Швея приходила к ней вчера, в полдень. Женщина сняла мерки и радостно сообщила, что в её мастерской лежит платье нужного размера. Муж заказчицы вдруг пошёл на поправку, и вдовье одеяние не пригодилось. Надо только кое-где ушить и кое-что переделать. Янара никак не ожидала получить платье уже на следующий день.

Девушка присела:

– Вам, миледи. – И толкнула локтем свою подругу (или младшую сестру?). Та не пошевелилась.

Янара невольно поёжилась под немигающим взглядом девочки. Отложив свёрток, достала из сундучка монетницу. В ней хранилась горстка медяков, полученных за работу в холостяцком доме.

– Швее уже заплатили, – сказала девушка.

– Кто бы сомневался, – пробубнила Янара под нос, выуживая из мешочка две монеты. – Завтра праздник. Купите себе сладостей.

– Меня от сладкого тошнит, – поморщилась девочка. Голос у неё не по-детски низкий и тягучий, как мёд.

Её старшая подруга взяла монетки, сжала в кулаке:

– Меня не тошнит. Спасибо. А вы примерьте платье. Вдруг надо что-то переделать.

Янара подхватила свёрток и направилась в опочивальню.

– Давайте я вам помогу, – предложила девушка.

Ничего не ответив, Янара переступила порог комнаты и закрыла за собой дверь.

В свёртке лежало обычное вдовье одеяние. Девственно-белый воротничок и такие же белоснежные манжеты были примётаны; при необходимости их можно легко спороть и постирать. К наряду прилагалась белая пелерина с капюшоном. Янара как-то поинтересовалась у монашек: почему накидка не чёрная? Ведь сердце вдовы наполнено беспросветной печалью, а белый – цвет чистоты, лёгкости и радости. Монашки произнесли заумные речи о божественности, духовности и самообладании. Янара ничего не поняла. Лишь потеряв мужа, она подумала, что цвет вдовьей пелерины как нельзя лучше гармонирует с состоянием её души: ей легко и радостно.

Надев платье, Янара попыталась расправить плечи. Посмотрела в вогнутое зеркало. Яркое, но искажённое отражение на оловянной поверхности не позволило понять, что с нарядом не так.

– Ну как? – донёсся из гостиной голос помощницы швеи.

– Тесное, – крикнула Янара. Провела ладонями по груди и рассмеялась.

– Тесное? – Девушка заглянула в опочивальню. – В каком месте?

– Никогда не носила таких платьев, – произнесла Янара, давясь смехом. – Надела задом наперёд. Я думала, застёжки должны быть спереди. Иначе как их застегнуть?

– Застёгивают служанки. У вас есть личная служанка?

– Мои верные служанки остались в крепости моего покойного мужа. Правда, от них не было никакого толку.

– Что же это за служанки такие?

– Две старушки-близняшки. Они жили в моих покоях, и каждое утро я помогала им одеваться. Умывала их, причёсывала, а они возмущались. Мол, зачем нам прихорашиваться? Замуж поздно, к Богу рано.

Девушка улыбнулась и, скинув плащ на пол, подошла к Янаре:

– Давайте я помогу, миледи.

Янара позволила стянуть с себя платье, поправила нижнюю рубаху и снова затолкала руки в рукава.

– Я Миула, – представилась девушка. – Мою приятельницу зовут Таян.

– Я думала, вы сёстры.

– Сёстры по несчастью. Мой отец погиб, сражаясь за лорда, а мать умерла от лихорадки. Родители Таян утонули.

– Прискорбно, – вздохнула Янара и просунула голову в ворот платья.

– Эти истории сочинила Таян. На самом деле мы не видели своих родителей и не знаем, кто они. Не хочется думать, что наши матери шлюхи.

– И не надо так думать! Ваши родители были хорошими людьми. Просто с ними приключилась какая-то беда.

– Наверное… Повернитесь, пожалуйста. Я застегну платье.

Янара нехотя встала к Миуле спиной. Рубаха на лямках не закрывала шрамы на плечах.

– Нас подобрал один человек, – звучал тихий голос. – Сначала меня. Потом Таян. Принёс к себе домой. Выкормил, вырастил.

– Мир не без добрых людей.

– Потом у него родились свои дети: мальчик и две девочки. Мы почувствовали себя лишними и ушли. – Миула одёрнула подол вдовьего платья, поправила воротничок и манжеты. – Вот и всё. Теперь нормально?

