Дурий из Дуракии

ГЛАВА 13

Сит отправил меня спать на сеновал, сказав, что так легче будет утром будить, не потревожив домочадцев. Вместо ожидаемого стога сена, увидел застеленную чистым бельём низкую деревянную кровать с высоким, набитым соломой матрасом. Рядом стоял холоднющий кувшин с молоком, сверху прикрытый ломтём хлеба. Похоже, это мой завтрак. Спать вроде не хотелось, но улёгшись на матрас, словно провалился в его объятия и почувствовал, что засыпаю.

Проснулся утром от того, что меня трясли за плечо. Мальчишка, лет семи, в длиннющей рубахе, подпоясанной плетёным ремешком, приложил палец к губам, чтобы не шумел и поманил за собой. Прихватив свои пожитки и завтрак, спустился с сеновала. Кругом, в белёсых предрассветных сумерках, ещё лежал туман, по сапогам скатывались с травы капли росы. Похоже, день будет жаркий. Груженая бочками меда, подвода стояла за воротами, тут же меня ожидал Сит. Мальчонка сел на подводу спереди, к взрослому парню, державшему вожжи. Поздоровавшись со мной, Сит подошёл к старшому и что-то шепнул ему на ухо, затем вернулся ко мне и как бы извиняясь сказал, что, если кто в дороге остановит и спросит, откуда я, наплети что-нибудь, но не говори, что от меня, мол просто подсел на мимо проезжавшую подводу. Кивнул головой, удивившись, в очередной раз, переменам, произошедшим в нашем крае. Сит похлопал меня по плечу, велел передать привет Асу, и телега двинулась в путь.

Я устроился на телеге сзади, тут было достаточно места даже прилечь, можно и поспать, под монотонное постукивание бочек друг о друга и потряхивание на дорожных ямах. Однако, стали одолевать беспокойные мысли о моей будущей судьбе, смогу ли найти в себе точку опоры, какой был для меня учитель, устрою ли свою жизнь или так и буду перекати-полем. Ситу хорошо, у него дом, хозяйство, крыша над головой, а у меня… Может Асу подсобит, раз у него для меня есть срочная работа. Если получится закрепиться в столице и найти себе дело, то больше не придётся мотаться по полгода в странствиях, спать, где придётся и есть, что придётся, может тогда и жизнь наладится.

Дорога лентой уходила вдаль, среди полей, раскинувшихся на косогорах, пахло дикой редькой, пыльной дорогой, нагретой жарким солнцем. Вот потянуло свежестью, влажным песком и рыбой, видать река недалече. Ехал бы и ехал так бесконечно, не утруждая ноги, любуясь всей этой красотой, да ещё и с едой под боком. Устроился поудобнее, чтобы наконец позавтракать, а то молоко от жары в крынке прокиснет.

Где-то после полудня, подвода съехала с дороги и остановилась у леска. Старшой подошёл ко мне и предложил отобедать. Расстелив на траве полотнище, мелкий нарезал каравай на ломти, достал варёные яйца, миску с кусками тушёного мяса и баклажку с квасом. Отобедав, поблагодарил ребят за еду и хотел уже сесть на подводу, но старший сказал, что дальше мне придётся идти пешком, потому что Крючья за холмом и не надо, чтобы нас вместе видели. Ясно. Поблагодарил ребят за подвоз, пожелав счастливого пути, перекинул котомку через плечо и зашагал по тропинке, ведущей в лес. Рядом прогромыхала подвода, ребята помахали мне рукой и скоро скрылись с глаз. Лес был небольшой, выйдя из него, увидел, как на ладони, всё селение, раскинувшееся внизу, и подводу с ребятами, которая остановилась на въезде у ворот, видать на проверку стражей. Ничего себе тут порядки завели, будь то не мирное время, а война какая идёт. Приняв своё новое обличье, поковылял вниз по косогору, придумывая себе легенду на случай расспросов.

