Глава 51
которая подтверждает, что проблемы негров шерифа не волнуют
Как-то давно я смотрела по телевизору передачу про известную киноактрису Светлану Крючкову, и когда телеведущий спросил её сына: «А что вы с мамой любите делать дома?», мальчик ответил.
– Мама дома только тогда, когда болеет или спит.
И в тот момент я подумала о том, какая же это мать, если она совершенно не занимается детьми, полностью игнорируя свои родительские обязанности ради карьеры? Что ж, как говорится, не судите, да не судимы будете, потому что теперь я стала именно такой женщиной. Я бывала дома либо когда мне совсем плохо, и я не в состоянии подняться с постели, либо когда я в еле живом состоянии приползала домой и сразу же ложилась спать, чтобы утром ни свет ни заря поднять с постели сына, отвести его в детский сад и бежать быстрее на работу. Дочерью я не занималась вовсе, так же как и мужем. У меня на это не было времени.
За последние полгода я ни разу не убрала квартиру, не помыла пол, не пропылесосила, не протёрла пыль. Я не гладила бельё, за исключением офисных рубашек, в которых мне нужно ходить на работе. Я не готовила еду. Моя семья питалась либо фаст-фудом в сетевых ресторанах быстрого питания, либо в пиццерии. Сама же я питалась святым духом, потому что вечером, как бы сильно мне не хотелось есть, я была не в состоянии приготовить даже самое простое блюдо. А рассчитывать в этом плане на мужа мне не приходилось, так как он принципиально не занимался домашней работой. Свекровь же готовила лишь на себя, не думая даже о внуках, не то, что обо мне. Потому я часто ложилась спать голодной. А утром съедала купленный накануне вечером йогурт, делала пару бутербродов с собой на обед и, схватив сына за руку, мчалась сначала в детский сад, а затем на работу. Мои рёбра уже можно было просматривать без рентгена, но позаботится обо мне или хотя бы немного помочь было некому. Поэтому я продолжала из последних сил ездить каждый день на работу, где на рабочем столе, кроме груды срочных документов, меня поджидала целая пачка витаминов и таблеток для повышения давления. Без них бы я давно протянула ноги.
Когда в выходные дни сын просил меня посмотреть вместе с ним телевизор, я с радостью соглашалась. Но стоило мне сесть на диван, я тут же закрывала глаза и сидя засыпала. Сын расталкивал меня, но это не помогало, потому что, едва открыв глаза, я снова засыпала.
А недавно мы с детьми пошли погулять. Это было прекрасное воскресное утро. Мы погуляли на детской площадке, затем сходили в магазин за продуктами. А когда пришли домой, я сказала:
– Я прилягу на полчасика отдохнуть. А потом встану и приготовлю обед.
Но проснулась я от того, что дети пытались растолкать меня. К тому времени за окном уже стемнело.
– Мама, с тобой всё в порядке? – услышала я взволнованный голос дочери.
– Да, а что случилось?
– Мы весь день пытаемся разбудить тебя, а ты не просыпаешься.
Заподозрив неладное, я спросила.
– А сколько сейчас времени?
– Десять вечера, – ответила дочь.
– Значит, я проспала весь день?
– Да.
И несмотря на то, что я проспала всю ночь и весь день, я не чувствовала себя выспавшейся или отдохнувшей. Поэтому я перевернулась на другой бок и снова уснула, и совершенно не помню того, как легли спать дети.
Да, однозначно, у меня синдром хронической усталости. У меня даже появилась одышка, хотя никогда раньше этого не было. У меня начались головокружения, а головные боли практически не прекращались. И было очевидно, что долго я так не протяну.
И вот, еле живая, как зомби, я снова поднималась с кровати, заваривала очень крепкий кофе и съедала йогурт, поднимала с постели сына, одевала его и вела в детский сад, а затем изо всех сил бежала к метро и, как селёдка в бочке, ехала на работу.
