~ 82 ~
Фрейлина Кеола подождала, когда мать Болха выйдет из опочивальни. Села возле кровати и протянула Янаре письмо. Она дрожащими руками разломала нашлёпку из воска, заменявшую печать, и заскользила взглядом по строчкам. Прочла письмо ещё раз и прижала к груди. В голове билось: милая Таян, добрая, милая Таян…
– Лорд Бертол Мэрит просил вам кое-что передать, – проговорила Кеола, широко улыбаясь. Придвинулась к Янаре поближе и клюнула носом её в щёку. – Он так целуется.
Янара залилась слезами.
– Я хотела вас порадовать, а вы плачете, – опешила фрейлина.
Натянув одеяло на голову, Янара сжала губы, чтобы не разрыдаться в голос. Не она увидела его первую улыбку, не она услышала первое «ма», не ей предназначался первый поцелуй. И первый шаг он сделает без неё. Думать об этом было невыносимо.
Размазав слёзы по лицу, Янара вынырнула из-под одеяла:
– Это от радости.
– Уф… – выдохнула Кеола. – Я испугалась.
– Расскажите о нём, расскажите!
Фрейлина ездила в Мэритский замок вместе с сэром Ардием и теперь охотно делилась светлыми и тёплыми впечатлениями. Янара слушала её, ни стоном, ни всхлипом не выдавая свою душевную боль. Она поплачет в купальне, когда рядом окажется только Миула. В другое время Янару окружали люди, при которых она сдерживала истинные чувства и притворялась умиротворённой.
Днём в её покоях всегда находился кто-то: служанки или леди Лейза, или мать Болха с послушницами. Ночью в её опочивальне спал на кушетке Рэн. До недавнего времени он делил постель с Янарой. Потом под ножки кровати подложили деревянные бруски, чтобы ноги королевы были выше головы: таким образом мать Болха пыталась предотвратить преждевременные роды. Рэна такая поза для сна не устраивала, и он перебрался на кушетку. Стоило Янаре пошевелиться, как Рэн тотчас поднимал голову и спрашивал, всё ли в порядке. Откуда он брал силы на ежедневные тренировки, встречи с дворянами и простым людом? Как ему после таких ночей-оборвышей вообще удавалось что-либо делать? Янара жалела его и лежала как мышка, что было непросто: с ногами выше головы, с тоскливыми мыслями.
В купальне ей прислуживала Миула. Когда на сердце становилось особенно тяжело, Янара утыкалась лицом Миуле в плечо и тихо плакала, а грубоватая служанка гладила её по спине и нашёптывала ласковые и очень нужные слова.
Эта беременность не походила на предыдущую. Желанная и своевременная, она не приносила ожидаемой радости. Янара прижимала руку к животу, но думала о другом ребёнке и любила другого ребёнка. И боялась, что Бертол никогда не поверит её словам любви. Тех, кого любят, не бросают.
– Как жаль, что я не могу увидеться с сэром Ардием, – вымолвила Янара, пряча письмо под подушку.
– Ничего, скоро увидитесь. – Кеола кивком указала на её живот. – Скоро уже?
– Если всё будет хорошо, через два месяца.
– Всё будет хорошо, даже не сомневайтесь. – Кеола протяжно вздохнула и изрекла будто старушка: – Как быстро летит время.
Как медленно тянутся дни, подумала Янара и посмотрела на безоблачное, по-весеннему синее небо за окном. Ей иногда позволяли подняться с постели, постоять возле открытого окна и подышать свежим воздухом. Вид на город закрывала глухая стена соседней постройки. Внизу находился дворик, огороженный вечнозелёной живой изгородью; он всегда пустовал. За время пребывания в Женской Башне Янаре начало казаться, что, кроме мужа и нескольких женщин, вхожих в её покои, на свете больше никого нет.
– Почитать вам книгу? – Кеола потянулась к прикроватному шкафчику.
Янара отказалась:
– Я под впечатлением от вашего рассказа о Бертоле. У меня не получится внимательно слушать. Отдыхайте после дороги. Почитаете завтра.
Как только фрейлина вышла из опочивальни, её место заняла мать Болха.