ГЛАВА 14

Спускаясь по косогору, сообразил, что недостаточно ковыляния, глупого лица и невнятной речи, тут надо что-то посущественнее. Достал из потайного кармана котомки мешочек с плакунцом, распустил тесёмку и аккуратно просунул туда мизинец. Почувствовал липкие прикосновения многоножки и по телу из пальца стала растекаться тонкая струйка холодка. Пока совсем не онемели руки, затянул покрепче узелок на мешочке и сунул обратно, на место. Идти становилось труднее, тело начало подёргивать мелкой дрожью, в ногах пропало чувство опоры, будь то они из ваты. Но, по мере приближения к стражникам, уже посматривавшим в мою сторону, первые симптомы отравления прошли, и меня только периодически передергивало всем телом, да глаза покрылись лёгкой поволокой, как у чуть тронутого умом, чего и добивался.

Дорога у ворот была пуста, и не удивительно, уже за полдень, лучше бы, конечно, проходить тут утром, когда вереница телег с товаром создаёт суматоху и подстегивает охрану поторапливаться с проверкой.

Когда поравнялся с охранниками, они перегородили дорогу и, глядя на меня, с сожалением, старший спросил.

– Зачем идёшь?

Заикаясь, от подёргивания, ответил.

– Ты-ык, к ле-ка-а-р-ю.

– К какому?

– С-ка-а-за-ли у ры-ы-н-ка жи-и-вёт.

– А, к Солиду. Сам-то откуда?

– По-о-д-ря-я пье. З-на-а-е-те?

– Нет. Наверно далеко отсюда?

– Д-ы-ык, ско-оль-ко в-в пу-ти… у-уж и не по-о-мню.

– А как зовут?

– Д-д-уу-ри-ий.

– Надо же, редкое имя, прямо в честь прадеда нашего правителя, – пошутил он.

– Ну-у-у…

– Ладно, только долго не задерживайся… Нам тут чужие совсем ни к чему.

– Я-я о-о-д-ни-им ма-а-хо-м.

Младший не выдержал и рассмеялся.

– Ну, ты, одним махом, пока от тебя толку добьёшься, поседеешь.

Он хотел ещё что-то сказать, но старшой зыркнул на него строго и обратившись ко мне, протянул круглый кусочек буйволовой кожи с выжженными символами Крючья, коротко бросив.

– Топай, только метку не теряй, у нас такие порядки, без неё тебя ни в какой город не пустят, можешь и в тюрьму загреметь, не все такие добрые, как мы.

Отойдя в сторону, освободили дорогу, и, пока ковылял к воротам, чувствовал спиной их взгляды. Вроде, поверили. Сейчас надо срочно найти место, где отлить: действие плакунца заканчивается, будет сильно воду из тела отжимать. В трактир нельзя, серебро в моих руках будет выглядеть подозрительно. Сначала надо его где-то разменять. Заприметил справа большую конюшню, у которой толпился народ. Отлично, затеряюсь среди них от взгляда охранников, а там видно будет…

Войдя в толпу, потолкался, прислушиваясь к разговорам, запоминая упоминавшиеся в речи имена и кто их носители. Увидел на углу лавку менялы, быстренько скинул шапку, пригладил волосы и, приосанившись, подошёл, пытаясь выдержать ровный шаг, действие отравы ещё не закончилось.

– Дорогой, разменяй монету, хозяин послал, у него мелкой нет, а у продавца сдача кончилась. – бодрым голосом наглого слуги, отчеканил я.

– А кто твой хозяин?

– Мытько из Сурья.

– А-а не нашенские.

Повертел серебряный в руках, взял с прилавка столбик отсчитанных монет и высыпал мне в пригоршню. Не торопясь, чтобы не вызвать подозрение пересчитал их и увидев боковым зрением мужика, который кому-то махал рукой, тоже махнул ему и крикнул.

