~ 30 ~
В религиозные праздники нельзя работать, и настоятельница отправляла девочек-прислужниц домой. Эти несколько дней в кругу семьи были для Янары серьёзным испытанием. Она всегда не там сидела, не там стояла и всё делала не так. Единственным местом, где Янара никому не мешала, стал сеновал под крышей конюшни. Если ей не поручали пасти коз, она забиралась наверх, пряталась в сено и спускалась поздно вечером. Отец ворчал, что дочка совсем одичала в своём монастыре, и брал её с собой в деревню: обменять козье молоко на муку или купить что-либо у странствующего коробейника. Сажал Янару на свою лошадь в мужское седло, а сам шёл рядом и говорил, как надо держать спину, как натягивать и попускать поводья. Это всё, что она узнала о верховой езде.
Сейчас Янара ехала в дамском седле. Точно такое же она видела у супруги лорда, в чьих владениях находился монастырь. Дворянка иногда проведывала свою шестую по счёту дочь, которую отдала Богу в невесты, едва та научилась ходить.
Вызывая из памяти образ грациозной леди, Янара изо всех сил старалась держать правильную осанку и не показывать вида, с каким трудом ей даётся каждая лига. Ныли ноги и руки, в спину будто вгоняли кол, и он медленно двигался вдоль позвоночника к шее. Вдобавок к этому Янару смущали наёмники. Она избегала на них смотреть: вдруг кто-то неправильно расценит её взгляд? А потом успокоилась: рядом с ней рыцарь, он не даст её в обиду. Холаф тоже был рыцарем, но его не рыцарское поведение объяснялось тем, что Янара его жена, его собственность, он вправе делать с ней всё, что ему вздумается. И лорд Мэрит – рыцарь. Однако в его обязанности входило держать челядь, и в том числе невестку, в чёрном теле. Теперь она вдова и пополнила ряды тех, кто находился под защитой доблестного воинства. Во всяком случае, так написано в книгах. В монастыре не хранили бы рукописи с заведомой ложью.
В одной из деревень им повстречался купеческий обоз. Рэн купил Янаре перчатки для верховой езды, сапоги на меху, плащ на подкладке и с капюшоном, вязаный шарф и платье из толстого сукна. Она не противилась, понимая, что в своей старой одежде походит на нищенку, и не беспокоилась о том, чем будет расплачиваться. Под ней иноходец – Рэн сказал, что это часть её приданого. Она отдаст ему жеребца.
Небольшой конный отряд делал остановки: после полудня, чтобы перекусить, и вечером, когда всё вокруг исчезало в темноте и редкие звёзды, мелкие как горошины, тоскливо смотрели вниз. Трапезы проходили в молчании. Молчали и посетители – те немногие, кто не сбежал из харчевни при виде наёмников. Наверное, им некуда идти. Они глотали похлёбку или кашу, запивали элем или сидром и, вытянув ноги, ковырялись в зубах, тайком поглядывая на воинов.
Янара начала сомневаться: а наёмники ли сопровождают их с Рэном? Вот её отец был чистейшим наёмником, несмотря на то что в его опочивальне хранились рыцарские доспехи. Ни зимой, ни летом он не снимал стёганую куртку и штаны из нескольких слоёв материи, прошитых крупными стежками. Не любил стричься, и волосы спадали на плечи нечёсаными прядями. Бороду подравнивал большими ножницами; ими мать резала крапиву на оладьи. Не умывался утром и не мыл руки, садясь за стол. От него пахло дымом, конским потом и навозом. С его сапог грязь отпадала лепёшками. В разговоре он вворачивал такие словеса, что Янара от стыда давилась воздухом. А однажды отец до полусмерти избил бродячего трубадура, приняв за любовника жены.
Спутники Рэна совсем другие. И Рэн другой.
Забывая о ноющих ногах, Янара с любопытством смотрела по сторонам. Она никогда не путешествовала и ничего толком в своей жизни не видела. Холмы ей казались горами, озёра – морями, сосны – исполинскими великанами, небо – огромными воротами в рай; к ним вела дорога, сливаясь с небесами на горизонте.
Янара не хотела думать, что ожидает её там, за горизонтом, что прячет в себе эта мнимая обитель блаженных. В постоялом дворе она запирала дверь своей комнатушки на засов, забиралась на кровать и, не замечая холода замёрзшей постели, пыталась разобраться в своих чувствах к Рэну.
