Роман Молодой

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Это так, – кивнул головой Довнар Зиновьевич. – Мы слышали о дружбе москалей со Смоленском и Брянском. Это – большая беда для Литвы! Но Смоленск от нас недалеко, и скоро настанет нужное время…

– А вот с Брянском дела хуже! – усмехнулся Константин Васильевич. – Смолянам удалось посадить своего Василия на место покойного Дмитрия! А москвичи дали Брянску своего епископа…А Брянск – богатый удел! Там немало серебра и мягкой рухляди! И тот Василий, получив от царя грамотку, шлет в Москву посла за послом! Его люди вылизали весь зад Ивану Красивому! Нет, пока тот Василий сидит в Брянске, не будет покоя ни у нас, обиженных Москвой, ни у вас, в славной Литве!

– Скажу тебе по секрету, княже, – усмехнулся разгоряченный винными парами литовец Гинвил, – но никому об этом не говори…Наш славный князь и король Альгирдас недоволен брянскими событиями и совсем не признает того князя Василия!

В этот момент его товарищ, литовец Довнар, встрепенулся, подскочил и толкнул говорившего в бок. – Помолчи, Гинвил, – прошептал он. – Это не нашего ума дело! Наш господин Альгирдас не одобрит твоих слов!

Князь Константин Нижегородский не услышал слов Довнара, но по тому, как покраснел и осекся Гинвил, сразу же догадался, что случилось.

– Нечего меня бояться! – громко сказал он. – Здесь можете свободно говорить! У меня нет соглядатаев Ивана Московского ни при дворе, ни, тем паче, за пиршественным столом! Так что не таите от меня слов или дел вашего господина и моего брата Ольгерда!

– Ну, если так, княже, – успокоился Гинвил, – тогда я сообщу о нашей тайне…Могучий Альгирдас собирается изгнать князя Василия из Брянска! Мы поджидаем удобное время и готовим войско. У нас есть немало своих сторонников в Брянске и настоящий, законный брянский князь!

– Кто же? – вскинул брови князь Константин. – И где вы нашли его?

– Это князь Роман Молодой, – улыбнулся Довнар Зиновьевич, – сын покойного Михаила Асовицкого! Он – внук Романа Старого, возродившего древний Брянск!

– А, Роман Молодой, – разочарованно буркнул нижегородский князь, – владелец захудалого Глухова и зять Тита Козельского…Я слышал о нем, но сомневаюсь, что он подходит для Брянска. Разве он осмелится при своей малой значимости враждовать с Москвой? Это просто нелепо!

ГЛАВА 5
КНЯЖЕСКАЯ ОХОТА

Князь Василий Иванович ехал на охоту. Август 1354 года был на редкость теплым и солнечным. Спала лишь тяжелая июльская жара, но лето уходить не собиралось. Даже листва на деревьях сохраняла зеленую свежесть и почти не пожухла.

– Вот какая благодать! – думал про себя князь, покачиваясь в седле. Его любимец, черный, как воронье перо, конь, уверенно шел рядом с конем княжеского охотника Безсона Коржевича. За ними следовал небольшой отряд из двадцати лучших княжеских дружинников и десятка опытных охотников.

Путь был недальний, и князь не спешил. Он любил медленную езду, во время которой дремал и размышлял. В этот год он удачно съездил в Орду. В самом начале мая, когда вошли в берега реки, появилась листва на деревьях, и тонкий аромат зеленых трав, цветов и влажной земли стоял в воздухе, брянский князь выехал со своими людьми на известный ордынский тракт. Они приехали в Сарай без задержек и расположились в тех же самых гостевых юртах, где жили в прошлом году.

Хан Джанибек пребывал в своей столице и сразу же, как только боярин Кручина Миркович сдал в ханскую казну серебро и меха, принял брянского князя.

Ордынский хан был не в духе: накануне приезда русских скончался его тайный советник – умный и покорный воле своего повелителя Тугучи. Теперь слева от ханского трона стоял сорокадвухлетний сын умершего Тютчи. В отличие от своего отца, он был невысок, но широкоплеч, круглолиц и толстоват.

