Вселенная Надзора. Исправительные работы

Двери-половинки главного входа оказались заперты. Выругавшись, Винкс осмотрелся, ахая от боли подобрал валяющийся под ногами кусок кирпича и, коротко замахнувшись, швырнул его в окно. Звон крошащегося стекла рассек ночную тишину, но лейтенанту было все равно. Наверняка вооруженные люди и так уже догадались, куда он направлялся.

Подобрав еще один кусок, сочащийся песком, известью и цементом, Эдвард раскрошил торчащие острые осколки стекла и с трудом перевалился через высокий подоконник. Зацепившись мыском, больно приземлился на колено, наверняка разбив его до крови. Ахнул от подступившей к раненому пальцу от неосторожного движения тепловатой пульсирующей боли. Винкс прополз короткий парадный коридор и забрался в какую-то комнату, тяжело привалившись к стене. Он не мог позволить себе оставаться на месте, но встать уже просто не мог. Непривыкший к бегу организм оказался на пределе: сердце бешено стучалось, к горлу подкатывала тошнота. Долбящая в такт пульсу боль в пальце становилась невыносимой, ободранные руки саднили и пачкали пальто кровью. Все сильнее ныло ушибленное колено, которое уже больно было сгибать.

«Мать твою, – бессвязно думал про себя лейтенант, сражаясь с тошнотой и головокружением, – сука. Как же это они?.. Боевики… Сопротивление… коллеги, мать их… президента грохнуть решили? Кто? А ведь если догонят…»

Густо сплюнув и попав себе на воротник, Винкс открыл глаза и повел вокруг мутным взглядом. Первым, что он увидел, стал включенный телевизор. Картинка конвульсивно дергалась и шла помехами, звука не было. Стоял телевизор на небольшом столике, на котором также располагался пузатый красный телефон, какие-то бумаги, кружка. Рядом находился стальной стул с покрытым истертой искусственной кожей сиденьем. На спинке висела бесформенная демисезонная куртка-спецовка.

«Сторож, – подумал Винкс, все еще безуспешно пытавшийся восстановить дыхание, – у них тут сторож есть. Пустое, никому нахрен не сдавшееся здание на застывшей реконструкции, а они посадили сюда сторожа. Не потому что это кому-то нужно, не потому что тут есть, что охранять. Нет, просто потому что так положено. Тупые сукины дети».

Следователь попытался приподняться на руке, но та так задрожала, что он оставил попытку. В первую секунду после находки в Винксе проснулась дикая обжигающая надежда. Бессмысленная. Разумеется, ночной охранник не мог уберечь его от преследователей, даже если бы у него были оружие и желание. От его преследователей – если Винкс не ошибался на их счет – в этом городе не могло уберечь ничто. Его единственной надеждой было остаться неопознанным, сбежать до того, как его найдут. Нужно было прийти в себя и покинуть территорию библиотеки, затеряться в переулках и узких улочках Блока до того, как в коридоре послышатся шаги.

В коридоре послышались шаги, ночную тьму разогнал луч ручного фонарика. Кто-то что-то крикнул, резко, грубо. А потом до Винкса донеслись звуки стрельбы. Стреляли с пистолета, причем не одного. После пары выстрелов, вновь послышались громкие, нечеловечески вибрирующие от эха окрики, возгласы. Снова выстрел. А потом еще и еще.

Поборов страх и собравшись с силами, Эдвард подполз к двери и коротко выглянул в коридор. В нескольких метрах спиной к нему сидела на коленях крепко сложенная женщина в форменной одежде с коротко подстриженными волосами. В руках она сжимала табельный пистолет, из которого периодически поливала свинцом пространство перед собой.

