Ветер разогнал тучи, высушил лужи на дорогах. Увядающее лето напомнило о себе зноем и духотой. На фиолетовом небе мерцали крошечные звёзды. Город спал под перестук колотушек ночных сторожей. И только Фамальский замок не спешил погружаться в сон.

Рэн и Киаран наблюдали издали, как возле кузни, в танцующем свете факелов, снуют люди. Дворовые работники грузили на телеги мертвецов, зашитых в заскорузлые от специального раствора мешки. Две дюжины Выродков подтягивали подпруги, привязывали к сёдлам котомки с провизией. Поодаль топтались клирики, ожидая позволения сесть в повозки.

Настоятель Просвещённого монастыря решил отправить в Дигор монахов, дабы Первосвященник услышал жуткую историю из уст людей, увидевших картину произошедшего собственными глазами. Ни глава обители знаний, ни образованные клирики так и не поняли, что мысли и выводы в их оторопелый от ужаса разум вложил лорд Айвиль. Более того, в письме Первосвященнику настоятель монастыря сообщил, что был вынужден (он! а не лорд Айвиль!) поместить Святейшего отца в Безумный дом, поскольку опасался распространения недуга, ставшего причиной дикого разгула и резни в святилище.

Рэн тоже написал королю Джалею. В послании он поведал о бесчинствах, устроенных в деревнях дигорскими подданными, о помутнении рассудка разведчиков и эсквайров, приведшем к массовому самоубийству. Выразил надежду, что следующим иерархом станет истинный слуга бога, и посоветовал поискать его среди здешних святых отцов.

У Рэна чесались руки созвать священнослужителей, чтобы они сами избрали главу духовенства Шамидана. Осуществить желаемое мешал ряд причин. Молитвенные дома и религиозные общины раскиданы по всему королевству. Пока святые отцы съедутся, пройдёт немало времени. И рискнут ли они пойти против правил? Религиозным центром Единой веры являлся Дигор. Власть Первосвященника распространялась на все храмы, церкви и монастыри, в какой бы стране они ни находились. И только Первосвященнику принадлежало право назначать Святейших и отстранять их от должности, если те не справлялись с обязанностями.

– Представляю, какая будет стоять вонь, когда обоз доберётся до столицы Дигора, – проговорил Киаран, посматривая на гружёные телеги. – Как думаете, кого они боялись больше: нас или Джалея?

– Они боялись пыток, – заключил Рэн. – Какой следующий шаг он предпримет?

– В его личной охране служат три сотни сынов Стаи. Они найдут способ перекинуться парой фраз с нашими посланниками или обменяться хотя бы знаками. Надеюсь, через месяц мы узнаем, чем дышит Джалей.

Киаран определил навскидку, когда вернутся Выродки. Обоз будет ползти до границы не менее десяти дней, ещё неделя пути до Элисбара – столицы Дигора. Обратно всадники поскачут во весь опор.

– Надеюсь, очень надеюсь, – вымолвил Рэн.

Выродки сели в сёдла, развернули чёрные флаги. «Чёрный конвой», как правило, сопровождал прокажённых, умалишённых и прочих заразных больных до мест их принудительного содержания или захоронения.

Вереница телег двинулась к воротам замка. На площади перед храмом Веры к ним присоединятся повозки с трупами защитников. Под прикрытием ночи колонна покинет столицу и направится на юго-запад.

– Вызовите утром чтецов. Хочу ещё раз послушать про Ангельские походы, – приказал Рэн Киарану и проследовал в Женскую Башню.

С тех пор как Янара с детьми уехала в Мэритский замок, истёк месяц. Рэн каждый вечер приходил в детскую и подолгу сидел возле колыбелей, вслушиваясь в звенящую тишину. Потом шёл в опочивальню жены, ложился на кровать и смотрел в потолок. Ни один человек не знал, что творилось у него на душе.

Черемех и четверо его новых помощников-знахарей заявили в один голос, что тайны зачатия и появления ребёнка на свет – неприкасаемая территория Бога. Никто в мире не знает, почему дети рождаются живыми или мёртвыми, здоровыми или больными. Почему измождённая тяжёлым трудом крестьянка разрешается от бремени и тут же встаёт на ноги, а молодая и здоровая леди угасает. Итог любой попытки обзавестись потомством непредсказуем. Поэтому деревенские повитухи, являясь к роженице, всегда говорят: «Готовьтесь к смерти», имея в виду её и младенца. Эту же фразу произносят священники, принимая исповедь у женщин на сносях.