Хан Джанибек не любил полных людей и терпел перед собой Тютчи лишь потому, что тот хорошо ведал бумажную работу и знал не только русский и татарский языки, но арабский и персидский. Имея такого слугу, подозрительный Джанибек не нуждался в переводчиках, которым не доверял.

И в этот раз, принимая Василия Брянского, он не раз кивал своему тайному советнику, чтобы тот задавал по-русски вопросы волновавшемуся и сбивчиво говорившему по-татарски князю. В конце концов, разговор, в котором звучали лишь восхваления в адрес «славного государя», хану надоел, и он сказал: – Возвращайся, Вэсилэ, в свой Брэнэ! Ладно, что вовремя и сполна доставил свой «выход» с добрыми подарками! А теперь уходи…И если не хочешь сам приезжать в мой славный Сарай, тогда присылай серебро в двойном числе!

Князь Василий, стоявший на коленях, ударился при этих словах хана лбом об пол так сильно, что даже толстый персидский ковер не загасил стука. – Какой же хитрый наш царь! – подумал он в этот момент. – Я и так плачу огромный «выход»! Еще покойный Дмитрий Романыч платил столько же серебра, но сам в Орду не ездил!

Видя как неуклюже, но подобострастно отступает к двери брянский князь, пятясь, стараясь не повернуться к хану спиной, Джанибек не выдержал и с хрипом, покачиваясь на троне, захохотал.

Еще долго потом вспоминал князь Василий хищное, оскаленное лицо смеявшегося хана. В тот же день он выместил свои гнев и унижение на постельничем, не успевшим накрыть стол к приходу своего князя. – Нет тебе оправдания! – кричал князь, осыпая пощечинами напуганного Белько, а когда тот упал перед ним на колени, с размаху ударил плакавшего навзрыд слугу ногой в зад.

И все же брянский князь был доволен своей дальней поездкой. Вспоминая свое долгое прошлогоднее «сидение» и зная, как другие князья целые месяцы ожидали ханского приема, а потом еще дольше – разрешения на отъезд домой, он успокаивался.

Вернувшись в Брянск, князь Василий энергично занялся делами: назначил нового тиуна, заменил огнищанина, отвечавшего за княжеское хозяйство, и даже поменял прежних теремных слуг. Супоню Борисовича, бывшего тиуном при князе Дмитрии, он послал воеводить в крепость-сторожку, располагавшуюся в нескольких верстах к северу от Брянска. Его брата, Воислава Борисовича, отправил воеводой в Почеп. Такая же участь постигла и их двоюродных братьев – Жиряту и Сбыслава Михайловичей, которых он, вместе с «работными людьми», послал на самый юг своего удела – заново отстраивать Севск.

Брянские бояре неохотно уезжали из столицы удела, восприняв княжескую волю как опалу. Оставшиеся же в городе бояре тоже были недовольны: новый брянский князь не сдержал своего обещания – ничего не менять в жизни знати – и выдержал лишь немногим больше года. Если бы не епископ Нафанаил, брянская знать наверняка бы взбунтовалась.

Воспользовавшись как-то отсутствием князя Василия в городе, бояре собрались в думной княжеской светлице на совет.

– Князь Василий стал зажимать нас, своих верных людей! – сказал, как бы открывая совещание, княжеский мечник Сотко Злоткович. – Он отослал именитых бояр на окраину, нанеся вред нашему городу и уделу! Сейчас он взялся за наших братьев, а скоро доберется и до нас! Неужели нам придется убираться, Бог знает куда, на старости лет?

– Это все не случайно, братья! – молвил, вставая из середины, боярин Борил Миркович. – Разве вы не помните, что сразу же после смерти славного князя Дмитрия, все ныне опальные бояре, начиная от Супони Борисыча, предлагали объявить нашим князем Романа Молодого? И высказались против Василия Смоленского? Вот причина их ссылки! Наш князь Василий откуда-то узнал об их споре и вот отомстил нашим братьям!

