Янаре отвели комнату на женской половине дома. Рэну выделили покои на втором этаже. Пока гости смывали пот в хозяйской купальне и в бане для челяди – в трапезном зале слуги установили столы и скамейки, принесли стулья для хозяев, кресла для королевской четы и герцогини. Забегали, побрякивая глиняной посудой и позвякивая столовым серебром. К тому времени, когда дворяне принарядились и получили приглашение на трапезу, столы были уже накрыты. Рыцари и гвардейцы расселись в трёх соседних комнатах.

Свита короля набросилась на мясо и вино. Слуги только успевали подносить новые яства и заменять посудины для костей чистыми. Тиер прохаживался по залу, наигрывая на лютне незатейливую мелодию. Иногда присаживался на скамью, чтобы откушать жаркого или крылышко курицы, и опять принимался ходить, развлекая людей музыкой.

Захмелевший лорд Донте произносил тосты. Супруга дёргала его за рукав и виновато улыбалась. Дворяне обсуждали охотничий замок герцога Лагмера и недоумевали, зачем он построил в глухом лесу башню и крепостную стену, хотя запросто мог ограничиться особняком и деревянным забором. Кто-то обмолвился, что жена Лагмера похудела и стала ниже ростом, но его слова утонули в гомоне голосов и звучании струн.

Барисса Кагар сидела справа от Рэна и почти ничего не ела. Слушала дворян, покачивая кубок в руке. На запястье в свете свечей переливались браслеты, в волосах блестели жемчужные нити. Бежевое платье соблазнительно обтягивало грудь. Стоячий воротник подчёркивал смуглость кожи.

– Вот и кончилась зима. Даже не верится, – проговорила Барисса. Не отводя от Рэна зелёных мерцающих глаз, глотнула вина. – Завтра праздник Двух Троек. Стряпухи всю ночь будут печь пироги и делать леденцы. В вашем королевстве в этот праздник люди обвязывают берёзы лентами, разводят костры, водят хороводы и поют. А у нас в Дигоре рубят на реках лёд и бросают в проруби ведьм.

– Весело, – вымолвил Рэн равнодушным тоном и повернулся к Янаре. – Отрезать тебе сыра?

– Мне кажется, что мы объели хозяина, – прошептала она.

И правда, на столах между тарелками и вазами появились просветы. Слуги не спешили заполнять их новыми блюдами и с тревогой посматривали на лорда Донте. Он давал им непонятные знаки, стараясь при этом выглядеть весёлым и беспечным. Рэн подумал: если пройти сейчас по чуланам, то они окажутся пусты, съестные запасы иссякли. Накормить такое количество гостей – нешуточное дело, особенно когда гостей не ждёшь. Внутренний голос подсказал, что ночью прибудут из деревень подводы с гусями, молочными поросятами, сыром и прочей снедью.

Рэн поднял кубок, в короткой речи отметил щедрость хозяев и мастерство кухарей, поблагодарил присутствующих за приятный вечер. Сообразив, к чему клонит король, дворяне осушили бокалы и дружно встали. Одни побрели спать, другие прихватили кувшины с вином и отправились на веранду играть в кости. Королевская чета, герцогиня Кагар и кое-кто из свиты перебрались в гостиную и подсели к камину. Тиер улёгся на ковёр. Положив лютню на грудь, вперил взгляд в потолок и принялся щипать струны.

– Вы очень красивая женщина, герцогиня, и не замужем, – сказала Янара, подставляя ладони теплу, исходящему от огня. – Куда смотрят женихи?

– Они смотрят в нужном направлении – на моих братьев.

– Ваши братья не хотят выдавать вас замуж? – спросил Рэн и велел слуге принести королеве накидку.

– Не хотят, – улыбнулась Барисса. – Им придётся отдать мне в приданое провинцию Пха-Едра. Так завещал наш отец перед смертью.

– Солидное приданое, – заметил Рэн, укрывая накидкой плечи Янары.

– Более чем. Десятая часть страны. Поймите меня правильно, ваше величество. Мои братья не торопятся отдавать меня замуж, но они не станут противиться, если я полюблю достойного человека и сама захочу стать женой.

– Сколько у вас братьев? – поинтересовалась Янара.

– Шестеро. Их имена вписаны в хронику.

Янара смутилась:

– Простите, герцогиня. Когда много читаешь, не всё откладывается в памяти. С хрониками у меня явно вышел перебор.