Но однажды я не успела доехать до здания Корпорации, чтобы там принять очередную порцию лекарств и витаминов, которые бы слегка меня взбодрили. Приблизительно через полчаса своего пути я снова почувствовала головокружение и онемение в пальцах. В ушах начался сильный звон, который предвещал скорую потерю сознания, и я поняла, что не в состоянии сегодня совершать трудовые подвиги. Нужно было отправляться к врачу, если я хотела дожить хотя бы до вечера.
На ватных ногах я развернулась и поехала в обратную сторону.
Добравшись до поликлиники, я заняла очередь и достала из сумки мобильный телефон, после чего набрала номер начальницы.
– Что тебе, Мещерякова? – услышала я вместо приветствия.
– Наталья Николаевна, я сейчас в поликлинике. Мне очень плохо. Как выйду от врача, я Вам перезвоню.
– Надеюсь с тобой ничего серьёзного, – ответила Воронова. – А то документы тебя ждать не будут.
– Я тоже надеюсь, что ничего серьёзного, – ответила я и выключила телефон.
Дождавшись своей очереди у терапевта, я зашла в кабинет.
– Что у Вас случилось? – безразличным тоном произнесла женщина-врач, не отрывая взгляда от бумаг, лежащих у неё на столе, и не глядя в мою сторону.
– Я ехала на работу, и внезапно мне стало плохо, – ответила я и, не дожидаясь приглашения, присела на стульчик. – Поэтому я приехала к Вам.
– И правильно сделали, – ответила врач и посмотрела в мою сторону.
Она достала тонометр и стала измерять моё давление.
– Сколько? – спросила я, когда врач закончила.
– Восемьдесят на сорок, – ответила она и достала бланки. – Вам нужно будет сейчас подняться на пятый этаж и сделать кардиограмму. И ещё я выпишу направление на анализы.
Врач говорила и одновременно заполняла бланки.
– Как Вы вообще ходите на работу в таком состоянии? – спросила она у меня. – Если Вы проснулись и почувствовали себя плохо, нужно было вызывать врача и ждать его дома.
– Но я почувствовала себя плохо в метро, – стала оправдываться я. – Ехала стоя в переполненном душном вагоне.
– А если бы Вы потеряли сознание? – спросила врач. – И упали бы не в вагоне метро, а, к примеру, на эскалаторе? Или же тогда, когда переходили дорогу? Что было бы тогда?
Врач продолжала говорить, и я понимала, что она права. Абсолютно права. А ещё я понимала то, что почему-то с каждой секундой мне становится всё хуже и хуже. Я даже не могла прямо сидеть на стуле. Мне хотелось лечь, чтобы звон в ушах прекратился, а пальцы перестали неметь. И я положила голову себе на колени.
– Что с Вами? Вам плохо? – обеспокоенным тоном спросила врач, но я уже не могла ответить.
Я лишь услышала, как она поднялась из-за стола и выбежала в коридор. И до моего слуха донёсся её голос:
– Бригаду реанимации ко мне в кабинет! Срочно!
Вскоре прибежали люди в белых халатах, и меня положили на койку. Кто-то сказал мне:
– Сейчас мы вызовем машину, и Вас отвезут в больницу.
– Мне нельзя в больницу! У меня дети, – прошептала я.
– Тогда будем ставить Вас на ноги. Сейчас мы сделаем Вам укол. Он очень болезненный. Ощущения будут такие, словно Вам битое стекло под кожу будут вводить. Станете терпеть?
– Да, – прошептала в ответ я. – У меня нет выбора.
И мне вкололи кардиомин. Врач не обманула, потому что укол, действительно, был такой, что будь я в другой ситуации, непременно бы отказалась.
А тем временем моё состояние измеряли какими-то медицинскими приборами, осматривали, обследовали прямо на койке, и через некоторое время я ощутила, что зрение снова сфокусировалось, а звон в ушах прекратился.