– Неужели кто-то донес ему?! – подскочил со своего места Коротя Славкович. – Видно так и было! Нет сомнения, что князь обо всем проведал! Но кто же нас заложил?!

В светлице установилась полная тишина.

– Ты же наш мечник, Сотко Злоткович?! – вдруг выкрикнул, не вставая, Юрко Брежкович. – Вот и узнай, кто наушничает новому князю и поливает нас, славных бояр, несмываемой грязью! Разве мы княжеские холопы, а не вольные бояре?!

– Я не хочу устраивать слежку за своими братьями-боярами! – возмутился Сотко Злоткович. – И я сам сейчас пребываю в княжеской опале: князь еще ни разу не приглашал меня на беседу и до сих пор не удостоил меня добрых слов! А ведь мои люди сделали столько нужных дел! К тому же, я ни в чем не провинился перед князем!

– Вот вам, братья, и новый князь! – возмутился Борил Миркович. – Мы совершили огромную ошибку! И ее надо исправлять!

– А может, примем постановление и подадим князю Василию прошение, чтобы он перестал нас зажимать? – предложил боярин Коротя. – А если не одумается, мы все уедем из Брянска! Тогда он пожалеет!

– Нет уж! – вскричал, побагровев, Юрко Брежкович. – Пусть сам уходит отсюда! Мы здесь прожили всю жизнь и совершили столько добрых дел! У нас немало заслуг перед уделом!

Бояре загудели, заволновались.

– Успокойтесь же, знатные люди! – поднял руку молчавший доселе епископ Нафанаил. – Я знаю о княжеском гневе на наших славных бояр – Супоню, Жиряту и других! Не следовало на них доносить! А если бы вам донесли о чем-то подобном? Вы бы стерпели? Вся беда – в бессовестном доносительстве!

– А если этот доносчик сегодня же сообщит князю о нашем нынешнем совещании? Что нам тогда делать?! – вскричал Борил Миркович. – Неужели останется только умирать?!

– Ничего не останется, славный боярин! – сказал с уверенностью в голосе брянский епископ. – Я уже говорил на этот счет с князем, и он пообещал мне, что больше не будет беспокоить вас! И вскоре вернет назад Супоню с остальными опальными боярами…Так что вам нечего волноваться!

– Пусть лучше укротит свою неуемную плоть! – буркнул Юрко Брежкович. – Не успел воссесть на княжеский «стол», как сразу же привез себе ту бесстыдницу Шумку, назначив своей ключницей! Он позорит свою красавицу-супругу!

– Ладно, брат, – остановил своего товарища боярин Борил, – это нас не касается! Всем известно, что князья очень падки на красивых женок! Разве вы не помните Дмитрия Красивого и Василия Храброго?! Нашему новому князю далеко до них!

 

– Ты прав, Борил Миркович, – усмехнулся Юрко Брежкович, – куда ему до них!

– Замолчите, братья! – громко сказал Сотко Злоткович. – Сами себе роете яму! А если нас опять заложат? Пусть владыка сам вразумит князя!

Князь все-таки узнал о состоявшемся боярском совете и нелестных о нем высказываниях, однако предпочел сделать вид, что ничего не случилось.

Вот и теперь он, покачиваясь в седле, размышляя, как ему повести себя с недовольными боярами, но ничего не мог придумать. – Надо бы поговорить с владыкой, – решил он, наконец, про себя, – и попросить у него совета…

– Княже, – вдруг громко сказал ехавший рядом Безсон Коржевич, – пора слезать! Здесь поблизости кабанье лежбище.

– Ладно, Безсон, – очнулся от раздумий князь. – Тогда готовьте рогатины и слезайте с коней. – Он махнул рукой своим людям. – Разомнем свои кости и порадуемся славной добыче…

Но «славной добычи» почему-то не получилось. Как только князь и его спутники подкрались, оставив предварительно лошадей княжеским слугам, к злополучному лежбищу, они не нашли там кабанов.

