После завтрака Янара пожелала прогуляться по городу. Рэн отговорил её: «Алауд – это огромный цех, в нём нет ничего интересного: одинаковые улицы и невзрачные дома». Кроме этого, он торопился на встречу с каким-то мастером и не смог бы сопровождать супругу, а гулять с гвардейцами Янаре не хотелось.

Она решила постоять на Гостевой площади и просто подышать свежим воздухом. Надела шубу, села в кресло, чтобы служанки застегнули пряжки на её сапогах, и закрыла глаза. А когда подняла веки, удивилась. Комната тонула в полумраке, в небе за окном мерцали звёзды.

Таян перенесла подсвечник с трюмо на столик, стоящий рядом с креслом, и приложила ладонь ко лбу Янары:

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Хорошо, – ответила она и распахнула полы шубы. – Только жарко. И пить хочу.

Миула подала ей кубок с сидром:

– Пожалуйста, ничего от нас не скрывайте.

– Я не скрываю. – Янара залпом осушила бокал. – Король вернулся?

– Нет. – Миула вопросительно посмотрела на Таян. – Ну что?

– Жара нет, а внутрь заглядывать я не умею.

Миула схватила Таян за локоть и прошипела ей в лицо:

– Не бреши!

– Хватит! – рассердилась Янара. – Думаете, я не вижу, как вы постоянно ссоритесь? Я всё вижу!

Служанки присели и сказали хором:

– Простите, миледи. Этого больше не повторится.

– Меня вымотала дорога, вот и всё. Эти постоянные переезды, харчевни, чужие кровати, непривычные запахи… Я устала!

– Вашему мужу надо спать отдельно, – ворчливо заметила Миула. – Если бы ко мне приставали каждую ночь, я бы уже умерла.

– Ты что себе позволяешь? – Янара швырнула в неё перчатки. – Я не могу устать?

– Можете, миледи. Ещё как можете! – поддакнула Таян, одарив Миулу сердитым взглядом. – Давайте я сниму с вас шубу.

Опираясь на подлокотники кресла, Янара с трудом поднялась. Ноги ватные, перед глазами прыгают огоньки свечей.

– На закате нельзя спать, голова потом чугунная, – проговорила Таян и бросила шубу на кушетку. – Сейчас умоетесь, и вам станет легче.

По коридору пробежал мальчик, звоном колокольчика приглашая постояльцев на ужин. Янара проследовала в трапезную и расположилась за столом. Сбоку замер слуга, ожидая приказа подавать горячее. Тиер тренькал на лютне. Дворяне обсуждали свои походы по мастерским и хвастались покупками. Из соседнего помещения доносились голоса гвардейцев и рыцарей. Вдруг голоса умолкли. Послышался скрип скамеек и стук каблуков: воины встречали кого-то стоя. Тотчас поднялись и лорды.

Янара пощипала себе щёки и с улыбкой посмотрела на переступившего порог мужа.

Слуги принесли чашу с водой, чтобы король омыл руки. Наполнили бокал вином, уложили на блюдо только что снятое с вертела мясо, установили глиняные горшочки с тушёными овощами и грибами, разомлевшими в сметанном соусе.

– Как прошёл день? – спросила Янара.

– Отлично, – ответил Рэн и с жадностью набросился на еду. Немного утолив голод, вытер мякишем хлеба пальцы и глотнул вина. – Тебе скучно, знаю. Завтра мы проведём целый день вместе. Я нашёл ковёр для твоей опочивальни, но не определился с цветом. Выберешь сама. Мне показали зеркало. В нём видишь себя так чётко, словно это и не зеркало вовсе. Не знаю, как его везти. Оно большое, в рост человека.

– Надо купить подарок вашей матери.

– Надо. Есть идеи?

– Тут кто-то говорил о духах. Это смесь эфирных масел. Выберем для неё духи с необычным ароматом.

Рэн наклонился к Янаре и сказал чуть слышно:

– Я бы поцеловал тебя, но ты не любишь целоваться на публике. – И принялся за тыквенный пирог.

