Глава 32,
в которой обсуждаются моя внешность и мои предпочтения в отношении представителей мужского пола
Иду я в сторону канцелярии, как вдруг на горизонте появляется Воронова. И хотя я не горела желанием общаться с новой начальницей, спрятаться от неё было негде. Поэтому пришлось натянуть на лицо приветственную улыбку и поздороваться с ней. В ответ Воронова процедила что-то сквозь зубы, после чего стала пристально рассматривать меня, оглядывая с головы до ног, словно надеясь найти изъян в моей внешности, который бы позволил ей сделать мне замечание.
– Мещерякова, ты почему такая тощая? – наконец заявила Воронова, найдя к чему придраться.
– Не такая уж я и худая, – ответила я. – Просто я всегда в одном весе, не поправляюсь и не худею.
– Тебе нужно срочно набрать вес! Сисек совсем нет. Мужикам и посмотреть не на что.
Хотелось мне с ней поспорить, но я сдержалась. Я считаю, что для моей комплекции у меня нормальная грудь. Я ношу бюстгальтер размера 75В, что при весе 49 килограммов совсем неплохо. У той же Вороновой, полагаю, чашечки в лифчике тоже 2 размера, только весит она килограммов на тридцать больше меня.
– Вот сколько сосисок ты можешь съесть за раз? – продолжала критиковать меня начальница.
– Одну, – ответила я.
– А две сможешь?
– Нет. Две в моём желудке не поместятся.
– А моя трёхлетняя дочь спокойно может съесть две сосиски за один присест. А я съедаю по четыре за раз.
«Вот поэтому Вы носите пятьдесят четвёртый размер одежды, а я сорок второй», – хотела сказать я, но сдержалась, чтобы не спровоцировать начальницу на новый поток упрёков. А когда я вернулась в свой новый кабинет, ко мне с неожиданным вопросом обратился Андрей Полюшкин, заставив мигом забыть неприятный разговор с Вороновой.
– Екатерина Ивановна, а каких мужчин ты предпочитаешь?
Тут следует сказать, что несмотря на свою репутацию, и Полюшкин и Уколов обращались к сотрудникам Корпорации, а особенно к дамам, независимо от их возраста, исключительно по имени-отчеству, что лично мне даже импонировало, так как позволяло сохранять некую дистанцию в общении с новыми товарищами, пока наши отношения ещё не перешли в разряд дружеских.
– Может быть, у тебя есть какие-то особенные требования к мужчинам? – продолжил расспрашивать меня Андрей Борисович.
– Я бы не сказала, что у меня завышенные требования к мужскому полу. Самые обыкновенные, – запросто ответила я.
– Но хотелось бы узнать поконкретнее, – продолжал настаивать Полюшкин. – Вот, например, мы с Александром Михайловичем могли бы тебе подойти?
– Вряд ли, – ответила я. – Только не обижайтесь, мальчики. Это исключительно мои тараканы, и вас они никоим образом не касаются.
– Но не могла бы ты всё же озвучить свои требования, чтобы мы с Александром Михайловичем уже точно знали, под какие именно стандарты мы не подходим, – не желал успокаиваться Андрей Борисович.
Несмотря на то, что я вот уже семнадцать лет была замужем, мой законный супруг не являлся героем моих снов. Да, я ошиблась с выбором мужа, но уйти от него, имея на руках двоих детей, но не имея никакой жилплощади и даже перспективы получить её, я тоже не могла. И хотя я старалась быть примерной женой и делать для этого всё, но не могла запретить себе мечтать. Возможно, однажды я стану свободной и смогу позволить себе встречаться с другими мужчинами, но когда это случится, и случится ли вообще, я не знала. Но в любом случае Андрея Полюшкина сейчас интересовал не тот человек, за которым я была замужем, а тот, с кем хотела бы быть, если бы мне представился шанс всё изменить.
– Что ж, попробую перечислить, – немного подумав, ответила я. – Хотя никакого идеального образа в моей голове нет, но всё же есть такие моменты, на которые я всегда обращаю внимание при общении с мужчиной.
И я немного отодвинула стул от стола, чтобы иметь больше свободы для манёвра в разговоре, и, приподняв правую руку для убедительности, начала перечислять.
