Доброта за чужой счёт
Большинству людей нравится быть добрыми. Нравится, чтобы их считали отзывчивыми и чуткими к чужому горю. Только вот делать то, что позволило бы им считаться таковыми, они не хотят, предпочитая таскать каштаны из огня чужими руками, чтобы потом с чистой совестью причислять к своим подвигам очередную спасённую судьбу.
Гуляем мы с сыном по городу, и вдруг я замечаю, как в траве под деревом что-то шевелится. Мы подошли ближе и увидели крохотного птенчика, выпавшего из гнезда. И первым моим порывом было вернуть птенца обратно в гнездо, но, подняв голову вверх, я поняла, что не смогу этого сделать. Дерево было слишком высоким, и гнезда даже не было видно.
Стремянки у меня в хозяйстве не было, и даже если бы я побежала домой и принесла сюда табуретку, это бы не спасло положения. Поэтому я остановилась в растерянности, думая, что предпринять. И в этот момент мимо проходила женщина, которая из любопытства остановилась рядом с нами и спросила:
– Что там у вас?
– Да вот, птенчик выпал из гнезда, – горестно сообщила я.
– Ай, какой маленький! – тут же начала причитать женщина. – Бедненький ты мой! Что же мне с тобой делать?
И женщина взяла птенца на руки.
– В траве его оставлять нельзя, – назидательным тоном сказала она мне. – Здесь его кошки съедят.
– Знаю, – ответила я и вздохнула.
– Я думаю нам нужно поступить так, – не скрывая радости от внезапно пришедшей на ум идеи, обратилась ко мне женщина, и, кивнув в сторону моего сына, продолжила. – Пусть мальчик отнесёт птичку в свой детский сад. А там воспитатели уже смогут позаботиться о ней.
– Мальчик давно уже не ходит в садик, а учится в школе, – сообщила я женщине, чтобы немного умерить её бессмысленный энтузиазм.
– Значит, пусть отнесёт в школу, – не успокаивалась она.
– В их школе нет живого уголка, – не позволяла я женщине насладиться чувством собственной победы. – А если одноклассники сына увидят этого птенчика, то его там растерзают похуже, чем в когтях кошки. В его классе есть такие отъявленные хулиганы, что для безопасности этого птенца будет лучше оставить его в траве.
– Тогда заберите его к себе домой! – не желала смиряться с моим отказом женщина.
– И что я буду с ним дома делать? Я не умею ухаживать за такими крошечными птицами!
– Но я тоже не могу его себе забрать! – стала терять самообладание женщина. – Знаете что, я вообще-то на работу опаздываю, так что берите этого птенца себе!
После этих слов она насильно сунула моему сыну в руки эту птичку, после чего быстрым шагом поспешила прочь.
А мы там и остались стоять на месте, глядя вслед убегавшей от нас женщине, которая, придя на работу, будет рассказывать всем своим коллегам, как спасла жизнь крохотному птенчику, выпавшему из гнезда, сумев в последний момент пристроить птичку в хорошие руки.
Я не знала, как следует поступить, потому что взять к себе птенца я боялась, так как если на следующий день он умрёт в нашей квартире, окончательно расстроив и меня и сына, то это будет ещё хуже, чем просто оставить его сейчас здесь в траве, предоставив Создателю право самому решать судьбу этого живого существа. Но и бросать кроху на обочине дороге совесть мне тоже не позволяла. Поэтому мы отнесли птенчика к частным домам и оставили его там под деревом. Надеюсь, за ним смогут поухаживать другие птицы или люди, у которых есть свои приусадебные участки, где можно содержать разную живность.
После этого случая сын долго не мог спокойно проходить мимо того места, заставляя меня каждый раз выбирать другой путь. Видимо, встретившаяся нам женщина, с её неуёмной жаждой творить добро за чужой счёт, так сильно напугала его, что потребовалось значительное время, чтобы произошедшее забылось.
А между тем «добросердечные» особы продолжали вмешиваться в нашу жизнь, пытаясь навязать своё понимание правил жизни.