Миула принесла на ужин печёную тыкву. От этой еды Янару уже воротило. Печёные яблоки, груши, репа. Всё постное, без соли и сахара. Даже бульон, похоже, варили из умершей от голода курицы. А варёную рыбу Янара на дух не переносила. Но ела, вспоминая слова супруга о силах, необходимых для родов. Однако диета не способствовала замедлению роста плода, что сильно беспокоило мать Болху.
После заката пришёл Рэн. Скинув куртку и сапоги, прилёг рядом с Янарой и уткнулся носом ей в шею:
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо. Как прошёл день?
– Сегодня я издал указ о вырубке леса вокруг деревень и по краю дорог, проходящих через домен. Чтобы лиходеи в кустах не прятались и на людей не нападали внезапно. И объявил о награде за каждого пойманного разбойника.
Янара повернулась на бок и согнула ноги, иначе таз куда-то смещался и тянуло внизу живота. Запустила пальцы Рэну в волосы и принялась перебирать пряди:
– Никак не можешь с ними справиться?
– Не получается, – признался он. – Люди Киарана распускают слухи об обозе или карете с деньгами, устраивают засаду – и всё без толку. На чужой обоз нападают, на наш не клюют. Будто кто-то доносит им о наших планах. Я уже грешу на сынов Стаи. А Киаран гнёт свою линию, мол, его люди не продаются.
– Я ему верю.
– И я хочу верить. – Рэн поцеловал Янару в лоб. – Пойду помоюсь и лягу. Устал что-то.
– Может, пойдёшь к себе? У меня сегодня спина ноет. Буду крутиться. Не хочу тебя будить.
– Я крепко сплю, – улыбнулся Рэн.
– Пожалуйста.
– А что со спиной? Что говорит мать Болха?
– Говорит, ребёнок крупный. И я мало двигаюсь. А много двигаться нельзя – опасный срок, семь месяцев. Надо лежать. – Янара провела пальцами по щеке Рэна. – Хочу уйти отсюда. Здесь я как в тюрьме.
Он рассмеялся:
– Скоро освободишься. Осталось чуть-чуть. – Усевшись на край перины, стал надевать сапоги.
– Леди Лейза сегодня не приходила. Чем-то занята?
– Она с Киараном продумывает очередной план. – Рэн поцеловал Янару. – Утром загляну.
На ходу надевая куртку, спустился во двор. Ёжась от холода, добежал до Престольной Башни. Прошёл в свои покои и не раздеваясь повалился на кровать.
Кто-то потряс его за плечо. Рэн открыл глаза. Казалось, что он едва погрузился в сон, а за окнами уже брезжил рассвет.
– У королевы начались роды, – прозвучал голос Киарана.
Рэн слетел с постели и раскинул руки, пытаясь собраться с мыслями. Вроде бы одет, обут. Из умывальни доносился стук котелков: слуги грели воду.
– Успокойтесь, ваше величество, – проговорил Киаран. – Вас всё равно к ней не пустят. Нам остаётся только ждать. Вторые роды обычно проходят быстрее.
Рэн потёр глаза:
– Когда началось?
– Недавно. Служанка сообщила караульному. Караульный мне. Я сразу к вам.
– А моя мать?
– Думаю, пошла к королеве.
Рэн закружил по комнате, растирая шею:
– Семь месяцев. Опять раньше срока. Ну почему так?
– Кто же вам скажет?
– Она говорила, что неважно себя чувствует. Надо было остаться… – пробормотал Рэн и направился в купальню.
Киаран прошёл в гостиную, приказал слугам принести вина и чего-нибудь перекусить и подсел к камину – весенние ночи скупые на тепло, приходилось протапливать палаты. Рэн явился одетый как на званый ужин: в пурпурный шерстяной дублет с золотыми застёжками. Не притронувшись ни к вину, ни к еде, прислонился плечом к каминной колонне и, откинув крышку на часах, уставился на стрелки.
Распахнулась дверь. В комнату вбежала Лейза: бледная, с безумным блеском в глазах.
– Как она? – выпалил Рэн, лихорадочно пряча часы в карман.
– Дочка.
Рэн обхватил лоб ладонью:
– Хвала небесам!