Рэн дотянулся до неё и легонько сжал ей колено:

– Старшего брата зовут Джалей, душа моя. Он король Дигора.

– Это я знаю.

– Имена остальных я тоже забыл.

Барисса перечислила имена братьев, каждому дала шутливую характеристику и начала рассказывать о провинции со странным названием Пха-Едра. Герцогиня многое знала и во многом разбиралась: в истории, географии, архитектуре. Рэну было интересно её слушать и нравилось на неё смотреть. Яркая, обольстительная молодая женщина полностью завладела его вниманием.

Янара сначала задавала уточняющие вопросы, потом спрятала руки под накидку и отвернулась к тёмному окну.

Тиер прошёлся пальцами по струнам:

– Спою я песенку о том,
Как тяжело быть королём.

Все умолкли и обратили взгляды на менестреля.

Он принял удобную позу и запел, извлекая из лютни переливчатые звуки:

– Герой, красавец, не повеса,
Мечта крестьянки и принцессы.
Страсть раскаляет их сердца,
Толкает в руки храбреца. Прекрасных дев чудные трели
Сулят ему игру в постели. Зря шепчете монарху в ушко,
Зря расставляете ловушки. Он должен думать о казне,
Как угодить своей жене, Как удержаться от греха.
Всё остальное чепуха.

Рэн не знал, как реагировать на песню с плохо скрытым намёком. Шутам прощались бесцеремонные шутки про хозяев, однако Тиер не шут – он менестрель.

Барисса поаплодировала:

– Браво, Тиер! Браво! Теперь я понимаю, почему вы стали придворным певцом.

Тиер вскочил на ноги и, отведя руку с лютней в сторону, низко поклонился:

– Благодарю, ваша светлость.

– Вы прославите своё имя, Тиер. Я в этом уверена!

Он выпрямил спину и обратил взор на Янару:

– Смех королевы важнее мне славы.
Я предпочту его звону монет. Деньги и почести – лишь для забавы.
Блеска душевного в золоте нет.

После этих слов Рэн простил менестреля за допущенную вольность и взял Янару за руку:

– У меня появился соперник.

Она смущённо рассмеялась:

– Вам не о чем волноваться, ваше величество. Спасибо тебе, Тиер. – Поднялась с кресла. – Прошу меня извинить, мне пора спать.

– А мне? – прищурился Рэн.

Янара из-под ресниц взглянула на Бариссу.

Герцогиня погладила ладонями подлокотники кресла:

– А мне пора на кухню. Стряпухи пекут пироги, надо проверить.

Рэн проводил Янару до опочивальни и, пожелав ей спокойной ночи, направился к себе. Возле его покоев стояла Барисса, сжимая пальцами дверную ручку.

Внизу, в гостиной, на лютне бренчал Тиер. С веранды доносились голоса и хохот дворян, играющих в кости. Во дворе лорд Донте покрикивал на слуг. А Рэн и Барисса смотрели друг на друга и не произносили ни слова.

Наконец она сдалась:

– Не пригласите в опочивальню?

– Нет.

– Я помогу вам раздеться.

– Не представляю герцогиню в роли служанки.

Барисса выпустила дверную ручку и потупила взгляд:

– Когда вы уезжаете?

– Послезавтра.

– Когда вернётесь в Фамаль?

– Через месяц, не раньше.

Барисса вскинула голову и забегала глазами по лицу Рэна:

– Герой, красавец, не повеса… Я приеду к вам в гости.

– Мы с Янарой будем рады вас видеть и окажем вам приём, достойный сестры короля Джалея Кагара, – сказал Рэн и вошёл в покои.

Сонный слуга вскочил со стула, засуетился возле господина, расстёгивая ему ремень и куртку.

– Подожди, – произнёс Рэн. После недолгих раздумий похлопал слугу по плечу. – Приду утром. Спи здесь, чтобы я тебя не искал.

Янара уже была в постели. При виде Рэна смутилась:

– Нам нельзя в чужом доме…

Он прижал палец к своим губам. Уселся на край перины и обратился к перепуганным служанкам, лежащим на кушетке:

– Снимите с меня сапоги.

Они вылезли из-под одеяла, накинули поверх ночных рубашек платки. Один сапог сняли легко. Со вторым намучились.

– У вас нога отекла, – проговорила служанка: с виду девочка, а голос низкий, грудной, как у женщины.

– Глазастая, – хмыкнул Рэн и скинул куртку.

– Это женская половина дома, – напомнила Янара. – Хозяйке не понравится, если ей доложат, что здесь спал мужчина.