Единственное, что посоветовали знахари Рэну, это повременить с зачатием пару лет. Королеве надо окрепнуть после тяжёлых родов. Он, молодой и горячий мужчина, должен превратиться в ледяную глыбу. Этак можно и с ума сойти. Его возбуждало в Янаре всё: звук её голоса, взгляд из-под ресниц, вылезший из-под вуали локон, шуршание платья, осознание, что она рядом.

На вечерних трапезах дворяне иногда заводили шутливые разговоры о шлюхах и нахваливали расположенный неподалёку притон. Им прощались любовные похождения, поскольку придворные постоянно находились у короля под рукой, желая доказать ему свою преданность, и наведывались в замки – к жёнам – крайне редко.

Слушая фривольные рассказы, Рэн обычно посмеивался. Сейчас ему было не до смеха. Два года умерщвления плоти! Изо дня в день придётся бороться с желанием пойти – не в притон, нет! – в опочивальню супруги.

Рэн покачал пустые колыбели, проследовал в свои покои, повалился на кровать и уставился в потолок.

Небо за окнами посветлело, а он не сомкнул глаз. Если бы Янара подарила ему здорового наследника, он бы чувствовал себя намного увереннее. В том, что Джалей посягнёт на Шамидан – в этом году или в следующем, – Рэн не сомневался. В случае его гибели на поле брани или скоропостижной смерти от болезни трон достанется человеку со стороны, и всё, к чему стремился его дед, герцог Дирмут, за что отдал жизнь отец, лорд Хилд, чего добивалась мать, – пойдёт прахом. Бертола объявят ублюдком и выдворят из Мэритского замка. Янару с детьми сошлют в убогое поместье на задворках королевства – это в лучшем случае. Лейзу, скорее всего, заточат в подземелье: у неё много недругов. Против лорда Айвиля ополчится вся знать. Сэр Ардий и сотня рыцарей вернутся в Дизарну без денег и почестей.

Только наследник короны (младенец или подросток – неважно) способен сплотить вокруг себя сторонников правящей династии. Они будут биться за него до последнего, преследуя свои интересы и отстаивая своё положение при дворе, иначе с потерей короля они потеряют всё, что имеют.

Тихо открылась дверь. Через опочивальню, низко пригибаясь, прошмыгнул слуга, держа в руке ведро с головешками. В купальне звякнули котелки, сердито шикнули в жаровне угли.

Из гостиной донеслись голоса. Киаран… Ему тоже не спится.

Рэн сел на край перины, опустил ноги на коврик, потёр лицо. Он велел позвать из Хранилища грамот чтецов, но не так же рано! Постучал костяшками пальцев по изголовью кровати:

– Войдите, лорд Айвиль!

Киаран переступил порог:

– В замке гости.

Рэн чуть не выкрикнул: «Янара?» Она не гость, а хозяйка…

– Кто?

– Герцог Лагмер со свитой.

Завтраки обычно проходили без короля. Довольствуясь скромной трапезой, придворные и знатные гости строили планы на день. Потом шли упражняться с мечом или кататься верхом по окрестностям города. Либо спешили уладить дела, приведшие их в столицу. Те, кто был хорошо подкован в вопросах налогообложения, юрисдикции и дипломатии, отправлялись в Башню Хранителей. В знак благодарности за неоценимую помощь Рэн освободил этих дворян от уплаты земельной ренты. Видя такое отношение короля к образованным людям, лорды не жалели денег на обучение своих сыновей в Фамальском ситете и строго следили за их успеваемостью.

Глава высшего учебного заведения, доктор теологических наук, получил статус почётного гостя короля и нередко присутствовал на завтраках и вечерних трапезах. Этим утром он пришёл в замок не для того, чтобы послушать светскую болтовню. Накануне вечером к нему домой нагрянул герцог Лагмер. Младший брат герцога успешно сдал вступительные экзамены, почти сразу попался на воровстве, и его имя вычеркнули из списка поступивших. Лагмеру не терпелось пристроить юнца.