Янара приняла расслабленную позу и пробежалась взглядом по трапезной. Возле двери стоял человек средних лет, одетый в просторный плащ из сукна и в клетчатый колпак с пером. Аккуратная борода с проседью подчёркивала выразительность лица. Не красавец, однако же в его внешности чувствовалось нечто одухотворённое, возвышенное, словно сам ангел поцеловал человека в лоб и одарил божественным сиянием. Встретившись глазами с Янарой, незнакомец поклонился.

– Кто это? – спросила она.

– Мастер Харас, скульптор, – вымолвил Рэн и запил пирог вином. – Он поедет с нами в Фамаль.

– Зачем?

– Скоро начнётся строительство храма Души. Харас украсит его скульптурами.

– Зверей или людей?

Рэн стряхнул крошки со штанов и налил себе вина:

– Ещё не решил.

– На строительство уйдёт несколько лет. Чем он будет заниматься всё это время?

– Ваять.

Не выдержав взгляда мастера, Янара опустила голову:

– Почему он на меня так смотрит?

– Творческие люди на всех так смотрят. – Рэн подал знак скульптору, и тот удалился. – Ты ничего не ешь.

– Не нагуляла аппетит. Я целый день спала. До сих пор не могу гусей собрать.

– Что это значит?

– Прийти в себя. Собраться с мыслями.

– Смешная фраза.

– Так говорила моя мама.

Рэн поднялся и протянул ей руку:

– Идём.

Город готовился ко сну. Свет струился из окон надстроек над цехами и падал на стены домов на противоположной стороне улицы. Внизу царил полумрак, прореженный огоньками фонарей, освещающих двери мастерских. Редкие прохожие не обращали внимания на королевскую чету, поскольку не знали короля и королеву в лицо, и ускоряли шаг, заметив позади них людей, вооружённых мечами. Ношение мечей – привилегия тех, кто входил в сословие сражающихся. Мещане, мастера и ремесленники принадлежали к работающему сословию и имели право использовать для защиты только ножи. Воины в подпитии или в плохом настроении не относились к тем, кого горожане были рады встретить в тёмном переулке.

Обнимая Янару за плечи, Рэн делился с ней планами на весну и лето. Она слушала тихий голос, и страх просачивался в её кровь. После свадьбы прошло почти четыре месяца. Срок, отведённый для зачатия, неумолимо таял. Поездки Рэна по стране вычеркнут из этого срока ещё полгода. А там и до зимы недалеко. Янара стискивала на груди шубу, невидящим взглядом смотрела себе под ноги и чувствовала себя иссохшим деревом, помеченным крестом – такие знаки лесники ставят для лесорубов.

– Замёрзла?

– Нет, – ответила Янара, безуспешно стараясь успокоиться.

– Не обманывай, ты дрожишь. Идём обратно. – Рэн прижал её к себе и, сам того не ведая, посыпал рану солью. – Я бы напоил тебя горячим вином с мёдом, сразу бы согрелась. Но не хочу рисковать. Вдруг ты носишь моего наследника?

Утром их разбудил стук в дверь. Янара встревожилась: уединения королевской четы никто не смел нарушать. Сэр Ардий доложил, что явились старшие мастера цехов. Они желают увидеть короля и королеву и преподнести им подарки.

Надевая рубашку, Рэн подошёл к окну и присвистнул:

– Янара! Иди посмотри.

Она приблизилась к мужу. Перед таверной стояла вереница гружёных телег.

В трапезном зале слуги отодвинули к стенам столы и скамьи, установили возле камина два кресла. Утро выдалось солнечным, и всё же хозяин велел принести шандалы и зажечь свечи для придания обстановке пущей торжественности.

При виде короля и королевы мастера отвесили низкий поклон. Рабочий люд оделся по-праздничному: в новые тулупы и кафтаны на меху. Каждый сжимал в руках колпак, украшенный пером. На шеях висели медальоны с гербами семейных династий.

Цех оружейных мастеров преподнёс королю меч с покрытой золотом рукоятью, королеве – серебряный нож для резки бумаг. Цех ткачей подарил несколько рулонов шёлка, бархата, шерсти… Цех парфюмеров – ящичек с десятком радужных флаконов. Цех ковроделов – три толстых пушистых ковра. Как признался Рэн, именно эти ковры он облюбовал, но не знал, какой цвет выбрать.