– Вот уж незадача! – возмутился князь, пройдя вдоль и поперек изрытую кабанами поляну. – Только одни следы остались от этих мерзких вепрей! Где же наша добыча, Безсон? Неужели ты меня обманул?!

– Нет, княже, – пробормотал отяжелевшим языком княжеский охотник, – все шло, как надо, и мои люди, в самом деле, выследили кабанов! Но их кто-то спугнул! Неужели здесь побывали какие-то злодеи?

– Откуда здесь быть злодеям?! – возмутился князь, приходя в гнев. – Разве это не заповедный, княжеский лес?!

– Заповедный, батюшка, – пролепетал напуганный Безсон, – но я не знаю, почему разбежались кабаны…Такое могут натворить только люди…

В этот момент вдруг раздался сильный треск, и на поляну выбежали большие серые зайцы. Остановившись прямо напротив князя и его людей, они остолбенели и, казалось, не собирались убегать.

– Дайте мне скорей боевой лук! – крикнул князь, схватил протянутое его дружинником оружие и, натянув тетиву, спустил стрелу. Раздался писк, и большущий заяц, стоявший как столб в середине стаи, вдруг подскочил и рухнул наземь, пробитый стрелой. Остальные звери заметались, запрыгали, но назад не убежали.

– Стреляйте же, люди мои! – приказал, чувствуя, как его охватывает охотничий азарт, князь. – Добудем хотя бы этих глупых зайцев! Это тоже дичь! – Он выхватил из руки Безсона новую стрелу. Засвистели тетивы луков княжеских охотников, и зайцы, пронзенные стрелами, попадали на землю.

– Вот тебе, почти два десятка! – усмехнулся князь. – Однако это не вепри! Они не заменят той знатной добычи!

– Удивительно, княже, – пробормотал Безсон Коржевич. – Я еще ни разу не видел, чтобы трусливые зайцы сами выбегали на охотников! Тут что-то нечисто!

– Это так, княже, – молвил подошедший к своему князю лучник Туча Гудилович. – Зайцы даже не пытались убежать! Значит, кто-то выгнал их на поляну!

– А может, это – свирепый медведь? – заволновался князь Василий. – Это была бы желанная добыча! Пошли в ту чащу! Держите перед собой рогатины!

Князь с охотниками продрались сквозь заросли ивняка и едва только ступили на небольшую поляну, как Безсон, проскочивший вперед, громко закричал: – Ох, княже, берегись!

Прямо на них выскочил рослый бородатый мужик, одетый в темно-серый армяк, лапти, с большим крестьянским малахаем на голове. Увидев князя и его людей, он оцепенел от страха и завертелся на месте, пытаясь развернуться для бегства, но все никак не мог с собой справиться. Наконец он, совершенно обезумев, подпрыгнул и с хрипом заорал во все горло: – Спасайтесь, братцы!!! Здесь сам князь с дружиной!!!

– Ах ты, лютый злодей! – пробормотал князь, выхватывая у стоявшего рядом охотника лук и налаживая стрелу. – Вот тебе, получай!

Стрела со свистом рассекла воздух и вонзилась прямо в шею чернобородому мужику, и он, подавшись вперед, свалился, как куль, под ближайший куст, захрипел и задергался. Только теперь князь и его люди увидели в руке умиравшего большой черный меч.

– Так ты еще и крамольник! – вскричал князь, выхватывая из ножен, висевших на поясе, тяжелый меч. – Вперед, на прочих злодеев!

– Куда ты, княже, – попытался остановить его Безсон Коржевич, – а вдруг там целое войско? Так и сложим нелепо свои головы!

Но князя уже никто не мог остановить. Он, кипевший яростью, стремительно побежал к ближайшим кустам, откуда появился убитый разбойник. За ним устремились княжеские дружинники и охотники. Они выбежали к берегу лесного озера, возле которого часто охотились прежние брянские князья.

– Вон они, злодеи, княже! – крикнул княжеский дружинник Шульга, указывая пальцем правой руки на бежавших по берегу мужиков. – Их пятеро! Вот-вот убегут!

