К глазам подступили слезы. Он прав. Кровотечение сильное, и я ничего не могу изменить. Мое здоровье подвело не только меня, но и мою маленькую дочку, которая так нуждается в материнской заботе.

– Хорошо, – сдалась я. – Только как же ребенок? Кто будет с ней все это время?

– Не волнуйся, мы позаботимся о малышке.

Он обнял меня, и слезы брызнули ручьями. Я всегда плачу, когда кто-то меня жалеет.

– Ты же не сможешь… А как же работа? Как она без моего молока? А как я без нее?

– Молоко будешь сцеживать. Юрка готов ездить за ним каждый час.

– А кто будет с ней дома?

– Максу дали несколько дней в счет отпуска. Мама будет после обеда помогать. Вечером – я. Там еще есть Маргарита Францевна.

Ужас! Моего ребенка будет воспитывать какой-то неотесанный мужик в татуировках? Что он понимает в этом?

– Макс очень добрый человек, – словно прочитав мои мысли, сказал Алекс. – Он хорошо справляется с малышами. К тому же он сам согласился.

– Макс? Сам? – удивилась я.

– Да. Он даже кроватку купил для девочки и заказал коляску. Правда, мы хотели желтую, или красную, но он настоял на зеленой. Сказал, что у ребенка с рыжими волосами должна быть только зеленая коляска.

Сейчас и он бредит. Видимо у них это семейное.

– Алекс, она еще совсем маленькая. Ты хоть это понимаешь?

– Соня, два дня. Только два дня. А потом ты приедешь домой к своей дочери.

Я села на кровать. Даже не села, а скорее упала. От бессилия и от обиды.

– Только скажи, как ты ее назовешь? А то ребенок до сих пор без имени.

– Я хотела Алиса, – растерялась я, – но пока точно не определилась.

Он сморщил нос. Видимо ему не понравилось это имя. Хотя мне самой оно уже не нравится.

– Ты подумай еще. Ладно? Только не торопись, ей потом жить с этим именем.

– А как бы ты ее назвал?

– Я? – удивился Алекс.

– Да, ты.

– София, я не…

– Ты был со мной во время родов. Даже помог мне вызвать эти самые роды. Потом перерезал пуповину, взял ее первый на руки. Алекс, ты имеешь право дать ей имя.

Повисла напряженная тишина. Даже когда у него родилась сестра, никто не спросил, какое имя ему нравится. А тут совершенно чужой ребенок.

– Даже не знаю, – взволнованно проговорил он. – Елки-палки. Алиса? Так можно назвать кошку, но не девочку. Почему именно это имя?

– Если тебе не нравится…

В этот момент у него зазвонил телефон. Он еле вынул его из кармана джинсов и виновато произнес:

– Извини, я отвечу.

Я села на кровать.

Почему так сложно подобрать имя своему ребенку? Все девять месяцев, что я ее носила, в голове крутились сотни мыслей. Мне нравилось много имен. А сейчас я не могу даже представить, какое должно быть имя у маленькой девочки, которую я еще совсем не знаю. И не знаю, понравиться ли ей оно?

В соседней палате мамочка назвала дочку Сашей, в другой – Мариной. Медсестру, которая делает нам уколы, зовут Милана. Санитарка, старая женщина с тряпкой – Елена. В гардеробе работает Тамара, а еду нам приносит Ольга. Имен так много и все хорошие. Если бы мама была рядом, или моя подруга Верка, которая осталась в Москве – они бы точно помогли мне выбрать правильное имя для моей малышки. Но, их нет, и никто берет на себя такую обязанность. И я еще не готова.

Через час приехал Сан Саныч и забрал девочку домой. Без имени и без мамы. Они тоже все расстроились, когда узнали, что меня оставят в больнице еще на несколько дней. Пусть ненадолго, но когда дело касается маленького существа, так сильно нуждающегося в материнской заботе, все становится гораздо сложнее.

– Не волнуйся, милая. Мы позаботимся о твоей дочке.

Попытался успокоить меня Сан Саныч, а у самого глаза на мокром месте.

– Только не оставляйте ее одну, – взмолилась я. – Она будет плакать.

– Ну, что ты! Мы все будем рядом!

– Спасибо.

После их отъезда, меня перевели в отделение гинекологии. В соседний корпус, где уже нет детей, и женщины лежат с другими проблемами.

Все бы ничего, но здесь меня поджидала еще одна неприятность. Не такая глобальная, как с дочерью, но неожиданная. Моим лечащим врачом оказалась Ольга, та самая подруга семейства Лапиных, которая так старательно пыталась меня выжить из их дома.

– Здравствуйте, – скромно поздоровалась я.

– Заходи.

В смотровом кабинете повисло напряжение. Я села на стул. Она даже не подняла голову от своих бумаг. Что-то забила в компьютер, а потом снова принялась писать в журнале.

– Сколько полных лет? – спросила она.

– Двадцать.

– Роды первые?

– Да.

Она взглянула на меня поверх очков. Вблизи ее голубые глаза оказались очень красивыми. Руки ухоженные. Только голос неприятный. Грубый, немного вульгарный. Там говорят торговки на городском рынке.