Однажды мы шли с сыном в Сбербанк, и по пути к нам привязалась какая-то бездомная собака. Она напрыгивала на моего мальчика, всё время преграждая нам путь. И поначалу я пыталась цыкать на неё, чтобы прогнать, но это не помогало, поэтому я стала пинать её ногами. Благо, на мне были треккинговые ботинки. Но и пинков было недостаточно. Собака продолжала бежать за нами и напрыгивать на моего мальчика.
Сын плакал, ища у меня защиты, и если бы в тот момент на мои глаза попалась какая-нибудь палка, я бы приняла более энергичные меры для того, чтобы избавиться от наглой твари. Но ничего подходящего не было. А до Сбербанка оставалось буквально пятьдесят метров, которые мы так и прошли в окружении собаки, которая совершенно не хотела понимать, что нас не радует её общество.
И вот когда мы заходили в Сбербанк, псина в очередной раз напрыгнула на сына, а я в ответ пнула её ногой, отгоняя от своего ребёнка. После чего мы открыли стеклянные двери банка и вошли внутрь. И тут же на меня напустились старушки, которые видели всё это действо через стекло.
– Как Вы посмели ударить бедное животное! – кричали они на меня. – Собачка просто играла с Вашим ребёнком! Нужно было в ответ приласкать её!
– Вы разве не видите, что эта собака напугала моего ребёнка! – не намереваясь признавать за собой никакой вины, напустилась я на старух. – Он весь в слезах!
Но, видимо, заплаканное лицо моего сына аргументом для них не являлось.
– Надо было объяснить мальчику, что собачка хочет с ним поиграть! – продолжали наперебой упрекать меня старушки.
– И как прикажете объяснить это испуганному ребёнку? – парировала я.
– Надо было сказать, что собачка бездомная, ищет хозяина. А ещё лучше было бы взять её к себе! Тогда бы ребёнок перестал бояться собак! – продолжали учить меня жизни старухи.
– А если вы такие добрые и переживаете за бездомных собак, то сами бы взяли эту псину себе. Отмыли, накормили, научили хорошим манерам, тогда бы моему сыну и не пришлось пугаться собак, которые больше его ростом и которые наскакивают на него посреди дороги будто бы в поисках хозяина, – заявила я им в ответ.
– Но ребёнок же Ваш, – не желали сдаваться старушки. – Значит, и животных нужно заводить Вам.
– Как раз наоборот, – продолжала я спор. – Тем, у кого нет маленьких детей, проще ухаживать за животными.
Но старушки не успокаивались. Они смотрели на меня волком и продолжали ругать до тех пор, пока я не оплатила коммунальные платежи и не ушла. По счастью, собака к этому времени уже убежала, вероятно, за очередной жертвой. А мы с сыном долго ещё не могли успокоиться.
Получается, по мнению этих женщин, защищать собственного ребёнка это – неправильно. Правильно, отдать его на растерзание какой-то бездомной скотине лишь для того, чтобы иметь возможность проявить сострадание к братьям нашим меньшим.
Но, признаюсь честно, я ненавижу собак. После того как меня покусала какая-то собака лишь потому, что я возвращалась домой с куском мяса в сумке, а потом, через несколько месяцев, меня чуть не растерзала стая бездомных собак, когда я вышла из магазина, и только благодаря одной женщине, палкой отогнавшей от меня этих тварей, я не пострадала, моё отношение к собакам сразу же изменилось на негативное. И уж тем более я никогда не поставлю в списке своих приоритетов собаку выше своего сына.
Легко быть добрым за чужой счёт. Перевалил проблему на другие плечи, и всё. Можешь лететь белым лебедем дальше, гордясь тем, что сделал доброе дело. Но доброе ли оно?
Наглость – второе счастье
До сих пор не могу перестать удивляться тому, какой безграничной может быть человеческая наглость.
Вот мне, к примеру, всегда стыдно кого-то о чём-то просить. Даже когда я очень сильно нуждаюсь в помощи. И когда приходится к кому-то обращаться с просьбой, то я всегда испытываю жуткое чувство неловкости, словно подписываю признание в собственной неполноценности и немощности. Поэтому даже когда я при смерти или разрываюсь на части от невозможности быть в нескольких местах одновременно, я всё равно поднимаюсь на ноги и из последних сил ползу туда, где должна быть, и делаю то, что должна сделать. Но, надо полагать, я – единственный патриот в этом смысле.