У него тёплый взгляд и тёплые руки. Когда он прикасается к ней, будто невзначай, поправляя капюшон, помогая сесть в седло или придерживая поводья её коня при переходе через ручей, – внутри становится тепло. И неважно, что дует промозглый ветер, а тело цепенеет от неудобной позы, – стоит Рэну посмотреть на неё, как в жилах начинает бурлить горячая кровь. Вечера возле очага в тавернах… Она никогда их не забудет. Они садились на табуреты, лицом к лицу. Её ноги между его ног. На полу две покорные тени. Рэн что-то рассказывает. Смеётся. Постукивает пальцами по её колену. Ему кажется, что она не слушает, витает мыслями где-то далеко. Она не далеко. Близко. Так близко, что слышит, как бьётся его сердце, как сбивается его дыхание. А она боится шевельнуться и вынырнуть из сна.
Если бы он притянул её к себе – она бы обняла его крепко-крепко, прижалась к нему сильно-сильно. Это ведь сон, вымысел разума. Пусть разум придумывает сказку, в которой рядом с мужчиной – ей хорошо. Ведь на самом деле – с мужчиной плохо.
Рэн брал Янару за руку и провожал до комнаты. Согревал прощальным взглядом и отправлялся к себе. Он тоже не хотел её будить. Переступи он порог покоев, сними с себя и с неё одежду – она проснётся. Пробуждение будет таким болезненным, что после него не захочется жить.
Через пять дней отряд остановился на последний ночлег, хотя до столицы оставалось всего несколько лиг. С наступлением темноты городские ворота запирали, и запоздалые путники проводили ночь в различных заведениях, натыканных вдоль дороги на каждом шагу. В выбранной Рэном харчевне крестьян набилось так много, что хозяин велел прислужникам принести из кухни ещё один стол и выделил герцогу и его спутнице по комнате в хозяйской части постоялого двора.
Рэн не явился к ужину. Не пришёл он и позже, когда посетители разбрелись по каморкам, а те, кому не хватило кровати, улеглись на полу и на скамьях, пристроив под головы мешки. Янара сидела за столом и смотрела на два табурета, установленных по её просьбе возле очага. Табуретам – тепло. Ей – холодно.
Далеко за полночь кухарки перестали греметь посудой, потушили масляные лампы – оставили только одну, на крюке возле входной двери – и отправились по домам.
Огонёк с трудом пробивался сквозь покрытое нагаром стекло, пламя в очаге теряло силу. Янара глядела на спящих людей и пыталась понять, что она здесь делает. Не в харчевне, а за границей своего мира. Без денег, без вещей, без планов на будущее. За последние дни разум впервые стал задавать вопросы: куда она едет, к кому и зачем? Янара искала ответы и не находила.
Под утро она вышла во двор, хотела вернуть себе спокойствие, глядя на тающие звёзды. Раньше это помогало. Послышались тихие шаги. Сбоку замерла тень. Наёмник. Значит, побыть одной не получится. Янара вернулась в харчевню и села возле потухшего очага.
На рассвете явились кухарки. Из кухни потянуло приятным теплом. Проснулись мужики. Одни подхватили баулы и поспешили в столицу. Другие потолкались возле рукомойника и расположились за столами. Наёмники отправились седлать коней.
Хозяин не стал разжигать очаг: кому он нужен днём? Он растопит его на закате, когда закроют городские ворота.
Наконец пришёл Рэн. Опустился на табурет напротив Янары. Лицо утомлённое, взгляд рассеянный.
– Ты выглядишь обеспокоенной, – проговорил он. Его голос звучал тоже устало. – Что тебя мучает?
Янара обхватила себя за плечи:
– Не знаю, почему мне так страшно.
– Ничего не бойся. Я всё решил, пока ты спала. У тебя начинается новая жизнь, в которой есть я.
Янара хотела сказать, что этой ночью она не сомкнула глаз и старая жизнь вряд ли её отпустит. Но в голове эхом звучали удивительные слова, возымевшие волшебную силу. Ей не надо бояться. Рэн её защитит.
Ближе к полудню они добрались до Фамаля и, миновав военный палаточный лагерь, въехали в городские ворота.