Винкс этого не знал, да и не мог знать, но сорокатрехлетняя Милла Кравович и была охранником, работающим на этом объекте. Преследователям Винкса совершенно не повезло, потому как чуть ли ни любой иной сторож в сложившейся ситуации доставил бы гораздо меньше проблем. Госпожа же Кравович обладала совершенно отвратительным характером и не в пример лучше многих своих нынешних коллег умела обращаться с оружием. Над первым поработал ее отец, отставной довоенный генерал армии, считавший, что все беды исходят от баб, а бабы охотнее всего укрощаются ремнем. Последнее же стало заслугой службы в женской колонии, а также в оперативном полку Надзора. Желание сперва говорить, а потом уже – если приспичит – думать в какой-то момент привело к нарушению субординации и увольнению из органов, отчего бывший офицер Надзора Милла и устроилась работать в частное охранное предприятие.

Теперь барышня, совершавшая ночной обход объекта и услышавшая шум и стрельбу, не особо разбираясь в ситуации, сидела и палила по преследователям Винкса, не задаваясь вопросами и не мучаясь рассуждениями. Время от времени ей отвечали неприцельным огнем из-за угла. В очередной вспышке выстрела, Винкс узнал в стреляющем парня, преследованию которого он посвятил большую часть ночи и благодаря которому до утра рисковал не дожить.

Быстро осмотревшись, Эдвард наткнулся взглядом на вторую дверь из караулки. Поборов слабость, он все же поднялся на ноги, морщась от боли и вновь ощущая колотящее молотом по ребрам сердце. Прохромал к двери, молясь, чтобы та была открытой. Дверь действительно поддалась, отворилась и открыла взгляду служебный коридор с несколькими дверьми. Подгоняемый все еще доносящимися из-за спины выстрелами, Винкс начал заглядывать во все подряд комнаты, пока не обнаружил пожарный выход.

Осторожно выглянув на улицу и не обнаружив ничего подозрительного, Винкс неуклюже выбрался наружу, прикрыв за собой дверь. На лейтенанта хлынул поток холодного ветра, раздражающий ободранные ладони и рассеченную обо что-то бровь.

Проковыляв через двор и попетляв еще некоторое время по мусорным джунглям, следователь вышел к ограде. Пройдясь немного вдоль нее, держась в темноте за решетку, Эдвард нашел, что искал. В одном месте погнутые прутья решетки образовывали проход достаточный, чтобы через него мог пролезть средних размеров человек. Впрочем, Винкс как раз-таки был человеком гораздо более, чем средних размеров, поэтому пришлось сложиться в три погибели, тщательно оберегая ревущий палец и ноющую коленку, чтобы протиснуться наружу.

Выбравшись с территории библиотеки, Винкс как можно быстрее пересек улицу и растворился в городских переулках.

Утренний город кутался в густой влажный туман, скрывающий от глаз невысокие дома и чистые от бедности улочки. Время от времени из матовой мути выкатывались автомобили, все чаще можно было встретить скучных невыспавшихся людей, спешащих на работу. Чистый воздух бодрил, подчеркивал свежесть раннего часа, поднимал настроение. Винкс любил ночной и утренний город, когда казалось, что улицы безраздельно принадлежат ему одному. Впрочем, сейчас ему было вовсе не до романтического настроения, а о бодрости после бессонной, полной приключениями ночи и речи идти не могло.

Стиснув в кармане небольшой бумажный пакетик, Эдвард, хромая, пересек улицу, влился в грязные переулки, утопающие в мутных лужах, некоторое время петлял по ним. Лейтенант постоянно оглядывался, пару раз заходил в подъезды знакомых домов и выжидал, но никто его не преследовал. Это обманчиво успокаивало, убаюкивающе подбрасывало мысль о том, что его ночные маневры по городу оставили преследователей у разбитого корыта, что они потеряли след. Но он знал, что это вряд ли соответствует истине. А даже если и так, то сила, стоявшая за приоткрытой им тайной, имела достаточно ресурсов, чтобы найти излишне самоуверенного беглеца.

Переждав, пока патрульная машина Надзора медленно прокатится по улице, Винкс неуклюже перебежал грязную полоску покрытого сеточкой трещин асфальта и скрылся в подъезде. Ричард Ортега жил на седьмом этаже, удобно было бы добраться до его квартиры на лифте, но Эдвард не хотел рисковать. Превозмогая боль, лейтенант принялся медленно ковылять по лестнице, стараясь не поднимать шума.