На днях ко мне на улице неожиданно подошла одна женщина. Это была мама одноклассницы моего сына. И с ходу огорошила меня следующим требованием.
– Я смотрю, Вы каждый день сына из школы забираете, – начала она разговор, не удосужившись даже поинтересоваться моим именем. – Значит, можете и мою дочь тоже из школы забирать.
От этих слов я просто опешила, не зная, что и сказать. Но той, видимо, и не требовался мой ответ, так как она давно всё решила.
– В прошлом году, – продолжала женщина, – мою дочь забирала мама Алины. Но сейчас эта девочка перешла учиться в другую школу, и мне нужно найти кого-то ещё, кто будет приводить мою Веру из школы. А раз Вы не работаете, то можете без проблем приглядывать за моей дочкой.
И при этом ни слова об оплате услуг няни, которые она требовала меня оказывать своему ребёнку. Видимо, мама Алины присматривала за Верой исключительно по доброте душевной.
– Вы не правы, считая, что я не работаю, – начала я высказывать свои возражения, потому что поняла, что нужно отбиваться от этой женщины сразу, пока она не всучила мне своего ребёнка. – Я работаю дома, и у меня не всегда есть возможность забирать своего сына из школы.
Это была чистая правда, и порой моя старшая дочь забирала младшего брата из школы.
– Но я постоянно вижу Вас в школе! – не собиралась отказываться от своих намерений женщина.
– Значит, Вы невнимательны, – спокойным тоном продолжала я излагать свою позицию. – А тот факт, что Вы часто видите меня в школе, свидетельствует лишь о том, что я стараюсь по мере возможностей сама отводить и приводить сына из школы. И, поверьте, иногда это бывает очень проблематично.
– Ну вот! – обрадованно заявила женщина, полагая, что поймала меня на слове. – Раз Вы можете ходить в школу за своим сыном, то вполне сможете забирать после уроков ещё и мою дочь!
– Вы знаете, я уволилась с постоянной работы ради своего сына, а не ради Вашей дочери, – укоризненно произнесла я, надеясь хоть немного пристыдить эту женщину. – И если бы нашёлся человек, который взял бы на себя обязанность отводить моего сына каждый день в школу и приводить его после занятий домой, да ещё и уроки с ним делал, то я бы с удовольствием снова вышла на работу, – добавила я, глядя на маму Веры, но, вероятно, ей ничего не хотелось мне говорить по этому поводу, поэтому я ей задала новый вопрос.
– Простите, а где Вы живёте?
– В четвёртом доме, на И. улице, – сообщила она.
– А мы живём на В. улице, – ответила я. – Видите, мы даже живём на разных улицах! Так почему же я должна забирать Вашего ребёнка из школы, если нам даже не по пути? Думаю, что среди одноклассников наших детей наверняка найдутся те, кто живёт ближе к Вам.
– Да я уже пыталась переговорить с ними! – недовольным голосом ответила женщина, махнув на меня рукой, словно я наступала ей на больную мозоль. – Там и просить-то некого! Один мальчик сам, без родителей, ходит, а другого водит старшая сестра. А мне хотелось бы, чтобы за моим ребёнком приглядывал кто-то из взрослых!
– А почему бы Вере тоже не ходить одной? – снова спросила я.
– Так учительница не отпустит! – тут же заявила женщина.
– А Вы с ней говорили?
– Да, – неуверенно произнесла она, и стало очевидно, что это – ложь.
– Но почему же тогда учительница одних детей отпускает без родителей, а других нет? – снова спросила я, пытаясь логически доказать наглой женщине неубедительность её просьбы.
– Я не знаю, – раздражённо буркнула она, не найдя более достойных аргументов.
– А я думаю, Вам стоит ещё раз переговорить с учительницей и снова объяснить ей свою ситуацию. Уверена, что она пойдёт Вам навстречу.