– Подожди радоваться. У Янары двойня. Второй ребёнок не выходит.
– Почему не выходит?
– Схватки прекратились. – Лейза упёрлась руками в стол и с трудом перевела дух. – А теперь решай, кто тебе нужен: ребёнок или жена?
– Чего?! – пригнул голову Рэн.
– Кого оставлять в живых? Ребёнка или жену?
Он попятился, грозя пальцем:
– Ты это брось… – Налетел на кресло. – Пусть Болха постарается… Слышишь?
Лейза сорвалась на крик:
– Решай! Быстрее! Кого?
– Янару, – выдохнул Рэн и рухнул в кресло.
Хлопнула дверь. Затихли шаги.
Киаран налил в кубок вина:
– Лучшее успокоительное. Выпейте, ваше величество. – Заставил Рэна взять бокал. Налил вина себе и отошёл к окну. – Я похоронил двоих. Знаю, что это такое.
Рэн посмотрел на Киарана, не понимая, о чём тот говорит.
– Первым родился Гилан. Потом дочка. Прожила три дня. С Мерионой и Вейлой всё обошлось. Последним родился сын. Умер спустя месяц. Ни знахари не помогли, ни ведьмы. – Киаран глотнул вина. – Когда не видел детей живыми, то легче их хоронить. Мне кажется, что легче. Молитесь, чтобы королева выдержала.
– Я… – Рэн прочистил горло. – Я не умею молиться.
– Молитесь всем подряд. Высшим силам, небесам, всему живому.
– Пойду к ней, – сказал Рэн и поднялся.
– Вас не пустят.
– Пустят! Я король!
– Роды должны быть чистыми. Мужчинам нельзя видеть роженицу, пока она не разрешится от бремени и служанки не наведут в покоях порядок. Не унижайте свою жену.
Рэн сел. Поставил бокал на пол и обхватил голову руками.
В течение трёх часов караульные передавали сообщения: у королевы родилась двойня, дочка и сын; дети живы; королева очень слаба; мать Болха отправила в Просвещённый монастырь послушницу; прибыли монахи-клирики; явился настоятель монастыря…
Рэн всякий раз порывался пойти к жене: «Мне нельзя её видеть, а клирикам можно?» Киаран его удерживал: «На них это правило не распространяется. Возможно, сейчас, в эту секунду, они борются за жизнь королевы или за жизнь вашего ребёнка. Не смейте им мешать!»
Ещё час Рэн вышагивал по двору Женской Башни, посматривая на окна. Наконец двери распахнулись и королю разрешили войти. Киаран остался ждать снаружи. Рэн пробежал через холл, взлетел по винтовой лестнице и, задержав дыхание, ступил в гостиную. Клирики молча вышли из комнаты, оставив Рэна и настоятеля монастыря вдвоём.
– Вам уже сообщили, что королева родила двойню?
– Сообщили, – ответил Рэн, не сводя взгляда с двери в опочивальню.
– У мальчика проблема с ножками.
– Он будет хромать?
– Он не будет ходить.
У Рэна всё внутри опустилось.
– Почему?
– Когда у роженицы нет схваток…
– Почему? – повторил Рэн, задыхаясь от отчаяния.
– Ребёнка тянули из чрева. Спасали мать.
– Он получил травму?
– Да. Травма серьёзная и весьма болезненная. Нам пришлось дать ему слёзы мака.
Перед глазами перекосились стены, выгнулся потолок. Рэн вцепился в край стола:
– Вы с ума сошли.
– Зато он умрёт без страданий.
Рэн собрал волю в кулак. Расправил плечи:
– А это не вам решать, настоятель пустых наук. – И вошёл в опочивальню.
Здесь царил полумрак. Окна завешены плотными шторами. На столе и прикроватном шкафчике мерцали свечи. В их свете Янара казалась тенью.
Монахини отступили от кровати.
– Она уснула, – прошептала Лейза, сидя на краю перины.
– Я не сплю, – еле слышно проговорила Янара и открыла глаза.
Рэн опустился на колени, сжал её ледяные руки:
– Спасибо за детей, любовь моя.
– Ты их видел?
– Сейчас, – улыбнулся он и повернул голову на тоненький писк.