Столица поразила и оглушила Янару. Она даже не предполагала, что в одном месте может собраться такое количество людей. Казалось, сюда съехались со всего света. Толпа гудела, кричала, смеялась. Слышался говор на незнакомом языке. Важно вышагивали купцы в расшитых кафтанах. Торопливо семенили церковники в серых и чёрных одеяниях. Проезжали рыцари в сверкающих доспехах. На перекрёстках стучали топоры и молотки: возводились помосты для выступления менестрелей и прочих бродячих артистов.
Откуда-то донеслось: «Рэн Хилд!» Толпа подхватила и принялась скандировать: «Хилд! Хилд!» Янаре, не привыкшей к подобному шуму, хотелось закрыть уши ладонями.
К путникам отовсюду стекались всадники в коричневых кольчугах. Янара сообразила: эти воины тоже наёмники. Взяли её и Рэна в плотное кольцо. Кони с диким ржанием встали на дыбы, вынуждая ротозеев освободить дорогу.
Отряд покружил по улицам и двинулся вдоль мрачного здания с высокими глухими стенами. Острые шпили втыкались как копья в угрюмое небо. Янара сжалась. Неужели это Фамальский замок? Увидев нищих, усеявших широкую лестницу, успокоилась: это храм. За ним находился парк; над безлиственными кронами возвышалась белокаменная громада.
От волнения всё плыло перед глазами. Янара вцепилась в поводья. Лишь бы не упасть, лишь бы не упасть… Воздух сотрясали скрипы, бряцанье, лязг, цокот. Резкие голоса звучали как лай, разобрать слова не получалось. Сквозь туман удалось рассмотреть дворянина: на груди медальон с изображением стрел, на меховом берете брошь с крупным коричневым камнем. Рэн что-то говорил ему, свесившись с седла, а лорд беззастенчиво разглядывал Янару.
Кто-то помог ей слезть с иноходца и сунул в руки её котомку с немногочисленными пожитками.
Откуда-то появилась пожилая женщина в строгом платье и чепце с атласными лентами:
– Миледи! Я смотрительница женских покоев. Прошу вас следовать за мной. – Кутаясь в короткую накидку, пошла вперёд.
Перебирая подрагивающими руками ремень котомки, Янара посмотрела на Рэна, ожидая, когда он спешится.
Рэн подбодрил её улыбкой:
– Скоро увидимся.
Лорд взял его коня под уздцы и повёл в другую сторону.
~ 31 ~
Сбросив плащ, Рэн положил перевязь с мечом на каминную полку и развалился в кресле. Слуги подкинули в камин дров, принесли вина и стали готовить ванну. В Башне Гербов (так называли постройку, отведённую для проживания именитых гостей) в каждых покоях имелась купальня – облицованное мрамором помещение с жаровнями для подогрева воды. На первом этаже находилась общая баня с парилкой и бассейном. Сейчас все палаты пустовали – великих и малых лордов, приехавших на коронацию, временно поселили в Башне Молчания. Само название говорило о том, чем занимались там владельцы феодов: они молчали.
Об этой традиции, принятой несколько веков назад, Рэну поведал Святейший отец. Перед важным событием влиятельных людей собирали в одном месте и, во избежание споров и проявления недоброжелательности, запрещали им общаться. Идея отличная, однако Рэн обладал хорошим воображением. Перед внутренним взором рисовались картины, как из рукавов извлекаются записки и исчезают в других рукавах. Башню Молчания оплетала невидимая глазу паутина заговоров и интриг, изжить их с помощью тишины невозможно.
– Оставьте нас, – прозвучал голос матери.
Рэн оторвал взгляд от окна, обрамлённого лепными вензелями. Отставил кубок и принялся расстёгивать куртку:
– У тебя что-то срочное? Я хочу сперва помыться.
Лейза дождалась, когда слуги выйдут. Опустилась перед Рэном на пол и, вцепившись в сапог, потянула на себя:
– Я вся извелась! Ты поступаешь очень неосмотрительно.
– Ты же знаешь, я всегда смотрю по сторонам.
– Мне сейчас не до шуток.
Высвободив ногу из сапога, Рэн осторожно пошевелил пальцами. Из-за старой травмы голени, полученной на тренировке, в стопе иногда застаивалась жидкость. Чтобы спала отёчность, приходилось периодически снимать обувь и массировать ногу. За последние пять дней Рэн ни разу этого не делал, опасаясь, что без чужой помощи не сумеет обуться, а просить наёмников он не хотел. О болезнях короля позволено знать только верным слугам, личному лекарю и матери.