– Стреляйте же, молодцы! – приказал своим зычным голосом князь. – Не щадите ни одного татя!

Вновь засвистели стрелы, и все пятеро здоровенных мужиков рухнули на землю, обливаясь кровью.

– Хорошо, мои воины, – весело сказал князь, когда все подошли к лежавшим без движений, утыканным стрелами, мужикам, – вы разили без промаха! Брянцы – отменные стрелки! Не зря о вас идет слава по всей Руси!

Польщенные словами князя люди молчали и улыбались, глядя на сраженных их стрелами злодеев. Вдруг один из охотников по имени Борич, доселе не произнесший ни единого слова, поднял левую руку и снял с головы легкую летнюю шапку. – Это наши, брянские, люди, княже! – молвил он. – Хоть и оделись они в крестьянскую одежду, но это – горожане! Вон того зовут Усыня Белич, – он указал пальцем правой руки на ближайший труп. – Он – известный гончар!

– А тот, – кивнул головой в сторону другого покойника Безсон Коржевич, – Ванко, приказчик купца Медко Всемилича!

– А тот, – сказал кто-то, указывая рукой на другого мертвеца, – человек купца Олдана Мордатича!

– А прочие? – вскинул голову князь. – Они тоже брянские?

– Брянские, – тихо сказал Безсон Коржевич. – Я знаю их в лица, но имена не помню…Вот уж какая беда! Не надо было их убивать! Это большой грех! Нам только не хватало городской смуты!

– Помолчи, Безсон! – буркнул князь. – Что они делали в моем заповедном лесу? И почему убегали как дикие звери от меня, своего законного князя? Значит, совершили злодейство! Разве не они разогнали моих вепрей? А один из них, бесстыжий стручок, даже выскочил на нас с мечом! Мы правы в своем гневе!

– Но не убивать же, – пробормотал Шульга Резанович. – Это слишком жестоко!

– Нечего их жалеть! – рассердился, покраснев, князь Василий. – Пошли к нашим лошадям! Поедем домой!

– А как же покойники? – развел руки Безсон Коржевич. – Надо бы отнести их тела на телегу, чтобы доставить в город! Негоже оставлять христиан на растерзание диким зверям!

– А может, заказать по ним панихиду? – усмехнулся брянский князь. – Пусть остаются здесь и будут пищей волков! Тогда остальные злодеи хорошо подумают, прежде чем покусятся на мой заповедный лес! Пошли же!

И князь, махнув рукой, двинулся вперед, но уже не по прежней дороге, а по следам, оставшимся на берегу озера от убитых. За ним побрели, нахмурившись и качая головами, княжеские воины и охотники.

Через некоторое время они вошли в помятый убегавшими от них мужиками кустарник, уже почти распрямившийся и, продравшись сквозь заросли, выбрались на небольшую поляну.

– А вот, княже, и твои вепри! – вдруг громко сказал Безсон Коржевич, указав рукой, свободной от рогатины, в сторону больших кабаньих туш, лежавших под кустами.

– Вот как они поохотились! – воскликнул обрадованный князь. – Добыли четырех вепрей! Значит, здесь было больше злодеев! Нет сомнения, что многие из них избежали моего гнева! Пусть же сами доставляют в город тела своих разбойных сотоварищей! А этих вепрей…тащите к нашим телегам!

ГЛАВА 6
ЗАБОТЫ ИВАНА КРАСИВОГО

Великий московский и владимирский князь Иван Иванович прибыл к концу лета 1355 года в Сарай. Зная, что ордынский хан часто в самое жаркое время года откочевывает на дальние южные пастбища, князь Иван надеялся, что ему не придется долго ждать ханского вызова: уже значительно похолодало и, казалось, вот-вот грядет осень.