И в этот момент зазвонил мой мобильный телефон. Возможно, сейчас было не самое лучшее время для телефонных разговоров, но я знала, что если это звонят с работы, то лучше ответить, потому что иначе телефон будет звонить, не переставая.
Взглянув на экран мобильного, я поняла, что это Воронова.
– Алло, – ответила я в трубку.
– Мещерякова, ты куда пропала? Почему тебя до сих пор нет на рабочем месте? – не скрывая раздражения, проговорила Воронова, словно я не предупредила её о том, что пошла к врачу.
– Наталья Николаевна, понимаете, я сейчас в реанимации и не могу разговаривать по телефону, – произнесла я шёпотом, опасаясь вызвать недовольство врачей.
– Ты что, хочешь сказать, что сегодня не придёшь на работу? – заорала в трубку Воронова, и я почувствовала, что эффект от укола мигом пропал. – А кто документы за тебя будет делать, пока ты собираешься в больнице прохлаждаться?
Признаться, до сего момента я и не подозревала о подобной степени бесчувственности своей начальницы. Её совершенно не интересовало моё состояние. Ей нужен был лишь робот, который мог бы круглосуточно работать.
– Но у меня нет ни одного неисполненного документа! – возразила я.
– Это вчера их не было, а сегодня уже есть, – ответила Воронова. – Я уже успела отписать тебе целый ряд документов, пока ты там валяешься на больничной койке!
– Но я не смогу сегодня быть на работе!
– Я уже поняла, – рявкнула Воронова и бросила трубку.
А я тихонько отключила телефон и огляделась по сторонам. Нужно было подниматься и освобождать место, чтобы не задерживать понапрасну врачей.
– Мне уже лучше, – ответила я, поднимаясь с койки.
– Это хорошо, – ответила врач. – Но прежде чем возвращаться домой, посидите ещё немного в коридоре, а потом зайдите в процедурный кабинет, там Вам сделают другой укол.
– Поняла Вас, – ответила я и, еле переставляя ноги, выползла в коридор.
Меня очень сильно задел разговор с Вороновой. Как она может со мной так обращаться? Как будто я не человек, а лишь винтик в каком-то большом механизме. И если мои грани немного стёрлись, то нужно их как можно скорее привести в норму, чтобы снова засунуть в машину и крутить шестерёнки. А если я сломаюсь, и починить меня не будет возможности, то меня просто выкинут, найдя другой винтик, более прочный и более стойкий.
Почти час я просидела в коридоре поликлиники, благо, там стоял телевизор, и шла передача о здоровье. А потом я сходила в процедурный кабинет, и там мне сделали ещё один укол, по счастью, не такой болезненный, как в прошлый раз, и потихоньку я поехала домой.
Пока я была на больничном, мне каждый день звонила Воронова, но не для того чтобы поинтересоваться моим самочувствием, а для того чтобы напоминать, что горы документов на моём столе растут, а сроки по ним истекают, так что мне стоит поторопиться с выходом на работу. Но врач не желала выписывать меня слишком рано, тем более что я продолжала чувствовать себя плохо. Слабость была такая, что я чисто физически не могла подняться с постели, и кипы документов, которые требовалось срочно исполнить, явно не способствовали бы моему выздоровлению.
Мне назначили процедуры физиотерапии и ежедневные уколы, и потому мне пришлось начать ездить в поликлинику. Воронова же с каждым днём становилась всё настойчивее и всё злее. Она звонила мне по нескольку раз в день и требовала, чтобы я вышла на работу, иначе она меня уволит. Я пыталась объяснить Вороновой, что мне нужно пройти весь курс физиотерапии и уколов, и пока эти процедуры не закончатся, врач меня не выпишет, на что начальница отвечала:
– Договорись с врачом, чтобы она тебя выписала. А я каждый день буду отпускать тебя в нужное время на процедуры. А то из-за тебя народ в отпуск не может уйти.