Ректор привык к плавному течению жизни, к почтению коллег и благоговейному трепету учащихся. Герцог опустил его на землю. Крепкого телосложения, слегка сутулый, с бычьим взглядом, Лагмер походил на быка со своего фамильного герба. Тёмные кучерявые волосы и такая же кучерявая борода придавали ему вид лесного разбойника. А манера говорить – жёстко, твёрдо, уверенно – наводила на мысль, что герцог не терпит возражений и скор на действия.

Сначала он попытался подкупить ректора, а затем сказал, что ситет находится в старом здании, полы и перегородки деревянные, в шкафах много бумаг. Почуяв в его словах реальную угрозу, ректор еле дождался утра и поспешил в замок, намереваясь попросить у лорда Айвиля людей для охраны ситета. Он никак не ожидал, что, переступив порог гостиного зала, столкнётся нос к носу с герцогом.

Лагмер недобро сверкнул глазами:

– Пришли жаловаться?

– Нет, ваша светлость, – пробормотал ректор. – Я здесь частый гость.

– Опорочишь перед королём моё имя, – прошипел Лагмер, – и я приду в твою грязную лачугу. Перережу тебе глотку, а твою дочь продам в притон. – Зыркнув по сторонам, натянул на лицо добродушную маску и произнёс радостным тоном: – Вот так встреча! А я хотел зайти сегодня в ситет, узнать, поступил ли мой брат Эрган.

Ректор вцепился в полы сюртука:

– Поступил, ваша светлость.

Лагмер пошёл между столами, хлопая в ладоши:

– Слышали? Мой брат теперь студиус!

Отовсюду понеслись поздравления.

– Господин ректор! – позвал сэр Ардий. – Рядом со мной есть свободное место. Присаживайтесь.

Тот попятился:

– Я забыл кое-что дома. – И скрылся за дверью.

Слуга приставил к столу для почётных гостей стул. Лагмер уселся и, плеснув вина в кубок, покосился на жетон соседа:

– Посол?

– Посол, ваша светлость.

– Что тут произошло? В таверне всю ночь болтали о какой-то резне в храме.

Герцог Лагмер затронул животрепещущую тему. Этой ночью некоторые лорды наблюдали из окон Башни Гербов за погрузкой трупов на телеги и ещё не успели обсудить это событие с приятелями.

– Три дня назад… – начал посол, и все заговорили скопом.

Слушая обитателей замка, Лагмер отхлёбывал из бокала вино и рассматривал королевский штандарт, растянутый на стене над помостом. Скользнул взглядом по фамильным вымпелам, прикреплённым к колоннам. Найдя оранжевый вымпел с грозным быком, довольно прищурился.

Караульные ударили древками копий в пол. Заскрежетали отодвигаемые от столов скамейки. Присутствующие встретили короля стоя.

Рэн взошёл на помост, опустился в кресло и разрешил публике сесть.

– Герцог Лагмер! Какими судьбами?

Лой Лагмер приподнялся со стула и отвесил почтительный поклон:

– Я в Фамале проездом, ваше величество. Решил заглянуть.

– Ну и правильно. – Рэн взял наполненный слугой кубок. – Мы ведь с вами родственники, хоть и дальние. Должны поддерживать отношения.

– Я тоже об этом подумал. – Лагмер сел и принял расслабленную позу. – Не возражаете, если я остановлюсь в вашем замке ненадолго?

– Мы рады гостям. – Пригубив кубок, Рэн окинул взором притихших дворян. Казалось, они не дышали, боясь пропустить хоть слово. – Как ваша супруга? Как ваш сын?

– Моему наследнику и продолжателю славных дел великого дома Лагмеров полтора года. Несмотря на юный возраст, Боран развит не по годам. Настоящий мужчина. – Герцог покрутил бокал в руке. – Мне очень жаль, ваше величество. Вы понимаете, о чём я.

О болезни Дирмута… Рэн изобразил улыбку.

– Всё в руках Господа! Не теряйте надежду, ваше величество, – произнёс Лагмер словно с трибуны храма. Завертел головой, озираясь. – А где леди Лейза?

– У благородных дам день начинается позже, – ответил Рэн, ковыряясь вилкой в тыквенной запеканке.

Лагмер взял нож и остриём указал на сидящего за соседним столом Киарана:

– Лорд Айвиль! Как же я вас не заметил? Спишу на мою растерянность. – Поддел ножом ломоть пирога с зайчатиной. – С языка моих рыцарей до сих пор не сходит имя вашего сына, лорд Айвиль. Жаль, что он проявил себя только в стрельбе из лука. Могу посоветовать неплохого учителя фехтования.

