– Стоп! – Альфред поднял руки, как бы призывая остановиться. – Почему Иоанова посоха?
– Ну как вам сказать.… Это было что-то вроде наития… В те пару дней Юпитер был в оппозиции с Солнцем, а Иоанов посох – трава союза Юпитера и Солнца… Акт примирения, в общем… Но, я понимаю, что эта часть вполне может быть поставлена вами под сомнение … Да и вот еще… Могу ли я надеяться, что все сказанное останется между нами?
– Послушайте, Маркус, – сказал Альфред, вставая, – у меня нет склонности к праздной болтовне с кем ни попадя, уж поверьте.
– Ну и хорошо, – ответил Маркус, стараясь быть как можно мягче. – Вы садитесь, садитесь, прошу вас! Значит, никто кроме нас двоих никогда не узнает о том, что я хотел бы вам рассказать еще.
– Дорогой друг, – ответил Альфред, тоже смягчаясь, – как вы уже наверняка догадались, я хоть и не шпик, но все-таки – человек государственный.… Но, я все же обещаю, что смогу вам помочь, даже, если вы что-то и натворили, в порыве своего расследования…
– Ой, да причем тут!.. – Маркус лишь взмахнул руками, – Да, господи, ну что тут говорить.… Ну когда, ваше Министерство предотвратило хоть один «черный ветер», был хоть один случай? А смерть бургомистра? То-то же.… А ведь я следующий.… Или вы не поняли?
– Нет, я понял, – ответил Альфред, и, видимо, отчасти солгал, ибо вообще-то не понимал ситуацию во всей полноте.– Однако, я тут как раз для того, чтобы во всем разобраться, и по возможности предоставить защиту тем, кто в ней нуждается.
– Защиту… – Маркус откинулся на спинку кресла, – От чего? Вы вообще понимаете, что происходит?
– Пока что, не очень, исходя, кстати, из ваших же показаний. Но, поглядим, что дальше…
– Хорошо. Рассмотрим факты. При этом мы не подразумеваем, что если одно случилось после другого, то это означает, что вследствие другого. Согласны?
– Да. – Альфред достал сигару и аккуратно обрезал кончик.
– Итак! Умирает бургомистр. Затем я предпринимаю свои шаги в расследовании. И тотчас появляется эта игла, плюс дом подвергается серьезной атаке. И что я должен думать?
– Понимаю, – ответил Альфред, – но мне пока что вам сказать нечего. Давайте попробуем разобраться. Вы в городе человек известный. Меня же не знает никто. И в этом наше преимущество. Вы будете изображать то, что потеряли интерес к делу, а я попробую что-то разнюхать. Встречаться будем один или два раза в неделю, в случайных местах и ненадолго. А пока что давайте подумаем о наших дальнейших шагах, ну и о стратегии вообще…
– Хорошая мысль, – Маркус оживился. – Так… Давайте нанесем все, что мы знаем на бумагу в виде схемы. Я уже использовал этот метод не так давно: очень эффективно.
С этими словами Маркус удалился, и его не было слышно минут пять. Затем, откуда-то из темноты другой комнаты Альфред услышал его приглушенный голос:
– Друг мой, помогите мне!
Альфред бросил сигару в пепельницу, вскочил и бросился в комнату, куда ушел хозяин дома. Когда он вбежал, то увидел, что Маркус стоит у стола с рулоном чертежной бумаги в одной руке и чертежными принадлежностями в другой.
– Будьте так добры, барон, возьмите свечу со стола и осветите нам обоим дорогу, а то, как видите, у меня не хватает рук все это донести в одиночку.
Альфред облегченно выдохнул.
Они вошли в гостиную и Маркус, раскладывая на столике бумагу, вдруг насторожился.
– Что-то не так? – спросил Альфред.
– Не знаю… – ответил Маркус.– Вам не кажется, что на нас кто-то смотрит?
– Смотрит? – удивился Альфред – Кто? И откуда?
– Я не знаю… – признался Маркус. – Но это уже повторялось несколько раз… Ага… вот теперь ушло…
– Ушло? С вами все в порядке? – насторожился Альфред.