– Но должен же кто-то забирать Веру! – переходя на крик, не желала соглашаться со мной женщина. – Мы с мужем работаем, и не можем этого делать! А Вы сидите дома! Разве Вам сложно приводить Веру из школы?
Возможно, если бы Вера была милой маленькой девочкой с интеллектуальным блеском в глазах, и при взгляде на неё на лицах людей непроизвольно возникало бы умиление, я бы согласилась приглядывать за ней, несмотря на тон, которым её мать высказывала мне свои требования. Но Вера в свои девять лет выглядела на все тринадцать, и, глядя на неё, у меня совершенно не возникало мысли о том, что эта девочка нуждается в постоянном присмотре и опеке. Она выше моего сына на целую голову, как впрочем, и большинства своих одноклассников. А по весу Вера легко переплюнет даже многих взрослых женщин. Потом я узнала, что вес этой девочки в девять лет составлял семьдесят шесть килограммов, а через пару лет перевалил за девяносто. Но это так, к слову. И когда я увидела её в первый раз, то даже не подумала, что она – ровесница моего сына. Я была уверена, что эта девочка случайно забрела в класс моего сына, или же она – второгодница, которая в каждом классе сидит по два года. Именно поэтому наглые требования её матери о том, что за Верой нужно постоянно присматривать, звучали совершенно не убедительно.
– Я не могу брать на себя такую ответственность и ничего не буду Вам обещать, – сухим голосом ответила я.
– Ну хотя бы вызвать Веру из класса Вы сможете? – отчаянно произнесла женщина, пытаясь хоть как-то зацепить меня своими просьбами.
– Вызвать смогу. Но отводить её домой или приглядывать за ней до Вашего прихода не буду. У меня свой распорядок дня, свой образ жизни, и я не собираюсь его менять ни ради Вас, ни ради Вашей дочери, – не поддаваясь на провокации, ответила я.
– Но в крайнем случае я могу на Вас рассчитывать? – переходя на жалобный тон, произнесла женщина. – Если в какой-то день ни я, ни мой муж не сможем прийти в школу за Верой?
– В крайнем случае – можно, – снисходительно ответила я, прекрасно понимая, что в жизни всегда есть место экстренным и непредсказуемым ситуациям, когда все планы и расчёты летят к чертям из-за какого-то нелепого стечения обстоятельств.
И мы обменялись телефонами, и лишь после этого женщина поинтересовалась моим именем (видимо, нужно было в списке контактов как-то идентифицировать мой телефонный номер), а также сообщила своё. И ушла.
Я тоже пошла домой, поражаясь не сколько безмерной наглости этой женщины, сколько её безграничному желанию спихнуть своего ребёнка фактически первому встречному. Ведь что она знает обо мне? Ровным счётом ничего. Она не знает моего полного имени, не знает, где я живу, какая у меня семья и на какие доходы я существую. А, может быть, у меня три судимости, два побега? И всё за насильственные преступления против малолетних. Или я состою в секте, приносящей в жертву малолетних девочек? Или, может быть, у меня шизофрения? Или паранойя?
Ведь что она обо мне знает? Лишь то, что, что я являюсь мамой одноклассника её дочери. И все вышеупомянутые мною предположения совершенно не мешают мне оставаться мамой одноклассника её дочери, потому что в нашей стране, пока что, стерилизация не является принудительной. Как можно быть такой беспечной, доверяя жизнь своего ребёнка фактически незнакомому человеку? Или, может быть, Вера особо и не нужна своим родителям, и потому они стараются спихнуть её изо всех сил любому, кто готов за ней приглядывать.
Но, продолжая анализировать дальше поведение мамы Веры, я пришла к ещё более неутешительным выводам.