Когда перед креслами поставили прямоугольный предмет, завёрнутый в телячьи шкуры, Рэн посмотрел с весёлым прищуром:

– Неужели это то, что я думаю?

Подмастерья развязали верёвки, убрали шкуры. Янара посмотрела на своё отражение в зеркале. Подошла ближе, провела пальцами по гладкой поверхности. Стряхнула с плеча пушинку:

– Невероятно!

Мастер расплылся в улыбке:

– Секрет изготовления придумали не мы. Его привёз из-за моря наш товарищ. Это наше первое зеркало. Мы спорили всю ночь: подарить его сейчас или подождать, когда мы сделаем зеркало совершенным. Решили подарить. Если вдруг треснет или почернеет, не волнуйтесь, моя королева, мы привезём новое.

Подмастерья вносили в зал дары города. Мастера нахваливали свои работы. А Янара, тайком посматривая на Рэна, замечала, как углубляются морщинки на его переносице.

Кто-то из присутствующих закрыл двери и тем самым дал понять, что рог изобилия иссяк. Мастера обменялись взглядами и расступились, пропуская вперёд человека крепкого телосложения.

– Я глава Совета цехов, ваше величество, – представился он, теребя на колпаке перья глухаря. – Мастера Алауда не занимаются кустарщиной. Мы изготавливаем товары из самого лучшего сырья, отвечаем за качество и не боимся ставить на изделиях наше клеймо: циркуль, меч и молот. Однако мелкие ремесленники переходят нам дорогу со своими дешёвыми поделками. Мы не жалуемся, а говорим как есть. Нам трудно соперничать с ними, но мы не станем изготавливать плохой товар.

– Так что вы хотите? – спросил Рэн с подозрением.

Глава Совета оглянулся на товарищей. Те поддержали его кивками. Он обратил взор на Рэна и, не замечая, что ощипывает с перьев опахало, произнёс:

– Несколько лет назад наши люди обнаружили на Алаудском взгорье залежи железной руды. Мы обратились к Знатному Собранию с прошением позволить нам добывать железо. Знатное Собрание заломило цену, и мы отказались от задумки. Теперь с этой просьбой мы обращаемся к вам, ваше величество. Месторождение станет для города хорошим подспорьем. Место, где мы покупаем руду, находится далеко от Алауда, а местное месторождение простаивает. Может, у нас получится… договориться?

Рэн расслабленно откинулся на спинку кресла:

– Получится.

– Получится? – переспросил глава Совета. Оглянулся на коллег. Вытер колпаком выступивший на лбу пот. – Сколько нам надо будет заплатить? Хотя бы примерно.

– Нисколько.

– Как это?

– Вы не будете платить за железную руду, а я не буду платить за снаряжение и оружие для моих воинов, если таковое мне понадобится. Такая договорённость вас устраивает?

Мастера закивали, заговорили наперебой:

– Устраивает. Ещё как устраивает!

Рэн велел представителю Совета цехов приехать в Фамаль и оформить в Хранилище грамот необходимые документы. Приказал подмастерьям погрузить подарки на подводы и хотел уйти – мастера окружили его и принялись забрасывать вопросами. Сославшись на головную боль, Янара отправилась к себе и легла.

Рэн пришёл через пару часов и сообщил с порога:

– Завтра отправляемся домой. – Постоял в изножье кровати, ожидая ответа. – Ты не рада?

– Рада.

Он улёгся рядом с Янарой, потёрся носом о её щёку:

– Что случилось?

– Ты собрался с кем-то воевать?

– Все короли воюют.

Янара обхватила его за шею:

– Слово могущественнее меча! Слово могущественнее!

– Странно, что ты принимаешь это близко к сердцу. Твой отец воевал всю жизнь.

– Я не любила его так, как люблю тебя.

Рэн закрыл глаза:

– Повтори.

– Я не любила его так… как люблю тебя.

Руки Янары тряслись, разум дробился на тысячи режущих, колющих и пронзающих осколков.