– Во-первых, он должен быть моложе меня. Не люблю стариков. Во-вторых, он должен следить за своим здоровьем. Старая развалина мне ни к чему. В-третьих, он должен заниматься каким-нибудь видом спорта. Абсолютно любым. Потому что это дисциплинирует и заставляет быть в хорошей форме. В-четвёртых, у него должны быть голубые глаза. И хотя этот пункт необязательный, но желательный, потому что у меня слабость к голубоглазым парням. И в-пятых, – произнесла я, глубоко вздохнув, чтобы перевести дух, и, приподнимая левую руку, продолжила жестикулировать, – у него должен быть соответствующий уровень интеллекта. Совсем необязательно, чтобы он был гением, но он не должен быть идиотом, это точно, потому что общение с тупыми людьми меня бесит.
– Александр Михайлович, ты обратил внимание, на размер, который Екатерина Ивановна показала, когда говорила об интеллекте? – произнёс Андрей Полюшкин, поворачиваясь в сторону Уколова. – Я думаю, что даже если мы с тобой сложим оба своих интеллекта, то до стандартов Екатерины Ивановны всё равно не дотянем. Неудивительно, что она до сих пор не может найти мужчину своей мечты.
– Фу, Андрей Борисович! – посмотрела я укоризненно в сторону своего коллеги. – У тебя на уме одни пошлости!
– Какие пошлости? – грустным голосом произнёс Полюшкин, тяжело вздыхая. – Это жизнь!
Но я не обиделась на Андрея Полюшкина. Наоборот, этот разговор развеселил меня, и я поняла, что могу хорошо поладить с этими двумя мужчинами, сидящими сейчас передо мной. Их уважительное отношение ко мне и в то же время нескрываемый интерес, который они проявляли ко мне как к женщине, приятно будоражил меня, чего я давно не испытывала ни с мужем, ни с другими своими знакомыми и коллегами мужского пола. К тому же, общаясь со мной, ни Полюшкин, ни Уколов, не употребляли матерных слов, что я также списала на своё положительное влияние на этих людей. И это тоже не могло не повысить мою самооценку в собственных глазах.
Глава 33
о том, как безобидная игра на телефоне может привести к приобретению нового компьютера
Ранее я уже упоминала о том, на какой «сверхскоростной» технике мне приходилось работать, и как часто мне приходилось прохлаждаться из-за того, что документы открывались на мониторе так медленно, что я просто не знала, чем себя занять. Не могла же я и в самом деле по нескольку раз в день поливать цветы или каждый час пить чай! Поэтому я подсела на одну безобидную игру под названием «Змейка», имевшуюся в моём телефоне.
Когда я работала на четвёртом этаже, подобное времяпрепровождение было невозможным, так как в глазах начальства это означало бы, что у меня мало работы, и это подвигло бы моих руководителей ещё больше загружать меня документами. Но теперь, вдали от этих больших дяденек и тётенек, я могла позволить себе чуть-чуть расслабиться, тем более что мои новые товарищи не осуждали меня за эти невинные слабости и не спешили заложить меня начальству.
В промежутках между нажатиями клавиш своего рабочего компьютера я успевала пройти в среднем пару уровней. И теперь, пока открывались документы, благодаря игре было проще коротать время.
Но, несмотря на здравый смысл, не позволявший мне вступать в игру, которая бы потребовала от меня каких бы то ни было финансовых вложений, я всё равно причисляла себя к азартным людям, так как всегда очень эмоционально реагировала на неудачи в игре и не останавливалась, пока не добивалась положительного результата. Именно поэтому я часто выражала свои эмоции вслух, когда в игре что-то шло не так. Например, Полюшкин и Уколов часто слышали от меня следующие фразы:
– Ну чего ты двигаешься так быстро? Я же просила тебя двигаться медленней!
– Зачем ты подошёл ко мне сзади? Спереди подходи!
– Вот опять ты пристроился ко мне тогда, когда я тебя не ждала!
Эти парни не знали, в какую игру я играла, оттого их воображение рисовало гораздо более смачные картины, чем те, какие на самом деле были у меня перед глазами. Поэтому однажды Полюшкин не выдержал и подошёл ко мне.
– Екатерина Ивановна, позвольте полюбопытствовать, что за игра Вас так увлекла? А то мы с Александром Михайловичем даже боимся представить себе, что происходит у Вас в телефоне, судя по тем фразам, которые мы от Вас слышим.