Я понимала, что Воронова на взводе из-за моего отсутствия, но в то же время нужно было думать и о своём здоровье. Я до сих пор была слаба, но злить начальство тоже не хотелось. И я подумала, что если Воронова не будет держать меня допоздна на работе, а позволит пройти назначенные врачом процедуры до конца, то возможно я и выдержу. Поэтому я поехала в поликлинику и убедила терапевта, что мне намного лучше, и руководство собирается пойти мне навстречу и разрешит продолжить курс физиотерапии и уколов в рабочее время. И врач поверила мне, как я поверила Вороновой, и выписала меня на работу.
И вот очередным ранним утром, еле передвигаясь на ослабленных ногах, я приползла на работу. В этот раз Воронова соблаговолила прибыть на своё рабочее место к девяти утра, видимо, за время моего отсутствия в Корпорации кое-что изменилось. Поэтому я сразу пошла в кабинет руководства. Воронова, увидев меня, изобразила презрение на своём лице, после чего сказала:
– Ты надеялась спокойно сдохнуть, пока другие вместо тебя вкалывают? Не выйдет! – заявила она мне вместо приветствия, после чего запустила «Косынку» на экране своего рабочего компьютера, а затем буркнула. – Твои документы ждут тебя на рабочем столе.
– А как насчёт возможности съездить сегодня в поликлинику на уколы? Я бы могла это сделать во время обеденного перерыва, – предложила я.
– Об этом поговорим позже. Сейчас тебя ждёт работа.
Когда я зашла в свой кабинет, то снова чуть не рухнула в обморок. Сказать, что документов на моём рабочем столе было много, значит, не сказать ничего. Мало того что кипы документов в несколько стопок лежали на моём столе, они были на стуле, на полу, на принтере, – в общем, повсюду. Складывалось впечатление, что в течение недели, пока я отсутствовала, не только весь юридический отдел не работал, не работала вся Корпорация. А вся входящая документация отписывалась исключительно мне. И вот теперь это безобразие мне предстояло разгрести.
Поздоровавшись с коллегами и переобувшись, я заварила себе кофе и стала рассматривать документы.
Когда время подошло к обеду, с кипой исполненных документов я поднялась в кабинет начальства.
– Наталья Николаевна, я принесла Вам на подпись документы, которые уже успела исполнить, и хотела бы напомнить о том, что мне нужно в поликлинику на уколы.
– Мещерякова, ты в своём уме? – грубо осекла меня Воронова. – Ты сама видела, сколько набралось документов, пока ты там валялась задницей кверху! Так что возвращайся на своё рабочее место и продолжай трудиться, чтобы к тому времени, когда я вернусь с обеда, ты показала мне результаты своей работы.
– Но Вы же обещали! – не выдержала я. – Я вышла на работу только с тем условием, что смогу продолжить лечение!
– Я не поняла, ты что, сама себе укол не можешь сделать? – повышая на меня голос, проговорила Воронова, не скрывая своего недовольства.
– Конечно, не могу! Я же не медсестра!
– Значит, учись! Проблемы негров шерифа не волнуют! Пошла вон из моего кабинета!
Со слезами на глазах я выскочила в коридор. И как только я могла поверить Вороновой, когда она обещала отпускать меня в поликлинику! Я же прекрасно знала, как она ко мне относится, и ей нужно было только вызвать меня на работу с больничного, а остальные нюансы по поводу моего здоровья её не волновали. А ведь я даже не успела окрепнуть для того, чтобы пахать здесь по двенадцать часов в сутки! Но теперь мне ничего не оставалось, как плестись обратно на рабочее место и продолжать разгребать те кипы документов, которые отписала мне Воронова, пока остальные мои коллеги продолжали играть в «Танчики» и трепаться с приятелями по телефону.