– Благодарю вас за заботу, ваша светлость, – сказал Киаран с невозмутимым видом.

– Значит, да?

– Значит, нет.

– Я хотел как лучше. – Откусив от пирога большой кусок, Лагмер вытянул шею. – Сэр Ардий! – Проглотив кусок целиком, запил его вином и ладонью вытер со рта крошки. – Сэр Ардий, признаться, вы меня удивили. Зирта никогда не возвращался с турнира таким помятым, как в этот раз. А вы знаете, что сломали ему колено?

Сидя в конце зала, Ардий посмотрел через плечо:

– Передайте ему мои соболезнования, ваша светлость.

– Он не сможет больше сражаться.

– Ужас какой… – с наигранным сочувствием проговорил Ардий. Глянул исподлобья на сидящих за его столом рыцарей. Те пригнули головы, чтобы герцог не видел их улыбки.

Лой Лагмер осушил кубок и откинулся на спинку стула:

– Ваше величество, вы уже решили, когда состоится казнь?

– Казнь? – переспросил Рэн.

– Да, казнь. Когда вы казните Святейшего отца?

– Никогда.

– Я не ослышался?

– Святейший – больной человек. Его заключили в Безумный дом.

– Больной, не больной, а убил… – Лой Лагмер посмотрел по сторонам. – Сколько? Полсотни защитников веры? Сотню?

– Полсотни, – откликнулись из зала.

– Добавьте к ним тех, кого он довёл до самоубийства. Разве такой человек не заслужил сурового наказания?

– Разве пребывание в Безумном доме не является наказанием? – спросил Киаран жёстким тоном. – Ваша светлость! Не сомневайтесь в том, что делает король.

– Всё, что делает король, – сомнительно. – Лагмер вздёрнул подбородок и воткнул в Рэна холодный взгляд. – Если дело дойдёт до открытого конфликта с Первосвященником, мои воины сражаться с Ангельским войском не будут. Я глубоко верующий человек и не подниму меч против тех, кто несёт в заблудший край истинную веру.

Рэн сжал руками подлокотники кресла:

– Вы не приносили мне клятву верности?

– Приносил. Но если уж мне придётся выбирать между Богом и вами, я выберу Бога. Я не пойду против веры. Утром и вечером я молюсь, чтобы мои сады плодоносили, а поля колосились, чтобы мой сын был здоров, а жена родила мне кучу детей. Молюсь, чтобы у меня хватило сил защитить свою землю и семью. А вы своими бездумными действиями ставите всех, кто мне дорог, в опасную ситуацию. И надеетесь, что я поддержу вас? Кем я буду после этого? Если Бог отвернётся от меня, к кому мне обращать молитвы? Кто услышит меня, кто поддержит?

Ножки его стула с визгом проехали по полу. Герцог Лагмер встал в полный рост:

– А знаете?.. Я передумал гостить в вашем замке. Пойду в храм, помолюсь Ангелу-спасителю, чтобы он вразумил вас, и поеду домой. – И удалился.

Пряча взгляды, придворные принялись за еду. Рэн смотрел на них и понимал: семена сомнений посеяны. Лагмер явился в замок не для того, чтобы своим визитом выказать почтение царствующему родственнику. Он прощупывал почву. И скорее всего, герцог состоит в тайном союзе с Джалеем.

– Я никогда не добивал раненых и не казнил больных, – произнёс Рэн.

Дворяне обратили к нему лица, ожидая продолжения. Рэну хотелось рассказать им о зверствах защитников веры, об истинной природе Ангельских походов. Но поверят ли ему? Не донесут ли Первосвященнику? И кому здесь можно доверять?

– Вы считаете это неправильным? – спросил Рэн.

– Я бы не хотел оказаться в Безумном доме, – подал голос лорд Пяла, старый друг отца Рэна. – Это мне кажется самым жутким наказанием.

– Самое жуткое наказание, это когда человека подвешивают за ноги и сверху распиливают на две половины, – возразил лорд Марвел, бывший сторонник герцога Холафа Мэрита.

– Это пытка, а не казнь, – уточнил Хранитель грамот.