Знакомый хирург, к которому завалился ночью измученный и грязный Винкс, не подвел. Как выяснилось, пуля преследователя прошла Эдварду через палец. Спасти его, как ни крути, не вышло бы, поэтому Винксу повезло, что нашелся не привыкший задавать вопросы врач, который смог грамотно ампутировать палец, не оставив острых краев в кости, обработавший нерв, костный опил и проведший прочие необходимые процедуры.

Конечно, следователь должен был обратиться в больницу, но у него не было такой возможности. Анестезия некоторое время помогала, но ее действие уже подходило к концу, тупая боль и дискомфорт возвращались, и, казалось, поднабрались сил.

«Надо решить, – думал Винкс, – как теперь поступить». Разумеется, о дальнейшей работе на заводе и речи идти не могло. Докладывать же о выясненном Маркову было нелепо – это лишь открыло бы новым друзьям его личность. Надеяться на их благородство Винкс и не думал. Нет сомнений, что его пустят в расход, как только выяснят, что он успел узнать и кому уже рассказал.

Последние несколько пролетов Эдвард поднимался с повышенной аккуратностью, но у дверей Ортеги его никто не поджидал. Быстро протиснув в небольшую щель почтового ящика бумажный сверток, лейтенант поспешил вниз.

Город начал потихоньку наполняться людьми, текущими по улочкам, словно кровь по артериям. Появлялось все больше машин, щебетание птиц и рыки ветра все увереннее вытеснялись поднимающимся гомоном вялотекущей толпы.

В очередной раз остановившись для отдыха, Винкс закрыл уставшие воспаленные глаза, оперся на левую, здоровую ногу, постарался успокоиться, застыть, унять тупую пульсирующую от перенапряжения и усталости голову.

Он все же смог дождаться того момента, когда спасительная человеческая муть хлынула на улицы, спеша на работу, в магазин, школу, на почту, к юристу. Люди высыпали на тротуары, и среди них можно было сравнительно безопасно передвигаться. Стоило лишь избегать крупных общественных мест, типа станций метро, вокруг которых постоянно ошивались надзиратели. В последний раз глубоко вдохнув, Винкс открыл глаза и побрел дальше, стараясь не прихрамывать, не выделяться.

Когда его окликнули, он вздрогнул. Хоть и ожидал чего-то подобного все утро и всю ночь.

Сотрудник патрульной службы Надзора не спеша направлялся к нему. Светло-серая форма пятнилась неопрятными потеками из-за утренней влаги, берцовые сапоги покрывала ржавая корка грязи. Надзиратель оказался молодым светловолосым парнем, однако он уже успел забить на соблюдение некоторых требований устава. Черный берет с логотипом Департамента болтался в руке, перчатки смято торчали из переднего кармана.

Винкс бросил взгляд на кобуру и немного успокоился: табельный пистолет находился там, сам чехол был застегнут. Очевидно, патрульный не принял его за разыскиваемого беглеца и остановил по каким-то иным причинам.

Причины эти Винкс узнавать не собирался. Подпустив надзирателя поближе, он подождал, пока тот снова откроет рот, собираясь, видимо, что-то потребовать, и нанес ему мощный удар прямо в лицо. Губы парня лопнули, как спелые сливы. Он покачнулся, и тогда Эдвард ударил еще два раза, не жалея своих немалых сил, используя могучий вес и длину рук. Патрульный упал и сразу же получил два сокрушительных удара ногой по голове.

Убедившись, что коллега отключился, лейтенант, страшно ковыляя, бросился бежать, посасывая кровоточащие костяшки. В плане истекания кровью Винкс вообще мог вполне уверено посоперничать с зажариваемым на хорошем слое соли телячьим стейком.