– Повтори, – попросил Рэн, не открывая глаз.

– Я люблю тебя и очень боюсь тебя потерять, – прошептала она и губами открыла его губы.

~ 61 ~

Каждая лига давалась с трудом. Всему виной была не раскисшая дорога – по грязи полозья скользили как по льду, – а дополнительные телеги с покупками и подарками. Воины то и дело спешивались и вытягивали колёса из грязи.

Частые остановки вымотали Янаре все нервы. Хотелось сесть на лошадь и поскакать во весь опор. Конечно же, это только желание. Янара помнила, как добиралась из холостяцкого угла в Фамаль; тогда ей, проделавшей весь путь на иноходце, казалось, что в позвоночник всадили кол. Сейчас до столицы ехать и ехать. Не умея толком держаться в седле, она опять натрёт на ягодицах мозоли и получит проблемы со спиной.

Когда процессия выезжала на просохший участок дороги, кони срывались в галоп, кибитки словно летели над землёй, колёса телег едва успевали проворачиваться. Потом тракт нырял в густой ельник, где солнце с трудом пробивалось сквозь кроны и снег таял с ленцой, и снова начинались мучения с телегами.

В постоялых дворах Янара постоянно боролась с усталостью. Заставляла себя есть, садиться, вставать, улыбаться Рэну и отвечать на его вопросы: муж не виноват, что ей так плохо. Оставаясь наедине со служанками, валилась на кровать без сил.

– У вас со дня на день должна пойти кровь, – прошептала Миула, растирая Янаре руки. – Наверное, поэтому вас всё раздражает. Вы не замёрзли? У вас пальцы холодные. Вас укрыть?

– Не надо, – ответила Янара и подоткнула подушку под спину.

– Ужин готов, – сказала Таян, войдя в комнату. – Идёмте, миледи. Вам надо поесть горячей похлёбки, а то вы прямо похудели. Леди Лейза увидит вас и испугается.

– Сегодня так трясло кибитку, что у меня всё внутри переворачивалось. – Янара прижала ладони к животу. – До сих пор бурлит.

– Это от голода, – откликнулась Миула. – А знаете что? Давайте я принесу ужин сюда. Что вам делать в трапезной? Опять слушать мужицкую болтовню? Придвинем стол к камину, вы сядете вольно.

– Дайте мне потрогать, – произнесла Таян, внимательно наблюдая за Янарой. Потёрла руки, погладила её живот. – Я скоро приду. – И выскочила за дверь.

– Что-то не так? – заволновалась Янара.

Миула притронулась к её животу. Пожала плечами:

– Я в этом не разбираюсь. По мне, так всё нормально.

Таян вернулась далеко за полночь. Тихо пробралась в комнату, где спали король и королева, поставила свечку на подоконник и прошептала Янаре в ухо:

– Я привела бабку, которая разбирается в женских болезнях.

Бросив взгляд на Рэна, Янара села:

– Ты с ума сошла?

– Умоляю вас, идёмте со мной. Она не будет ждать до утра.

– Господи… Что ты такое придумала?

– Потом будете меня костерить, – засуетилась Таян, надевая на Янару сапоги. – Я не говорила ей, что вы королева, и вы не говорите.

Они прошли в конец коридора, ступили в комнатушку, освещённую масляной лампой. Таян плотно закрыла дверь. Миула набросила на кушетку одеяло.

– Ложитесь, госпожа, – улыбнулась старуха в рваном ватнике. – Сейчас посмотрим, что с вами такое приключилось.

От незнакомки сильно пахло сушёными травами.

– Вы знахарка? – спросила Янара, располагаясь на жёстком ложе.

Ничего не ответив, старуха положила ей на живот морщинистую руку:

– Кузнечик.

– Чего? – опешила Янара.

Старуха стянула с седой головы вязаный платок и прижалась к животу ухом. Разогнув спину, кивнула Таян:

– Ты права, деточка. Мне сказать или ты скажешь?

Таян помогла Янаре сесть и встала перед ней на колени:

– Миула велела мне держать язык за зубами, если я в чём-то сомневаюсь. Я держала. Теперь я ни капельки не сомневаюсь. Моя госпожа, у вас в животе маленький ребёночек.