– Болит? – спросила Лейза.
– Ноет. Сейчас пройдёт.
Отбросив сапог, мать взялась за второй:
– Я не верю местным шарлатанам. Поговори с лордом Айвилем. У него наверняка есть хороший лекарь. Или хочешь – я сама поговорю.
– Ты доверяешь ему?
– В Шамидане он держит всех на крючке, поэтому его не любят. То, к чему он стремится, можешь дать только ты. Он это знает и будет всячески доказывать тебе свою верность. Единственное, что меня беспокоит…
Отряхнув руки, Лейза поднялась и, осмотрев комнату, скрылась за спиной Рэна.
– Что тебя беспокоит? – спросил он, выгнув шею.
Мать поставила перед ним низкий табурет, обитый бархатом.
– Когда-нибудь тайны, которые уходят в могилу, сведут в могилу его самого.
– Рядом с ним всегда сыны Стаи.
Лейза с сомнением покачала головой. Села на табурет и, умостив больную ногу Рэна у себя на коленях, стала массировать стопу:
– Здесь герцог Лагмер.
– Знаю. Лорд Айвиль доложил.
– Лою было десять, когда я видела его последний раз. За двадцать лет он ничуть не изменился.
– Такой же желторотый птенец? – усмехнулся Рэн.
– Такой же жестокий, трусливый и хитрый. В детстве он убил крестьянскую девочку, прибежал в соплях и слезах к отцу и сказал, что нашёл в камышах труп. Кто-то из крестьян видел их вместе у реки. Но Лой божился, что весь день читал в беседке и его с кем-то перепутали. За лжесвидетельство крестьянам отрезали языки. В убийстве ребёнка обвинили пастуха и отправили на плаху. Дело не получило бы огласки, если бы девочку не изнасиловали палкой. Ей разорвали все внутренности.
Рэн скривился:
– Зачем ты это рассказываешь?
– Хочу, чтобы ты знал, с кем тебе придётся иметь дело. Я уверена, что именно он убил Холафа Мэрита. Их видели вместе на сожжении тела королевы Эльвы.
– Это не доказывает его вину.
– Мне не нужны доказательства. Я прочла признание в его мерзких глазах.
– Мама, – проговорил Рэн с досадой. – Дай мне самому сложить мнение о людях.
Лейза провела ладонями по его ноге:
– Ну вот, покраснела. Уже лучше?
Он встал, потоптался на месте:
– Совсем другое дело! Я в купальню.
– Подожди. Потом ты не найдёшь для меня времени. А завтра у тебя важный день.
Важный… Лорд Айвиль сообщил, что Знатное Собрание пожелало выслушать претендентов на престол, чтобы решить, кто станет королём. Семёрка великих лордов вознамерилась показать всем, кто в королевстве главный. Только Рэну плевать на их показное величие. К этому разговору мать готовила его целых двадцать лет.
– Как ты сюда доехала? Надеюсь, без происшествий? – спросил Рэн и выругался про себя. Какой же он невнимательный! Следовало поинтересоваться раньше.
– Нам повезло с погодой.
– Лорд Айвиль не сильно докучал?
Лейза почему-то уклонилась от прямого ответа.
– Я познакомилась с его сыном. Кстати, он тоже приехал на коронацию. Очень воспитанный и умный молодой человек.
– А его отец? – допытывался Рэн. В голове билась мысль: надо что-то делать с сыновьей ревностью.
– Лорд Айвиль сдержал обещание. Его люди привезли в монастырь узника с поля Живых Мертвецов.
– Фаворита королевы Эльвы?
– Он оказался довольно разговорчивым, – ответила Лейза, поднимаясь с табурета. – Сразу всё выболтал.
– Ты нашла стихотворение отца?
– Оно спрятано в Королевской крепости. Туда никого не пускают. Я подожду.
– Всё, хочу помыться, – сказал Рэн, расстёгивая куртку.
– Подожди.
– Что ещё? – спросил он, уже сообразив, о чём пойдёт разговор.
В дверь постучали. Лейза оправила платье и состроила недовольную гримасу.
Получив разрешение войти, порог переступил лорд Айвиль, держа под мышкой несколько тетрадей в кожаных переплётах. Взглянув на мать Рэна, усмехнулся:
– Понял. Зайду позже. – И удалился.