Сбоку от камина стояли две колыбели-качалки. Кормилица (или нянька) поправила на спинках серую ткань, чтобы свет пламени не падал на младенцев.
Подойдя к кроваткам, Рэн развёл руки:
– Кто тут у нас?
– Это братик, ваше величество, – подсказала кормилица. – А это сестричка.
Рэн взял спящего сына:
– Принц Дирмут Хилд! Я твой отец. – Поцеловал его в лобик и кивнул Лейзе. – Помоги.
Она уложила ему на другую руку попискивающую дочь.
– Принцесса Игдалина Хилд! Я твой отец. – Рэн поцеловал её в лобик.
Раздались тихие аплодисменты. Едва слышно прозвучали голоса:
– Поздравляем, ваше величество.
Он легонько потряс детей на руках:
– Такие крошечные. Пушинки.
Кормилица поклонилась:
– Не волнуйтесь, ваше величество. У меня очень хорошее молоко. Скоро вы своих детей не узнаете.
Рэн отдал младенцев и вернулся к постели супруги:
– Устала?
– Немножко, – ответила Янара и вялым жестом попросила его наклониться.
Он навис над женой, упираясь кулаками в подушку:
– Ни о чём не переживай. Слышишь?
– Дирмут не шевелил ножками. Игдалина шевелила, а он нет.
– Он слабенький. Мальчишки слабее девчонок. Мне так говорили.
– Он сначала громко плакал, а теперь спит и спит.
Рэн наклонился ещё ниже и вымолвил, касаясь губами уха жены (лишь бы она не видела его глаз):
– Это же хорошо. Он набирается сил.
Янара вымучила улыбку:
– Я тоже так думаю. – И опустила веки.
– Отдыхай, милая. Я буду рядом, заночую в соседних покоях. Ни о чём не переживай.
Покинув башню, Рэн направился в сторону павильона, утопающего в серых сумерках.
– Ваше величество! Как королева? Как дети? – крикнул Киаран и пошёл следом.
– Не ходите за мной!
– Ваше величество!
– Стоять! – проорал Рэн.
Взбежав по ступеням, затерялся среди леса резных колонн. Сжал кулаки, стиснул зубы и застонал.
***
Ночь выдалась тихой, безлунной. На крепостной стене беззвучно горели факелы. Не переговаривались гвардейцы. В конюшнях не всхрапывали кони. Фамальский замок, пережив тяжёлый день, забылся глубоким сном.
Свесив ноги с кровати, Янара села. На кушетке спала Лейза. В кресле – мать Болха. На стуле возле камина сидела кормилица, уронив голову на грудь. Из передней комнаты доносились монотонные мужские голоса – клирики читали молитвы.
Янара взяла свечу и, неровно ступая, приблизилась к колыбелям. Одна пустая…
Ужас сковал Янару. Она пыталась крикнуть: «Где мой ребёнок?» Но слова застряли в горле. И вдруг осенило: монахи читают над её сыном молитву за здравие! Над сыном, конечно! Он ведь очень слабенький.
Стараясь никого не разбудить, Янара на цыпочках пересекла опочивальню и приоткрыла дверь. Сквозь щель увидела сидящих на пятках клириков. Масляная лампа тускло освещала корзинку с младенцем.
Не желая сбивать мужей с определённого душевного настроя, Янара уже потянула дверную ручку на себя, когда её взгляд упал на книгу в руках одного из монахов. Обложка серая…
Широко распахнув дверь, Янара пошла между клириками мягкой поступью львицы, вышедшей на охоту.
– А что вы здесь делаете? – Поставила подсвечник на стол. – Что вы делаете?
– Моя королева… – начал клирик.
Янара указала на книгу:
– Это предсмертный молитвослов.
– Мы молим Бога прекратить мучения вашего сына.
Она остолбенела:
– Вы хотите, чтобы он умер?
Кровь зашипела в её жилах и обжигающим паром ударила в голову. Янара выхватила талмуд из рук клирика и заехала корешком книги ему в нос. Удар был настолько сильным, что монах упал навзничь и закрыл лицо ладонями; между пальцами побежали алые струйки.