– Да, пожалуйста! Смотрите, сколько хотите! – с готовностью протянула я Андрею Борисовичу свой телефон.
И когда он увидел, что загадочной игрой, заставлявшей меня так бурно выражать свои эмоции, оказалась обычная «Змейка», Полюшкин разочарованно произнёс:
– Я ожидал увидеть что-то более интересное.
– Что есть, – пожимая плечами, ответила я.
Однако эти парни видели, что я отвлекаюсь от исполнения документов не от безделья и не от стремления задвинуть работу, а потому что техника, на которой мне приходилось работать, оставляет желать лучшего. Поэтому они, будучи сотрудниками отдела материально-технического обеспечения и зная, что эту проблему легко решить, сами вышли на начальника своего отдела с просьбой выделить мне более мощный компьютер, пригласив его в наш кабинет и наглядно продемонстрировав работоспособность моей техники. В итоге, очень скоро у меня появился новый рабочий компьютер, а я стала ещё более доброжелательно относиться к моим новым товарищам, проявившим ко мне такое участие, которого я не могла добиться у своих коллег и руководителей за несколько лет исправной службы в юридическом отделе.
Глава 34
о том, что если где-то у тебя всё хорошо, то в другом месте непременно будет плохо
После проведённой реорганизации моя зарплата выросла в полтора раза, а отношения с новыми коллегами с каждым днём становились всё лучше и лучше. Их стремление научить меня ругаться матом и вести более свободный образ жизни привело к обратному эффекту. Со временем и Полюшкин и Уколов не только перестали употреблять в своей речи нецензурные выражения, но и услышав нечто подобное от кого-то другого, тотчас начинали цыкать на него, заявляя, что в нашем кабинете такие слова не произносят. Я и сама не заметила, как это произошло, но вскоре наш кабинет стал самым культурным местом во всей Корпорации. А наведя чистоту в кабинете, мы всячески её поддерживали. Все столы и шкафы у нас были новыми. Все обращались друг к другу только по имени-отчеству, и никто не позволял себе повысить голос на другого. И я часто ловила себя на мысли о том, что переселение в этот кабинет было моим самым удачным решением за всё время работы в Корпорации «Делай то, что не делают другие!».
Правда, разговоры на тему ниже пояса всё ещё продолжали вестись в нашем кабинете, но я абсолютно спокойно на это реагировала, так как понимала, что запретить какому-либо мужчине думать о сексе, если он не импотент, невозможно в принципе, поэтому нужно воспринимать представителей сильного пола такими, какие они есть, не пытаясь подходить к ним с женской меркой, и тогда жизнь и для тех и для других будет гораздо проще.
Вот, например, как-то раз прямо с утра Андрей Полюшкин, когда в нашем кабинете присутствовал начальник отдела МТО, громко спросил у меня:
– Екатерина Ивановна, а как Вы относитесь к утреннему сексу?
– К сексу я вообще очень хорошо отношусь, особенно к утреннему, – не моргнув глазом ответила я, заслужив полное одобрение всех присутствующих мужчин.
Однако в жизни не бывает так, чтобы всё было хорошо. И если где-то твоя жизнь налаживается и упрощается, то в другом месте всё будет только ухудшаться.
Не знаю почему, но Воронова сразу невзлюбила меня. Никого она так не загружала работой и ни об кого так не вытирала ноги, как об меня. Кичась своей безграмотностью, эта женщина всё время спорила со мной, стремясь опустить меня на свой уровень. Но ей это не удавалось.
Без мата не обходилось ни одно произнесённое ею предложение, и я заметила, что и наши юристы, речь которых до появления Вороновой всегда отличалась интеллигентностью и вежливостью, растеряла все свои достоинства. Все тоже стали употреблять мат и перестали уважительно относиться друг к другу. В случае малейшего разногласия каждый вспыхивал, словно спичка, и начинал обвинять другого в глупости и некомпетентности, хотя ранее, если подобное случалось, каждый вежливо объяснял своему собеседнику свою точку зрения, пытаясь переубедить его с помощью знаний, а не с помощью оскорблений. Разлагающее влияние Вороновой стало сказываться во всём, но никто, кроме меня, этого не замечал. Я же старалась поменьше бывать на четвёртом этаже, чтобы случайно не стать участником очередного скандала или выяснения отношений, которые теперь стали обыденностью. Но совсем избежать неприятных встреч с Вороновой мне не удавалось, так как, словно нарочно, Макаров поручил этой женщине курировать моё направление деятельности.