Лейза набрала полную грудь воздуха и выпалила на одном дыхании:
– Мне доложили, что ты привёз в замок вдову герцога Мэрита.
– Да, привёз.
– Зачем?
– Я влюбился.
– Рэн! Не шути так!
– Я не шучу. – Он подошёл к столу и наполнил кубок. – Выпьешь?
За спиной гудела тишина.
Рэн обернулся:
– Тебе нужны какие-то объяснения?
– Да, я твоя мать и жду объяснений.
Он осушил бокал. Вытер губы:
– Ты любила моего отца?
Лейза вспыхнула:
– Это запрещённый приём!
– Почему? Ты лезешь в мою личную жизнь, я тоже хочу покопаться в твоей. Ты вышла замуж в четырнадцать.
– Почти в пятнадцать.
– В двадцать два стала вдовой. Ты знала моего отца восемь лет!
– Семь.
– Ты говорила, что он был безупречным мужчиной, добрым, заботливым, внимательным. Рассказывала, как он тебя баловал и оберегал. Но ты никогда не говорила, что любила его. Назови хотя бы одну причину, почему он не удостоился твоей любви.
Лейза молчала.
Рэн подошёл к ней и взял за руки:
– Что в нём было не так? Тебе мешала большая разница в возрасте?
– Я не замечала её. Я очень скучаю по твоему отцу. Это правда.
– Но… Продолжай!
– Но рядом с ним моё сердце всегда билось ровно.
– А моё колотится в груди так, что болят рёбра.
Лейза пожала плечами:
– И что?
– Тот, кто за восемь лет не сумел полюбить безупречного мужчину, никогда не поверит, что можно влюбиться в незнакомку с первого взгляда. Ты никогда не поймёшь меня, а я не пойму тебя. И если честно… понимать не надо. Достаточно знать, что такое возможно. – Рэн выпустил ладони матери. – Она дочь рыцаря, вдова герцога. Никто не скажет, что я выбрал безродную девицу.
– Я надеялась, что ты возьмёшь в жёны невинную девушку, которая не будет сравнивать тебя с другим мужчиной.
– Пусть сравнивает. Пусть видит, что я лучше.
– Дома объединяются, чтобы стать сильнее, – упорствовала Лейза. – Что даст тебе этот брак? Ты пополнишь ряды своих воинов? Получишь обозы с зерном, чтобы накормить свой народ? Или брак расширит границы твоей страны? Нет, нищая вдова ничего тебе не даст. Мало того, она лишит тебя поддержки святых отцов. Новая вера предписывает вдове носить траур два года.
– Это не твоя вера! – вскричал Рэн. – И не моя! Мы поженимся с ней по горскому обычаю. А через два года заключим брак в храме.
– Отлично! Только ваши дети будут считаться незаконнорождёнными.
– Я попробую договориться со Святейшим. – Рэн взял мать за плечи, заглянул ей в лицо. – Познакомься с ней. Ты же мечтала о дочери. Она тебе понравится.
Лейза мягко высвободилась:
– Иди мойся. Вода остынет. – И, покачивая головой, покинула комнату.
~ 32 ~
Янара не сводила глаз с дубовой двери. Из коридора не доносилось ни звука. Смотрительница женских покоев велела ждать, но не объяснила – кого или чего. Янара покорно ждала, пока не заподозрила, что о ней забыли.
Окинула взглядом гостиную с дорогой обстановкой. Поставила возле порога котомку и сапоги. Нервно потирая ладони, на цыпочках прошла по натёртым до блеска каменным плитам и заглянула в смежную комнату. Опочивальня и ещё одна дверь…
Янара качнулась, намереваясь шагнуть вперёд, но так и не осмелилась пойти дальше. Любопытство боролось с воспитанием, полученным в монастыре.
Отсутствие чьих-либо личных вещей – расчёски, зеркальца, домашних туфель – подсказывало, что в этих покоях никто не живёт. На кровати покрывало без единой складки. На пушистом ковре нет следов. Почему её, чужого человека, привели в эти роскошные палаты и оставили одну? Не потому ли, что отныне она здесь хозяйка?
Янара набралась смелости, пересекла опочивальню и очутилась в купальне. Железная ванна-корыто. Чан с водой. Ковши, котелки, пустые жаровни. В очаге тихо гудел огонь.
