

– Я возьмусь за вашего сынишку. Не обещаю, что у меня выйдет, но я попробую.

– Что с ним?

– Я не знаю, как называются разные кости и жилы. Не знаю, как объяснить, я не врачеватель. Но понимаю, где косточки сложились неправильно.

– Ему будет больно?

– Я дам малышу слёзы мака. Он уснёт и ничего не почует.

– Я заговорила его боль, – прозвучал голос Таян.

Пихай взглянул на стоящих у двери служанок:

– Ты заговорила боль, которая есть. Нельзя заговорить боль, которая будет. – Повернулся к Янаре. – Мало сложить косточки, надо оживить усохшие жилки. Это дело не одного дня. И не одного месяца. Если вы мне верите, давайте попробуем.

– Если ты сделаешь что-то неправильно – ему не станет хуже?

– А что хуже? – Пихай переступил с ноги на ногу. – Вот почему я об ихнем отце допытывался. Хотел взвалить этот груз ему на душу. Где его найти? Я с ним погуторю.

– Таян не сказала тебе, кто я?

Пихай отрицательно покачал головой.

Янара подпёрла кулаком локоть, прикрыла ладонью глаза:

– Иди, старик, на кухню. Поешь чего-нибудь и отправляйся спать. Я позову тебя утром.

Едва солнце вскинулось из утреннего тумана, как Пихай явился в башню. Служанки сновали туда-сюда с вёдрами, поленьями и охапками белья. Чистили ковры и гобелены, натирали перила лестниц и мебель. А старик скрипел пальцем по стеклу и улыбался, как глупое дитя. Наконец его пригласили к госпоже.

– Я согласна, – сказала Янара.

– Тогда поступим так, – приободрился Пихай. – Вы в молельню, а я к малышу.

– Нет! Я хочу видеть, что ты делаешь.

– Такое не годится. Случилось мне складывать плечо девочке. Её мамка меня за руки хватала, глаза закатывала, а потом на пол грохнулась.

– Я не стану тебе мешать.

Пихай стоял на своём. После утомительных препирательств Янара сдалась. Оставив со стариком Миулу и Таян, проследовала в молельню. Молитвы не шли на ум. От волнения к горлу подкатывала тошнота. В висках дятлом долбила мысль: она допустила ошибку. Нервы не выдержали. Янара ласточкой пролетела между постройками, взбежала на лестницу и в дверях башни столкнулась с Таян.

– А я за вами, – произнесла та, подхватив Янару под локоть.

– Он плакал? Ему было больно? Почему так долго? – спрашивала она на ходу и, не дожидаясь ответов, снова осыпала Таян вопросами.

Малыш мирно спал на кровати в её опочивальне. Янара хотела прижать его к груди, убедиться, что он жив. Пихай остановил её:

– Вы всё нарушите!

– Получилось? – Янара заглянула старику в лицо. – Получилось?

Он ответил честно:

– Я не знаю.

Несколько дней Дирмута не брали на руки без веской причины. Затем потекли мучительные дни ожидания чуда. Почти всё время, когда малыш бодрствовал, Пихай аккуратно массировал сухие мышцы, будто перебирал пальцами бисер. Сгибал попеременно ножки в коленках, словно Дирмут лёжа бежал. Ранее бескровная кожа порозовела. Мышцы округлились. Ножки оставались безжизненными.

Янара засыпала с надеждой, просыпалась с надеждой, но в глубине души готовилась услышать от старика приговор. А Пихай не думал отступать. Придумывал новые упражнения и называл Дирмута лентяем.

В конце осени гонец привёз письмо. Лорд Ардий просил Янару срочно приехать в Фамаль. Ей было необходимо подписать какие-то документы. Она засобиралась в дорогу.

– А где печать? – спросила Миула, изучая послание.

– Наверное, у него ещё нет печати, как нет девиза и штандарта, – предположила Янара, вместе с комнатными служанками складывая вещи в баулы.

– Такую нашлёпку из воска и я могу сделать. – Миула поднесла бумагу к глазам. – Это точно его почерк?

– Иди одевайся.

– Мне осталось надеть плащ. – Миула покрутила письмо в руках. – Вы уверены, что это его подпись?

– Его. А чья же ещё?

– Странно всё это. Лорд Ардий заботливый человек. Он не заставил бы вас бросить маленьких детей и отправиться в путь в такую погоду. Если это важно и срочно, он бы сам приехал с документами.

– Несите сумки в карету, – приказала Янара служанкам и постучала кулаком по столу. – Миула! Лорд Ардий – заботливый и очень занятой человек. Если ты сейчас же не оденешься, я уеду без тебя.

Вскоре карета, сопровождаемая дюжиной воинов, выехала из крепости и покатила к роще, роняющей с ветвей последнее золото.