– Так казнили в прошлом веке, – упирался лорд Марвел.

– Довольно! – ни с того ни с сего вспылил Хранитель грамот. – Вы забыли, кто такой Святейший отец? Он дядюшка короля Джалея. В нём течёт королевская кровь. А вы предлагаете подвесить его за ноги и распилить?

Лорд Марвел вспыхнул:

– Нет конечно! Я просто вспомнил, что была такая казнь. И вообще, я не понимаю, к чему эти разговоры? Как решит наш король, так и будет. Давайте лучше поговорим о ярмарке в Калико. Стоит туда ехать?

После завтрака Рэн распорядился усилить охрану Безумного дома и предложил Лейзе съездить с ним за Янарой.

~ 97 ~

Янара вышла из башни и прищурилась от яркого солнца. На крепостной стене переговаривались стражники. На крыльце перед кухней стряпухи ощипывали кур и смеялись над шутками плотника. Слуги наполняли бочки водой. Из кузни слышался стук молота о наковальню. Из конюшни не вылетало ни звука: каждое утро солдаты уводили лошадей пастись на луг, устраивали за стенами крепости скачки или разъезжали по округе. Конюх выкатил из распахнутых ворот тележку с навозом, вытер полой рубахи лоб и скрылся в царящем внутри полумраке.

Спустившись с лестницы, Янара пересекла двор и заглянула в конюшню. Худощавый человек с острой как у козла бородкой и лёгкой сединой на висках вогнал вилы в землю и низко поклонился.

– Ты кто? – спросила Янара.

– Я Халик. Конюх.

– Понятно, что не кузнец. Мне незнакомо твоё лицо.

Выпрямив спину, Халик виновато улыбнулся:

– Вы меня не помните, миледи?.. Ну конечно, не помните. Я служил вашему мужу, герцогу Мэриту. Потом кастеляном крепости стал ваш брат, господин Бари. Он выгнал старых слуг, взял новых, а меня оставил. Оставил меня, кузнеца, пивовара, двух прачек…

– Я со всеми беседовала, а тебя почему-то пропустила. – Янара опёрлась рукой на перегородку между стойлами. В ногах странная слабость, внизу живота тянет.

– Когда беседовали? – спросил Халик. – В прошлом году?

– Нет, на днях.

– Я только вчера вернулся, миледи. Господин Бари разрешил мне проведать матушку. Она живёт… Далеко живёт. Меня здесь не было всё лето.

– Всё лето, – уныло повторила Янара. – Значит, ты не видел, как уехала Таян.

– Чего ж не видел? Видел. Мы разом поехали. Она довезла меня до тракта. Я пошёл напрямик, по полям, а она поехала дальше.

– Куда?

Собрав лоб морщинами, конюх почесал затылок:

– Не знаю, госпожа. Она ничего не говорила.

– Ясно. – Янара прислонилась спиной к перегородке.

По телу пробежала волна озноба. Да что это с ней?

– Может, ты слышал, о чём говорила Таян с моим братом?

– Не-а, не слышал, миледи. Господин Бари сломал ногу и не выходил из покоев. Он крикнул из окна, чтобы я дал ей телегу и лошадь. – Халик заглянул Янаре в лицо. – Миледи, вам плохо?

Она прижала ладонь к щеке и не ощутила прикосновения:

– Халик…

– Миледи, что с вами?

– Болха, – прошептала Янара и повалилась навзничь.

Конюх едва успел подхватить её:

– Все сюда! Госпоже плохо! Все сюда!

В конюшню вбежали стражники и прислуга. Кто-то взял Янару на руки, под причитания служанок прошёл через двор и взлетел по лестнице в господскую башню.

– Опускай, – эхом звучал голос Миулы. – Аккуратно. А теперь уходи. Уходи!

Издалека донёсся голос матери Болхи:

– Грейте воду! Живо!

Травницы, прибывшие из Фамаля вместе с Янарой и детьми, раздавали служанкам приказы:

– Убери подушки! Неси тряпки! Беги за ушатом!

Перед глазами Янары вращались стены и потолок. Платье под ягодицами и спиной становилось мокрым, липким и горячим. И вдруг всё померкло.

На замок опустилась ночь, когда мать Болха, травницы и Миула отправили служанок спать, уселись в передней комнате и устало вытянули ноги.