– Думаю да… – ответил Маркус в своей прежней манере. – Но в следующий раз, если я снова что-то замечу, попробуйте задержать дыхание, насколько возможно, и попробуйте прислушаться к своим ощущениям. Думаю, вы наверняка тоже кое-что заметите.
– Хорошо, – кивнул Альфред немного взволнованно. – И часто вам это кажется? Ну, то, что за вами следят?
– Хороший вопрос, – Маркус немного замялся, – пожалуй, это происходило, раз пять или шесть сразу после того, как я начал наводить справки относительно смерти бургомистра.
– Интересно… Тогда это все меняет… – задумчиво сказал Альфред. – Если только вам это не показалось.
– Думаю, что не показалось, – ответил Маркус довольно уверенно, продолжая раскладывать на столе большой лист бумаги и чертежные инструменты, – Хотя, в этот раз, ощущение было несколько менее отчетливым, нежели раньше.
– Знаете, мой друг, вы только не обижайтесь, но иногда колеблющийся свет камина и свечей, полумрак и полуночная тишина играют с нами странные шутки. Я сам, бывало, и не раз, настораживался вдруг ни с того ни с сего.
– Это верно, – согласился Маркус, усаживаясь в кресло. Не спеша, он снова раскурил свою трубку из вишневого корня, и пару раз пыхнув медвяным дымом, бросил спичку в пепельницу. Затем он откинулся на спинку кресла, и без всякого перехода спросил:
– Так что мы нанесем в центре, в качестве главного символа?
Глава 2
Альфред закурил сигару, первую за это утро, и, развалившись в некогда шикарном кожаном, хотя теперь уже изрядно потертом кресле, стал обводить ленивым взглядом приемную магистрата. Время, как и во всех помещениях такого рода, и в особенности в тех, что бывают с высокими потолками, тянулось медленно, словно дым сигары, поднимающийся в витиеватом танце куда-то вверх к потолку. Танец времени так же, как и дым перетекал ленивыми струями, поднимаясь, и затем, снова опускаясь, уже чуть быстрее. Эта цикличность как бы напоминала о том, что, оно – время – не имеет ни начала, ни конца, и переживет любого на этой земле, вот так же медленно поворачиваясь то вверх, то вниз, предавая забвению целые эпохи, и затевая вслед за тем новые.
Альфред уже по третьему разу рассмотрел всю обстановку, проглядел от заглавия до тиража купленную загодя тощенькую сероватую, словно промокшую в тумане, местную газетенку, и снова со скучающим видом принялся разглядывать обширную комнату, оклеенную обветшалыми серыми обоями, мучительно ожидая приглашения, наконец-то, пожаловать. Остановить взгляд тут было решительно не на чем: помещение было довольно сумрачным, поскольку окна были завешены тяжелыми шторами. Кроме того, обставлена комната была весьма строго и без изысков, если не сказать – убого. Вдоль стен сплошь тянулись застекленные книжные шкафы и бюро, очевидно некогда красного дерева, но изрядно растрескавшиеся и облупленные. Вполне возможно, что вся эта рухлядь помнила даже первое нашествие варваров. Во всяком случае, было несомненно, что с момента выхода из мастерской краснодеревщика, данная меблировка ни разу не подвергалась даже легкому косметическому ремонту. «Да уж, – размышлял про себя Альфред, ерзая в кресле, – а старик-то и вправду был редкостный скряга».
Прошло еще минут двадцать. Альфред встал с кресла и принялся медленно обходить книжные стеллажи, скорее с тем, чтобы размять ноги, нежели поглазеть на расставленные по полкам однообразные фолианты. Это были, видимо, годовые законодательные уложения, все как на подбор одинаковые – синие с позолотой корешки, без единой буквы, и лишь внизу каждого тома стояло какое-то монументальное римское число вроде MCCXXXVI.Томов хотя бы с сотенными номерами обнаружено не было. Их, видимо, уже давно отнесли в запасники, быть может даже лет двести тому назад. Вскоре вышел секретарь – молодой человек, одетый строго, хотя и довольно старомодно. Он был, очевидно, из вчерашних студентов, по какому-то счастливому случаю (вряд ли по серьезной протекции) обретший эту бесцветную должность. Ничего не выражающим голосом он сообщил, что барона фон Ланге просят войти. Альфред раздавил сигару в хрустальной пепельнице, и, одернув сюртук, неторопливо направился к двери.