За спиной прозвучало:
– Миледи!
Янара обернулась.
Полная женщина в таком же наряде, как у смотрительницы, присела в неглубоком реверансе:
– Меня зовут Найла. Простите, миледи, что заставила вас ждать. Мне сказали, что вы прибыли без поклажи и вам нужна сменная одежда. Я бегала к портнихе.
Придирчивый взгляд служанки и недовольное выражение лица производили отталкивающее впечатление. Будто это Янара должна извиняться, а не она.
– Я приготовлю вам ванну, – произнесла Найла и принялась щипцами перекладывать угли из камина в жаровню.
Янара вернулась в опочивальню и обнаружила на кровати длинную рубашку, несколько нижних юбок и вдовий чёрно-белый наряд, напоминающий бесформенное одеяние монахинь.
– Это на первое время, – донеслось из купальни.
Вздрогнув, Янара посмотрела через плечо. Служанка за ней подглядывает? Нет, не подглядывает. Было слышно, как угли с тихим шорохом устилают дно жаровни.
– Я не знала вашего размера, – звучал голос Найлы, – поэтому взяла монашеское платье. Оно всем к лицу и всем по фигуре. Вечером придёт швея и снимет мерки. Где остановилась ваша компаньонка?
– У меня нет компаньонки, – ответила Янара и подошла к окну.
– У знатной леди должна быть компаньонка! И не одна. Ваш супруг о вас не заботился?
Служанка решила, что нищая вдова раскроет перед ней ворота своей прошлой жизни, впустит её в потаённый уголок души, – и ошиблась. Янара смотрела на пустынные аллеи и белые павильоны, на дым, клубящийся над хозяйственными постройками, и молчала. Пытаясь вызвать её на откровенный разговор, Найла задала ещё пару вопросов. Не получив ответов, умолкла.
Наконец ванна была готова. Янара выставила служанку из купальни и, скинув одежду, забралась в горячую воду. Мысли ворочались с трудом. Бессонная ночь давала о себе знать. Янара то погружалась в полудрёму, то открывала глаза, силясь сообразить, где находится, и вновь проваливалась в тревожный сон. Вдруг почувствовала, как кто-то перебирает её волосы.
– Что ты делаешь?! – возмутилась она, запрокинув голову.
– Ищу вшей, – ответила Найла с невозмутимым видом.
Янара вскочила. Внутри всё клокотало от возмущения. У неё нет вшей! В монастыре её научили ухаживать за волосами и одеждой. В кармане накидки всегда лежал мешочек с травами, терпкий запах которых отпугивал паразитов. Для мытья волос она использовала уксусную воду с добавлением щепотки монастырской соли, прозрачной, без вкуса и запаха. «Служанка этого не знает, – прошептал внутренний голос. – Не надо на неё злиться».
Найла помогла Янаре выбраться из ванны, накинула ей на плечи ворсистую простыню. Проводив в опочивальню, сказала, что скоро вернётся, и ушла.
Порывшись в своей сумке, Янара достала гребень, опустилась на кровать… и повалилась навзничь. Зачем она сюда приехала?
– Миледи, к вам гости, – послышался голос служанки.
Янара рывком села. От волнения и восторга перехватило дыхание. Стоящая перед ней дама была воплощением величия и женской красоты.
– Меня зовут Лейза. Я мать герцога Хилда.
Стягивая на груди и бёдрах края простыни, Янара слезла с кровати:
– Простите, миледи, я не слышала, как вы вошли. – Сделала неуклюжий реверанс. – Меня зовут Янара. Я вдова герцога Мэрита.
И потупила взгляд, кляня себя за то, что не успела одеться. Щёки и уши пылали.
– Снимите простыню, леди Янара.
Внутри всё похолодело. Янара затряслась в ознобе:
– Зачем?
Лейза выпроводила служанку и произнесла приказным тоном:
– Пожалуйста!
Сгорая от стыда, Янара стянула с плеч влажную ткань.
Мать герцога провела пальцами по её животу, бокам и спине:
– Кто это сделал?
Желая поскорее прикрыть наготу, Янара впопыхах надела рубашку задом наперёд:
– Если я назову его имя, что будет с этим человеком?
– Вы хотите, чтобы его наказали?