Я вспомнила, как мама Алины, забирая девочек из школы, отводила Веру не к ней домой, а к себе. Я видела это собственными глазами, потому что семья Алины живёт в доме, который нам по пути. А, стало быть, мама Алины каждый день кормила Веру, эту крупную девочку с хорошим аппетитом, обедом, а затем делала с ней уроки (ведь нужно же чем-то занять девочек до вечера, чтобы они не разнесли весь дом, ведь семья Алины живёт в однокомнатной квартире). А когда Алина болела, и, соответственно, её мама сидела с ней дома на больничном, этот факт совершенно не мешал маме Алины оставлять своего больного ребёнка днём одного, чтобы съездить в школу и забрать оттуда Веру. Это я тоже видела своими глазами и каждый раз поражалась этому факту. Я думала, что мама Алины и мама Веры такие закадычные подруги, что выручают друг друга несмотря не на что, даже в ущерб интересам собственных детей. Но, как теперь понимаю, эта отзывчивость была односторонней. Мама Алины, будучи доброй и безотказной женщиной, просто не смела противостоять напору и наглости мамы Веры и обречённо несла взваленный на неё крест, не имея с этого никаких доходов, лишь проблемы и дополнительные траты. Но я – другой случай. Мама Веры не первая в моей жизни нахалка, пытающаяся переложить на мои хрупкие плечи свои заботы. Я уже научилась распознавать таких негодяев и давать им своевременный отпор. И пусть они думают, что хотят, распространяя про меня ложные слухи, я привыкла к сквернословию и клевете в свой адрес. Одним слухом больше, одним меньше – разницы никакой. Я должна защищать, в первую очередь, интересы своей семьи, своих детей, а не думать постоянно о том, что скажут обо мне другие люди.
«Не стоит ориентироваться на общественное мнение. Это не маяк, а блуждающие огни», – сказал когда-то Андрэ Моруа, и я полностью с этим согласна.
К тому же у родителей Веры есть машина, и каждое утро папа этой девочки подвозит дочь до школы на собственном автотранспорте. А также в те редкие дни, когда родители девочки сами забирают дочь из школы, они тоже едут не на автобусе, а на автомобиле. Спрашивается, отчего же, в этом случае, они ни единого раза не подвезли нас с сыном, если полагают, что мы живём рядом? Нет, они бодренько спешат в сторону автомобильной парковки, глядя, как мы с сыном и в снег и дождь, прыгая через лужи и поскальзываясь на льду, трусим к автобусной остановке. И, между прочим, эта наглая дама не предложила по утрам подвозить моего сына до школы для того, чтобы потом я забирала её дочь после уроков. Нет, извините. Когда им нужна помощь, будьте любезны, окажите её. А когда от них взамен требуется пойти на какие-то уступки, нет уж, увольте.
Да, правильно говорят, наглость – второе счастье.
Но это ещё не всё. Уже тем же вечером зазвонил мой мобильный телефон. На экране высветилось имя мамы Веры.
– Так скоро? – не сдержав изумления, произнесла я вслух, глядя, как требовательно подпрыгивает лежащий на столе телефон. – Неужели крайний случай в семье Веры наступил уже сегодня? Хоть бы пару дней подождали для приличия.
И я поняла, что все мои попытки достучаться до разума ослеплённой наглостью женщины ни к чему не привели. Нужны были более радикальные действия, способные пресечь подобную наглость на корню. И я выключила мобильный телефон, лишая маму Веры возможности связаться со мной. А на следующий день специально забрала сына из школы позже, чтобы не столкнуться с родителями Веры. И вероятно, это помогло, потому что некоторое время никаких звонков на мой телефон от родителей Веры не поступало. Однако спустя пару недель, когда мой сын неожиданно заболел, мама Веры опять принялась звонить мне. И поскольку я была убеждена в том, что болезнь моего сына является достаточным и очевидным основанием для того, чтобы безотлучно находиться при нём, я решила ответить на звонок. Едва я произнесла «да» в трубку, как мама Веры начала вываливать на меня свои требования.
– Мне нужно, чтобы сегодня Вы забрали Веру! – тоном, не допускающим никаких возражений, с ходу заявила она.
– Понимаете, мой сын болеет. Мы уже второй день не ходим в школу, – спокойно ответила я.
– И что? – нетерпеливо воскликнула она.
– А то, что я не могу оставить своего больного ребёнка на два часа одного, чтобы доехать до школы и забрать Вашу дочь, – не повышая голоса, принялась я объяснять этой даме причину своего отказа.
– Но у меня дела! Я не могу ехать за Верой! – продолжала кричать мне в трубку мама этой девочки.