– Ребенок уже дома? – более дружелюбно спросила она.

Робкая слеза скатилась по моей щеке. Я размазала ее по всему лицу и махнула головой. Говорить, уже нет сил.

– Не плач, София. Скоро ты будешь со своей дочкой. Иногда такое случается. Надо потерпеть.

Сегодня она добрая. Мне даже стало легче после ее слов.

– Я не умру? – спросила я.

– Дурочка! С чего ты собралась умирать? Тебе еще ребенка воспитывать. Или ты ее подаришь незнакомым людям?

– Нет. Просто…

Мне стало стыдно, что разревелась, как идиотка.

– Давай, раздевайся. Сейчас посмотрим тебя. Там одноразовые пеленки и тапочки. Иди за ширму, а я сейчас подойду.

Я разделась, а потом залезла на огромное кресло. Ольга вернулась через минуту.

– Что тут у нас? – Она взяла с полки какой-то инструмент. – Ну, ну. Жить будешь. Тут все не так страшно. Одевайся.

Она села за стол и снова принялась писать. Потом пришла медсестра. Ольга дала ей какую-то бумажку.

– Сдашь анализы, а потом Катя проводит тебя в палату. Поняла?

– Хорошо, – ответила я. – А долго мне здесь лежать?

– Неделю. Не больше.

– Ого. Алекс сказал, что два-три дня.

– Что Алекс в этом понимает? Он привык резать людей, а здесь совсем другое. Женский организм непредсказуем. Но, ты не волнуйся. Мы тебя быстро поставим на ноги. А теперь иди, отдыхай.

Первый день без ребенка прошел в слезах и ежеминутных звонках домой. Сначала отвечал Юра, который с утра забежал навестить девочку. Потом трубку взяла Маргарита Францевна. Она четко отрапортовала, как малышка спала, сколько раз за ночь поела и как сходила в туалет. Ближе к вечеру Наталья показала мне дочку по скайпу.

Юра, как и обещал, каждые три-четыре часа приезжал ко мне в больницу за молоком. Он успевал не только выполнять обязанности курьера, но еще поработал жилеткой для меня.

– Ну, что ты, Софи. Все же хорошо, – ласково произнес он. – У тебя такая замечательная дочка. Она совсем не капризничает и даже ночью хорошо спала. Наталья Васильевна кормила ее всего пару раз. И один раз вставал Макс.

– Как он с ней справляется? – осторожно спросила я.

– Кто? Макс?

– Да.

– Хорошо справляется. Только злится.

– Злится? На кого? На ребенка?

Теперь злиться начала я.

– Да, нет! Не на ребенка! – Засмеялся Юра, показав идеально белые зубки. – Его бесит, что у девочки нет имени. Ее приходится называть просто «малышка». С утра он обращался к ней «мадам», а теперь почему-то зовет – Марусей.

– Маруся? – немного оттаяв, спросила я. – Что это за имя? Маруся. Может – Маша?

– Может и Маа-ша. Но, он сказал, что если ты не дашь девочке имя, то он так будет ее называть.

И он сдержал свое обещание. Вечером Макс сам мне позвонил. Сначала я не ответила, потому, что незнакомый номер. Тогда он мне написал сообщение «Это Макс. Возьми трубку».

– Ты что глухая? – довольно грубо прорычал он. – Мне некогда названивать тебе по десять раз. Трудно ответить, или ты чего-то боишься?

От такой наглости я даже растерялась. И этот человек сейчас находится с моим ребенком.

– Я просто…

– Ладно. Забей. Мне наплевать на твои оправдания. Просто скажи, как зовут твою дочь? Или мне называть ее «зайкой»? – с издевкой спросил он.

– Я пока не решила.

– Ах, не решила? – передразнил он меня. – И когда ты решишь?

– Я хотела… Алиса, но Алекс…

– Что?! – Он так заорал, что у меня телефон чуть не выпал из рук. – Какая еще Алиса? Ты крещеная, или…

Из трубки полились ругательства. Такие, каких я раньше никогда не слышала.

– Я – атеистка.

– Еще лучше! А я – верующий. Поэтому девочка будет носить христианское имя. С сегодняшнего дня она – Мария.

– Вы не имеете права…

– Я?!

На сей раз, он придумал новые ругательства. И что интересно, они ни разу не повторились.

Прикрыв ухо рукой, я мысленно посчитала до десяти.

– …твой ребенок сейчас у меня на руках.

– Я знаю. Простите. Просто…

– Не надо передо мной извиняться. Я хочу, чтобы ты поняла – теперь я имею права на все. Это девочка мне не безразлична. И если бы было не так, я не стал бы брать отпуск за свой счет и сидеть с чужим ребенком. Поняла?

– Да. Поняла.

– Когда я увидел тебя в этой мокрой сорочке с испуганными глазами… Я в ответе за вас двоих. И это серьезно, а не шутки. Ты еще ребенок, а детей я обязан защищать. Так меня воспитали родители.

– Да. Поняла.