Вот, к примеру, сегодня мне нужно было подготовить письмо в Министерство прогрессивных идей, и поэтому я, отложив в сторону остальные документы, оперативно набросала проект письма. Когда всё было готово, я распечатала его на принтере и побежала показать Вороновой результаты своих трудов.
Как обычно мне пришлось выдержать получасовое ожидание, пока начальница не закончит раскладывать пасьянс на экране своего компьютера, затем не обсудит с подругой по телефону свой последний визит к парикмахеру, после чего Вороновой потребовалось срочно покурить, пока наконец не дошла очередь и до моего письма.
Не предлагая мне сесть, Воронова положила документы себе на стол и начала медленно читать, глядя на текст сквозь толстые стёкла своих очков.
– Я не поняла, что это за фраза? – через несколько минут произнесла она недовольным голосом и тыкнула пальцем на середину письма.
– Какая фраза? – уточнила я, наклоняя голову к документу.
– Вот эта! – сказала Воронова и зачитала. – Закрытый перечень. Что это?
– Как что? Это юридический термин, – растерялась я, не зная, как лучше объяснить начальнице то, что знает каждый студент-второкурсник, обучающийся в юридическом ВУЗе. – Перечень может быть открытым и закрытым. Открытый перечень подразумевает, что возможны какие-то дополнения, а закрытый перечень нельзя дополнять. Разрешено только то, что в нём указано.
– В смысле – исчерпывающий? – недоумённо сказала Воронова, поднимая на меня взгляд.
– В принципе, да, – пожимая плечами, ответила я.
– Так бы и написала! А то придумала какой-то закрытый перечень! Вот и догадайся, что ты имеешь в виду!
– Но это официальный термин! – пыталась я отстоять свою позицию. – Он употребляется в законодательстве! И поскольку мы пишем официальный ответ в Министерство, то и употреблять должны те слова, которые приняты в деловой переписке, а не в разговорной речи!
– Но к твоему сведению, я в первый раз слышу это слово и понятия не имею, что оно означает! Но зато я прекрасно знаю слово «исчерпывающий»! И именно его я и хочу видеть в тех документах, которые визирую! – повышая голос, рявкнула Воронова.
– Но мы же пишем письмо не древней старушке с тремя классами образования! – продолжала спорить я с начальницей, так как её невежество уже начало бесить меня. – Мы – юристы, и пишем письмо таким же юристам, как и мы! И потому должны составлять свой ответ, дословно цитируя нормы законодательства, а не переиначивая их на общедоступный язык!
– Ты посмела сравнить меня с необразованной старухой? – вскричала Воронова. – А сама-то ты кто? Неуч? Посмела спорить со мной! Кто ты и кто я! Одно моё слово и завтра тебя здесь не будет! Иди, исправляй письмо! А если ещё раз посмеешь мне перечить, можешь распрощаться со своим местом!
Всё это она скрепила целым рядом непечатных ругательств, и мне пришлось пулей выскочить из её кабинета, чтобы прекратить поток сыпавшихся на меня оскорблений.
Вот так! Я думала, что разговариваю с взрослым образованным человеком, а оказалось, что я говорю со склочной бабой, которая только и умеет, что устраивать скандалы на пустом месте да оскорблять подчинённых сотрудников.
Но больше всего в этой ситуации меня поразило поведение Михаила Миронова, чьё рабочее место находилось в том же кабинете. Он слышал, как со мной разговаривала Воронова, понимал, что она не права, но даже не пытался вмешаться, ни как руководитель, ни как мужчина. И если вы думаете, что после моего ухода он провёл с Натальей Вороновой профилактическую беседу о том, как должен вести себя руководитель с подчинёнными сотрудниками, то вы ошибаетесь. Если бы на моём месте оказалась Лена Буроватых, то смею вас уверить, Миша потом битый час рвал бы на себе рубашку, пытаясь защитить честь любимой девушки. Но ко мне он не испытывал никаких нежных чувств, поэтому ему было всё равно, как со мной обращаются другие. Но по счастью, теперь у меня появились свои защитники, которые никогда не отказывались мне помочь и заступались за меня перед другими. Это Андрей Полюшкин и Александр Уколов. Но, к сожалению, они не имели никакого отношения к работе юридического отдела, а с Вороновой вообще не пересекались, поэтому и разбираться с ней мне предстояло самой.