Янара обрушила книгу на затылок другого монаха:
– Вон! – Резко обернулась и врезала бумажным кирпичом монаху в ухо. – Вон отсюда!
Клирики вскочили и бросились прочь из комнаты, а Янара продолжала награждать их ударами.
Лейза попыталась успокоить её, взяла под локоть:
– Янара, дочка…
– Не трогайте меня! – завизжала она и стала вырывать из молитвослова страницы. – Господи! Не слушай их! Дай моему сыну здоровья! Господи! Не я ли с ангельским смирением принимала невзгоды? Не я ли каждый день стояла на коленях и взывала к тебе? Не за себя прошу! За мою кровиночку! Дай ему здоровья и долгих лет жизни! – Швырнула книгу на пол и принялась топтать её ногами. – Нет смерти! Нет смерти! Нет!
Кто-то обнял её сзади за плечи.
– Янара… милая…
Её ноги подкосились. Она обмякла и едва не упала.
Рэн подхватил Янару на руки и понёс в опочивальню:
– Любовь моя… Что с тобой?..
– Они призывали смерть, – прошептала она и потеряла сознание.
Рэн уложил её на кровать. Вокруг забегали женщины, причитая и всхлипывая. Загремели котелки, зашипели угли в жаровнях, затрещала разрываемая ткань. Рэн вдавился в угол, чтобы никому не мешать, но его выставили за дверь.
Он всю ночь ходил по коридорам и палатам, взывая к богам, духам, ангелам, небесам… На рассвете поднялся на смотровую площадку и, боясь сойти с ума от ужасных мыслей, принялся считать гвардейцев на крепостной стене. Услышав тяжёлые шаги, обернулся. Слова Лейзы прогремели как гром: у Янары родильная горячка.
~ 83 ~
Рэн швырнул книгу Святейшему отцу под ноги. Хлопок талмуда о каменный пол прокатился по залу гулким эхом.
– Что это?
Служка подпрыгнул от неожиданности, едва не опрокинув шандал с горящими свечами. Из дверного проёма, ведущего во внутренние покои храма, выскочили защитники веры. Святейший остановил их жестом и с невозмутимым видом посмотрел поверх плеча короля:
– Лорд Айвиль! Это картины рая. Фрески со сценами ада находятся слева от вас.
– Вы очень любезны, – отозвался Киаран, рассматривая настенную роспись.
– Что это? – повторил Рэн.
Святейший поднял книгу, вытер рукавом переплёт из серой кожи:
– Предсмертный молитвослов, ваше величество.
– Эти молитвы монахи читали над моим сыном.
– Всё правильно. Эти молитвы готовят душу к переходу из земной жизни в вечную.
– Мой сын жив!
Святейший скривился. Подождал, когда затихнет эхо.
– Не надо кричать. У меня хороший слух.
– Мой сын жив, – прошипел Рэн. – Я не позволю вам хоронить его заживо.
– Никто не хоронит вашего сына. Монахи вели разговор с его душой, рассказывали, как легко и радостно ей будет на том свете.
– Что вы за люди?..
– Ваш сын калека, ваше величество. Он не станет ни королём, ни отцом, ни возлюбленным. Лучше оплакать его один раз, чем видеть каждый день, как он страдает. Позвольте ему уйти, будьте милосердны. – Святейший положил молитвослов на каменную тумбу. – Меня одолевают тяжёлые предчувствия, что королева не способна произвести на свет здоровое потомство. Не удивлюсь, если в следующий раз она подарит вам урода.
Рэн отшатнулся словно от удара в скулу. Окинул взором надменные лица защитников веры, подошёл к иерарху вплотную и прошептал:
– Придёт время, Святейший отец, и я приведу на помощь Ангелу-спасителю целую армию. Я разрушу ваши храмы и монастыри, разожгу огромные костры и очищу землю от демонов в ангельском оперении. – Развернулся на каблуках и направился к выходу.
– Это ваша вина! – ударилось в спину. – Бог наказал вас за идолопоклонство!
Под моросящим дождём Рэн сбежал с лестницы. Взял протянутые гвардейцем ножны с мечом и обернулся к Киарану:
– Вы говорили, что ваших детей не спасли ни знахари, ни ведьмы. Пусть они попытаются спасти мою жену.