Войдя в кабинет, он огляделся, и лишь затем увидел в конце комнаты, можно сказать – вдалеке, у противоположной стены, в полутени, отбрасываемой тяжелым занавесом, худощавую фигуру, склонившуюся за столом над каким-то документом. Альфред неторопливо подошел поближе и негромко кашлянул. Человек оторвался от чтения, привстал и протянул руку:
– Временно исполняющий обязанности бургомистра Луиджи Феррано. Чем могу служить?
– Позвольте присесть, – с некой невнятной интонацией не то вопроса, не то утверждения, осведомился Альфред, деланно оглядываясь в поисках стула.
– О, да, конечно! Прошу меня простить! – Феррано, немного смутившись, указал на ближайшее кресло.
– Видите ли… – начал Альфред неторопливо, – я пишу статьи для Большой Имперской энциклопедии. – Он протянул визитную карточку, достаточным количеством которых его предусмотрительно снабдило Министерство. – Я специализируюсь на биографиях и готовлю статьи обо всех, даже мало-мальски значимых людях империи. А тут я узнал о смерти вашего бургомистра, и решил заехать, собрать материал с тем, что бы подать его в ежегодный альманах. Общеизвестные биографические сведения у меня уже есть, и теперь я бы хотел получить некоторое впечатление о покойном, как о человеке. Что бы вы могли сообщить интересного о жизни вашего патрона? Ведь вы были под его началом довольно долго, не так ли?
– Ну, не так уж и долго, всего пару лет, но думаю, что и через десять лет я бы знал о нем ровно столько же, сколько и теперь.
– Вот как? – удивился Альфред – Столько же мало, или столько же много?
– Да, практически ничего, если честно.– Феррано лишь пожал плечами.
– Вы не были знакомы с его семьей?
– Нет, совсем не был. Господин фон Кляйне ведь никогда никого в гости не звал, я уж не говорю о каких-то больших приемах. – Феррано почему-то стал вертеть в руках перо.
– Интересно, – Альфред сделал какие-то пометки в блокноте. – А почему? Как вы полагаете?
– Как бы тут выразиться… – Феррано явно пытался, как можно осторожнее подбирать слова, – видите ли, сказать, что он был скуп – это ничего не сказать. Но если бы только это…
– Скуп говорите? – Альфред приподнял бровь, словно был удивлен.
– О! Ну, судите сами. Много вы видели людей нашего круга,– Феррано кашлянул, словно бы поперхнулся, – которые … хм… морковные очистки заваривают как чай?
– Неужели! – писатель фон Ланге был словно сражен этой новостью.
– За два года я не видел ни одного прошения, которое бы он удовлетворил, если из городской казны надлежало взять хотя бы фартинг! Но при этом, как ни странно, он охотно давал деньги на строительство дорог и мостов, например. Хотя, надо сказать, после проверял каждый булыжник, не украл ли его кто-нибудь… Да что там! Я видел его в одном и том же галстуке все эти два года нашей совместной службы!
– Надо же! Никогда бы не подумал! – писатель Альфред уже исписал две странички в своем блокноте. – А что же еще?
– Еще?
– Вот вы, говоря о том, что покойный был скуп, упомянули, мол «если бы только это».
– Не хочется говорить дурно о покойном, поймите меня правильно…
– Ну что вы! Не стесняйтесь, прошу вас. Вы ведь всего лишь излагаете факты, не так ли? А я уж после подберу нужные слова, чтобы никому обидно не было, доверьтесь мне.
– Ну что ж… – Феррано откашлялся, скорее из некоего стеснения, – Еще раз прошу понять меня верно, но мне кажется, что ко всему прочему, наш покойный бургомистр еще и страстно ненавидел людей. Не кого-то конкретно, а просто всех…
– Вот как? Но у него ведь были друзья или приятели? – писатель фон Ланге быстро строчил что-то в блокноте, время от времени бросая короткие взгляды на Феррано.
– Да бог с вами! – Феррано лишь махнул рукой куда-то в сторону. – Думаю, что весь наш город делился в отношении к нему лишь на две части: на тех, кто его не любил, и тех, кто люто ненавидел.