– Вроде бы. – Янара повела плечами. – Кусается.

– До первой стирки. – Миула посмотрела на неё с мольбой. – Возьмите нас к себе.

– Куда?

– Служанками.

– А как же швея?

– Мы целыми днями сидим в маленькой комнате. Нам не нравится шить. Мы привыкли ухаживать, заботиться. С нами не скучно. Мы умеем хранить тайны и не знаем страха.

– Совсем-совсем? – усмехнулась Янара, окидывая девушку недоверчивым взглядом.

Невысокая, худенькая. Длинная шея, милое лицо, обрамлённое тёмно-каштановыми волосами. Нежный цветочек. Но глаза… В них сквозило что-то звериное.

– У нас острые зубы, – произнесла Миула. – Мы за вас горло перегрызём.

Такого ещё никто не говорил Янаре. Она взяла пелерину, помяла ткань в руке:

– Сомневаюсь, что мне разрешат взять девушек с улицы.

– Вы только скажите, к кому обратиться. Мы сами к нему сходим.

– К кастеляну замка. Или к смотрительнице женских покоев. Я сама точно не знаю. – Янара присела на кровать. – Таян ещё маленькая. Её вряд ли возьмут.

– Скажите только, что вы согласны. – Миула соединила перед собой ладони. – Пожалуйста! Я всегда мечтала прислуживать благородной даме, носить наряд служанки и смешной чепец. У меня руки чешутся сделать что-то по-настоящему полезное. Мы будем смеяться вместе с вами и грустить будем тоже с вами. Обещаю не мозолить вам глаза. Что же ещё пообещать?.. Мы расшибёмся в лепёшку и сделаем всё, что вы пожелаете!

После недолгих раздумий Янара кивнула:

– Я согласна.

Красть у неё нечего, а единственную тайну девушка уже узнала.

Миула раскраснелась, принялась обмахивать лицо руками:

– Боже… Вы не представляете, как я рада. – Упала на колени и поцеловала подол вдовьего платья. – Спасибо!

Смутившись, Янара взяла её за плечи:

– Сейчас же встань! И больше так не делай.

Миула вскочила на ноги. Подбежав к двери, сгребла с пола плащ:

– Я к кастеляну или к этой… как её… смотрительнице. – Переступив порог, оглянулась. – Не ложитесь спать! Мы приготовим ванну и поможем вам раздеться.

Когда в гостиной затихли голоса, Янара отложила пелерину и подошла к окну. Снегопад прекратился. Небо тёмное, но во дворе светло от снега. В Престольной Башне светятся окна. Прислуга наводит лоск перед коронацией. За каким-то окном покои короля. Вспоминает ли он о вдове, сдавшей ему замок? Вряд ли… Зачем она здесь?

*******

Рэн пробежал глазами по полуразмытым строчкам:

– Странное прошение о помиловании. Не находишь?

Поворошив в камине угли, Лейза приставила кочергу к стене и протянула руки к огню.

Рэн положил лист на стол и откинулся на спинку кресла:

– Почему ты раньше о нём не говорила?

– Потому что прежде я его не видела. И не слышала, как его зачитывали. Мне не разрешили прийти на суд. Ты же это знаешь.

Рэн считал, что благодаря рассказам матери знает всё о событиях двадцатилетней давности. Отца заточили в темницу, Лейзе под страхом смерти запретили покидать замок. Потом судебный исполнитель принёс ей постановление королевского суда: великого лорда графа Лавери Хилда четвертовать, пятилетнего Рэна Хилда отправить на воспитание к назначенному судьями опекуну, леди Лейзу Хилд изгнать из королевства. Рэна увезли из отчего дома тем же вечером. Мать должна была уехать после казни.

Странно, конечно. Король умер, а королевский суд состоялся. Быстро же семёрка лордов учредила Знатное Собрание и взяла в оборот королеву Эльву.

Росчерк пера судьи перевернул жизнь Лейзы с ног на голову. Хранительница титула и носительница королевской крови в один миг лишилась семьи, чести и огромного состояния. Другая женщина опустила бы руки, но только не Лейза. Она похоронила мужа, внезапно умершего в каземате, выкрала сына, нашла пристанище в Дизарне при дворе могущественного лорда. Наладила переписку с теми, кто не верил в виновность её супруга. Заручилась поддержкой хозяина Выродков и привела сына к трону.