Хан Джанибек вскоре вернулся в свою столицу, и как только бояре московского князя сдали в ханскую казну «выход» и подарки, милостиво согласился принять молодого князя Ивана. Он явился во дворец в плохом расположении духа: совсем недавно сгорела Москва. Только от тринадцати церквей остались одни дымящиеся головешки! Город надо было отстраивать заново! Денег не хватало…А 21 ноября прошлого года скончался князь Константин Васильевич Нижегородский. Его сын Андрей возобновил отцовские претензии на великое владимирское княжение, считая себя старшим в княжеском роде. Тогда же неожиданно умер князь Дмитрий Федорович Стародубский, а его брат Иван Федорович, не пожелав даже посоветоваться с Иваном Московским, поехал в Орду за ярлыком на наследственное княжение.

В довершение ко всему, из Царьграда прибыли сразу два митрополита. За русское серебро константинопольский патриарх дал митрополию Алексию, а за литовское – Роману. Первый – московский ставленник – получил в ведение восточную Русь, второй – Волынь и Литву.

Оба митрополита стали посылать своих эмиссаров в Тверь, Новгород и Рязань, проклиная друг друга и призывая их под свою руку. В то время как Великий Новгород отверг притязания Романа-митрополита и признал Алексия, тверской епископ Федор не знал, что делать и колебался, от чего «была великая тягость священническому чину».

Глядя на поникшего, хмурого Ивана Ивановича, хан Джанибек улыбнулся: – Ты же так молод, Иванэ! – сказал он. – Почему же твое лицо злое и желчное? В моем дворце так не принято! Будь весел и бодр! Неужели что-нибудь натворил? Ты не забыл своего верного слугу Фэдэрэ?

Князь Иван вздрогнул. – Почему он вспомнил моего Федора Глебыча? – промелькнуло в его мыслях.

Дело в том, что еще в прошлом году служилый московский князь Федор Глебович, собрав дружину, напал на город Муром и, воспользовавшись неожиданностью, захватил его. Удельный же муромский князь Юрий Ярославович бежал в Орду с жалобой к хану Джанибеку. Вскоре туда же приехал, поддержанный Иваном Московским, князь Федор Глебович. Благодаря московскому серебру, ему удалось добиться ярлыка на Муром, а бессребреник Юрий Ярославович был выдан ханом в руки Федору Глебовичу. Последний отвез к себе в Муром несчастного, но законного, князя, поместил его в темницу и уморил голодом. Об этом узнал ордынский хан и вот смотрел теперь на Ивана Московского, покровителя жестокого князя, ожидая его ответа.

– Я не виноват в том преступлении! – пробормотал на хорошем татарском языке князь Иван. – Я только поддержал своего слугу, Федора, но убийство князя Юрия – его собственное дело!

– Дело не в убийстве, Иванэ, – весело сказал Джанибек. – В том не было преступления, ибо я сам выдал глупого Юрке на расправу…Это даже можно считать справедливой казнью! (Иван Иванович с облегчением вздохнул.) Здесь другая беда! На тебя поступила жалоба от Андрэ из Суждалэ! Он просит отнять у тебя ярлык на Уладэ-бузург и передать ему! Андрэ считает тебя недостойным быть великим коназом и обвиняет Мосикэ в захвате чужих земель, приводя в пример твоего слугу Фэдэрэ! Неужели он прав?

– Нет, не прав, государь! – возмутился Иван Московский. – Что касается Федора, то ты сам одобрил его действия! И никто, кроме этого Андрея, меня не обвинял! Пусть явится сюда и попробует доказать свои вздорные наветы!

– А, так это нетрудно! – хан привстал со своего трона и хлопнул в ладоши. Из неосвещенного угла приемной залы вышел верный ханский раб – рослый, широкоплечий, с гладко выбритой головой. – Сбегай-ка, Улуй, к тому коназу Андрэ, – распорядился Джанибек, – и пусть он идет сюда без промедления!

– Слушаю и повинуюсь, государь! – выкрикнул раб, устремляясь к выходу.

– А пока поведай мне, Иванэ, о пожаре в твоей Мосикэ, – молвил ордынский хан, вновь удобно усевшись на своем золоченом троне.