– Да иду я, иду, – и вприпрыжку добежал до толпы и смешался с ней.

Надев шапку, немного скрючившись, подобрал с земли валявшуюся палку, и опираясь на неё, как на клюку, вышел из толпы и протопал по другой стороне улицы к маячившему недалече трактиру. Быстренько прошёл в него и прямой наводкой в сортир, чувствуя, как меня уже поджимает. Отливал долго, исходя холодным потом отходняка: голова кружилась, перед глазами плыли цветные круги, во рту чувствовал горький привкус, словно дерьма объелся. Наконец, окончательно очухавшись, умылся из рукомойника, висевшего на стене, обтёрся своим рушником и проковылял в залу к, ближайшему у двери, столу, чтобы видеть происходящее на улице.

Служка, не торопясь подошёл, оценивая меня взглядом, и небрежно бросил, что нищих не обслуживают. Глуповато уставившись на него, вытащил из кармана несколько медных монет и потряс перед его лицом, чуть подёргивающейся рукой… Тот расплылся в слащаво-хитроватой улыбке и спросил, что принести. Заказал щей, пирог с луком и яйцом и квас.

Ел, наслаждаясь едой и растекающимся по желудку теплом. Когда покончил с трапезой, слуга нарисовался у стола и озвучил сумму в размере, как раз того количества монет, которых я ему показывал. Но, я не лыком шит, пока ел, заприметил, сколько и за что платили столовавшиеся, поэтому сразу прикинул, что он завысил цену в трое, решив, что раз я не местный и похоже на голову тронутый, то можно развести. Вот хитрюга. Достал из кармана две монетки и положил на стол. Тот уставился на меня притворно-возмущённо и сказал, что этого недостаточно, припугнув, что сейчас позовёт хозяина и его помощников. Тупо уставившись на него, пробубнил невнятным языком, что пусть зовёт. Поняв, что я не робкого десятка, он потянулся рукой, чтобы схватить меня за рубаху, а я как бы нечаянно толкнул протянутую руку, он, потеряв равновесие, упал грудью на край стола, лицом прямо перед сооруженной мной фигой, от чего побагровев, вскочил и оглянулся по сторонам, не заметил ли кто, как он опозорился. Осознав, что могу привлечь к себе лишнее внимание, бросил ему на стол третью монету, ощерившись в улыбке, и не успел он открыть рот, как выскользнул за дверь.

ГЛАВА 15

Выйдя из трактира, не торопясь, поглядывая по сторонам, чтобы запомнить улицу в подробностях, прислушиваясь к разговорам проходивших мимо людей, поковылял на звуки музыки, перекрываемые шумом толпы. Рынок на центральной площади, окружённый каменными высокими домами с лавками на первых этажах, бурлил многоголосьем торговцев, ржанием лошадей, скрипом телег с товаром, давкой и столпотворением покупателей и продавцов, выкриков юрких разносчиков еды, умудрявшихся лавировать среди всей этой кутерьмы, распространяя кругом запах печёных пирогов и кваса. Сбоку от площади, на небольшом пятачке, возвышался шатёр бродячих артистов, откуда и раздавалась музыка. Народ около него толпился, но внутрь проходили единицы, отдавая стоявшему рядом толстяку деньги за вход. Решил тоже глянуть одним глазом на представление, а потом уж для отмазки найти Солида, ну и за одним попутную телегу до Сурья.