Рэн знал эту историю с самого начала и стал свидетелем окончания трудного этапа жизни его семьи. А теперь смотрел на мать и слушал голос разума, который упорно твердил: «От тебя скрыли главное».

– Кто тебе рассказал о прошении?

– Судебный исполнитель. Судьи решили, что Лавери помешался рассудком: написал не прошение, а стишок. Стишок… – Лейза скривилась. – Козопасы…

Рэн кивком указал на бумагу:

– Белой костью отец назвал себя.

– Думаю, да.

– Пурпурный – цвет нашего дома. Непонятно, почему кровь. Наверное, он имел в виду свою казнь, на ней пролилась бы кровь рода.

– Наверное, – пожала плечами Лейза.

– Золотые крылья… Не знаю, как связать их с нашим гербом. Лебеди-то белые.

– Может, это верность и честь? Наш девиз?

– Верность и честь… Два крыла. – Рэн побарабанил пальцами по подлокотникам кресла. – Почему отца судило Знатное Собрание? Великих лордов судит только король.

– Король Осул умер.

– Надо было дождаться избрания короля! Новоизбранный король не начинает правление с казни. Он бы помиловал отца. Кто доверил его судьбу козопасам?

– Твой отец.

– Отец? – опешил Рэн.

Лейза села в кресло напротив него:

– Лавери находился в темнице. Меня стерегли как узницу. Я не понимала, что происходит, и была напугана. Королева Эльва приехала ко мне и сообщила, в чём обвинили твоего отца. Я, как и ты, возмутилась: «Великого лорда судит только король!» Она посмотрела на меня с сочувствием и сказала: «Репутация вашего дома подмочена. Вы не обладаете достаточной силой и поддержкой. Ваш сын не взойдёт на престол. Королём изберут Лагмера или Мэрита…»

Рэн стиснул подлокотники кресла:

– Зато отец остался бы жив!

Лейза жестом попросила его помолчать и продолжила:

– И Лагмеру, и Мэриту на тот момент исполнилось девять. Ты же понимаешь, что это значит? Королю назначили бы регента. Королева сказала: «Судить вашего мужа будет беспощадный регент, а не малолетний король. Либо…» – Лейза умолкла и пристально посмотрела на Рэна.

– Либо суд отложат до совершеннолетия короля, – закончил он фразу и прижал ладони к вискам. – Отец провёл бы в Башне Изменников много лет, а в итоге его всё равно казнили бы. Лагмеру и Мэриту чуждо милосердие.

– Перед тем как приехать ко мне, королева Эльва побывала в темнице. Лавери догадывался, какое будущее его ожидает. Он попросил Эльву сохранить корону для тебя и сказал, как это сделать.

Мать говорила ровным голосом, словно это произошло не с ней, а с кем-то другим. Её спокойствие задевало Рэна. Ведь речь шла о человеке, с которым она прожила семь лет. Неужели отец не заслужил хотя бы крупицы её сожаления, что его нет рядом?

– Я не знаю деталей, – продолжила Лейза. – Королева Эльва меня в них не посвящала. Одно я знаю точно: благодаря ей в королевстве двадцать лет не было короля.

Рэн потёр лицо. Услышанное не укладывалось в голове.

– Я считал её недалёкой и безвольной женщиной. А она – хитроумный паук. Под носом у всех сплести такую паутину! Почему она благоволила нам?

– Осул украл у твоего деда не только корону, но и возлюбленную.

– Эльва и мой дед любили друг друга?!

– Они были даже помолвлены.

Не справившись с волнением, Рэн вскочил и принялся ходить из угла в угол:

– Почему я раньше этого не знал?

– Потому что раньше ты задавал другие вопросы.

– Ты больше не виделась с моим отцом?

– Виделась. Накануне казни. В его последнюю ночь. Начальник темницы спросил, есть ли у него последнее желание. Лавери сказал: «Хочу женщину». Я пришла к нему под видом шлюхи.

Рэн налил себе вина. Пригубил кубок:

– Он хотел увидеть тебя?

Лейза улыбнулась:

– Да. Он не мог сказать прямо. Нас бы ограничили во времени. Подслушивали бы и подглядывали.