– Король! Я король, Янара. Сплю где хочу. – Рэн кивнул служанкам. – Найдёте где переночевать?

Старшая потянула младшую к двери:

– Идём, Таян! Чего уставилась? Идём!

– Ваше величество, можно потрогать вашу ногу? – спросила девочка.

– Не надо, – отмахнулся Рэн. – Такое иногда бывает. Когда мало хожу пешком. Уходите! – И стал расслаблять шнуровку на штанах.

Таян выдернула локоть из руки приятельницы:

– А я всё равно потрогаю.

Не успел Рэн возразить, как Таян села на пол, задрала штанину и прижала руку к ноющей ноге. Под её пальцами закололо кожу. Кровь, пульсируя, хлынула к стопе.

– У вас неправильно срослась кость.

– В смысле? Я не ломал ногу.

– Ломали.

Рэн насупился:

– Я же лучше знаю.

– Неполный перелом. Трещина.

– Как же я тогда ходил?

– Так и ходили, а надо было лежать.

– Ты кто? – спросил Рэн, пристально рассматривая девочку.

– Таян. Служанка королевы.

– Я не о том спрашиваю.

– Я разбираюсь в болезнях.

– Где училась?

Таян пожала плечами:

– Нигде. Разбираюсь и всё. – Обхватила ладонями голень Рэна. – Вот здесь больное место.

– Точно, – подтвердил он.

– Меньше ноет?

– Совсем не ноет. Просто удивительно…

Янара перевернулась на живот и легла поперёк кровати:

– Объясни, как ты это делаешь. Я хочу сама лечить мужа.

Таян показала ей ладони:

– Это они делают, не я. – И принялась массировать ногу.

Рэн пошевелил пальцами:

– Обычно отёк спадает через полчаса. Дьявол! Как это у тебя получилось?

– Я не дьявол, а Таян.

– Не придирайся к словам.

– Полчаса – это долго?

– Это тридцать минут.

Сморщив нос, Таян уставилась в потолок:

– Наверное, долго.

– Ты не ответила на мой вопрос. Как у тебя получилось снять отёк так быстро?

– Не знаю. – Таян с умоляющим видом посмотрела на Рэна. – Только вы никому не говорите, а то меня выгонят из служанок.

Он улыбнулся:

– Никто тебя не выгонит.

– Выгонят! И отправят жить в лес, как всех знахарок.

– Я сохраню твою тайну, если ты сохранишь мою. Ты же никому не скажешь о трещине в кости?

– Никому! Честное слово! – Таян кивнула подруге. – Миула, обещай!

Та выпалила:

– Тайна уйдёт со мной в могилу. – И, выпучив глаза, побелела как молоко.

Рэн прищурился:

– Знакомый девиз.

– Девиз? – пролепетала Миула. – Не знаю никакого девиза. В нашей деревне все так говорят и запечатывают клятву землёй.

– Это как?

Миула и вовсе стала похожа на покойницу:

– Едят землю. Я съем, чтобы вы мне поверили. Сейчас принесу. – И попятилась к двери.

– Не надо, – остановил её Рэн и погладил Таян по голове. – Тебе цены нет.

Она возмущённо взмахнула ресницами:

– Я не продаюсь!

В этом взмахе ресниц и в том, как Таян свела брови, было что-то до ужаса знакомое. Рэн напряг память. Кто так же хмурится, когда чем-то недоволен?

Миула подошла к девочке и толкнула коленом:

– Не дерзи!

– Я не дерзю, а говорю правду, – огрызнулась Таян, продолжая массировать ногу.

– Это можно вылечить? – поинтересовалась Янара, наблюдая за её движениями.

– Трещина старая. Давно сломали?

Рэн задумался:

– Не помню. Может, десять лет назад. Может, больше. Наверное, больше.

– Как же вас угораздило?

– Дело нехитрое.

Таян одёрнула штанину. Ещё раз провела руками от колена к пятке:

– Я умею заговаривать боль, но нога всё равно будет отекать. Не так сильно, но будет.

– Заговаривать? – удивилась Янара.

– Чтобы боль забыла дорогу домой, надо её заговорить, заболтать. – Таян встала, поправила на плечах платок. – Я думала, вы король, а вы – Король!

– Таян! – рассердилась Миула. – Ты что себе позволяешь?

Девочка наклонилась и поцеловала руку Рэна, лежащую поверх одеяла.