– Ну, а как же семья? – поинтересовался писатель.
– Не знаю,– я с ними не знаком, как и говорил, – но слухи разные ходили. Если все, о чем болтали, это – правда, то не думаю, что пропитание почти что одним хлебом и чаем без сахара сильно способствует душевной близости, не так ли?
– Да уж… – энциклопедист был уже явно не на шутку озадачен. – Ну, а к какой из половин «почитателей» господина Кляйне вы бы себя отнесли?
– Не знаю… – замялся Феррано . – Любить я его, конечно, не любил… Наверное, все же к первой… Простите, у меня еще очень много дел сегодня. Не соблаговолите ли зайти в другой раз, попозже?
– О, благодарю вас, и прошу простить за отнятое время! – писатель фон Ланге встал и поклонился кивком головы. – У меня, пожалуй, все. Не смею вас более отвлекать!
Он снова пожал протянутую руку, закрыл блокнот, и, сунув его подмышку, зашагал к выходу.
Выйдя из приемной, и убедившись, что там никого, он согнулся над столом секретаря, и шлепнув на стол визитную карточку, почти томно прошептал: надо поговорить. Буду ждать сегодня в восемь в трактире «Красный петух». Не пожалеете! И совсем уж неофициально подмигнув, Альфред направился к выходу.
***
– Ладно, дорогуша!– сказал Альфред строго. – Или ты отвечаешь на мои вопросы, или… сам понимаешь… Дело твое тухлое, хоть ты и секретарь исполняющего обязанности самого бургомистра. Мне и доказывать ничего теперь не надо! У меня есть трое свидетелей, готовых подтвердить все, что ты тут наболтал! – Три жилистых высоких парня из частной сыскной конторы «Гончие Псы» разом кивнули.
– Так как? Будешь отвечать? Или сразу в камеру полицейского упраления?
Бывший студент опустил голову и едва заметно кивнул.
– Только пусть они уйдут совсем. Я и так уж в ваших руках, господин Ланге. – он вроде бы даже шмыгнул носом.
– Условия, Манфред, буду ставить я. – Холодно ответил Альфред.
– Это не условие. Это – просьба. Очень вас прошу, барон. Я вам все расскажу, если только…
Альфред кивнул в сторону двери и трое агентов тотчас исчезли.
– Слушаю вас, молодой человек.
– Итак… Как я и сказал… Мы полюбили…
– Полюбили?
– Да. Именно! – секретарь вскинул голову. – Именно! Это не было «содомией», как у вас это называют! Наша любовь ничем не отличалась от той, что обычно мужчины испытывают к женщинам. Но я не могу этого доказать, и лишь прошу мне верить. Я не так давно любил одну женщину, да что там.. я и теперь ее люблю… хоть и почти безответно… Да и Луиджи тоже имел не один роман прежде. А тут… Мы оба не предполагали, что такое возможно…
– Понятно, и что?
– Один раз, когда бургомистр уехал на несколько дней осматривать строительство какого-то моста…
– Вы занялись этим прямо в кабинете?
– Да… – бывший студент обреченно кивнул. – Никто не ожидал, что он вернется так скоро… Мы чувствовали себя в полной безопасности… Да и дело было уже к вечеру…
– Понятно… – протянул Альфред. – И вы решили его убить?
– Да бог с вами! Что вы такое говорите? – секретарь даже рукой махнул. – И в мыслях не было… Хотя, конечно, когда он умер, мы вздохнули с облегчением… Мы решили, что сам господь нас благословил…
– Так, и что дальше?
– А что дальше? Ничего. Этот боров помер, а у нас теперь есть все шансы сохранить свои должности, если конечно, вы…
– Что вы изучали в университете?
– Право. Немного философию.
– И все?– спросил Альфред строго.
– И все. А что?– секретарь пожал плечами.
– Но, быть может, вы интересовались когда-нибудь халдейской магией? Или Египетской астрологией?
– Да как вам сказать…– Манфред слегка сморщил лоб, – Как все люди, немного интересовался, но быстро понял, что способностей у меня к этому нет, вот и бросил…
– Так уж и нет?