– Тебе опять посодействовала королева Эльва.

– А кто же ещё?

Допив вино, Рэн отставил бокал:

– О чём вы с ним говорили?

– Ни о чём.

– Мама!

– Мы занимались любовью.

– Всю ночь?

– Всю ночь.

Рэн подошёл к Лейзе и присел перед ней на корточки:

– Мама…

– О чём говорить с человеком, которого видишь последний раз в жизни? Просить прощения за то, что уже не важно? Мы наслаждались каждой минутой, отведённой нам в этом загаженном, заплёванном, прогнившем и прокисшем мире. Мы знали, что наше прошлое, будущее и настоящее оборвётся на рассвете, и остановили время.

– Ты любила моего отца.

– Я поняла это слишком поздно.

Рэн сжал руки матери:

– Ты его отравила?

– Нет. Нет! Я ушла, когда он спал.

– Хочешь сказать, что над ним сжалился кто-то другой?

– Он спал, – повторила Лейза.

Рэн провёл пальцами по её щеке:

– Он умер в тишине пьяным от счастья, а не под рёв оголтелой толпы на залитом кровью эшафоте. Спасибо тебе за это. – Поцеловал Лейзу в лоб и вернулся в кресло.

На стенах замерли тени. В камине потрескивали дрова. В окна таращилась луна. Женская Башня, стоящая неподалёку от королевской резиденции, тянулась к небу грязно-белой свечой. Завтра… Он увидит Янару завтра.

В двери постучали.

– К вам Святейший отец, – доложил караульный.

Рэн и Лейза переглянулись. Визит иерарха ночью ничего хорошего не сулил.

Войдя в гостиную, Святейший дважды поклонился и, сложив перед собой руки, спрятал ладони в рукава. Золотистые отблески свечей на серебряных кольцах расцветили его одеяние. И только капюшон, прикрывающий седую голову, оставался скорбно-чёрным.

– Вам тоже не спится? – спросил Рэн.

– Не спится, милорд… Не знаю, как вам сказать.

– Говорите как есть.

– Народные гулянья по случаю вашей коронации отменяются.

– Почему?

– Утром во всех молитвенных домах святые отцы проведут панихиду. Потом траурный ход пройдёт по улицам города. Это затянется до вечера.

Лицо Лейзы потемнело.

– Кто умер?

– Две сотни паломников. Они направлялись в Фамаль. Кстати, они шли по королевскому домену, по вашим землям, милорд. Ваши крестьяне убили их за то, что они жили по божьим законам.

Рэн прижал палец к вздувшейся на лбу жиле.

– Вы не волнуйтесь, – поспешил успокоить Святейший отец. – Коронация состоится, не будет только праздника.

– В стране объявляют траур, когда умирает король, – заметила Лейза.

– Мы не объявляем траур. Мы будем оплакивать набожных людей.

Рэн сжал-разжал кулак, борясь с желанием отдать сынам Стаи приказ загнать всех церковников в храм Веры и заколотить двери.

– Перенесём коронацию. Не хочу надевать корону под похоронные песнопения.

– Мы дольше ждали, – согласилась Лейза. – Подождём ещё пару дней.

Святейший вновь отвесил поклон:

– Как вам будет угодно, ваша милость. – Попятился к двери и вдруг замер на месте. – Если бы Бог вложил мне в руки не молитвенник, а меч, я бы наказал убийц. К сожалению, священнослужителям нельзя прикасаться к оружию.

Уловив в словах иерарха скрытый смысл, Рэн решил не поддаваться на провокации и кивнул матери:

– Надо предупредить поваров, что пир переносится.

Сообразив, что намёками он ничего не добьётся, Святейший проговорил елейным голосом:

– Если бы кто-то пообещал покарать виновных, мы бы поплакали завтра тихонько, за закрытыми дверями. Пусть люди радуются и веселятся, о нашем горе они узнают потом.

– Им в любом случае будет весело, – вымолвил Рэн. – Не каждый день проводится траурный ход.

Святейший вытащил ладони из рукавов и произнёс холодным тоном:

– Мы одобрим ваш брак с вдовой.

– Я сообщу вам о своём решении.

Когда иерарх покинул гостиную, Рэн придал лицу недовольное выражение, хотя внутри всё пело и плясало, и повернулся к Лейзе:

– Чувствую себя канатным плясуном.