– Это что получается? – тихо сказала Миула, глядя в щель приоткрытой двери. В свете свечи была видна спящая Янара. – Королева носила дитя?

– Глупо называть сгусток дитём, – откликнулась одна из травниц, горбоносая старуха со странным именем Дика. – Срок слишком маленький.

– Это дитё! – прошептала со злостью мать Болха. – Пусть без ручек и ножек, но это уже дитё!

Вторая травница – миловидная женщина средних лет, с певучим голосом и с таким же певучим именем Лиида – стянула с головы платок и вытерла им шею:

– Не вздумайте сказать эту чушь королеве. Ей и так худо.

– Сейчас ещё не худо, – пробурчала Миула. – Она ничего не поняла. Проснётся, узнает, вот тогда будет худо.

– Я и говорю: пожалейте госпожу, не называйте сгусток дитём, – произнесла Лиида. – А королю вообще ничего знать не надо. Найдёт себе здоровую бабёнку, заделает ублюдка, потом признает его наследником. Такое уже случалось.

Миула уронила руки на колени:

– У короля сильное семя, сразу пускает корни. Королеве отдохнуть бы годик.

– А лучше два, – поддакнула Лиида. – Я подскажу госпоже, что надо делать.

– Ты сначала мне скажи. – Миула посмотрела исподлобья. – А то насоветуешь, сбежишь в свои леса, а мне потом расхлёбывать.

Травницы, как и знахарь Черемех, откликнулись на призыв лорда Айвиля помочь королеве и её новорождённым детям. В благодарность за это они получили охранные грамоты и могли идти куда глаза глядят, но захотели служить королеве и дальше, а королева, добрая душа, позволила им остаться. Лесные отшельницы вознеслись высоко. Миулу считали неотёсанной пустоголовой служанкой. От прямых оскорблений травниц удерживали страх перед её вспыльчивым характером и спрятанный под юбкой нож. Откуда им было знать, что Миула, дочь ведьмы, воспитанница Небесной Стаи, разбиралась в растениях не хуже их самих. Только Дика и Лиида с помощью трав лечили, а она убивала.

Повязывая голову платком, Лиида взглянула на Миулу с насмешкой:

– Что тебе сказать? Ты ж в нашем деле ни черта не понимаешь.

– А ты так расскажи, чтобы я поняла.

– Ладно. Есть несколько средств, чтобы не получались дети.

Болха закрыла уши руками:

– Не хочу это слушать. Грешница! Гореть тебе в аду!

Лиида вздёрнула блестящие брови:

– Тебя не волнует жизнь королевы? Тогда какого чёрта ты здесь делаешь?

– Я ухаживаю за детьми. И не чертыхайся! За упоминание адских сущностей сжигают на костре.

– Шерстить нянек и я умею, – прошипела Лиида, пропустив мимо ушей замечание Болхи. – Топай в свой монастырь, бесполезное создание.

– Посягать на территорию Бога нельзя! Не хочешь иметь детей – не дели с супругом ложе. Иные способы избежать зачатия греховны!

– Заткни уши покрепче, – осекла Миула монахиню и кивнула Лииде. – Какие средства?

Болха вскинула руку:

– Погодите! Я скажу, какое средство. Я вычитала о нём в древнем свитке. Папирус привезли из Заморья и подарили настоятелю Просвещённого монастыря. Я тогда была молодой, мне всё хотелось знать. Хорошее средство. Говорить?

Миула посмотрела на неё с подозрением:

– Говори.

– Перед соитием женщине надо смазать промежность густой смесью мёда, смолы и соды.

– Чего?

– Есть ещё одно средство. Я читала в том же свитке. Смазать промежность пастой из крокодильего навоза и кислого молока. Перед соитием, разумеется. Я не знаю, что такое крокодил, но подозреваю, что оно живое и гадит. Замечательный рецепт. Королеве понравится. А королю-то как понравится! Но чем заменить крокодилий навоз? Он жидкий или густой?

– А сейчас мы тихонько выйдем во двор, и я отрежу тебе язык, – прошептала Миула, вытаскивая нож из спрятанного под юбкой чехла.