– Хочу. – Янара потянулась к платью. Ощутив слабость в ногах, уселась на кровать и уронила руки на колени. – Его не накажут.
Лейза села рядом:
– Это ваш свёкор, лорд Мэрит? Верно?
Её догадливость не удивила Янару. Из вопросов-ответов любой бы понял, что обидчик жив-здоров. Поблёклые рубцы от плётки-шестихвостки едва заметны, синяки почти сошли – то и другое вряд ли оставил брат: у него Янара прожила всего несколько дней, а шрамы не бледнеют так быстро. Муж мёртв. Остался только свёкор.
– Простите его, – сказала Лейза.
– Он не нуждается в моём прощении. И я… – Янара проглотила ком в горле. – Я слабая. Мне не хватит сил, чтобы простить.
Молчание затянулось. Янара несмело посмотрела на Лейзу. В серых глазах растаял лёд, на губах играла лёгкая улыбка.
– Мне рассказали, как вы сдали крепость. Я бы побоялась выйти к вражескому войску.
– Я боялась, что кони растопчут моего отца. Он лежал посреди поля, как бездомная собака. Отец не заслужил такой смерти. Он рыцарь и хотел погибнуть с мечом в руке.
– Ваш отец был хорошим человеком?
– Он отдал мне всё, что имел.
– А ваша матушка?
Янара прижала к губам сложенные ладони. Перед внутренним взором возникла сухощавая женщина с усталым лицом. Следом появился мрачный подвал дозорной башни, отведённый отцом под склеп; на земляном полу холмик с одним большим камнем и пятью поменьше: дань памяти умершим младенцам. Где на самом деле похоронены её сёстры и братья – Янара не знала.
– Мою маму убили степные дикари. Она возвращалась из соседней деревни. Наверное, не заметила сигнальный огонь на вышке. Или перепутала огонь с солнцем. Стояла жара, и солнце палило вовсю. Она была на сносях и не могла быстро бегать.
Янара провела рукой по глазам, прогоняя видения. Если бы мать не погибла, её жизнь, жизнь младшей дочери, проходила бы на сеновале под крышей конюшни и таяла, как убывающая луна, безболезненно и незаметно. Не это ли счастье?
– У вас есть ещё родственники? – продолжила расспрашивать Лейза.
– Брат Бари и сестра Рула. Они живут на востоке, на границе Шамидана.
– Вот как… Это же рядом со степями клана Кай-Хин. Вы об этих дикарях говорили?
Янара кивнула.
Лейза задала ещё несколько вопросов о детстве, о монастыре и, поднимаясь, произнесла:
– До коронации герцога Хилда вам лучше не покидать покоев. В замке много посторонних людей. Я не знаю, как они относились к вашему покойному супругу и как отнесутся к вам.
– Спасибо, миледи.
Оправляя юбку, Лейза улыбнулась:
– За что вы меня благодарите?
– За вашего сына. Он хороший человек. Я очень рада, что он будет королём.
Когда Лейза удалилась, в опочивальню заглянула Найла:
– Миледи, если что, я в гостиной. Если понадоблюсь, зовите. – Свела брови на переносице. – Вы неправильно надели рубашку.
Янара поманила её пальцем:
– Ты и правда служанка?
– Служанка.
– Служанки оберегают тайны господ. А ты побежала к матери герцога доносить о шрамах на моей спине. Будь я мужчиной, я бы приказала отрезать тебе язык.
– Миледи, – пробормотала Найла.
– Иди к смотрительнице. Скажи ей, что я не нуждаюсь в твоих услугах.
Найла вышла из Женской Башни – постройки, предназначенной для проживания придворных дам из знатных семей и титулованных дворянок, прибывших в гости к королю.
Под портиком между колоннами прохаживалась Лейза. Внизу лестницы стоял воин в бронзовой кольчуге.
Озираясь по сторонам, Найла приблизилась к матери герцога Хилда:
– Миледи, она меня прогнала.
– Иди за мной.
Лейза спустилась во двор, обогнула павильон, свернула за беседку:
– Стой здесь. – И скрылась за деревянной изгородью, увитой засохшими плетями ползучих растений.
Найла посмотрела на хмурое небо. Согрела руки дыханием, вспоминая, где оставила свой тёплый платок. Кто-то обхватил её сзади за плечи и зажал рот ладонью. Последнее, что она услышала, это хруст собственной шеи.