Заплатив за вход, прошёл в шатёр, где вокруг дощатого помоста сидело на скамейках не так уж много зрителей. Появился мужчина в богатой одежде, держащий за ошейник огромную чёрную кошку, открывающую периодически пасть и шипящую в сторону зрителей, обнажая острые, белые клыки. Послышались вскрики страха и шёпот. Мужчина наклонился к уху животного и что-то шепнул. Кошка улеглась на помост, изобразив спящую, а мужчина на неё, показывая зрителям своё бесстрашие. Затем встал, пошлёпал её по спине, она послушно села, следуя его команде, потом поднялась на задние лапы, а передние положила ему на плечи, так что её морда и его лицо были на одном уровне. В зале наступила мёртвая тишина. Кошка по знаку хозяина открыло широко пасть, он заглянул в неё и отвёл голову, а кошка, закрыв пасть, сняла лапы с плеч и уселась послушно рядом с ним, как собака. В зале раздались хлопки и возгласы восхищения. Затем выступила нарядная женщина с маленькими собачками, танцевавшими на задних лапках. В заключении, на сцену вышел тот самый толстый человек, который стоял на входе, с маленькой гармошкой и стал петь смешные песенки об ухаживании старого богача за молодой вдовой, на которой решил жениться. По окончании номера, мужчина, который выступал с большой кошкой, похоже хозяин балагана, вышел и сообщил, что это их последний день в этом городке, завтра они покидают его и предлагал зрителям рассказать знакомым и друзьям, чтобы те успели сегодня побывать на их выступлениях. Интересно, куда они поедут? Надо будет вечером подойти и спросить.

Выйдя из шатра, пошёл искать лавку лекаря, но обойдя площадь её не обнаружил, хотя прекрасно помню, что старшой на воротах говорил про рынок. Спросил у проходящего мимо парнишки с лотком пирогов, не знает ли он лекаря Солида? Тот показал на ближайший проулок, сказав, что его дом второй от угла. Поднявшись на крыльцо небольшого каменного дома, постучал в дверь. Открыл крепкий мужчина средних лет, молча уставившийся на меня.

– Мне-е бы Со-о-ли-и-да.

– Деньги есть?

Протянул руку с горстью медяков. Усмехнувшись в усы, он сказал.

– Для того, чтобы тебя вылечить этого маловато, но на консультацию, пожалуй, хватит. Проходи.

Отойдя в сторону, он указал рукой на ближайшую дверь.

В комнате кроме пустого стола, стула, да камина, ничего не было.

– Не-е очень то вы по-хо-жи на-а ле-е-ка-аря.

– Так, и ты не очень похож на больного. Руки, ноги на месте, спина ровная, цвет лица и тонус тела хороший. То, что заикаешься, не есть ещё болезнь. Так, что приключилось?

Понял, надо быть поосторожней, глаз у него намётанный, враз раскусит.

– Со-о-ба-ка по-о-ку-са-ла.

– Ну это не так страшно. Давно?

– Го-о-да два-а то-о-му..

– Ясно. Может постепенно пройти, а если лечить, то надо особое лекарство, у меня его нет, а вот у Трота из Сурья есть. Деньги накопишь, сходи к нему.

– А что-о за ле-е-ка-а-р-ст-во-о?

– Аконит. Но, тебе его просто так не найти, да и надо знать, как принимать и сколько. Так что, копи серебряный и топай к Троту. От себя могу сказать, что недуг твой не случайный, ты и так, похоже, на голову слаб, тебе надо корень ярына принимать, может тогда прояснение наступит. Могу дать, если денег хватит. Сколько у тебя их с собой?

Он, возможно, и хороший лекарь, но я то и аконит, и корень ярына сам добывал и свойства их знаю. То, под чего я кошу, вряд ли этими припарками возьмёшь, пустой перевод денег. Однако, за консультацию заплатить, для вида, надо, да и за то, что знаю, к кому теперь, по легенде, пойду в Сурье.

Достав горсть медяков из кармана, высыпал ему на протянутую ладонь. Пересчитав, Солид сказал, что тут и за консультацию мало, ну, да ладно, он добрый, прощает, видя мою нужду. Поклонившись, в знак благодарности, вышел на улицу, обдумывая, как подкатить к хозяину бродячих артистов и вызнать их дальнейший путь.