– Ряса не исправит лжеца. Я всегда это знала. Убили не паломников, а сборщиков подаяний. И не две сотни, а пять десятков. Мы с лордом Айвилем разговаривали с гонцом. И если честно, я понимаю крестьян. Подушный налог они платят раз в год, а пожертвования на храм у них выклянчивают чуть ли не каждый месяц. Тут любой озвереет.

Еле сдерживая улыбку, Рэн заложил руки за голову и потянулся:

– Вот и разрешился вопрос с женитьбой.

– Если ты уступишь ему сейчас, тебе придётся всё время идти на уступки, – предупредила Лейза.

– Виновных действительно надо наказать. Ты видела, сколько безлюдных деревень и брошенных полей? На дорогах хозяйничают разбойники. Лорды хоть как-то следят в своих феодах за порядком, а на королевских землях царит произвол. С этим надо что-то делать.

– Смотри, чтобы наведение порядков не превратилось в насаждение новой веры.

Бросив взгляд на темнеющую за окном Женскую Башню, Рэн приказал караульному догнать и вернуть Святейшего отца.

~ 41 ~

Послышался скрежет ключа в замке. Скрипнула дверь.

– Это они, – прошептал Киаран, поправляя перекинутую через руку белую рясу.

– Надеюсь, – откликнулся сэр Ардий и поднял факел над головой. Это не помогло: в свете пламени просматривался только низ винтовой лестницы.

– Это они! – повторил Киаран. – Служанки сюда не суются. Хранитель подземелья запугал их рассказами о призраках.

По стенам в солевых разводах запрыгали блики огня масляной лампы. Кристаллики соли засверкали самоцветами. Под подошвами захрустела каменная крошка. Шаги неуверенные, неровные. При строительстве замков каменщики зачастую делали лестницы со ступенями разной высоты и ширины. Домочадцы и защитники крепости знали каждую ступеньку, а захватчики в пылу битвы не смотрели под ноги, спотыкались и падали, создавая помеху своим же товарищам по оружию.

– Осторожно, миледи, – послышался голос Миулы.

– Они, – выдохнул Киаран и мысленно проделал обратный путь.

Его и сэра Ардия сюда привёл младший сын Хранителя подземелья, но ждать девушек не стал, опасаясь, что отец хватится его и вместе со старшими сыновьями пойдёт обыскивать подземный лабиринт. Киарану предстояло самому провести людей от одной башни до другой.

– Здесь холодно, – пробубнила Таян. – Миледи, возьмите мой платок.

– Мне жарко от страха. Боюсь упасть и сломать шею.

Киаран сморщил лоб. Вроде бы Янара… При сдаче Мэритского замка она волновалась: не говорила, а сипела. Сейчас её голос звучал как мелодия. Страх в нём совершенно не чувствовался.

– Коленки ссадите, это да, – откликнулась Миула. – А чтобы сломать шею, надо перелететь через меня. Вы умеете летать?

Янара рассмеялась:

– Не умею.

Наконец девушки спустились.

Киаран шагнул им навстречу и склонил голову:

– Разрешите представиться, миледи. Я лорд Айвиль. – Указал на своего спутника. – А это сэр Ардий, командир королевских рыцарей.

Придерживая юбки, Янара присела:

– Я вас помню, лорд Айвиль. – Перевела взгляд на лицо рыцаря, покрытое тёмными пятнами от ожога. Ни бровей, ни ресниц. – Я рада, что вы живы, сэр Ардий.

Он удивлённо приподнял надбровные дуги.

– Вы разговаривали с моим отцом, рыцарем Флосом, – поторопилась объяснить Янара. – Или я ошиблась?

– Не ошиблись, миледи, – поклонился Ардий.

Киаран снял с руки одеяние из плотной шерстяной ткани:

– Наденьте это, миледи.

– Так нельзя, – попятилась Янара. – Такие рясы носят Чистильщики душ.

– Вы хотите побывать на коронации?

– Хочу! Очень хочу!

– Иного способа провести вас в Тронный зал я не вижу. Решайте, миледи. Либо вы надеваете рясу и идёте со мной, либо служанки отведут вас в ваши палаты.

Янара с растерянным видом смотрела на рясу. Киаран терпеливо ждал.