– Герр Ланге, никто и никогда не сможет доказать, что тех или иных способностей у него нет. Это еще, кажется, Зенон Элейский утверждал. Поэтому, раз уж я вообще согласился говорить…
– Вы согласились говорить из страха, а потому – не будем отвлекаться на античную философию!– отрезал Альфред строго.
– Не только из страха, – дерзко возразил Манфред, – я еще также надеюсь на ваше слово джентльмена не придавать огласке наши отношения с Луиджи!
– Ну, это тоже страх, не так ли?
– Ну, если по-вашему страх и честь это – одно и тоже… То – да… Спорить я не буду.
– Хорошо. Оставим пока что эти тонкости,– ответил Альфред уже почти примирительно, – Что вы все-таки думаете о смерти господина Кляйне?
– Да ничего я не думаю, – снова пожал плечами Манфред, – Мы жили в страхе почти месяц, можно сказать своей тени пугались. Этот боров уже подготовил указ об отставке Луиджи и моем увольнении… И тут – такое облегчение…
– Это понятно. А что Луиджи? Что он за человек?
– Луиджи? Да нет, что вы… Он бы никогда… Нет-нет, поверьте, даже под угрозой смерти он бы не смог… Я уверен!
– Не смог что?
– Ну… убить… Вы же на это намекали?
– А что, господин Кляйне был убит?
– А мне почем знать? Понятно, что окочурился старый хрыч, и слава богу… Но раз уж вы тут меня мурыжите, то поди не все в этом деле чисто? Не так ли? Да и с чего бы вам спрашивать собирался ли я его убить?
– Ладно, Манфред. Пока что можете идти. Будете болтать о нашем разговоре с кем бы то ни было, включая и Феррано – пеняйте на себя. Я молчу до тех пор, пока вы молчите. Думаю, что это справедливо. Так или нет?
– Спасибо. А как…
– Ни вам, ни Луиджи пока что ничего не угрожает. Но если вы что-то вспомните… В общем, будет лучше, если вы мне расскажете первый. Если же я что-то узнаю из других источников… В этом случае также все договоренности теряют силу. Это понятно?
– Да… Понятно…– Манфред встал. – Знаете… Есть вещи, о которых я бы не стал…
– Что такое?
– Ну… Я бы не хотел, что бы вы меня воспринимали каким-то истериком или не вполне нормальным…
– Не мямлите, Манфред! Выкладывайте все, включая ваши фантазии. Иногда и они бывают полезны.
– Ну что ж… Я вам уже говорил, что у нас с Луиджи была, да и есть, большая любовь. Но тут я случайно узнал, что иногда он встречается с каким-то человеком, мужчиной, как правило, в таверне «Голова короля». И обычно – я даже стал записывать – после этих встреч Луиджи дня два-три бывал сам не свой. Пару раз даже меня не узнавал! Представляете? А когда после я его спрашивал, что, мол, случилось? – он ничего не помнил, говорил, что мне все почудилось.
– То есть, вы следили за ним?– спросил Альфред.
– Нет… Не совсем. Только один раз. Я наблюдал издалека, но ничего особенного не увидел. Они просто сидели, беседовали, вроде бы играли в карты…
– Это интересно, а что это за человек, с которым он встречался?
– Я не знаю его имени. Не смог выяснить. Но вроде бы это был школьный учитель математики из второй женской гимназии. Это все, что мне известно.
– Ну что ж, Манфред, спасибо. Там посмотрим, что с вами делать. И повторяю – ни вам, ни Луиджи ничего не угрожает, пока я убежден в вашей искренности. Будете лукавить – вы сами понимаете: пеняйте тогда на себя!
– Спасибо, герр Ланге! Я вам очень благодарен за понимание и надеюсь быть полезен в будущем. Вы можете рассчитывать на меня! – воскликнул Манфред, и с этими словами, заискивающе поглядывая на Альфреда, он направился к двери.