Когда за служанками закрылась дверь, Янара перевернулась на спину и рассмеялась:

– У меня появилась соперница.

– Нет, милая. – Рэн взял её лицо в ладони. – Там, где ты, другим нет места.

Глаза Янары влажно заблестели.

– Где?

– В моём сердце, любовь моя. В моём сердце, – сказал он и припал к горячим губам.

~ 57 ~

Дочери Мериона и Вейла сидели перед камином и рассматривали содержимое шкатулки. Киаран прислушивался к их восторженному шёпоту и не сводил глаз с жены. Приезд Лейзы Хилд расстроил Ифу так сильно, что она не поинтересовалась, как дела у мужа, не помогла ему помыться и переодеться, не распорядилась насчёт трапезы. Закрылась в своей опочивальне и вышла только к ужину. Вместо того чтобы сесть за стол и исполнить обязанности гостеприимной хозяйки, расположилась на ковре рядом с девочками и повернулась спиной к присутствующим. Вопиющее неуважение к супругу и гостье! Киаран считал жену воспитанной женщиной, уважал её и ценил – сейчас ему хотелось взять Ифу за руку, вывести из гостиного зала и столкнуть с лестницы.

Подозревая, что с минуты на минуту из семейной корзины посыплется «грязное бельё», Гилан выпроводил слуг в переднюю комнату. Посмотрел на стоящую возле двери няню, раздумывая, отослать её или оставить. Наверное, лучше оставить. Иначе кто уведёт девочек, когда отец уже не сможет себя сдерживать. Силясь хоть немного сгладить ситуацию, Гилан переставил свой стул поближе к Лейзе и начал предлагать откушать то или иное блюдо. Она взглянула на него как-то странно, поблагодарила за тёплый приём и уставилась Ифе в затылок.

Гилан умолк, досадуя, что из-за непогоды сорвалась поездка матери к кузине. Ифе хотелось провести праздник Двух Троек в кругу родственников, с которыми она давно не виделась. В преддверии весны зима вытряхнула из закромов остатки снега, спустила с цепи ледяной ветер и, к сожалению Гилана, спутала все планы матери.

– У меня нет дочерей, и я не знаю, что нравится девочкам в этом возрасте, – нарушила молчание Лейза. – Надеюсь, мой подарок пришёлся им по душе.

– Они любят разглядывать побрякушки, – ответила Ифа не оборачиваясь.

Киаран опустил руку на колено и стиснул кулак:

– Садись за стол, Ифа.

– Вы ешьте, ешьте. Я не голодна.

– Миледи, – обратился Гилан к Лейзе, наполняя её бокал вином, – вы говорили, что король поедет в Дизарну. Не знаете когда?

Лейза пригладила скатерть ладонью:

– Не знаю, лорд Гилан.

– Я не лорд. – Голос прозвучал твёрдо, но вид подростка говорил, что такое обращение ласкает ему слух. Гилан придвинул кубок к Лейзе. – Моё любимое. Попробуйте.

Она сделала глоток:

– Терпкое.

– Добавить каплю мёда? – Гилан потянулся к глиняному черепку.

– Нет-нет! Вкус превосходный. Мёд его только испортит.

Ифа поднялась с ковра и села рядом с Киараном. Он налил ей вина и переставил подсвечник на другое место, чтобы свет не падал на бескровное и окаменелое лицо супруги.

– Я и вам привезла подарок, лорд Гилан, – вымолвила Лейза.

– Подарок? Мне? – В его голосе сквозило искреннее удивление.

– Хотела вручить завтра, в праздник Двух Троек, а потом подумала: зачем тянуть? И решила сделать это сейчас.

Лейза порылась в прикреплённом к поясу кошельке и протянула Гилану бархатный мешочек. В нём оказалась цепочка с золотым кулоном, имеющим форму приплюснутого яйца.

– Неужели часы?!

– Вы рады?

Гилан провёл пальцем по витиеватой гравировке на передней крышке:

– Не то слово! Спасибо!

Нажал на выпирающую из корпуса заводную головку. Прозвучал щелчок, крышка откинулась.

– Я всегда мечтал о часах, как у моего отца. Эти стократ лучше! Посмотрите, милорд!

Киаран взял украшение и поднёс к подсвечнику. В свете свечей заблестели золотые деления на чёрном циферблате и золотая стрелка.

– Действительно, лучше. Не хочешь поменяться?

– Даже не просите.

– Зачем они тебе? – спросила Ифа, косясь на подарок.