– Мой сын болеет, – снова повторила я. – У него высокая температура.
– Что же мне делать? Вы так подводите меня! – снова принялась высказывать мне свои претензии мама Веры.
Потом она ещё какое-то время продолжала кричать, но я в очередной раз повторила, что, так как мой ребёнок болен, я не могу оставить его дома одного, после чего сбросила звонок и выключила телефон. А на следующий день я узнала окончание этой истории.
Мама одноклассника моего сына рассказала мне, что видела в школе маму Алины, которая пришла туда специально для того, чтобы забрать Веру, несмотря на то, что её дочь уже учится в другой школе. Видимо, она снова не смогла отказать этой наглой женщине, спихивающей своего ребёнка на любого, кто готов его принять. Но, по крайней мере, ко мне она больше не обращалась, чему я была только рада. И подобных случаев в моей жизни – миллион. А, может, и больше. Стоит сделать кому-то доброе дело, как он, вместо того чтобы сказать «спасибо», говорит: «А почему так мало?»
Или другой случай. Тоже свежий, отчего он ещё слишком болезненно сидит в моей памяти.
Когда мы с детьми переехали в новую квартиру, то сразу же поняли, что нам крупно не повезло с соседями сверху. Они постоянно что-то сверлили, строгали, играли на пианино, сквернословили, ругались, и всё это круглые сутки. Без перерыва на обед и ночной сон. Поэтому не перестаю удивляться, на какие средства они живут, если всей семьёй постоянно находятся дома, и когда они спят, потому что тишина в их квартире не наступает никогда.
Причём однажды я прямо их об этом спросила, чтобы выяснить, в какое время суток я могу рассчитывать на тишину в своей квартире.
– Вы вообще спите? – в сердцах поинтересовалась я, когда эти люди вздумали устроить семейные музыкальные занятия в пять часов утра.
– Да, – тут же ответили мне.
– И в какое время вы ложитесь спать? – снова поинтересовалась я, но в этот раз ответом мне было молчание, поэтому я так и не узнала, спят ли эти люди вообще, а если нет, то с помощью каких стимуляторов они могут бодрствовать круглые сутки вот уже который год подряд.
Но самым неприятным является тот факт, что большинство соседей думает, что источником шума служит именно наша квартира. Поэтому мне приходится периодически проводить экскурсию для всех желающих, чтобы продемонстрировать, что в моём жилище отсутствуют какие-либо музыкальные инструменты, не ведутся ремонтные работы, а ругаться матом мужским голосом попросту некому.
А разговоры с шумными соседями так ни к чему и не привели, потому что они всех посылают куда подальше, заявляя, что могут делать в своей квартире всё, что захотят. Именно поэтому я постаралась сразу же дистанцироваться от этих людей, ограничивая своё общение с ними словом «здрастье». Но сейчас речь не об этом.
Когда однажды я возвращалась с сыном из школы, соседка с верхней квартиры уже подкарауливала меня у подъезда.
– Я Вас давно жду, – даже не поздоровавшись, заявила она мне недовольным тоном.
От этих слов я вся сжалась в комок, предвкушая что-то плохое. Ещё с утра у меня были проблемы с давлением, и я еле доползла до школы, чтобы привести сына домой после уроков. К тому же на улице было очень холодно, и шёл мелкий противный дождь, довершая всю эту неприглядную ситуацию.
– Не хотите погулять с Аней? – неожиданно предложила мне эта дама.
При этом она произнесла эту фразу таким тоном, словно её дочь была болонкой, которую требовалось срочно выгулять, а я, в свою очередь, ранее неоднократно обращалась к ней с такой просьбой.
Я опешила.
– Мне нужно уехать по делам, – не дождавшись ответа, продолжила свои требования соседка. – И нужно, чтобы Вы приглядели за моей дочерью.
К слову сказать, Ане исполнилось уже десять лет, и мне не думается, что девочка в этом возрасте нуждается в постоянном присмотре. Но в тот момент я чувствовала себя так плохо, что спорить была не в состоянии, поэтому сказала:
– Хорошо, приводите девочку ко мне домой, я пригляжу за ней.