Покрытые паутиной трещин старые кирпичные дома сменялись выцветшими бетонными блоками новостроек. Замшелые воняющие экскрементами переулки разбавляли время от времени виды узких улочек и размокших от дождя детских площадок.

Чудовищная боль в ноге становилась невыносимой. Она не подтачивала волю, она рубила ее с размаху здоровенным тупым ржавым тесаком. Изобретатели шотландской девы однозначно были бы впечатлены.

Задыхаясь, стиснув зубы, лейтенант Эдвард Винкс бежал. Он петлял, несколько раз менял направление движения, стремился как можно скорее покинуть район.

Попался он совершенно неожиданно и вряд ли по своей вине. Просто одной из ищущих его групп повезло.

Выскочив из очередного переулка, он наткнулся на небольшой грузовичок с затемненными стеклами без опознавательных знаков и с обыкновенными номерами. Едва он появился, двери автомобиля раскрылись и навстречу ему вышли шестеро крепких мужчин в гражданской одежде. Все они двигались спокойно и четко, все не спускали глаз с его рук, тяжело свисавших вдоль мокрого грязного пальто. Винкс без труда распознал профессионалов.

Очередной порыв ветра ударил ему в спину, принеся из глубин подворотни запахи дерущихся за помойку котов, самой помойки и пристроившегося неподалеку бездомного, возможного, скончавшегося.

– Осень, – бесцветно произнес Эдвард Винкс, прежде чем получить болезненный удар в живот.

Лейтенант согнулся, завалился, но упасть ему не дали. Подбежали, окружили, схватили за ноги и под руки, понесли, слабо извивающегося, параллельно земле, закинули в грузовик, навалились сверху. В нос ударил резкий запах искусственной кожи новых сидений, а потом был удар по голове, красно-черный взрыв и забвение.

Глава 5

Ввинтившаяся в мозг Ортеги трель дверного звонка повлияла на лейтенанта самым удручающим образом. Бросив сонный взгляд на будильник, Ричард от души выругался и громко застонал: увлеченный с вечера фантастическим романом, Ортега заснул уже поздней ночью, так что не выспался бы ни при каких обстоятельствах. Неизвестный же визитер отъел у него даже оставшиеся жалкие сорок минут сна.

Пролежав в состоянии тупой нервной сосредоточенности еще некоторое время и убедившись, что посетители не собираются уходить, Ортега не спеша поднялся, натянул домашние треники и футболку, сунул ноги в тапки с кофейными следами и пошаркал к дверям.

«По полу тапки грохотали», – всплыло невесть откуда в его невыспавшемся сознании.

– Кто там? – хрипло и невнятно поинтересовался он через дверь, выбравшись в предбанник.

– Уполномоченный участковый от Департамента Надзора, лейтенант Ниждиц, – отозвались из-за двери. Выглянув в глазок, Ортега и правда обнаружил некого мужчину в светло-серой униформе с офицерскими знаками различия. – Откройте, пожалуйста.

– Удостоверение покажите, – прочистив горло, уже более прилично произнес Ричард.

Посетитель немного повозился, после чего приложил к сканеру бордовую книжечку. Второй небольшой экранчик, висящий в квартире на уровне двери, услужливо подтвердил на синем поле, что документ принадлежит лейтенанту Надзора Александру Ниждицу и показал фотографию визитера.

Ортега немного помедлил, но затем все же открыл дверь. Не то, чтобы он всерьез сомневался в личности гостя, просто чертовски не хотелось вот так прямо сразу, с началом дня, из постели нырять в какие-то непонятные проблемы.

– Ричард Ортега? – поинтересовался переступающий через порог участковый. Роста он был здоровенного, сложения же не сказать, чтобы очень могучего. Настолько не сказать, что даже воплощающий сейчас саму хмурость Ортега не смог подавить про себя смешок. Определенно, лейтенанту Ниждицу стоило заниматься спасением застрявших на деревьях котят или побелкой потолков.

Нескладная фигура участкового источала четко ощутимый аромат пота и парфюмерного мускуса.