– Нас постигло огромное горе, государь, – начал свое повествование московский князь. Он подробно рассказал о случившемся несчастье, об убытках, людских жертвах и возникших беспорядках.

Хан, откинувшись на спинку трона, с улыбкой слушал своего данника. – Якши, якши, – периодически повторял он, прищурив глаза.

Едва только Иван Красивый успел изложить суть дела, как дверь в приемную залу отворилась, и ханский раб ввел сгорбившегося, поникшего князя Андрея Константиновича. Увидев стоявшего на коленях у ханского трона великого князя Ивана, он еще больше помрачнел и, упав на пушистый ковер, медленно, как старик, пополз вперед.

– Встань же! – приказал Джанибек, когда князь Андрей униженно поцеловал тронную ступеньку. – Салям тебе, бестолковый Андрэ!

– Салям галяйкюм, премудрый государь, наше золотое солнце и серебряный месяц! – простонал князь Андрей. – Живи не одно столетие, славный мудрец и всемогущий повелитель!

 

– Ладно тебе, Андрэ, – рассмеялся хан Джанибек, довольный лестью и хорошим татарским языком суздальского князя. Вся его видимая суровость исчезла. – Изложи свою жалобу и не утаивай правды!

– Я жалуюсь тебе, государь-батюшка, – заплакал глядевший в пол Андрей Константинович, стараясь не смотреть на московского князя Ивана, – о жестокости и несправедливости моего брата, князя Ивана…Он очень злой, грубый, жадный и хочет меня погубить!

– Это правда, Иванэ? – спросил, прищурившись, хан Джанибек.

– Нет, государь! – громко сказал Иван Иванович, глянув с презрением на князя Андрея. – Я жил в мире с его батюшкой, Константином Василичем, но он недавно умер. Говоря же об этом Андрее, я могу поклясться, что никогда его не обижал! Я до сих пор не пойму: чего он так взъерепенился?

– Как же! – раздраженно буркнул князь Андрей. – Неужели ты забыл тот несчастный Муром? А теперь простер свои руки до Смоленска и Брянска! Те князья всегда враждовали с Москвой! А сейчас – не успевают присылать к тебе своих людей с подарками! Вы даже посадили в Брянске своего владыку и так повели дела, что этот лесной город погряз в беспорядках и мятежах!

– Здесь нет моей вины! – возмутился Иван Иванович. – Известно, что прошлым летом брянский князь Василий жестоко наказал своих людей за самоуправство, и это вызвало возмущение черни. Но князь Василий легко расправился с мятежниками и сейчас там – тишина да покой! Об этом рассказали нам приехавшие в Москву брянские люди. Я не причастен к брянским событиям…

– А почему ты, Андрэ, – вмешался в разговор Джанибек, – обвиняешь Иванэ в той смуте?

– Потому что, государь, – сказал, осмелев, князь Андрей, – Москва всегда устраивает беспорядки в соседних уделах! Стоит только какому-нибудь князю связаться с Москвой, как на его земли обрушиваются беды и несчастья!

– Это только совпадение! – возразил московский князь. – В Брянске нет моих людей!

– Нет? – вскинул брови князь Андрей и впервые пристально посмотрел на Ивана Ивановича. Тот выдержал и не отвел взгляда от больших синих, с покрасневшими от бессонной ночи белками глаз. – Неужели ты забыл жестокую брянскую смуту, случившуюся полтора десятка лет тому назад? Тогда брянцы убили князя Глеба, друга или слугу твоего батюшки, посаженного им в Брянске! Разве это случилось не по вине Москвы? А может ты забыл о мятеже в Брянске во время страшного поветрия? Нет, сомнения, что и там не обошлось без участия московских людей…

– В этих словах есть правда, – задумчиво сказал Джанибек-хан. – Я слышал об этих событиях!

– За что ты так суров, государь? – молвил, едва сдерживая слезы, Иван Московский. – Я тогда не был ни великим князем, ни московским правителем и ничего не знал об этих делах…

– Зато все твои бояре замешаны в тех бедах! – громко сказал Андрей Константинович, подняв голову и с гордостью глянув на ордынского хана. – Благодарю, государь, что ты поверил моим правдивым словам!