– Смотреть время! – сказал Гилан восторженным тоном. – У всех великих лордов есть часы. И у меня теперь есть.

– Не понимаю этой моды, – пожала плечами Ифа и бросила себе в тарелку жареного цыплёнка.

Защёлкнув крышку, Киаран вернул часы сыну:

– Тонкая работа. Мне очень нравится.

– А мне-то как нравится!

Лейза хитро прищурилась:

– Они понравятся вам ещё сильнее, когда вы узнаете, кому они принадлежали раньше.

– Кому? – Гилан недоверчиво улыбнулся. – Неужели королю?

– Ни за что не угадаете. – Лейза выдержала паузу. – Посмотрите знак на задней крышке.

Перевернув часы, Гилан свёл брови:

– Цапля… – Вдруг его лицо преобразилось. Не сдержав волнения, он подскочил на стуле. – Тадеска! Это его вензель! Начальная буква его имени! Как такое возможно?

– Он привёз из заморских стран много интересных побрякушек, в том числе эти часы.

– Это не побрякушка! – возразил Гилан и посмотрел исподлобья на Ифу.

– Когда вы приедете в Фамаль, – продолжила Лейза, – я покажу вам удивительное стекло. Если смотреть через него, то все предметы кажутся больше, чем есть на самом деле. Можно без труда вытащить занозу из пальца или вдеть нитку в ушко иголки. А если в солнечную погоду направить луч через стекло на стог сена и немного постоять не двигаясь, то сено загорится. А ещё у меня есть камень, который липнет к железу. Только я не знаю, что с ним делать.

Гилан нахмурился:

– Магия какая-то.

– В тех странах много звездочётов, исследователей и изобретателей. Люди изучают природу вещей, и никто не называет их колдунами и еретиками. Так говорил Тадеска.

– Как же я ему завидую, – прошептал Гилан, надевая цепь с кулоном-часами на шею. – Он столько всего видел. А я даже в горах не был. Я даже в лодке не сидел!

– Я велю Выродкам сколотить лодку и вкопать её во дворе, – произнёс Киаран. – Сиди хоть целый день.

– Вы насмехаетесь надо мной?

– Я всегда отношусь серьёзно к твоим печалям.

– Неужели вам никогда не хотелось путешествовать?

Киаран отрезал от молочного поросёнка кусок окорока. Уложив в тарелку, обильно полил горчичным соусом и поставил перед Лейзой:

– Сколько сейчас Тадеске лет?

– Наверное, около шестидесяти. Не знаю точно.

– У него есть дом? Жена? Дети?

– Он променял домашний уют на ветер странствий.

– Слышал, Гилан? У него нет ничего, кроме ветра и седой бороды.

– У меня даже этого нет, – пробубнил Гилан.

Киаран облокотился на стол, закрыл лицо ладонью и рассмеялся. Сын бросил на него обиженный взгляд и, заразившись весельем отца, прыснул в кулак.

Лейза издала отрывистый смешок:

– Простите, Гилан. Ради бога простите. Я представила, как смотрю утром в окно, а вы в лодке…

– Гилан в лодке, Гилан в лодке, – принялись повторять девочки, хихикая.

– А ну тихо! – цыкнул он на сестёр.

Ифа похлопала в ладоши:

– Девочки! Пора спать. Попрощайтесь с миледи.

Мериона и Вейла торопливо сложили безделицы в шкатулку.

– Подарок оставьте здесь, – велела Ифа, – а то не уснёте.

Дочери подбежали к Лейзе и, приподнимая подолы шерстяных платьев, сделали реверанс:

– Доброй ночи, миледи.

Присели перед Киараном:

– Спокойной ночи, милорд. – Кивнули Гилану и прошептали еле слышно: – Приходи скорее.

Гилан смутился:

– Я им рассказываю страшилки перед сном.

– Идите, идите! – прикрикнула Ифа на дочек.

Няня обняла девочек за плечи и вывела из зала.

Лейза и Гилан приступили к еде. Киаран наполнил кубки вином и откинулся на спинку стула. Как ни странно, чувство тревоги только усилилось.

– Где вы жили в Дизарне? – спросила Ифа, накладывая себе в тарелку жареную кукурузу.

Лейза вытерла тряпицей блестящие от жира губы:

– Меня с сыном приютил великий лорд Саган.

– Значит, вы были приживалкой, – ляпнула Ифа.

Киаран с силой сжал её руку:

– Простите дерзость моей жены, миледи.