Альфред сел и задумался. Следствие начинало понемногу расширяться, что было дурным знамением. Вот, появился новый персонаж: какой-то учитель, но на самом деле вообще непонятно, его ли – Альфреда это дело – смерть бургомистра. Его-то ведь послали разбираться с личностью Клавдии, а вместо этого он, похоже, завяз в другой истории, которая, быть может, и представляет интерес для Министерства, но тогда становится совершенно неясно, как он сможет вести два дела сразу. В общем, похоже, над головой стали понемногу собираться тучи …
Глава 3
Шагнув со ступеньки коляски на скользкую брусчатку мостовой, Альфред тотчас полез в карман, и, достал несколько мелких монет. Заплатив кучеру вперед, он велел ожидать его возвращения. Трактир «Луна и яичница», у которого остановился экипаж, был абсолютно ничем непримечателен, располагался на перекрестке дорог в трех лье к северу от города, и потому был выбран как одна из возможных точек встреч.
Выдав кучеру необходимые инструкции, Альфред также, за отдельную плату, велел изображать, что в экипаже что-то сломалось, и он – возница – занят ремонтом, а потому и стоит тут, и новых седоков не ищет. Сам Альфред, прогулявшись вокруг квартала оружейников, и убедившись, что слежки нет, вошел в дверь трактира. За стойкой он увидел хозяина – Большого Карлоса по кличке Брадобрей. Прозвище это он получил лет пять – шесть тому назад, когда пьяный матрос перебил принесенную ему посуду и отказался платить за причиненный ущерб. Чудовищным ударом, Карлос вышиб из него дух и повалил на стол, заваленный обломками тарелок. Затем, уже не спеша, он намылил его голову и лицо, и также не спеша обрил беднягу своим любимым ножом, который был острее всякой бритвы. После он привел смутьяна в чувство, вылив на него ведро воды, и выставил за дверь пинком под зад. Стоя рядом с Альфредом, Карлос возвышался почти на голову, и при этом выглядел значительно шире. Однако, несмотря на свои внушительные размеры и неистовые повадки, его лицо казалось довольно добродушным, если, конечно, в этот момент его никто не злил.
Карлос, как и было сказано, стоял у стойки в своей любимой красной рубахе в синюю клетку, поверх которой был надет кожаный мясницкий фартук. Штаны он всегда заправлял в сапоги, отчего походил более на купца, нежели на трактирщика.
Войдя внутрь, Альфред почти незаметно кивнул в сторону стойки. Карлос в ответ поднял глаза вверх, как бы приглашая подняться на второй этаж. Двигаясь к лестнице, приходилось переступать через пьяных и поваленные скамьи, что заставляло высоко поднимать ноги, подчас доставая коленями чуть не до подбородка. Перешагивая несколько раз на целых полтора-два шритта4, и балансируя при этом на одной ноге, Альфред очень старался не оступиться, и не грохнуться на грязный скользкий пол. Однако, как он ни старался ступать осторожнее, он все-таки поскользнулся на разлитом кем-то пиве, и чуть было не упал на спину, прямо возле лестницы. Впрочем, в последний момент он все-таки сумел немного выровняться и приземлиться не на спину, а на руки и правое колено. Выругавшись, и отряхнув полу сюртука, он встал, и, чуть прихрамывая, стал подниматься по скрипучим ступенькам в полутьму коридора второго этажа.
Маркус был уже на месте и стоял у мутноватого окна, заложив руки за спину, когда Альфред вошел и затем неслышно притворил дверь.
– Садитесь, – сказал Маркус, не оборачиваясь, – Вы голодны?
– Да, немного, но не беспокойтесь. Давайте сначала о деле,– ответил Альфред, снимая перчатки и усаживаясь за стол.
– Ну что ж… Давайте, – Маркус вздохнул и отойдя от окна, поискал глазами куда бы сесть. Наконец, он выбрал довольно потертое кресло, что стояло напротив Альфреда, и, придвинув его еще ближе к собеседнику, уселся, попутно разглаживая на коленях брюки.– Итак, что у нас нового?
– Нового… – Альфред слегка пожал плечами, – Да почти ничего. Но, нам теперь известно, почему бургомистр готовил прошение об отставке Феррано. То есть, у Феррано, конечно, был мотив, но… – Альфред немного скривил губы и стал вертеть пальцами в воздухе, словно бы подбирая слова.
– Что, но? – спросил Маркус, немного поерзав.