Проходя мимо винной лавки, увидел его у прилавка с кружкой в руке, уже в изрядном подпитии… похоже выступления на сегодня закончены. Вот это удача. Подошел, встал рядом и, нарочито громко, спросил продавца, не знает ли он кого, кто поедет в Сурью. Тот мотнул головой, зато хозяин большой кошки поднял голову и уставившись на меня мутным взглядом, промямлил, что если доведу его до шатра и помогу с погрузкой, то место в шарабане до Сурья мне обеспечено. Перекинув его руку себе на плечо, а мужик он высокий и крепкий, прогибаясь под его тяжестью, повёл, через пустеющую площадь, к шатру. Встретивший меня толстяк, помог втащить его в шарабан, получив еле внятное указание привлечь меня к сбору пожитков и дать место в кибитке с Лирой. Тот только молча хмыкнул, глянув на меня. У меня закралось сомнение, что тут есть подвох, но думать было некогда, толстяк махнул рукой, сказав, чтобы шёл за ним, спускать шатёр.

ГЛАВА 16

Провозившись до глубокой ночи с укладкой шатра, уставший как собака и порядком проголодавшийся, обрадовался, когда толстяк сказал, что проводит меня до моего ночлега, предупредив, чтобы был поосторожнее и к клетке близко не ложился. Тут то до меня и дошло, что спать я буду в шарабане с той самой огромной чёрной кошкой, которую Лирой и зовут. Но, и я не робкого десятка, сколько раз приходилось спать в местах, где рядом рыскали дикие звери, и ничего, обходилось, тем более если иметь мазь олонец, из костей древнего ящера, которые сам добывал в пещерах Северных гор.

Откинув полог шарабана, толстяк уставился на меня, ожидая какое впечатление произведёт зверь. Не выходя из образа, округлил глаза и радостно захлопал в ладоши.

– Тебе, брат, надо шутом, работать. Это точно твоё призвание, – разочарованно сказал он, хлопнул по плечу и пошёл прочь.

Осторожно взобравшись в высокий шарабан, опустил полог, достал мазь и потихоньку подошёл к клетке, занимавшей почти половину повозки. В потёмках, раздавалось тихое посапывание. Чтобы не напугать, помахал баночкой с вонючей мазью у прутьев. Яркие жёлтые огромные глаза уставились на меня, послышалось громкое принюхивание, затем осторожные шаги. Когда её морда просунулась между прутьями, слегка задел мазью ей нос, она шумно втянула ноздрями и почти замурлыкала, как домашняя. Протянул к ней руку и погладил пальцем с мазью шерсть на шее и за ушами. Тихо позвал.

– Лира, Лира…

Она, мявкнув в ответ, улеглась на бок и похоже решила продолжить спать, не обращая на меня внимание. Ну, вот теперь и мне можно устраиваться на ночлег. Собрав охапки сена, валявшиеся на полу, соорудил себе подстилку, положив котомку под голову и откинув часть полога, чтобы свежий воздух выветрил запах мази, да и спать было сподручнее. Повозка плавно покачивалась на ямах, в тёмном небе то появлялись, то исчезали всполохи далёкой грозы, пахло травой, мокрой от росы, полевыми цветами и пыльной дорогой, мысли уносились куда-то вдаль, а глаза сами собой закрывались от усталости.

Проснулся от шума толпы. Выглянул из кибитки, похоже мы уже в Сурье, рынок на площади уже во всю жил своей жизнью: перебранивались торговцы за лучшее место, скрипели телеги с товаром, выкрикивали разносчики еды, предлагающие поесть, из лавок, окружавших рынок, раздавались голоса, зазывающие их посетить.

В шарабан заглянул хозяин, бросил взгляд на спящую кошку, затем на меня.

– Ну, что выспался?

– Да-а. Спа-а-сибо, что прию-ю-тили и до-о-ве-е-зли.

– Ну, дак, с тебя ещё причитается, – он протянул кожаную печатку Сурьи, которую получил на въезде в город у стражи для каждого из своих артистов, ну… и меня.