– Кузнечик, – повторила старуха.

Янара почувствовала, как от её лица отхлынула кровь:

– Ты издеваешься?

– Вы носите четыре месяца, – отозвалась старуха. – Он уже бьётся.

Приложив руки к животу, Янара откинулась на стену:

– Нет!

– Первородка? – улыбнулась старуха, собирая космы в пучок. – Ничегошеньки вы не знаете. Молодух себе в служанки взяли. Вам нужна опытная женщина, у которой и выкидыши были, и мёртвенькие…

– Помолчи, карга старая! – шикнула на неё Миула.

– Нет! – повторила Янара. – У меня шла кровь. Всё как обычно.

– Такое бывает, – сказала старуха, обвязывая голову платком. – Редко, но бывает. Уж поверьте, я в этом разбираюсь. Знаете, сколько я деток приняла? Считать не пересчитать.

– Вы повитуха?

– Она самая. – Старуха махнула Таян. – Проводи меня, деточка. Некогда мне с вами лясы точить. А вам пусть Бог помогает.

Янара уставилась в пустоту. В голове так же пусто.

– Вы скажете королю? – спросила Миула. – Он ведь отец, надо сказать.

– Я не верю.

– Получается, вы понесли сразу после свадьбы.

– Я не верю! – Янара потёрла лицо, пытаясь привести себя в чувства. – Должен вырасти живот, а у меня он не вырос.

– У вас грудь стала больше. Я это заметила.

Янара вернулась в свою комнату. Скинув плащ и сапоги, забралась под одеяло.

– Рэн…

Он посмотрел щурясь:

– Ещё темно.

– Рэн… Мне кажется, я ношу ребёнка.

Он прижал пальцы к уголкам глаз:

– Кажется?

– Да. Я не уверена, но мне кажется. Нельзя, чтобы мою кибитку трясло и подбрасывало на кочках. Надо ехать медленнее.

– Ещё медленнее?

– Да.

– Хорошо. – Рэн лёг на бок и обнял Янару за плечи. – Спи.

Она погладила живот:

– И ты спи.

– Уже, – пробормотал Рэн.

Янара взглянула на него с улыбкой и вздохнула полной грудью.

*******

Глядя на своё отражение в оловянном зеркальце, Рэн прошёлся лезвием кинжала по заросшей щеке. Вытер клинок о тряпку:

– Мне приснилась какая-то ерунда. Ты просила не гнать лошадей. Или не лошадей… – Провёл лезвием по щетине на подбородке. – Просила ехать медленнее. Что-то в этом роде. Точно не помню. Я ещё подумал: медленнее можно только ползти.

Опустил руку с кинжалом, постоял, прислушиваясь к тишине. Быстрым шагом вышел из умывальной и уставился на жену, сидящую возле камина.

– Это был не сон.

– Не сон, – эхом откликнулась Янара.

Рэн направил на неё указательный палец:

– Не вставай! – Выскочил из комнаты. Вернулся. Схватил со спинки стула рубашку и перевязь. – И никуда не уходи!

Около полудня к постоялому двору подъехала телега, сопровождаемая двумя королевскими гвардейцами. Крестьянин отложил вожжи. Спрыгнув с козел, помог слезть с телеги старухе в рваном ватнике и вязаном платке.

Свита, не зная причины задержки королевской четы, попросту убивала время. Дворяне перекладывали покупки на повозках, эсквайры и воины проверяли подковы, подтягивали или ослабляли подпруги. Служанки топтались возле кибиток, подставляя лица яркому солнцу. Гомон голосов и пересвист птиц перекрыл окрик: «Пошевеливайся!» Все одновременно посмотрели на сэра Ардия, горой возвышающегося на крыльце. Затем взгляды перекочевали на старуху.

– Бабы орут, дети орут, мужики орут. Все орут, – проворчала она, поднимаясь по ступеням. – Как я ещё не оглохла?

Переведя дух, ступила вслед за рыцарем в дом. Прошла по коридорам, шаркая башмаками и роняя с ватника солому. Войдя в комнату, уставилась на Янару:

– Опять вы! – Заглянула ей в лицо. – Глаза не на мокром месте. Значит, всё хорошо. Ну и зачем меня сюда притащили?