– Ричард Ортега, – подтвердил лейтенант, передавая документы для проверки. – Что-то случилось?

– Вот хожу, выясняю, – возвращая «шкуру», не слишком окрыленным тоном отозвался участковый. – Кто-то ваших соседей снизу ночью залил.

– Не я, – убежденно, насколько позволял застрявший в горле зевок, заявил Ортега.

– Не вы, так не вы, – безразлично произнес мускусный надзиратель. – Ванную вашу можно осмотреть?

– Само собой.

В общем и целом обзор ванной комнаты и санитарного узла занял минут десять, за которые Ортега успел окончательно перейти в привычное для себя состояние невыспавшегося сторонника геноцида. Мускусный же Ниждиц занимал себя тем, что бился время от времени лбом о низкую перегородку между ванной и коридором, бурчал, что-то записывал, задевал потолок макушкой, хмурился, осматривал трубы и стукался о самые разные вещи головой. Он бы производил весьма забавное впечатление, если бы не ранний час и общий далекий от позитива настрой Ричарда. Помимо всего прочего, Ортега не мог в присутствии уполномоченного лица облегчить по-утреннему бунтующий мочевой пузырь. Пару раз Ричарду казалось, что участковый бросал странный пристальный взгляд в прочие комнаты, до которых ему, собаке, вообще дела быть не должно.

В любом случае, вскоре гость ушел и Ортега благополучно позабыл о своих наблюдениях, занятый во время утренних мероприятий и завтрака тем, что зверски ругал посетителя.

Покончив с едой, Ричард не без опасения открыл дверцу шкафа, но, похоже, его содержимое не собиралось мигом вывалиться, придавив хозяина к полу. Одеваясь, Ортега меланхолично и без всякого вдохновения мычал тоскливую мелодию, а мысли его текли в самых бессмысленных направлениях.

Любопытно, но по идее ему следовало бы знать приписанного к его дому коллегу, а потому вся небольшая заминка с проверкой документов посетителя должна была бы выглядеть если не странно, то, как минимум, необычно. Но это по идее.

Из-за жестких методов, применяемых Департаментом Надзора в первые годы функционирования, служба эта изначально не пользовалась пламенной народной любовью. Возникшие впоследствии болезни, такие как повсеместная коррупция и крышевание организованной преступности, престиж Департамента не подняли. Простые люди по старой памяти недолюблвали Надзор, и старались лишний раз не обращаться в Департамент. По тем же причинам Ортега, который сам там работал, тоже по возможности решал свои проблемы без привлечения городских служб, в том числе и коллег.

Привыкшие к такому отношению надзиратели, кто как, обычно делали хорошую мину при плохой игре, продолжая упорно выполнять свою работу. Народ столь же упорно продолжал иронично-презрительно именовать их «надзорами».

Наверное, если бы Департамент Надзора играл в городской системе именно ту скрипку, которая была ему отведена, весь концерт проходил бы несколько иначе. Например, все жители дома знали бы своего участкового в лицо, а он знал бы большую часть подопечных. На деле же Ниждиц, похоже, совсем не удивился тому, что его не признали, хоть на доске объявлений в подъезде и должен был висеть распечатанный листик с его именем-фамилией, телефоном и прочей контактной информацией.

Когда-то Ортегу это беспокоило, потом он смирился и даже привык. Сам он работал более или менее за совесть, но почему-то демонстрировать свое удостоверение гражданам ему иногда было очень совестно.

Насвистываемая тоскливая мелодия уже некоторое время как перешла в полнейшую импровизацию, став от этого, как ни странно, только печальнее. Выбравшись на лестничную клетку, Ортега запер дверь, убрал ключи, прогнав при этом в памяти все запланированные на сегодня по работе дела. Начал зверски ругаться.

В коридоре все еще стоял мускусный аромат мускусного участкового. «Вероятно, – невесело подумал Ричард, проверяя почтовый ящик, – коллега использует запашок по прямому назначению – метит территорию. Всяко проще, чем время от времени мыться».