Чистильщики душ, они же белые монахи, являлись членами древнего ордена. Их не коснулась метла новой веры, и тому имелась причина. Вступая в орден, монахи принимали обет пожизненного молчания и общались друг с другом только им понятными знаками. Молча странствовали по королевству и молча выслушивали предсмертные исповеди. Снимали с души умирающего самый страшный грех и добавляли звено в железную цепь на своей шее. Святейший отец, как светоч Единой веры, не видел в белых монахах угрозу. Во-первых, молчуны не способны устроить бунт среди верующих. А во-вторых, при их виде людей охватывал суеверный страх.

Киаран намеренно выбрал для Янары такое одеяние. Если она появится в Престольной Башне под видом белого монаха, к ней никто не подойдёт и с ней никто не заговорит. Ну а встреча с настоящим Чистильщиком душ маловероятна.

После недолгих раздумий она кивнула:

– Хорошо.

Сняла вдовью пелерину, отдала её Таян. С помощью Миулы надела рясу поверх платья, подпоясалась верёвкой, накинула на голову широкий капюшон. Киаран повесил ей на шею короткую цепь и велел служанкам ждать госпожу здесь, возле лестницы. Девушки поставили лампу на землю и сели плечом к плечу на ступени.

Янара и её спутники шли по мрачному подземелью, провожая взглядами ответвления туннеля. Чудилось, что оттуда за ними кто-то наблюдает. Под высоким сводом еле заметно покачивались чёрные грозди. Было сложно понять: это летучие мыши или почерневшая от времени паутина, или обманчивая игра пламени факела и дыма.

Сначала лорд, рыцарь и вдова старались производить как можно меньше шума. Потом стали шаркать подошвами, желая избавиться от гудящей в ушах тишины. Свернув в одно из ответвлений, поднялись по узкой винтовой лестнице и оказались в помещении, заставленном бочками и ящиками. Миновав ещё две кладовые, где хранилась хозяйственная утварь, они вновь взошли по ступеням и очутились в заброшенном коридоре. Везде обломки стрел и копий, глиняные черепки, битый камень. Слева глухая стена – тупик. Справа окованная железом дверь.

– У вас хорошая память, лорд Айвиль, – отметил сэр Ардий. – Запомнили дорогу с первого раза. А мне постоянно хотелось свернуть не туда.

Киаран взглянул на Янару. Она согревала руки дыханием. Пальцы мелко дрожали.

– Не волнуйтесь, миледи.

Её губ коснулась лёгкая улыбка.

– Я немножко замёрзла.

– В подземелье и правда жутко холодно, – отозвался сэр Ардий.

Киаран наклонился к Янаре и прошептал:

– Если вас кто-то обидит, только намекните мне, и этот человек пожалеет.

Она посмотрела из-под капюшона. Глаза глубокие-глубокие, утонуть можно.

– Где же вы раньше были? – Приподняла подол рясы вместе с юбками. – Ведите, лорд Айвиль.

По галереям и палатам двигался нескончаемый поток людей, одетых в яркие наряды. Янара была единственным белым пятном, если не считать королевских гвардейцев, носивших белые накидки. На «члена тайного ордена» поглядывали искоса. Про Чистильщиков душ, хранящих молчание даже под пытками, ходило много слухов. Якобы они гипнотизировали взглядом и заставляли плакать самых злостных преступников. Поговаривали, что в комнату умирающего, как правило, входит один монах, а выходят всегда двое. Однако лорд Айвиль не нашёл никого, кто бы сказал: «Я видел это собственными глазами».

Вынырнув из толпы, Янара в сопровождении лорда и рыцаря проследовала в ложу, расположенную на втором ярусе Тронного зала.

За окнами серело утро. В шандалах и люстрах горели все свечи. Возле трона стояли Хранители и Святейший отец. Публика глазела по сторонам, обменивалась последними сплетнями и тушевалась под суровыми взглядами королевских гвардейцев.

Заметив около помоста Лейзу, Киаран оставил Янару с Ардием и, спустившись в зал, присоединился к матери короля. От её волос, прикрытых вуалью, исходил аромат корицы и кедра. От фигуры, закутанной в пурпурные шелка, веяло холодом.

– Прекрасно выглядите, миледи, – прошептал Киаран и посмотрел на белый силуэт в ложе.