Болха слетела с табурета и выставила перед собой руки:

– Я читала это. Клянусь! Есть такой свиток! Клянусь! Я не знаю, кто до такого додумался. Какой мужчина захочет возлечь с женщиной, которая измазана смолой, кислым молоком и чьим-то дерьмом? Если бы речь шла о шлюхе, я бы раздобыла крокодильего навоза и сама её обмазала. Но мы говорим о королеве. Вы только послушайте! Янара… Звучит как журчание лесного ручья. А вы хотите его изгадить.

В комнату заглянула нянька:

– Мать Болха, как госпожа себя чувствует?

Монахиня вмиг преобразилась: сложила руки на животе и приняла важную позу:

– С ней всё будет хорошо. Дети спят?

– Спят, мать Болха.

– Вот и замечательно. Я скоро приду. Ступай, милочка.

Лиида подождала, когда нянька закроет дверь, и прошептала:

– Хорошее средство – отвар из болотной мяты.

– Это яд! – заявила Миула.

– Ошибаешься! – заупрямилась Лиида. – Я заживляю отваром раны и язвы. А ещё он помогает, когда человека пучит. Крестьяне пьют, никто не помер.

Мать Болха уселась на табурет и с озадаченным видом уставилась на Миулу:

– Яд? А мы дымим болотной мятой в приютах для больных. Травим блох, вшей, комаров. Получается – нельзя?

– При чём тут дым? Вы не слышите, о чём я говорю! – разозлилась Миула. – Целебный отвар отличается от ядовитого крепостью. Важно, сколько капель или ложек пьёт человек и как часто он его пьёт. Но если есть хоть малейшая угроза здоровью королевы, то об этом средстве мы говорить не будем, иначе я всё расскажу королю и лорду Айвилю.

– Поддерживаю Миулу, средство должно быть полностью безопасным. – Болха воздела глаза к потолку и прошептала: – Господи, прости меня, грешницу.

– И я согласна, – подала голос Дика. – Средство не должно вредить плоду. Вдруг средство не поможет, королева понесёт, а мы узнаем об этом, когда дитя начнёт биться. Не хочу, чтобы ребёнок родился уродом. А такое может быть. Одни и те же травы подходят взрослым, но вредны младенцам.

– Ты правильно говоришь, Дика, – поддакнула Миула.

– Я вот чего скажу… – Дика потёрла горбатый нос. – Я знаю много трав, которые вызывают небольшое кровотечение на раннем сроке. Бабы пьют, радуются, что средство выручает. Им всё равно, что иногда грязные дни приходят неправильно и крови почему-то больше, чем обычно. Они не догадываются, что вместе с кровью выходит проросшее семя.

– Ты ничего им не говоришь? – вытаращила глаза Болха. – Не говоришь, что убиваешь их детей?

– Дети им не нужны. Были бы нужны, бабы ко мне бы не бегали. – Дика потуже затянула под подбородком узел платка. – Так к чему это я… Трав от зачатия нет.

– Есть! – возразила Лиида.

Дика тихо рассмеялась:

– Ой ли! Назови.

– Дикая морковь.

– Не смеши. Там, где я когда-то жила, дикой морковью испокон веку лечили кашель и выводили глистов. Детей – полная деревня.

– Ладно, – насупилась Лиида. – Бешеный огурец.

Травницы сыпали названиями растений и пищевых приправ, спорили и отметали один за другим рецепты мазей и отваров. Мать Болха слушала их, пока ей не надоело.

– Прекратите! – взмолилась она. – Одной женщине помогает, другой – нет. Если кому-то не помогло, значит, использовать нельзя. К чему эти споры? Я вспомнила ещё средство. Прочла в научном труде.

– Если ты опять про навоз… – начала Миула.

– Мазь из мёда и свинцовых белил.

– Яд!

Болха замотала головой:

– Да ты чего, милочка! Эту мазь придумал самый умный клирик.

Миула наклонилась вперёд:

– Читай по губам. Эта мазь – ядовитое собачье дерьмо.

– Ты ругаешься как пьяный мужик! – возмутилась Болха. – Тебе следует вымыть рот.

– Следует. – Спрыгнув с табурета, Миула подошла к шкафу и открыла дверцы. – У нас ещё остался ячменный спирт?

– Последнее средство, – вздохнула Болха. – Мазь из мёда, корицы и ртути.

Миула резко обернулась:

– А ты знаешь, я с тобой согласна. Посягать на территорию бога нельзя. Вернёмся в Фамаль, я лично сожгу труды ваших клириков.