Глава 52,
которая продолжает тему безразличия Вороновой к проблемам остальных
Я сидела и разбирала многочисленные жалобы, требующие немедленного ответа, проекты договоров, составленные с ошибками, которые мне предстояло исправить, пакеты конкурсной документации, по которым требовалось дать правовое заключение. И среди этого множества рутинных и обыденных бумаг я внезапно наткнулась на обращение главного бухгалтера одного из наших филиалов. Суть этого обращения была в следующем.
«Уважаемое руководство Корпорации «Делай то, что не делают другие»! В прошлом месяце налоговая инспекция проверяла финансово-хозяйственную деятельность нашего филиала, по результатам которой на нас был наложен штраф за нарушение сроков уплаты налога на доходы физических лиц. Во избежание аналогичных проблем в будущем просим дать вас подробные разъяснения по срокам и порядку уплаты налога на доходы физических лиц».
Когда я закончила чтение этого письма, у меня глаза на лоб вылезли. Я, конечно, давно поняла, что меня в Корпорации воспринимают по принципу: и швец, и жнец и на дуде игрец. Но здесь был явный перебор, потому что непонятно, как рядовой юрист может давать советы главному бухгалтеру филиала по срокам и порядку уплаты налога на доходы физических лиц? Для этих целей в нашей Корпорации существует финансовый отдел с целым отрядом квалифицированных специалистов с высшим экономическим образованием! Не всё же время им пасьянс раскладывать и в курилке прохлаждаться! Нужно и им иногда работу подкидывать!
«Наверное, начальство по ошибке направило мне этот документ на рассмотрение», – решила я и после обеденного перерыва, который существовал для всех, кроме меня, снова направилась в кабинет руководства.
Едва Воронова увидела меня, как выражение её лица тут же изменилось. С презрительным взглядом она перевела взгляд от «Косынки» на своём рабочем компьютере в мою сторону, а затем произнесла:
– Чего тебе ещё, Мещерякова?
– Наталья Николаевна, я тут просматривала документы и увидела, что мне на исполнение было направлено обращение главного бухгалтера одного из наших филиалов о разъяснении порядка и сроков уплаты налога на доходы физических лиц. Наверное, это было сделано ошибочно. Может быть, вы передадите это письмо на исполнение в финансовый отдел? Этот вопрос находится в их компетенции.
– Мещерякова, ты хоть иногда думаешь, что говоришь? – неожиданно рявкнула Воронова, и в моём сердце снова закололо. – Чья фамилия стоит на документе? Твоя! Вот и делай, что тебе велят!
– Но ведь это не юридический вопрос, а финансовый!
– А тебе лень Налоговый кодекс открыть?
– Наталья Николаевна, я изучала в институте налоговое право, но в этом письме содержится просьба не о цитировании норм Налогового кодекса, а об их применении на практике. Я же не экономист и никогда не занималась перечислением налогов в бюджет! Какие инструкции я могу дать главному бухгалтеру? Особенно если учесть, что у нас в Корпорации есть целый отдел специалистов по данному вопросу! Им гораздо проще исполнить это. И их ответ будет более подробным и развёрнутым, чем у меня. Зачем изобретать велосипед, когда он уже есть?
– Мещерякова, я так понимаю, ты давно не получала взысканий от начальства, – начала свой ответ Воронова. – Это не тебе решать, кому какой документ исполнять. Ты забываешь своё место! Тебе документ отписан, вот и отправляйся его исполнять! А к вечеру ответ должен быть у меня на столе! И если не выполнишь, можешь готовить приказ о своём наказании.