Забрав печать, собрался сказать слова благодарности, но он нетерпеливо махнул рукой, прервав мои потуги.

– Шатёр поставишь, Лиру покормишь, и мы в расчёте.

Без лишних слов перекинул котомку через плечо, спрыгнул с повозки и быстро, хоть и ковыляя, направился к толстяку, который уже выгружал полотно шатра из телеги.

Закончив с установкой балагана и покормив обрезками мяса Лиру, дружелюбно смотревшую на меня, особенно, после кормёжки, подошёл к хозяину, сказать, что поручения выполнил, и откланяться. Выслушав моё бебеканье, он достал, из стоявшего рядом на телеге ларя половину каравая, сунул мне в руки и пожелал доброго пути. Поблагодарив, поковылял к ближайшей лавке, чтобы узнать, где живёт Трот, на ходу жуя уже зачерствевший хлеб, чтобы угомонить урчащий желудок.

Лавка была открыта, но хозяина не было видно, похоже ушёл за товаром. Пока ждал, доел хлеб и шилом проколол дырку в печати Сурьи, чтобы надеть на шёлковый шнурок, где была уже надета печать Крючья. Когда покончил с делом и повесил шнурок на шею, под рубаху, нарисовался хозяин лавки. Оглядев меня презрительным взглядом, спросил, что надо. Ответил, что ищу лекаря Трота.

– Трот уважаемый человек, он таких оборванцев никогда принимать не будет, у него сам глава города лечится.

– Ме-е-ня к не-ему по-о-сла-ал Со-о-ли-и-д и-из Су-у-рьи.

– Я бы тебя тоже послал, если бы ты меня доставал с просьбой полечить задаром. Вон его дом, – сказал он, указав на здание из красного кирпича в три этажа, больше похоже на казарму, чем на жилой дом.

Буркнул ему спасибо и направился к дому Трота, абсолютно уверенный, что меня там и на порог не пустят. Придётся искать здесь другого лекаря попроще, который порекомендует какого известного врача в столице, чтобы был повод войти в неё.

Постучав в дверь, услышал лёгкие шаги, затем открылся глазок на двери и тонкий голосок спросил.

– По какому вопросу?

– Со-о-ли-ид и-из Су-урьи по-о-сла-ал сю-у-да-а.

– А деньги есть?

Поднёс к глазку горсть медных монет.

За дверью раздался тихое хихиканье, и она открылась. На пороге стояла очень худенькая девочка-подросток, одетая в тёмно-зелёное, шёлковое платье, и, значит, точно не слуга. Она показала рукой, что могу войти. Поклонившись и пошаркав подошвы сапог о крыльцо, вошёл в тёмный коридор. Дверь за мной закрылась, и стало совсем темно, только где-то далеко, впереди, горела высокая толстая свеча, пропитавшая всё пространство вокруг запахом чуденца. Похоже, доктор так защищает жильё и домочадцев от болезней посетителей. Ну, в общем грамотно, если только не знать, что это растение имеет побочку: дым его в больших концентрациях может вызывать головные боли и даже всякие видения. Рядом со свечой открылась дверь, куда скользнула тоненькая фигурка девчонки, громко прокричавшей на весь коридор.

– Иди сюда! Скорее!

Когда вошёл в комнату, то первое, что бросилось в глаза, это стены, сплошь заставленные стеллажами с книгами, огромный резной дубовый стол и высокое кресло, рядом с мраморным камином, ярко освещавшим комнату, с окнами, плотно закрытыми шторами. Зачем жечь камин и закрывать шторы, когда на дворе летний солнечный день? Скрипнула потайная дверь рядом с камином, целый стеллаж отъехал в сторону и из проёма вышел к столу маленький сухонький старичок в бархатном синем кафтане, следом, та самая юркая девчонка. Окинув меня жёстким взглядом, он развернулся к ней и буквально рявкнул скрипучим голосом.