Он выбрал удачное место для Янары. Обзору ничто не мешает. Рэну надо только поднять глаза, чтобы увидеть даму своего сердца.

– Спасибо, лорд Айвиль. Вы тоже. – Ответ Лейзы прозвучал как вздох. – Вам нравится вдова герцога Мэрита?

Киаран сжал рукоять кинжала. Лейза его ревнует! Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки.

– У вашего сына отменный вкус, миледи.

– Вы будете скрывать от меня её тайны?

– Кроме того, что над ней измывался муж, у вдовы нет тайн.

Лейза встала к Киарану вполоборота и незаметно для других провела пальцами по его руке:

– Ваши дочери сказали…

Он отшатнулся:

– Мои дочери?

Лейза улыбнулась уголками губ и повернулась к трону лицом:

– Они сказали, что леди Янара почти здорова. Мне не понятно слово «почти». Что оно означает?

Киаран смахнул пот, выступивший над верхней губой:

– Женщина, которую избивали три года, не может быть абсолютно здоровой. Почти – это значит, что скоро леди будет в полном порядке.

– Скоро – это когда?

– В ближайшем будущем.

– В ближайшем будущем она понесёт наследника короля. Если бы ваши… целительницы обнаружили у неё серьёзное заболевание, они бы вам доложили?

– Да, – произнёс Киаран без раздумий.

Лейза посмотрела на него:

– А вы доложили бы мне?

– Конечно, – ответил он, с трудом выдерживая жалящий взгляд. – Как вы поняли, что они мои дочери?

– Никак. Вы сами только что сказали.

Киаран подавился воздухом и закашлялся. Какой же он дурак!

Лейза похлопала его по спине и, замерев, проговорила:

– А вот и наш король…

В тот же миг гвардейцы, стоящие по бокам двери, ударили древками копий о пол.

В сопровождении почётного караула в зал вошёл Рэн. Вместо бархата и шёлка – кожаные штаны и куртка. Грудь и спина закрыты стальными пластинами с орнаментом из латуни. На плечах пластинчатые наплечники, покрытые геральдикой. И сапоги, в которых герцог Хилд впервые ступил на землю королевства.

Рэн не упал перед помостом и не потерял мантию. Святейший отец торжественно прочёл молитву и отточенным движением, словно делал это сотни раз, возложил ему на голову корону.

Получив от Хранителей атрибуты верховной власти, король Рэн произнёс:

– Клянусь поддерживать хорошее и изживать плохое. Клянусь оберегать старые традиции и не препятствовать новым, если оные направлены на мир и процветание Шамидана.

Присутствующие одобрительно зашумели.

– Перед тем как принять от вас клятву верности, – вновь проговорил Рэн, – хочу закрыть один вопрос. Великий лорд Мэрит!

Тот приблизился к возвышению:

– Я весь внимание, ваше величество.

– Я возвращаю вам штандарт вашего дома. Вы правы, он должен сгореть в погребальном костре вместе с последним потомком великого рода.

Королевский гвардеец внёс в зал зелёный флаг с двухголовым волком. Отвязал с навершия пурпурную ленту и вручил штандарт лорду.

– Благодарю, ваше величество, – произнёс Мэрит, сжимая в кулаке флагшток с такой силой, словно это был меч.

– Я бы вернул вам и замок, лорд Мэрит. К сожалению, порадовать вас не могу. Во время переговоров ваша сторона нарушила рыцарский кодекс чести. Надеюсь, ваши родственники или друзья обеспечат вам пристанище, где вы проведёте безбедную старость.

Мэрит попятился и смешался с толпой. Только флаг выдавал его месторасположение.

Рэн вызвал бывших вассалов покойного герцога Мэрита – тех, кто сдал ему свои крепости.

– Господа! Я возвращаю вам феоды и штандарты ваших домов. Выберите себе достойных сюзеренов, способных не только защитить вас в лихое время, но и помочь вам окрепнуть и увеличить состояние.

Под аплодисменты и одобрительные выкрики дворян гвардейцы внесли флаги и вручили их владельцам. Поступок, достойный короля, привёл к нужному результату: великие лорды и малые, не имеющие покровителей, с энтузиазмом начали выстраиваться в очередь, чтобы принести клятву верности.