Вот и поговорили! Не солоно хлебавши я вышла из кабинета руководства. У меня даже не было злости на несправедливость, с какой распределялся объём работы в нашей Корпорации. Меня удивляла лишь некомпетентность и, мягко говоря, тупость наших руководителей. Даже если я по какой-то причине не нравилась Вороновой, и она решила от меня избавиться, то почему от этого должно страдать общее дело? Ведь направляя мне на исполнение документ, который я по объективным причинам не смогу исполнить надлежащим образом, она подставляла не только меня, но и целый филиал, которого без нужных разъяснений из головного офиса налоговая инспекция снова может подвергнуть штрафу! Неужели они этого не видят? Неужели её мелочность настолько замутила всем взгляд, что ради того чтобы навредить одному несчастному сотруднику, стоит подставлять целый филиал, причинив убытки Корпорации? Что-то в этом мне было непонятно.
Что ж, буду отвечать главному бухгалтеру как юрист, которого в Налоговом кодексе интересует лишь глава о государственных пошлинах, уплачиваемых в суд. Полагаю, наше руководство, в виду своей некомпетентности, не заметит разницы.
И я подготовила письмо, в котором процитировала нормы Налогового кодекса, регламентирующие сроки и порядок уплаты налога на доходы физических лиц, и для пущей убедительности добавила пару ссылок на судебную практику по данному вопросу. И поскольку моё начальство в финансовой дисциплине понимало гораздо меньше, чем я, этот ответ всех устроил, и бедному главному бухгалтеру мы отправили очередную отписку, смысл которой сводился к одному: свои проблемы решайте сами! Впрочем, спасение утопающих всегда было делом рук самих утопающих.
Глава 53,
которая наглядно демонстрирует точность слов Плутарха о человеке, наделённом властью
Все видели, как со мной поступает начальство, но никто не хотел встать на мою сторону, потому что они боялись. Все понимали, что сейчас, в данный конкретный период времени, Воронова выбрала меня в качестве девочки для битья и, что важнее, в качестве первого кандидата на вылет при ближайшем сокращении штатов. И пока есть я, им ничего не грозит. Но стоит им поднять голову и сказать хоть слово в мою защиту, как тут же хищница Воронова увидит новую цель для своих издевательств, и тогда этот самоотверженный защитник может занять моё место в качестве мишени для унижений и оскорблений. А никто из них этого не хочет. Потому-то они и сидят тише воды, ниже травы и спокойно наблюдают за тем, как Воронова измывается надо мной, пытаясь выжить с работы. Только они не понимали одного. Когда я уйду, им всё равно придётся столкнуться с выбором: или молчать дальше, провожая на закланье очередную жертву, или же прекратить эту кровавую традицию. Но только что-то мне подсказывает, что конец этой печальной истории очевиден. Мои коллеги будут безропотно наблюдать за тем, как их убивают поодиночке, пока однажды не сменится руководство нашей Корпорации, и лишившуюся «крыши» Воронову не постигнет участь её жертв, как это уже случилось с нашим прежним начальником Макаровым. Но пока это не произошло, нас ждало очередное нововведение, которое каким-то невероятным образом возникло в голове Вороновой, и чем она в этот момент думала, я не знаю, потому что лично мне подобная глупость не привиделась бы даже в бреду.
Вместо того чтобы заниматься реальной работой, эта скверная женщина решила, что её миссия состоит в том, чтобы максимально усложнить жизнь подчинённых сотрудников. И для этой цели она завела журнал, в котором требовалось записаться, если тебе вдруг необходимо было выйти из кабинета. Причём посещение туалета тоже требовало получения предварительного разрешения Вороновой, после чего она записывала в своём журнале точное время выхода сотрудника из кабинета и требовала обязательного доклада после возвращения из туалета. Лимит времени на посещение этого заведения составлял две минуты, после чего, если человек не появлялся на пороге кабинета Вороновой и не докладывал, что успел справить нужду в отведённое время, она начинала названивать ему по мобильному телефону и орать, обзывая нецензурной бранью и требуя немедленного возращения на рабочее место независимо от того, успел ли этот человек справить нужду.