– Нет! – сразу же возмутилась соседка. – Мне нужно, чтобы Вы с ней погуляли! По нашему расписанию у неё сейчас прогулка на детской площадке!
– Так ведь дождь идёт! – обескураженно произнесла я.
– Ну и что? Аня должна гулять каждый день! Но сегодня мне нужно уехать, поэтому Вы будете с ней гулять!
– Но я не собираюсь гулять в такую погоду! – начала я отстаивать свои права. – Я и так еле на ногах стою, давление с утра скачет. Поэтому я собиралась сейчас принять лекарство и лечь в кровать, а не гулять на детской площадке под дождём вместе с Вашей дочерью!
О том, что ради её желаний моему сыну тоже предстояло провести ближайшие часы под дождём, рискуя подхватить воспаление лёгких, соседка, видимо, и не думала.
– Но Вы же стоите на ногах! Значит, и гулять сможете! – не унималась соседка.
– Да я еле живая! – хриплым от злости голосом прошипела я. – Наверное, у Вас никогда не было проблем с давлением, раз Вы так уверенно говорите мне всё это! – переходя в наступление, произнесла я. – Когда у человека сильно падает давление, он в любой момент может потерять сознание. Поэтому самым лучшим лечением в этой ситуации будет просто лежать в кровати, потому что, если встать, можно рухнуть на землю в любой момент.
– Но, как я погляжу, до школы-то Вы доехали и не упали! – ехидно произнесла соседка, наполняя злобой каждое своё слово.
– Да потому что сына нужно было забрать! – выдохнула я ей в лицо. – Вы же знаете, что я одна, и помочь мне некому. Поэтому я приняла лекарство и поползла в школу. И сейчас приползла обратно, чтобы снова лечь в постель и не подниматься с неё до тех пор, пока мне не станет лучше!
Видимо, в этот момент до соседки дошло, что я не собираюсь выгуливать её дитя, поэтому она прибегла к очередному запрещённому приёму.
– Вот, Аня, – обратилась она к дочери, всё это время сидевшей в их Мини-вэне, припаркованному у нашего подъезда, – придётся тебе остаться сегодня без прогулки, потому что наша соседка не хочет с тобой немного погулять! Бедная ты моя! Как же мне тебя жалко!
Но ни меня, ни моего сына ей, видимо, жалко не было, поэтому я не стала слушать дальнейшие причитания и упрёки в свой адрес, а направилась к лифту.
Вероятно, этой наглой женщине было мало той сцены, которую она мне устроила, потому что после этого случая со мной перестали общаться практически все остальные соседи. Наверное, она пустила про меня какую-нибудь сплетню, приукрасив её вымышленными подробностями. Но, признаться, я не стала ни перед кем ходить и оправдываться. В конце концов, презумпцию невиновности ещё никто не отменял. А если кому-то и нравится думать обо мне плохо, что ж, это его право. Насильно мил не будешь. И если я отказываюсь снимать с себя последнюю рубаху для того, чтобы отдать её тому, у кого уже есть соболья шуба, не думаю, что это делает меня плохим человеком. Обидно лишь то, что мою выносливость и фанатичное чувство ответственности ставят мне в укор. Тот факт, что я ради своих детей неоднократно поднималась со смертного одра, вместо поощрения вызывает у других лишь нездоровую зависть.
Наверное, чтобы к тебе хорошо относились, нужно всё время прикидываться немощной. Только тогда тебя будут жалеть и не станут обременять своими проблемами. А если ты, как стойкий оловянный солдатик, справляешься со всеми трудностями, то это заставляет людей считать, что ты с лёгкостью можешь решить и их проблемы тоже. Но только они не знают, что каждый день я иду в бой за свою семью, за своих детей и за свою жизнь, а не за их мелкобуржуазные прихоти.
И мне всё равно, что эти люди обо мне думают. Пусть распускают сплетни, пусть завидуют, пусть ненавидят. Пусть засоряют свою карму, перекрывая шансы на новую жизнь. Ведь, пожалуй, только в этом они видят своё мелочное и подгнившее счастье.