– Поверил? – поднял свои густые черные брови Джанибек. – Неужели? Эй, Дзаган! – крикнул вдруг он. Из темного угла вышел ханский денежник и, приблизившись к трону, склонился перед своим повелителем в низком поклоне. – Скажи-ка, Дзаган, – молвил Джанибек, – сколько серебра привез нам этот глупый Андрэ?

– Весь «выход», государь, сполна и богатые подарки, ценой в четверть «выхода», – ответил денежник.

– Ладно, – повеселел Джанибек и почесал рукой затылок, – а сколько добра доставил нам Иванэ?

– Раза в три больше, государь, – скривился в улыбке Дзаган. – И «выход», и подарки…

– Тогда иди, Дзаган, – весело сказал Джанибек, обратив взор на русских князей. – Что ж, я вижу, что вы выполнили свои обязательства перед моей казной. Но, тем не менее, вы оба виноваты в том, что плохо управляете вверенными вам землями и устраиваете там беспорядки! За это вы должны заплатить в мою казну пеню! Ты, Иванэ, должен внести три тысячи моих серебряных денег! Это – за жалобы на тебя…

– Так ведь жалоба была только от одного глупца Андрея! – вскричал, перебивая хана, князь Иван.

– Не только от Андрэ, бестолковый коназ! – поднял руку ордынский хан. – На тебя жаловался также Иванэ из Стэрэдубэ! Он недавно получил у меня ярлык на свой город…

– Иван Стародубский? – поднял свои красивые тонкие брови Иван Иванович. – Вот тебе, каков друг и слуга моего батюшки!

– Неужели ты думаешь, что мы такие дурачки, чтобы напрасно ходить с жалобами к самому государю? – усмехнулся князь Андрей, радуясь горю своего недруга.

– Ты зря перебил меня, Иванэ, – кивнул головой Джанибек. – Это – признак твоей грубости! За это я прибавляю тебе еще тысячу монет! Теперь ты должен мне четыре тысячи денег! Понял?

– Да, государь, – грустно промолвил князь Иван, склонив голову. Он понял, что лучше смириться с тем, что есть, чтобы совсем не разориться.

– Я подтверждаю твое право, Андрэ, на те города, которые я пожаловал твоему батюшке! – продолжил свою речь хан. – Это: Новэгэрэ, Суждалэ и Гэрэ-бузург. За такие богатые города ты должен внести в мою казну две тысячи серебряных денег! И ты получишь ярлык на владение городами только после уплаты назначенной суммы!

– Вот какая беда! – подумал князь Андрей. – Дорого придется заплатить за отцовские города – Нижний, Суздаль и Городец! Какой же я глупец, что приехал с жалобой на молодого князя Ивана! Наказал и его, и себя!

Однако вслух он сказал: – Благодарю тебя, славный и могучий государь! Я принимаю твои слова, как великую милость! Будь же ты жив, невредим и здоров, наше золотое солнце!

– Ну, а теперь идите, мои верные рабы, и не забудьте доставить сюда нужное серебро! – расплылся в широкой улыбке Джанибек-хан.

Выйдя из ханского дворца на воздух, оба князя посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.

– Вот как идти к царю с жалобами, брат! – сказал Иван Иванович. – Сам себя и наказал!

– Ох, злее зла татарская честь! – буркнул князь Андрей и вздрогнул от страха. – Неужели донесет? – мелькнула мысль.

– Не бойся, Андрей Василич, – склонил примирительно голову князь Иван, – я не пойду доносить на тебя! Неужели я не понимаю, что сам же от этого пострадаю? Зачем нам ссориться? Вот если бы ты не ходил к царю со своими оговорами, твоя грамота на вотчины была бы куда дешевле. Эх, ты…

И князья разошлись по своим юртам, довольные хоть тем, что поняли нелепость своей вражды и сделали шаг к примирению.