Узнав о подобном нововведении, мы пытались бунтовать, но Мытников почему-то не стал вмешиваться и препятствовать подобному абсурдному требованию Вороновой. Впрочем, парни не особо пострадали от новых правил, так как количество мужских туалетов в Корпорации, как я уже упоминала, было больше, да и для того, чтобы сделать там свои дела, времени им требовалось меньше. А для женской части нашего отдела это стало просто катастрофой. Чтобы меньше хотелось в туалет, мы вообще прекратили чаепития и старались посещать это заведение либо до начала рабочего дня, когда Воронова ещё не успевала прийти на работу, либо во время обеденного перерыва. Но беда состояла в том, что и во время обеденного перерыва Воронова, которая сама всегда уходила обедать в кафе, расположенное напротив здания нашей Корпорации, могла с ложкой во рту позвонить любому сотруднику (к сожалению, чаще всего это была именно я) и потребовать немедленно ей отчитаться по какому-либо документу, как я понимаю, исключительно для того, чтобы проверить, продолжает ли этот человек работать в обеденное время или, не дай Бог, пошёл без её разрешения в туалет или ест прямо на рабочем месте. И если ты не мог в ту же секунду ей отчитаться по тому вопросу, который она задавала, приходилось выслушивать столько нелицеприятных слов в свой адрес, включая угрозу увольнения, что моментально пропадал аппетит, а также желание справить нужду, если таковое и имелось.
Мой любезный читатель, вероятно, сейчас ловит себя на мысли, что я выдумала весь этот ужас, который творился в тот момент в нашей Корпорации, но я клянусь всем, что мне дорого! Я не соврала и не преувеличила ни слова! Всё именно так и было.
Мне жаль, что моя правдивая повесть постепенно растеряла весь свой жизнерадостный настрой, и я искренне хотела бы, чтобы всё сложилось иначе. Но жизнь такова, что хорошее никогда не длится долго. Одна паршивая овца, затесавшаяся в стадо, может испортить всё поголовье. А ещё народ говорит, что рыба тухнет с головы. Вот и у нас в отделе всё происходило по той же схеме. Слаженный и работоспособный коллектив, где все успели стать настоящими друзьями и надежными товарищами, разваливался на глазах. И от этого страдали не только наши личные отношения, но и сама работа.
Плутарх сказал: «Нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть». Эта женщина, которой довелось оказаться у власти, добившись её грязными и унизительными способами, теперь всячески унижала нас за свой позор. Втаптывая нас в грязь, она переставала чувствовать себя ничтожной и никчёмной, ведь по большому счёту, кроме этой самой должности у неё ничего не было. Да, у неё имелась семья и даже двое детей, но как-то в самом начале её появления в нашей Корпорации, когда Воронова ещё не успела так дистанцироваться от нас и даже иногда могла поговорить за жизнь, она поведала женской части нашего отдела, что муж изменяет ей направо и налево, и потому она даже не следит за его похождениями, довольствуясь лишь статусом замужней женщины. Сын Вороновой, едва тому исполнилось восемнадцать лет, вообще ушёл из дому и перестал общаться с матерью, что лично для меня совершенно неудивительно. И единственный член семьи, который ещё не отверг её, это малолетняя дочь, которая всё своё время проводит с няней, и которая, в силу возраста, ещё не способна понять, каким человеком является её мать и как бесчеловечно она поступает с другими людьми. Со временем, вероятно, Воронова пожалела о своих откровениях и, может быть, именно поэтому она стала относиться к женской части нашего коллектива гораздо хуже, чем к мужской, хотя все мы честно хранили её тайны, даже если она этого и не заслуживала.
Дома я поведала своим детям и мужу о том, что за дурдом творится у нас на работе, и что теперь нам необходимо отпрашиваться у начальства, прежде чем сходить в туалет, и мой маленький сын сказал:
– Мама, а если захочется пукнуть, то тоже необходимо отпрашиваться?
А я не смогла ответить на вопрос сына, потому что сама не знала, под какую категорию подпадает эта ситуация, какой бы простой и в то же время абсурдной она не казалась.