Утренняя почта порадовала лейтенанта рекламой распродажи поддержанных вещей, сообщила еженедельный график отключения воды и предложила услуги крысолова. Просмотрев вскользь всю эту благодать, лейтенант еще раз сунул руку в ящик, полазал по углам и вынул небольшой скомканный бумажный сверток.

Опа.

Некоторое время лейтенант затаив дыхание смотрел на зажатый в руках предмет, потом зачем-то выругался. Вероятно, по привычке.

В принципе, вряд ли стоило опасаться. Ортега уже некоторое время держал странную посылку в руке, но ничего нежелательного – скажем, взрыва – не происходило. Да и на ощупь не казалось, что внутри находится взрывчатка.

Взвесив все и так и этак, Ричард решил в пакет все же заглянуть. Впрочем, дабы не демонстрировать судьбе, что он очень уж ей доверяет, не открыл завернутый конвертиком уголок, а оторвал боковую часть.

Внутри раскромсанного пакета взрывчатки и правда не обнаружилось. Вытряхнув содержимое на ладонь, Ортега с удивлением уставился на ключ с болтающимся с ним в связке пластиковым брелком-квадратиком. На брелке была крупно изображена восьмерка, с другой стороны красовался логотип расположенного неподалеку универмага. Очевидно, это был ключ от камеры-хранилища.

Любопытно. Поглазев немного на находку, следователь хмыкнул и сунул ключ в карман пальто. Подобных фокусов Ортега в своей практике припомнить не мог, но вывод, в общем-то, напрашивался простой – кто-то оставил ему в указанной ячейке некую посылку. Вероятнее всего, какой-то коллега по работе. Форма же намекала на то, что иначе эту информацию было не передать. Правда, оставалось вопросом, зачем тогда было засвечивать жилую норку Ортеги. Но, видимо, причины были, коли к нему не зашли на работу или не отправили все письмом на электронную почту.

На улице царила тоскливая атмосфера распаляющейся осени, пахло расположенной за углом подъезда помойкой, щекотало влажным воздухом. К тому моменту, как Ортега добрался пешком до универмага, его рейтинг сегодняшнего дня скатился в безнадежный минус. Впрочем, не все было так уж плохо: искомая ячейка под восьмым номером нашлась весьма скоро, ключ же к ней – невероятно – подошел без проблем.

Оглянувшись для порядка в поисках возможных наблюдателей и не найдя таковых, Ричард открыл шкафчик и вытащил карманный направленный микрофон – такой же, каким он пользовался сам по работе – и посеребренную флеш-карту с ремешком.

Да, похоже, ему и правда оставили какую-то информацию, насмотревшись предварительно сериалов в жанре «нуар» про следователей Надзора, которые почему-то вместо того, чтобы работать, носились по крышам, врывались в штаб-квартиры наркоторговцев и бродили под снегом или дождем, размышляя вслух про природу негодяев и сволочей. Однако же любопытно было бы выяснить, кто именно решил осчастливить таким образом Ричарда. Направленные микрофоны свободно продавались в магазинах, но, по правде говоря, они мало кому были нужны.

Ортега мог предположить, что это привет от какого-нибудь его знакомого частного детектива. Те любили залезать время от времени в крайне печальные жопеня, после чего просили его содействия в спасении их здоровья и совести, причем здоровье обычно находилось на первом месте. Отсюда и то, что информацию побоялись передавать ему с рук на руки. Но нет, все равно странно. Дошли, считай, до дверей, засветив квартиру, после чего не решились заходить внутрь?

«Впрочем, – порешил Ортега, повинуясь злобному рокоту выстроившейся у него за спиной очереди к ячейкам, – что гадать? Флешку можно посмотреть и в конторе. Если это и правда знакомый пинкертон, то придется добавить к запланированным нервотрепкам еще одно дельце. Если же коллега…»

Продравшись через очередь у камер хранения на улицу, Ортега зябко поморщился, вжавшись в высокий воротник пальто, достал телефон и обзвонил несколько человек. Большинство сотрудников отдела, согласно раннему часу, послали его к черту, остальные – подальше. Кто-то дополнительно подтвердил, что ничего Ричарду не оставлял. Винкс трубку не поднял.