Пальцы Ифы приобрели красный цвет, однако она не двинулась с места, не попыталась высвободиться или посмотреть с мольбой на мужа.

– Я была гостьей, – ответила Лейза как ни в чём не бывало.

Ифа покачала головой:

– Двадцать лет?

– Я хотела построить замок…

– На какие деньги? Вас же изгнали из королевства.

Борясь с желанием сломать жене пальцы, Киаран процедил сквозь зубы:

– Прекрати!

– Не злитесь на супругу, не надо, – попросила Лейза. – Я не вижу ничего предосудительного в её вопросах.

Киаран выпустил ладонь Ифы и скрестил руки на груди.

– Мой отец герцог Дирмут и мой муж великий лорд Хилд были богатыми людьми, – продолжила Лейза. – Их друзья помогли мне вывезти золото и драгоценности. Я хотела построить замок. Лорд Саган не позволил выбросить деньги на ветер. Он постоянно говорил: «Твой сын, Лейза, будущий король. Он не может взойти на престол нищим».

– Почему он не приехал на коронацию? – поинтересовался Гилан.

– Он слишком стар для путешествий, – ответила Лейза с грустью в голосе. – Вы не подадите мне шкатулку?

Когда лакированный ящичек оказался перед ней, открыла крышку и вытащила нить с нанизанными прозрачными бусинами:

– Однажды в замке моего отца остановился странствующий коробейник. Мне позволили порыться в его коробе и выбрать себе подарок на день рождения. Мне тогда исполнилось шесть. Вашей младшей дочке шесть лет, и я подумала, что бусы из горного хрусталя ей тоже понравятся. К моему счастью, у купца нашлись похожие. – Лейза вновь покопалась в шкатулке и приложила к платью брошь в виде ласточки. – На восьмой день рождения мне подарили ласточку. Я вспомнила о ней, когда увидела в лавке почти такую же. Сколько вашей старшей дочке? Восемь?

– Восемь, – кивнул Киаран.

Лейза взяла коралловый браслет:

– Когда я увидела эту вещицу, у меня чуть сердце из груди не выскочило. Мама подарила мне похожий. Сказала, что его прислал отец. Я тогда не знала, что его заточили в подземелье нашего замка. Думала… Неважно, что я думала. Я прорыдала несколько дней, когда браслет порвался. В моей шкатулке до сих пор хранятся несколько кораллов.

Лейза принялась выкладывать на стол разноцветные застёжки для плаща, шпильки с бабочками и цветочками, булавки с подвесками в виде рыбок…

– Я выбирала подарки вашим дочерям, и мне хотелось плакать от счастья, настолько мои воспоминания были живыми. Купец смотрел на меня как на полоумную. Думал, что я впала в детство: мать короля, а роется в побрякушках…

Ифа прижала ладонь к сердцу:

– Простите меня.

– За что? Вы правы, это всего лишь дешёвые побрякушки, но они нравятся маленьким девочкам. – Лейза немного посидела, глядя в пустоту. – Я очень устала. Спать хочу, нет сил. – Отодвинулась от стола вместе со стулом. – Не провожайте. – И удалилась.

Ифа уронила руки на колени, сцепила пальцы:

– Я вела себя отвратительно. Не знаю, что на меня нашло. Какое-то помутнение рассудка.

Гилан хлебнул вина и поднялся со стула:

– Пойду рассказывать девочкам страшилку.

– Останься, – попросил Киаран.

Протяжно вздохнув, Гилан опустился на сиденье и направил взгляд в тёмное окно.

– Мой дед считал, что разговаривать с женой надо с помощью кнута и кулака, другого языка женщины не понимают, – произнёс Киаран. – Я взял пример с отца и никогда не бил твою мать, Гилан… Если твоя жена поведёт себя подобным образом, ты вправе поступить с ней так, как советовал мой дед. А можешь поступить как я: поставить себя на место жены, понять её и простить. Я хочу, чтобы ты понимал разницу между дерзостью женщины и ревностью. Дерзость быстро искореняется посредством кулака. Ревность искоренить невозможно. Она как деревянный крест, к которому женщина прибита намертво.

– Прости меня, – прошептала Ифа, не смея поднять взгляда.

– Теперь можешь идти, Гилан, – сказал Киаран. Дождался, когда за сыном закроется дверь. Погладил Ифу по голове. – Если ещё раз поставишь меня в неловкое положение, я сломаю тебе нос.

Опираясь руками на стол, тяжело встал и покинул гостиную.