– Какого чёрта, здесь эта шантрапа? Сколько раз говорил, что не буду лечить всех, кого ты впускаешь!

– Но ведь у него есть деньги!

– Да, какие у него могут быть деньги!

Оборотясь ко мне, бросил.

– Сколько у тебя?

Проникшись сочувствием к девчонке, загреб побольше монет в кармане и высыпал ему на стол.

С презрением глянув на медяки и поковырявшись в них длинным тонким пальцем, словно пересчитывая, он ехидным голосом проскрипел.

– О-о-о, какие большие деньги, почти целое состояние. Да, твои панталоны, Уся, стоят в десять раз дороже.

Нисколько не смутившись, Уся сложила руки в мольбе и буквально пропела.

– Ну-у, папенька, ну пожалуйста, последний раз.

Похоже, немного смягчившись, он буркнул.

– В последний раз, и точка.

– Благодарю, благодарю… – казалось, запрыгала она на месте, так заколыхался подол её юбки, буквально отрываясь от пола.

Лекарь подошёл ко мне вплотную, вцепился пальцами в подбородок и повернул мою голову сначала вправо, затем резко влево, вглядываясь в глаза, едва успел среагировать, уставившись взглядом словно внутрь себя, чтобы не спалиться. Затем он попросил вытянуть руки и постучал костяшками пальцев одной руки по кистям и локтям, а другой уперевшись в моё плечо, буквально у шеи. Я, как мог, старался изо всех сил имитировать хаотические подёргивания всего тела, благо прекрасно запомнил, как действовал на меня плакунец в Крючье. Похоже, закончив с осмотром, он уселся в кресло, сложил перед собой руки замком и ненадолго задумался. Наконец, подняв голову, сказал.

– Ну, что, молодой человек, дела наши скорбные. Похоже у вас было сильное отравление плакунцом в детстве, может по неосторожности с молоком коровы, может ещё как, ну и какой-то испуг доделал своё дело.

Внутри пробежал холодок от такого точного прогноза моих наигранных симптомов. Ничего себе. Не зря у него такой тут почёт и уважение. Проблеял.

– И-и не-ет ле-е-ка-ар-ств-а?

– Есть, но оно тебе не по карману, а мне раздавать направо налево не резон, денег немалых за него заплатил.

– Ну, папенька, – пропищала Уся.

– Нет. У меня его осталось совсем чуть-чуть, только на лечение Сатона и хватит. Да, и где теперь его возьму, все поставщики или схвачены, или убиты, или разбежались в другие земли.

– Мо-о-же-ет, мне-е в сто-о-ли-и-цу-у по-о-да-а-ться?

Он стукнул кулачком по столу и саркастически рассмеялся.

– Так тебя там и заждались. Кто за гроши будет помогать? Если, только ненормальный Фрудон? Пожалуй, сходи к нему, у него всегда была заначка. Только больно не надейся, времена такие, может его и след простыл… Ладно, больше нет времени тобой заниматься, у меня сейчас клиент по записи придёт, – сказал он, сгребая, в выдвинутый ящик стола, мои медяки.

Попятился к двери, кланяясь, довольный тем, что у меня появилось имечко лекаря с столице, которого я точно не знаю и вряд ли он знает меня, поскольку Ягын не был его поставщиком, насколько я помню…

Уся проводила меня до входной двери и сунула в руку тряпицу, в которую что-то было завёрнуто. Улыбнувшись, как можно более глупо, в знак благодарности, развернулся и поспешил в самую гущу рыночной толпы, уже вовсю гудевшую на площади.

Краюха сухого хлеба, которую дал хозяин балагана, похоже застряла в желудке, вызывая икоту, хотелось пить, да и поесть бы не мешало, но медные деньги закончились и надо было где-то разменять следующий серебряный.