– Ты повитуха? – спросил Рэн, стоя у двери.

Старуха повернулась и отвесила поклон:

– Простите, милорд. Я вас не заметила. – Держась за поясницу, выпрямила спину. – Да, я повивальная бабка. Одна на три деревни. И пока я здесь кланяюсь на все стороны, там кто-то разрешается от бремени.

Рэн подошёл к Янаре, сел на подлокотник её кресла:

– Это ты сказала, что моя супруга в тягости?

Старуха скорчила обиженную мину:

– Не верите? Принесите землю – я съем.

– Но… – Рэн потёр подбородок. – Это как-то странно.

– А чего тут странного? Вы с супругой спите?.. Или не спите?.. – У повитухи вытянулось лицо. Она с досадой посмотрела на Янару. – Я проболталась?

Рэн велел Ардию выйти и бережно притронулся к плечу жены, словно она превратилась в чашу из тончайшего стекла и он боялся разбить её неосторожным прикосновением.

– Я слышал, что о беременности узнают, когда прекращаются регулы.

Старуха облегчённо выдохнула:

– Ах, вот вы о чём. О грязных днях… Вы больше слушайте и столько всего услышите, милорд! Вам любая повитуха скажет, что такое случается. Был даже такой случай, когда баба не знала о птенце, пока он не вылупился. Думала, что глист выходит. Теперь представьте, как обрадовался её муженёк. Он дома два года не показывался, господину крепость строил. А тут явился на побывку, и нате вам. – Хрипло смеясь, бабка приложила ладонь к животу Янары. – Спит. Ночью прыгал как кузнечик – напрыгался.

– Как же нам теперь ехать? – озадачился Рэн.

– Далеко собрались?

– В Фамаль.

– Эка куда вас занесло. – Старуха почмокала губами, раздумывая. – Так и ехать. Потихоньку. Наши-то бабы крепкие, до родов вёдра с водой таскают. А ваша жёнушка хрупкого здоровья. Потихоньку доедете. А меня с собой не зовите. Я на три деревни одна. После жатвы крестьянам делать нечего – плодят детей. А теперь у меня с десяток баб на сносях. Как я их оставлю? Хоть колотите, хоть кожу сдирайте – не поеду. Да и не нужна я вам. Кроме Бога, никто вам не поможет.

Рэн вложил в сморщенную ладонь стопку серебряных «корон». Выпроводив повитуху, прошёлся по комнате, подбирая слова, которые наиболее точно передали бы его чувства.

– Как-то мы устроили привал. Развели костёр, поели, выпили…

– Мы? – отозвалась Янара, делая вид, что разглядывает половицы.

Рэн опустился перед ней на корточки и сжал её руки:

– Нас было около полусотни. Сыновья лордов, с нами вольные рыцари. Все молодые, но бойцы опытные, не раз сражались на поле брани. Мы сидели вокруг костра, и кто-то завёл разговор о том, что нужно мужчине для счастья. Мы сошлись во мнении, что в жизни ничто не доставляет такого удовольствия, как бешеная скачка, жаркая битва, звон мечей и вкус крови на губах.

– Надо же, – произнесла Янара едва слышно.

– С нами был разведчик. Немолодой, жилистый и сильный как буйвол. Он побывал в таких переделках, из которых сам чёрт бы не выбрался… И вот, когда мы пришли к единому мнению, он назвал нас желторотыми птенцами. Мы вздёрнули подбородки: как смеет выходец из низов называть дворян глупыми и наивными?! А он усмехнулся и сказал, что сражения, скачки, мечи и кровь – это всего лишь мужские забавы, но никак не счастье. Сказал, что в жизни нет ничего лучше, чем обнимать любимую женщину и держать на руках своего ребёнка. Мы смотрели на него: седовласого, изуродованного шрамами, не знающего ни страха, ни жалости, орущего в исступлении всякий раз, когда отсекал врагу голову. Мы смотрели на него и думали, что он шутит.

– Интересно, – прошептала Янара, не смея смотреть на мужа.