– Ну, как вам сказать? Ну не мог он отправить бургомистра на тот свет, да еще посредством черного ветра. Не того полета эта птица. Я пока не могу это доказать, но я убежден. Ну, нет в нем должной силы, что ли. Как я его ни проглядывал… Пустой он. А этот любовник его – и подавно, хотя… что-то с ним не так… Глаза мне его не понравились почему-то…
– Любовник? – Маркус поднял брови.
– Именно… Он и Манфред – любовники. Но это строгая тайна. Я дал слово чести. И вы тоже должны дать слово молчать, договорились?
Маркус сделал понимающий жест рукой.
– Тогда кто же? – спросил он, – Может все-таки, кто-то из них? Мотив налицо…
– Вот и я спрашиваю о том же… Но нет, это не они, уверяю вас.– Альфред даже в сердцах махнул рукой. – Зря только время потеряем.
– Что-нибудь еще? – спросил Маркус серьезно.
– Есть еще одна зацепка, но, похоже, совсем незначительная. Даже и не знаю… – Альфред провел ладонями по темно серым довольно гладким доскам стола, словно бы разглаживая несуществующую скатерть.
– Что такое?
– Видите ли… Манфред утверждает, что у Феррано есть приятель, с которым тот иногда встречается. Нет-нет, там ничего такого предосудительного. Я проверял позавчера. Встречаются в корчме «Голова короля», если помните, она почти у самого леса. Пьют пиво, болтают, иногда в картишки перекидываются, и не более.
– И что?
– Но, по словам того же Манфреда, после таких встреч, Феррано впадает в какую-то летаргию или же состояние, похожее на нее. Он вроде и делает что-то, но потом мало что помнит. Иногда даже знакомых не узнает…
–Летаргию, говорите? – Маркус нахмурился.
– Не я говорю, а Манфред. Больше вроде никто этого не замечал, хотя, он больше ни с кем и не общался, насколько мне известно.
– Летаргия… – задумчиво повторил Маркус.– Видите ли, мой друг, причин у подобной летаргии может быть множество, включая и самые обыденные. Например – лунатизм или падучая. Но, проверить этого приятеля все-таки стоит. Вы знаете кто это?
– Да, знаю. Это – учитель в женской гимназии – Густав Йоркович.
– Йоркович? Знакомая фамилия… Где же я ее слышал? И редкая довольно-таки, нездешняя… Видимо, он откуда-то из Трансильвании или даже с Черных гор…– Маркус поднял голову, и, почти полностью прикрыв глаза, стал шевелить губами…
– Вам она действительно знакома? – удивился Альфред.
– Вроде бы… хотя, быть может – и дежавю… Но ощущение, впрочем, весьма устойчивое…
– Может, человек с такой фамилией заходил по каким-то сыскным делам?– предположил Альфред.
– Может быть, но это как раз вряд ли. Клиентов я, как правило, помню всех и довольно долго… Тут что-то другое… Какая-то устойчивая ассоциация… какой-то большой зал и кафедра…!
– Университет? – подсказал Альфред.
– Тоже вряд ли…Там я давно не бывал… Благотворительный бал, быть может… Нет, нет, все – не то… – Маркус стал размахивать кулаками. – Все не то! Не то! Зал заседаний… Нет не то, не то…
– Может, есть проповедник с такой фамилией? Вещал с кафедры, а вы и запомнили?
– Нет! Не то… – Маркус кусал губы, мучительно пытаясь вспомнить имя.
Затем Маркус вскочил со стула и стал носиться по комнате из угла в угол. Иногда он останавливался, шипел и снова рубил кулаками воздух. Затем он сел в кресло у окна и глаза его стали ясны:
– Послушайте, Альфред, я вспомнил! Честное слово! – Маркус сиял – Этот самый Йоркович был свидетелем защиты на суде Клавдии! Ей богу!
– Вот как? Вы уверены? – Альфред был немного поражен предыдущей сценой. – И что нам это дает? Что он говорил, каким образом свидетельствовал, я имею в виду?
– Он выступал всего один раз и совсем недолго, минут десять от силы. Но, по сути, его свидетельство было ключевым. Он сказал, что у его соседки начались роды, а муж ее был в отъезде уже почти с неделю, и что он приехал за Клавдией, чтобы та помогла. Таким образом, в ночь смерти старосты, ее не было в городе, и потому обвинения в убийстве старосты с нее были сняты.