– Ваше величество…
– Пожалуйста!
– Если об этом кто-то узнает… – Киаран мазнул ладонью по подбородку. – Не сносить мне головы, а вам не усидеть на троне.
– Приведите их тайком, привезите в бочках, в мешках. Прошу вас! Если тайна всплывёт, я возьму вину на себя. И пошлите за Таян.
Придворные и гости королевского двора с пониманием отнеслись к просьбе лорда Верховного констебля покинуть Фамальский замок. Одни поехали в свои феоды, другие переселились в постоялые дворы. Почти вся челядь разбрелась по домам. Остались кухари, личные слуги, фрейлина Кеола и мать Болха. Рэн хотел выгнать и её, но Миула заступилась за монахиню: Дирмут родился живым только благодаря ей, и она знала лучше всех, как ухаживать за недоношенными младенцами.
Киаран не рискнул обратиться к ведьмам. Во-первых, их некому было контролировать. А во-вторых, людям они вредили больше, чем помогали. Родильная горячка считалась неисцелимым недугом, как и родовые травмы новорождённых, поэтому на призыв Киарана откликнулись всего две травницы и знахарь – трое из девяти, к кому он отправил Выродков.
Рэн почти всё время находился рядом с Янарой. Она металась в жару, тряслась в ознобе, обливалась потом, бредила и никого не узнавала. Служанки не успевали менять простыни и прожаривать одеяла над огнём. Делая настои для питья и компрессов, лекари-самоучки обменивались беспокойными взглядами.
Близнецов разлучили. Игдалине отвели комнату рядом с покоями королевы, Дирмута перенесли на верхний этаж. Он постоянно плакал – умолкал, лишь когда полностью лишался сил. Кормилицы боялись, что от переживаний у них пропадёт молоко. Опасаясь, что младенец «накричит» пупочную грыжу или ещё хуже – сойдёт с ума от боли, мать Болха выпросила у короля разрешение иногда давать ребёнку слёзы мака.
Киаран отстранился от событий, происходящих в женской части замка. Он изучал подземелье, охотился с Выродками, играл с гвардейцами в кости либо бесцельно кружил по городу. И всё реже встречался с Рэном. Образ несгибаемого короля трещал по швам, как дешёвый костюм. Не такому человеку согласился служить потомок древнего рода Айвилей.
Но однажды ночью Киаран проснулся от собственного крика. Ему привиделись во сне серебряно-чёрные башни и зубчатая линия крепостной стены, фиолетовое небо и кружащие в воздухе лепестки жёлтых хризантем. Ифа шагнула с парапета смотровой площадки и исчезла…
Убеждая себя, что это всего лишь кошмар, Киаран высунулся из окна. Схватил ртом воздух и уставился на Женскую Башню. Король не сломлен и не разбит! Там – стоя над бездной – он удерживает возлюбленную от последнего шага всеми силами своего существа, всем пылом своей любви, всей своей неистовой страстью.
Киаран вдруг почувствовал себя мелким и жалким.
Предрассветную тишину нарушил скрип ворот. Караул выпустил всадников из Фамальского замка. Прядая ушами, кони миновали барбакан и поскакали на окраину столицы.
Дверь Безумного дома открыл незнакомый надзиратель. Киаран ругнулся под нос: в спешке он забыл надеть охранный жетон. Вопреки его опасениям, незнакомец узнал лорда Верховного констебля и без лишних вопросов впустил внутрь.
В камерах ворочались и бормотали душевнобольные. Дверца одной была приоткрыта. Свет факела выхватил из темноты лежащее на полу тело.
– Недавно помер, – объяснил надзиратель. – Не успели вынести.
– Белые монахи перед этим приходили?
– Приходили, милорд. Впервые за несколько месяцев.
– Может, они дают больным ядовитое зелье?
– По трупам не заметно. А если и дают? Их тут всех надо вытравить как крыс. – Надзиратель принялся указывать факелом на камеры. – Этот ползает словно змея. Этот жрёт собственное дерьмо. Этот…
– Стой здесь, – велел Киаран. Забрал факел и проследовал в конец помещения.