Киаран одним из первых присягнул королю. Отойдя в сторону, поискал взглядом Лейзу – она куда-то исчезла. Решив отвести Янару к служанкам, пока есть свободное время, Киаран двинулся к выходу из зала. Ритуал принесения клятвы затянется на час-полтора. Потом состоится переназначение потомственных Хранителей печати, казны, сокровищницы, грамот и подземелья. Официальная часть церемонии завершится назначением коннетабля королевской гвардии, после чего король вместе с гостями отправится на пир. Киаран, тешивший себя надеждой получить обещанную должность, не мог пропустить эти мероприятия.

Пробираясь через толпу, он краем глаза заметил сбоку белое пятно. Неужели Янара? Повернув голову, увидел Чистильщика душ. Лицо закрывал капюшон. На шее множество железных цепей, заставляющих монаха сутулиться под их тяжестью. Сморщенные руки перебирали нанизанные на нить белые бусины.

– Наконец-то на троне сидит законный король, – прозвучал шипящий шёпот.

Киаран оторопел: член тайного ордена нарушил обет?.. Наклонился к старику:

– Мне показалось или вы что-то сказали?

– Король знает, что его деда отравили вы?

Киаран потянулся к кинжалу. В голове барабанило: не здесь, не здесь.

– Я был сопливым мальчишкой, когда герцог Дирмут умер от чахотки, – проговорил он, ненавязчиво подталкивая монаха к двери.

– Вы и ваш род – одно целое, милорд. За вами тянется кровавый шлейф прегрешений всех предков. Ваш отец превратил герцога Дирмута в развалину, поэтому Осул сел на трон. Вам ли этого не знать?

– Кто вам сказал эту ерунду? – прошептал Киаран, озираясь. Не дай бог, кто-то услышит. Не дай бог!

Дворяне шумели и подгоняли друг друга, желая поскорее присягнуть королю. Им не терпелось покончить с торжественной частью и сесть за праздничный стол.

– Лорд Айвиль! – окликнул кто-то. – Не уходите! Лорд Айвиль!

Он оглянулся. Определить, кто кричал, не удалось. Посмотрел вперёд и не увидел монаха. Рывком повернулся влево, вправо. Завертелся на месте. Белые накидки гвардейцев цепляли взгляд и мешали сосредоточиться. В груди разрасталась паника.

Киаран выскочил в коридор. Бывшие вассалы Мэрита скручивали флаги.

– Вы не видели белого монаха?

– Нет, милорд.

Киаран кинулся к караульным:

– Из зала выходил белый монах?

– Нет, милорд.

Он поднялся на балкон, окинул толпу взглядом. Перешёл на другой балкон… Выйдя во двор, велел Выродкам перекрыть выходы из замка, обыскать постройки и подвалы, вылезти из кожи вон, но найти Чистильщика душ.

Вернувшись в башню, Киаран вновь расспросил караульных и встал в дверях Тронного зала. Кто выдал этому старику тайну, связывающую род Айвилей с королём Осулом? Только сам король Осул. Кому король Осул выдал тайну? Только безмолвному Чистильщику душ. Никому другому он не признался бы в содеянном.

Вокруг продолжали толкаться и возбуждённо шуметь дворяне. Очередь к трону становилась короче. Если Янару не отвести в женские покои сейчас, то ей придётся томиться в укрытии до вечера.

– На вас лица нет! – воскликнул Ардий, когда Киаран вошёл в ложу. – Что случилось?

– Потерял фамильный перстень.

– Не расстраивайтесь. Люди перейдут в другой зал, и перстень найдётся.

– Я тоже так думаю… Леди Янара, вам пора. Сэр Ардий, вы оставайтесь. Незачем ходить друг за другом.

Проводив вдову и препоручив её служанкам, Киаран долго сидел на корточках в тишине подземелья, силясь остыть. Хаос в голове сменился чёрной пустотой. Ни одной мысли. И вдруг забрезжила надежда. У монаха нет никаких доказательств. Ни документов, ни свидетелей. И заговорит ли он открыто? Нарушение обета молчания ляжет несмываемым пятном на репутацию древнейшего ордена. А если заговорит? Рэн знает, что род Айвилей не пользуется народной любовью, и, скорее всего, расценит слова монаха как бред полубезумного старика или как клевету.

Киаран вернулся в Тронный зал, когда ритуал клятвы верности подходил к концу.

– Где вы были?

Он посмотрел на Лейзу:

– Отводил вдову.