Устало вздохнув, Ортега сунул телефон в карман и побрел к метро.

Добравшись до угловатого унылого здания, Ричард Ортега остановился недалеко у входа, чтобы докурить сигарету. После нескольких дождливых недель воздух пропитался влагой, на улице стояла холодрыга. Царапающий ветер, налетавший иногда неведомо откуда, неприятно задувал за высокий воротник куртки и резал по глазам.

Докурив, Ортега бросил окурок в засаленный ржавый мусорный бак и с усилием раскрыл ведущую к станции метрополитена дверь, которая чуть было не ударила его из-за сквозняка по носу. Двери на входах в метро вообще любили вытворять разные опасные фокусы, о чем Ортега, привыкший к комфорту служебной машины, успел напрочь позабыть.

Приложив к турникету свою карточку гражданина, Ричард меланхолично прошел вперед и неспешной походкой начал спускаться на станцию. Он выглядел – да и был – человеком, который твердо уверен, что ближайшие дни окажутся хуже некуда, а сделать по этому поводу ничего не удастся, поэтому вполне естественно можно позволить себе расслабиться и не спешить.

Вокруг Ортеги сновали люди, множество людей, работавших в центральных Блоках. Метрополитен являлся для них основным средством передвижения, охватывающим своими разноцветными ветками-щупальцами весь город. Взглянув на висящую под потолком карту подземки, Ортега мельком отметил названия станций: «Площадь гражданского единства», «Дворец Структур», «Театр имени Стефански»… Среди них затесался и «Проспект путча 2020 года».

Ричард мысленно усмехнулся: почему-то это был один из любых для него осколков прошлой жизни, имевший отношение еще к временам прежней власти. Многие станции метро, когда-то называвшиеся иначе, сейчас носили имена, прославляющие построенное Советом Структур гражданское общество и великих послевоенных деятелей. Путч же 2020 года был чем-то, можно сказать, бунтарским для Ортеги. Он не относился ни к Совету Структур, ни к достижениям граждан города, ни к каким-то архитектурным шедеврам. Нет, это был кусок той еще, старой жизни, которая была знакома людям только по полувековой давности кинопленкам, фотографиям да рассказам уходящий стариков. А немного бунтовать, наслаждаться чем-то, не относящимся к работе, к партии, к реальным проблемам, для Ортеги было приятно, вот пусть даже так, пусть даже про себя.

Бывало, он задумывался над тем, чем вызвана эта его психологическая черта, но никогда особо не стремился действительно во всем этом разобраться. Слишком оторвано оно от повседневных обязанностей, слишком мало и бессмысленно по сравнению с постоянно наваливающимися на работе заботами. Просто маленький огонек в темноте вечных нервотрепок.

Дождавшись старого, с потрескавшейся серебристой краской поезда, Ортега уселся на свободное место у дверей и, скрестив руки над портфелем на груди, прикрыл глаза. Как это обычно и бывало, он практически сразу погрузился в чуткую полудрему, в то время как в голове его медленно, словно огромные валуны, по грязи перекатывались ленивые мысли: о расследовании, о его отделе, о пропаганде СГБ, о станции, названной непонятно кем в честь события, которому минуло так много лет.

Ортега вынырнул из круговорота мутных мыслей с голосом, назвавшим нужную ему станцию. Голос принадлежал Елене Фроловой, диктору Единого новостного агентства. В сущности, она зачитывала все, начиная от пресловутых новостей и заканчивая объявлениями в метрополитене и автобусах. Ортеге ее голос нравился, но его раздражало, что женщина сопровождает граждан вот уже лет двадцать везде, куда бы они ни направились. Наверняка это было какой-то психологической уловкой сгбшников. Ричард как-то пытался представить себе, что было бы, если объявления в трамваях зачитал кто-нибудь другой. Не удалось.