– И не спится вам, – прозвучал ворчливый голос.
– У меня к тебе срочное дело.
Приглаживая белую бороду, Магиз приблизился к решётке:
– Так уж и срочное?
– Помнишь, ты говорил, что от смерти можно откупиться?
– Ну, говорил.
– Как это сделать? – спросил Киаран чуть слышно.
Магиз оглядел его с головы до ног:
– Породистое лицо, благородная осанка и нищая душа.
– Послушай, старик, мне некогда соревноваться с тобой в остроумии. Если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, скажи, что надо делать.
– Договориться с матушкой-Смертью могут либо чёрные души, либо великие. Нищим душам такие дела не по плечу.
– Ах ты ублюдок… – прошипел Киаран и молниеносно просунул руку между прутьями.
Магиз успел отскочить. Нестарческая прыть удивила.
– А тебе по плечу? – крикнул Киаран.
– Мне всё по плечу, – прозвучало из темноты.
– Сукин ты сын! – Киаран ударил факелом по решётке. – Иди сюда!
– Зачем?
– Докажи, что можешь это сделать. Сделай, и я вытащу тебя отсюда.
– Мне и здесь хорошо.
Киаран сплюнул на землю:
– Грязная свинья!
– Ладно, ладно! Я сделаю! – прозвучало из глубины камеры. – Принесите мне два сердца: молодой женщины и её новорождённого сына.
– Да пошёл ты! – процедил Киаран сквозь зубы. – Больной ублюдок… – И направился к лестнице.
Проходя мимо остолбеневшего надзирателя, сунул факел ему в руку. Оказавшись на свежем воздухе, похлопал себя по куртке, выбивая мерзкую вонь. Вытер ладони о конскую гриву. Запрыгнув в седло, подумал, что он ничего не говорил старику о роженице и младенце. Наверняка белые монахи сообщили ему последние новости. Клирики – твари! – разнесли по столице слухи о болезни королевы и её сына.
Солнце подбиралось к зениту, когда Киаран, сделав круг по городу, добрался до замка. Возле казарм гвардейцы полировали доспехи и точили мечи. Возле королевской конюшни конюхи чистили лошадей. Водовоз погонял ослика, впряжённого в повозку. Вода выплёскивалась из бочки и оставляла на гранитных плитах блестящие кляксы.
Под портиком Престольной Башни Киаран столкнулся с королём и, чтобы скрыть возникшую неловкость, низко поклонился:
– Ваше величество.
– Я подписал документы, которые вы оставили на моём столе, лорд Айвиль, – проговорил Рэн и сошёл с лестницы.
Киаран посмотрел ему в спину:
– Как состояние королевы?
– Ни хуже, ни лучше.
– Ваше величество!
Он обернулся.
– Я давно не упражнялся с мечом, – произнёс Киаран. – Боюсь потерять форму. Не составите мне компанию?
В лице Рэна что-то неуловимо изменилось: то ли складка на лбу стала не такой глубокой, то ли взгляд потеплел.
– Если не возражаете, тренироваться будем возле Женской Башни. Не хочу тратить время на беготню между павильонами, если меня позовут.
– Почему я должен возражать? – отозвался Киаран, спускаясь по ступеням.
Они направились к постройке, в которой хранились тренировочные поддоспешники и доспехи.
Киаран свистнул гвардейцу:
– Гони сюда толстозадых оруженосцев. – Покосился на Рэна. – Как ни зайду в казарму, они вечно что-то жуют.
Рэн улыбнулся:
– Распоясались.
– Распоясались, – поддакнул Киаран, в глубине души радуясь улыбке короля. Захотелось услышать его смех. – Ставлю пятьдесят золотых «корон» на то, что выбью у вас меч.
– Проиграете.
– Не проиграю.
– Тогда почему так мало ставите?
– Ладно, – кивнул Киаран. – Сто «корон».
– Двести «корон», и я принимаю пари.
– Я разорю вас за несколько дней.
Рэн рассмеялся:
– На крайний случай у меня есть настоящая корона. – Расстегнул верхнюю застёжку дублета, сделал вдох полной грудью. Протяжно выдохнув, сжал Киарану плечо. – Спасибо.