– Он не шутил. – Рэн обхватил её за талию. – Я обнимаю любимую женщину и задыхаюсь от счастья. – Прижался щекой к её животу. – Когда я возьму на руки своего ребёнка – наверное, сойду от счастья с ума.

Янара запустила пальцы ему в волосы:

– А если это будет дочь?

– Сын или дочь – какая разница? Это же моя плоть и кровь!

Рэн отправил гонца в столицу, чтобы навстречу процессии выслали лекарей и карету на мягких рессорах. Вышел во двор и обвёл взглядом дворян:

– Господа! Сегодня выяснилось, что моя супруга в тягости. Я не хочу…

Его голос утонул в радостных криках и аплодисментах.

Рэн вскинул руку:

– Я не хочу рисковать, поэтому мы поедем очень медленно. Моих рыцарей и гвардейцев – для охраны более чем достаточно. Если кто-то торопится, уезжайте без угрызений совести.

Вскоре королевская чета и свита в полном составе направились в Фамаль.

С каждым днём становилось теплее. Крестьяне вышли в поля. Воздух наполнялся запахами трав и свежевспаханной земли. Деревья и кустарники робко расправляли листья-крылья, будто сомневались, что наступила весна. И вдруг дружно зазеленели.

Проехав половину пути, колонна встретилась с отрядом Выродков, присланных лордом Айвилем. Они прискакали бы раньше, если бы не сопровождали две кареты. Первая предназначалась королеве. Во второй приехали монахини из женской общины при Просвещённом монастыре: мать Болха и её помощница, принявшая обет молчания.

Янара пересела в карету, потом перебралась обратно в кибитку: в ней меньше трясло, хотя досаждал визг полозьев по камням. Во время остановок мать Болха не оставляла королеву ни на минуту, присутствовала при встречах с королём, запрещала выходить из комнаты и спать с мужем в одной постели. У Рэна складывалось впечатление, что монашка считает его похотливым самцом. Это задевало. Он вовсе не помышлял о близости. Ему хотелось быть рядом с Янарой, обнимать её и мечтать о будущем. У Рэна не было другой возможности видеть жену: он ехал верхом, она – в кибитке.

В праздник Двух Пятёрок – пятый день Лугового месяца (05.05) – хозяин корчмы устроил для важных гостей настоящее представление: накрыл столы под цветущими абрикосами, позвал из деревни парней и девок, велел им нарядиться в яркие одежды и надеть венки из луговых трав. Свита пила и ела, а крестьяне танцевали под звон бубнов и колокольчиков. Мать Болха с помощницей наблюдали за празднеством с крыльца. И только Янара ничего не видела: окна её комнаты выходили на другую сторону дома.

Рэн смеялся над шутками, хотя считал эти шутки заезженными и пресными, аплодировал танцорам, хотя их танцы больше походили на кривляние. Потом подозвал Тиера, тоскливо сидящего на колоде возле поленницы, и отправился с ним к жене.

Мать Болха бежала за ними по коридору, бормоча что-то о предписаниях просвещённых клириков. Обогнала их на лестнице и встала столбом перед комнатой Янары:

– Ваше величество! Даме в деликатном положении нужен покой! – Сердито зыркнула на менестреля. – И что здесь делает этот? Ваш шут не знаком с правилами приличия. Я доложу о его поведении настоятелю монастыря!

Рэн отодвинул её в сторону. Приоткрыв дверь, прошептал в щель:

– Милая, я не один. Со мной Тиер.

Получив разрешение войти, пропустил вперёд менестреля, переступил порог и закрыл дверь перед носом разгневанной монахини.

В лучах заходящего солнца плавали пылинки. Лиловые тени обволакивали углы. Тиер пел о вечной любви. Притулившиеся на кушетке Миула и Таян смотрели на него заворожённо. Рэн и Янара возлежали на подушках и не сводили друг с друга глаз.

После этого Рэн приходил к супруге при первой же возможности, сопровождал её на вечерних прогулках по роще или лугу и спал в супружеской постели. А утром, покидая комнату, читал на лице матери Болхи неприкрытое осуждение.