Глава 35,
которая раскрывает читателю «закон звонящего телефона»
Заканчивался воскресный день, и я уже приготовила всё для предстоящей рабочей недели: постирала и погладила одежду, закупила продуктов и приготовила еды на ближайшие два-три дня, позанималась с детьми. И теперь я наполнила ванную горячей водой и сама улеглась в ней, чтобы немного расслабиться перед сном. И тут я услышала, как звонит мой мобильный телефон.
Мгновенно выпрыгнув из ванной, я приоткрыла дверь и крикнула детям:
– Срочно принесите мой телефон!
Дети уже давно знали, что если мама не ответит на звонок, то ей очень сильно достанется от начальства, поэтому дочь быстро встала из-за компьютера и побежала в коридор, где взяла с полки мобильный телефон и сразу же передала его мне. Нырнув снова в ванную, чтобы не замёрзнуть, я взглянула на дисплей.
Как и ожидалось, это был звонок от Вороновой.
– Слушаю, Наталья Николаевна, – произнесла я в трубку.
– Мещерякова, что у тебя с письмом в Министерство с нашими предложениями по улучшению работы Корпорации? – сразу же спросила Воронова.
– Не знаю, – честно ответила я.
– Как это «не знаю»? Ты что это, вздумала грубить начальству? – продолжила разговаривать в своём духе Воронова.
– Я не знаю, потому что у меня на исполнении ежедневно находится около тридцати документов. И естественно, я не могу постоянно держать в голове информацию по каждому из них. К тому же сейчас воскресенье. Девять часов вечера. Я лежу у ванной. Вот когда завтра я приду на работу и посмотрю в свой ежедневник, то скажу Вам о том, какую работу я проделала по каждому из документов, – ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Удивляюсь тебе, Мещерякова! Начальник звонит тебе, чтобы поинтересоваться судьбой документа, а вместо ответа ты рассказываешь о том, что лежишь в ванной?
– Я сказала об этом, чтобы напомнить, что сейчас воскресный вечер. И если Вам в это время нечем занять свои мысли, кроме как рабочими документами, то у меня, знаете ли, есть и другие дела.
– Я так понимаю, ты опять в своём репертуаре, Мещерякова! С тобой просто невозможно разговаривать! Чтобы завтра утром в девять утра была у меня в кабинете с готовым письмом в Министерство прогрессивных идей! Иначе получишь взыскание, – отрезала Воронова, и я услышала частые гудки в трубке телефона.
Да, воскресный вечер был испорчен. Я вылезла из ванной, вытерлась и поплелась на кухню за успокоительным. Но самое интересное случилось завтра, потому что Воронова никогда не приходила на работу к девяти утра. В лучшем случае, к десяти. Но это не мешало ей заставлять своих сотрудников по часу торчать у двери, ожидая её прихода. И наступивший понедельник не стал исключением.
Целый час вместе с папкой документов и подготовленным проектом письма в Министерство я прождала Воронову у двери в её кабинет, а когда она соизволила прийти на работу, то просто прогнала меня, потому что заявила о том, что прежде чем разговаривать со мной, ей нужно выпить кофе, а моё общество испортит ей аппетит. Так что торопиться бежать к ней ранним утром понедельника было абсолютно бесполезной затеей и стало для меня напрасной тратой времени, которое я могла бы потратить более продуктивно.
С появлением в нашем коллективе Вороновой моя загруженность стала такой большой, что мне довелось познакомиться с таким явлением, которое я назвала «закон звонящего телефона». Он означал следующее. Когда звонил один телефон, неважно, какой: мобильный, местный или городской, то в ту же секунду начинали звонить все остальные, причём для полноты картины в этот момент кто-то заглядывал ко мне в кабинет и говорил:
– Катя, тебя срочно вызывают к Вороновой!