Выбравшись на улицу, Ортега направился перпендикулярно основному потоку текущих вокруг людей, во дворы. Он специально вышел из метро раньше, не доезжая одной станции. Площадь вокруг «Силовой», от которой рукой было подать до комплекса Департамента, уже наверняка, несмотря на сравнительно ранний час, была забита злобным людом. Гражданский марш согласовывался с руководством города оппозиционными лидерами аж несколько месяцев, ожидалось порядка сотни тысяч человек. Несмотря на возбухающее время от времени недовольство граждан, проявляющееся в виде митингов и забастовок, таких массовых гражданских волнений Ортега в последние годы не припоминал. Хотя ругаться людям было на что. Ричард, как сотрудник одной из самых критикуемых и ненавистных в обществе структур это прекрасно понимал.

Митинговали против постоянно повышающихся налогов, против понижающегося качества еды, против все более частых сбоев в поставках мяса, против совершенно не работающего министерства здравоохранения, против устаревшего сверх всякой меры Комитета по чрезвычайным ситуациям. Недовольство вызывал беспредел сотрудников силовых структур, учащающиеся закрытия школ, постоянные сбои в работе десятилетиями не обновляемых средств транспорта. На всех уровнях государственной службы, вне зависимости от министерства, процветала коррупция, обеспечивающая полнейшее несоблюдение столь котируемых в средствах массовой информации и политике Совета Структур гражданских прав и свобод. Механизмы, приводящие нынешнюю систему в действие, были выкрашены в яркий зеленый цвет баснословных бонусов, обещанных властями элите. Бонусы эти гарантировали верхушке города очень сытую жизнь, оставляя абсолютное большинство граждан за бортом жизни хотя бы просто спокойной.

Граждане винили Совет Структур, Парламент и Президента Картера лично: за отвратительную экономическую политику, за стагнацию в работе министерств и служб, за неспособность предотвращать деятельность террористов, за отсутствие элементарной поддержки бизнеса, за все на свете. Картер, как персонифицированное зло получал основной удар, хотя на личных встречах с ним оппозиционеры вдруг теряли весь свой пыл. Критиковали президента, в общем-то, заслуженно, потому что совершенно очевидно именно он и его приближенные создали ту систему, которая десятилетиями угнетала жителей города. Ортега и сам до колик в почках не любил нынешнюю власть и в особенности президента, занимающего пост уже два десятка лет, имеющего наглость раз за разом изображать участие в выборах, результат которых сам же и предрешал.

При жизни в запертом городе, осаждаемом аберрантами, окруженном зараженными биологическим оружием пустошами, людям просто необходимо было верить, что когда-нибудь – завтра, через год, два, десять лет – все это закончится. Или хотя бы пойдет на улучшение. Правление Картера, поначалу обнадеживающе стабильное, даже в чем-то прогрессивное и уж точно весьма жесткое, сильное, привело в результате к тому, к чему привело.

После очередных нахальных выборов с предсказуемым итогом народ, подстегиваемый профессиональными оппозиционерами, не мог не выйти в очередной раз на улицы.

До официального начала Гражданского марша оставалось еще несколько часов, но на площади перед станцией «Силовая» наверняка уже нельзя было протолкнуться через слепо воодушевленных людей и угрюмых сотрудников оперативного полка Надзора, готовящихся к рукопашной обработке населения. Никто, конечно, не собирался применять силу без причин, но причины появятся, в этом Ортега не сомневался.

Среди праздно шатающихся толп можно было увидеть идеологически настроенную молодежь с флажками и побитых жизнью стариков с палочками. Кто-то таскал к устанавливаемой неподалеку сцене оборудование и провода, в которых путались прохожие. Кто-то носился и раздавал цветные ленточки – символ акции. Шныряющие между людьми собаки пугали голубей, кто-то шугал собак. Время от времени раздавался звонкий смех или неубедительное пение, прорывающееся через вопли животных, завывания матюгальников, шарканье ног.