Лавку менялы увидел издалека, около неё выстроилась пёстрая очередь из крестьян, которые привезли товар на продажу и вероятно хотели обменять полученные от покупателей медяки на серебро, а также нарядно одетых, по-городскому, торговцев, наоборот, собиравшихся разменять серебро для сдачи. Я в своей потёртой одежде никак в неё не вписывался, надо было что-то придумать.

Использовать навык ловкости рук не хотелось, но я же не собираюсь никого обворовывать, а только поменяю серебро на медь.

Отошёл от рынка, разглядывая главную улицу и заприметил кучку людей у дома, явно занятую игрой в напёрсток. Подойдя вплотную к играющим, нащупал у самого крайнего мешочек с монетами, привязанный сбоку к поясу под кафтаном. Определил, что по размеру и толщине, явно медные. Уставившись, вроде как удивлёнными глазами, на напёрстки скачущие по столу, тихонько развязал мешочек, отсчитал десять монет, сжал их в горсти, взамен сунул серебряный, затянул шнурок и поправил край кафтана, переместившись правее, чтобы уступить место тем, кто уже толпился за моей спиной.

Оглянулся по сторонам в поисках трактира, но передумал, решив накупить еды и кваса у разносчиков на рынке, не привлекая к себе внимания, как в прошлый раз. Откуда-то сбоку пахнуло горячими щами так, что ах захлебнулся слюной, оказалось, это распахнулась дверь на кухню трактира, который был как раз у меня под боком. Потеряв всякую волю сопротивляться зову желудка, пошёл туда.

Народу было немного, поэтому ко мне сразу подошёл слуга, не такой наглый, как в Крючье, и спросил, что принести. Заказал большую тарелку щей со сметаной и квас. Назвав вполне разумную цену, он удалился и буквально через мгновение принёс поднос. Поставив его на стол, забрал деньги, пожелал приятно покушать и удалился без лишних слов. Сразу видно, что прислуга здесь всякого навидалась и особо не судит человека по одёжке, главное, чтобы деньги платил вперёд.

После трактира вернулся на рынок и накупил в дорогу кусков варёного мяса, пирожков и кваса. Сытый и довольный покупками направился в сторону стоящей вереницы уже пустых телег, где продавцы собирались домой. Может повезёт договориться с кем-то и проехать хоть часть дороги, что-то не хочется топать по солнцепёку на сытый желудок.

Худющий и длинный, словно жердь, мужичок запрягал свою такую же тощую кобылку, с рёбрами выпирающими по бокам. Подошёл к лошади, собрав на дне сумки остатки утрешнего каравая, и поднёс к морде. Жадно втянув воздух ноздрями, она начала шершавым языком слизывать крошки и чуть не хватанула зубами ладонь, благо успел отдёрнуть. Вытащил из котомки оставшийся от обеда кусок хлеба и отдал ей, настолько жалко стало смотреть в уставившиеся на меня голодные глаза.

Подошёл хозяин.

– Какого меряка прикармливаешь, никак увести у меня собрался?

– Не-ет. Жа-а-лко-о ста-а-ло.

– Жалостливый значит.

Окинул меня взглядом.

– Куда тебе?

– К ле-е-ка-а-рю-ю, в Ду-у-ра-а-ци-и-ю.

– Ну, до столицы не довезу, а вот до Сомовки можно. Деньги, значит на лекаря есть?

– Не-е-м-но-о-го…

– Сомневаюсь, что тебе хватит, они там очень жадные… Ладно, но только до Сомовки.

– У-уж ка-а-к бла-а-го-о-да-аре-е-н.

Порылся в котомке, достал один из пирожков, купленных в дорогу, и протянул ему.

– Вот спасибо, а то пока торговал сеном, не успел поесть, а ты меня, значит, выручил, – и уминая за обе щеки пирог, уселся на телегу, махнув рукой, чтобы тоже садился. Меня два раза приглашать не надо, тут же пристроился. Он дернул поводья и телега, жутко заскрипев, тронулась в путь