– Стоп, стоп! Маркус, какой еще староста? – замахал руками Альберт.
– Ах, ну да… Дело в том, что Клавдию судили по совокупности дел. Во-первых – вызов черного ветра и последующий мор скота, а во-вторых, ее обвиняли в убийстве старосты деревни, где Клавдия и проживала. Староста тот, якобы обладал неопровержимыми доказательствами того, что черный ветер вызвала именно она. Но я уже не помню, откуда взялось это предположение. И потом со стороны защиты, было еще выступление врача, который считал, что староста умер от апоплексического удара…
– Апоплексического удара? – переспросил Альфред. – Тогда откуда они взяли, что его убили?
– Я уже не помню точно, можно будет уточнить. Но обвинение настаивало, что смерть была неестественной, и являлась следствием колдовства Клавдии.
– Хорошо, а кто-нибудь проверял, действительно ли она была на родах? И если это колдовство, то какая разница, где именно она была в это время?
– Относительно ее места нахождения в момент убийства или же – естественной смерти старосты – ничего не знаю, если честно. Меня тогда интересовала только магическая сторона дела. Но, думаю, это не поздно проверить и теперь. А в плане колдовства, ей как будто инкриминировали, что она сотворила «ложе Иштар», вы знаете, что это такое?
– Пожалуй, в общих чертах… Там используется некая манипуляция с пентаклями5
– Ну, в общем – да. Создается два пентакля – Сатурна и Луны. Обязательно в халдейской традиции. Затем пентакль Сатурна подкладывают под матрас тому, кого хотят убить. А с пентаклем Луны нужно выйти к окну будущей жертвы. В момент полнолуния, пентакль следует поднять над головой и сказать заклинание, относящееся к демонам Намтара и Идпа6. Если силы у мага достаточно, и если удастся склонить демонов на свою сторону, то тот, против кого направлено колдовство умрет от скоротечной лихорадки или же апоплексии. Но все дело в том, что при этом колдовстве нужно быть рядом с будущей жертвой. А защита как раз и строилась на том, что Клавдии в тот момент в поселке не было.
– Понятно. А почему решили, что он умер именно в результате такого рода колдовства?
– Симптомы…
– Симптомы?– переспросил Альфред
– Ну да… Врач установил смерть от апоплексии, но там еще что-то было, что и дало основание затевать процесс о колдовстве.
– Да, это очень любопытно, и надо бы все-таки узнать о деле Клавдии подробнее, но одному мне не справиться. Надо ведь и в поселок к ней съездить, и с этим Йорковичем переговорить. А вы ведь пока что не должны появляться на людях, поскольку вы вроде как в отъезде. Но меня вот еще что волнует: почему бургомистр не уволил секретаря, да и Феррано тотчас же? Чего он ждал? Особенно, если принять во внимание его тяжелый характер.
– Да, в самом деле… – задумчиво ответил Маркус, – ведь прошло не меньше месяца.
– Тридцать восемь дней, – уточнил Альфред сухо.
– Да… это неясно. Но как теперь это выяснить? – Маркус почесал в затылке.
– Пока не знаю, но думаю, стоит еще раз потолковать с нашим новым приятелем Манфредом,– задумчиво сказал Альфред.
– Знаете, я, пожалуй, поищу в архиве, может какой-то след покажется. Дело в том, что после смерти бургомистра, часть его бумаг из кабинета была опечатана и передана на хранение в архив вплоть до вступления в должность нового бургомистра.
– Интересно. И как вы собираетесь вскрыть печати? – поинтересовался Альфред.
– Не знаю пока. Надо сначала осмотреться. А помощник, я думаю, у нас есть. Видите ли, у меня есть племянница. Смышленая и довольно образованная девушка: гимназию окончила с отличием, причем училась по усложненной программе. Сестра мне все пишет, чтобы я куда-нибудь ее пристроил гувернанткой или же экономкой. Я до сих пор отделывался общими фразами, но, похоже, нам стоит ее использовать, как вы полагаете? Ну, а если все сложится, и она себя зарекомендует, то, быть может, в вашем Министерстве найдется место и для женщины тоже?