И так было всегда. Я даже выработала алгоритм действий в такой ситуации. Первым делом я смотрела на экран мобильного телефона, чтобы узнать имя того, кто звонит. И если это была не дочь и не воспитатели детского сада, где пребывал мой сын, то я сбрасывала звонок. Мужа я тоже сбрасывала, потому что он никогда не умел быстро излагать свои мысли, а причиной его звонков чаще всего было обычное желание поболтать ни о чём. Затем я поднимала трубку местного телефона, потому что на другом конце провода мог быть кто-нибудь из моего многочисленного руководства, в том числе руководства Корпорации, включая Генерального, которому неожиданно могла понадобиться информация по какому-нибудь судебному процессу, находящемуся в моём производстве. И ради разговора с одним из вышестоящих руководителей можно было опоздать с визитом к Вороновой, которая в любом случае, как бы быстро я к ней не примчалась, нашла бы за что меня упрекнуть. Но если выяснялось, что на другом конце провода был кто-то из коллег, то я просила, чтобы перезвонили позже. А городской телефон в этой ситуации я игнорировала вовсе, потому что это означало, что звонит какой-то посторонний субъект, который вполне может пообщаться со мною позднее.
И после всех этих манипуляций, занимавших по времени несколько секунд, я подскакивала со стула и бежала в кабинет к Вороновой, чтобы выслушать очередную порцию претензий в свой адрес или же получить ещё одну стопку документов для срочного исполнения.
И вот как-то раз, улучив минутку в своём загруженном графике, я подскочила с места и побежала в туалет. По счастью, одна из кабинок была свободна, и я тотчас забежала в неё. И только я принялась делать свои дела, как зазвонил мой мобильный телефон.
В соответствии с требованиями нового начальства расставаться хоть на минуту с мобильным телефоном было запрещено, поэтому я брала его даже в туалет. И вот когда он зазвонил в самое неподходящее время, я растерялась. Что было делать? Остановиться и выйти из туалета, чтобы поговорить, я уже не могла, но и не ответить на звонок тоже. Поэтому находясь в этой неудобной ситуации, я всё же нажала на кнопку соединения с абонентом и ответила.
– Я слушаю.
На другом конце телефонной линии был Алексей Юрьевич Малышев, начальник юридического отдела в Министерстве прогрессивных идей. Очень хороший человек. И он проявил большую любезность по отношению ко мне, позвонив лично. Но если бы он знал, что я сейчас сижу в туалете, пытаясь справить нужду, возможно, он бы и повременил со своим звонком.
– Екатерина Ивановна, я звоню по поводу документов, которые Вы привозили к нам на согласование. Они уже подписаны, и если они нужны Вам срочно, то можете приехать и забрать их. А если нет, то мы можем отправить их Вам по почте.
– Спасибо, Алексей Юрьевич. Я сегодня же приеду и заберу их, – ответила я и выключила телефон.
В этот момент из соседней кабинки донёсся голос Юли Решетниковой, которая оказывается, тоже находилась в это время в туалете.
– Катя, ты закончила телефонный разговор?
– Да, – ответила я.
– Значит, я могу спокойно слить воду? – снова переспросила Юля.
– Конечно, можешь. А в чём проблемы?
Вместо ответа я услышала шум сливающейся воды, после чего Юля вышла из кабинки.
– Я вообще-то могла нажать на кнопку слива и во время твоего разговора с Алексеем Юрьевичем, – обращаясь ко мне, продолжила говорить Юля. – Но подумала, что это будет не очень-то красиво.
– Да, ты права, – ответила я, заканчивая свои дела в туалете и выходя из кабинки.
– Катя, в следующий раз, пожалуйста, не бери телефон с собой в туалет! И уж тем более не нужно разговаривать по нему, когда ты находишься в кабинке. Ведь тем самым ты ставишь в неудобное положение не только себя, но и других!
– Ох, Юля, я бы с радостью! Веришь, я даже готова прямо сейчас выкинуть телефон в окно! Да только кто мне это позволит? Это тебя курирует Миронов, а он всегда проявлял больше понимания к нуждам других, чем Воронова. А она так гайки закручивает, что и дышать трудно. Она требует, чтобы все её подчинённые сотрудники были на связи с руководством круглые сутки. И на работе и дома. В противном случае нас накажут. Неужели ты думаешь, что я по своей воле хожу с телефоном в туалет?
– Как всё плачевно, – ответила Юля и, вымыв руки, вышла из туалетной комнаты.
А я же помчалась к руководству, чтобы доложить о звонке Алексею Юрьевича начальству и затем лететь в Министерство за подписанными документами.