Повторила я, как заведенная кукла.

– Так я могу, называть ее Машей, или нет?

– Да. Пусть будет Маша. Наверное, это лучшее имя для нее.

– Хорошо.

Макс успокоился. Он выиграл сражение. Хотя у него все козыри на руках, а у меня ничего нет, кроме моих чувств к дочери и беззащитного положения.

Утром он снова позвонил мне. Только уже без крика и без мата. Просто рассказал про Маруську и спросил, когда ее можно искупать в ванночке. Наш разговор продлился ровно минуту; он даже не спросил как мое здоровье, и не умерла ли я за ночь после нашего вчерашнего диалога.

В палату зашла Ольга. Сегодня она улыбается и больше не смотрит на меня волком.

– Как дела, София? – спросила она с порога.

– Нормально.

– Вот и отлично. Как твоя малышка?

– Она умница. Даже не капризничает без меня.

Она села на стул возле окна. Короткий халатик, надетый на хрупкое тело, приоткрыл стройные ноги.

– Я вчера звонила Наташе. У них все хорошо. С девочкой нянчится вся семья. И она, действительно, умничка. Такая спокойная.

– Да.

Я убрала книгу на тумбочку. Мне привез ее Юра, чтобы немного отвлечь от грустных раздумий.

– Макс не очень хорошая нянька? – спросила Ольга.

Мои переживания, видны не вооруженным взглядом. Постоянно шмыгаю носом, да вид замученный.

– Да.

– Не волнуйся. Он справится. Макс еще не в такие передряги попадал.

– Он грубый! Солдафон! А она маленькая девочка. Знаете, что он мне наговорил по телефону? Ужас! Наш сосед-пьяница и то так не ругается. А этот…

Ольга засмеялась. Звонко, как будто ей пятнадцать лет. Я тоже улыбнулась. Ее настроение немного разрядило обстановку.

– Представляю, – сквозь смех, проговорила она. – Макс может такое устроить. Даже не посмотрит, что ты годишься ему в дочери. Без тормозов парень!

Она преувеличила. Макс старше меня всего на тринадцать лет, он никак не может годиться мне в отцы. Ох, уж эта ревность! Съедает все чувства, не дает адекватно относиться к людям. Если бы не Макс, Ольга даже не обратила бы на меня внимания, не стала бы пилить Наталью за безрассудство. Ей было бы наплевать, кто моет пол в их доме и стирает белье.

После обеда приехал Алекс за молоком. Его внешний вид немного взволновал меня. Обычно он улыбается, а тут пришел хмурый, а под глазами синие круги.

– Что-то случилось? – спросила я. – Ты плохо спал?

Взъерошив рукой светлые кудри, он взглянул на меня с такой нежностью, что защемило сердце. У него какие-то проблемы. И это точно связано не с работой.

– Алекс, что с тобой? Ты не хочешь мне рассказать?

– У тебя своих проблем много. Не забивай голову чужими заботами.

– Ты мне не чужой.

Он промолчал. Сейчас у него глаза стали совсем прозрачными: они похожи на стеклышки от бутылки, сверкающие на солнце. Ресницы длинные, густые. А губы нежные, как у младенца. Природа щедро наградила его красотой: она больше мужская, но в то же время изящная.

– Мне предлагают одну работу…

– Какаю?

– Ты когда-нибудь слышала про организацию «Врачи без границ»?

– Нет?

– В прошлом году я был в Париже, где проходил ежегодный европейский конгресс детских хирургов. Там был стенд, и я взял флайер. А уже в октябре отправил им свое резюме, и мы начали обсуждать возможность для сотрудничества. В ноябре у нас состоялось онлайн-собеседование, потом они попросили определенные документы, и вот недавно стало известно, что я зачислен в пул детских хирургов.

– Что это значит?

Я совершенно не поняла, о чем он говорит. Какие импортные словечки, новомодные выражения.

– Мне придется уехать.

– Куда? Надолго?

– Примерно на год. В Либерию.

– Это где-то рядом с Китаем?

Прикрыв рот рукой, он еле сдержал улыбку.

– Это Африка.

– Ты поедешь в Африку? Но, там жарко и много кусачих тварей.

– София! – Все же засмеялся он. – Какие еще кусачие твари?

– Я не помню, как они называются. Такие большие, с зубами.

– Ягуары?

– Нет. Они летают. Ни комары, а… Как их там.

Почесав нос пальцем, я задумалась.

– Оставь его в покое. – Он убрал мою руку от лица. – Москиты, мухи?

– Точно! – воскликнула я. – Москиты. Нам про них рассказывали в школе. Они даже могут съесть человека.

От смеха, у него потекли слезы. Но, мне совсем не весело.

– Что ты там будешь делать?

– Работать.

– В Африке?

– Да. Там жуткая нехватка врачей. Особенно детских хирургов. Это конечно все по доброй воле, без принуждения. Но я, как любой нормальный человек, обязан выполнить долг.

– Перед кем? Кому ты обязан, Алекс?

– Мой брат много служил во благо нашей Родины. Он дважды был ранен.

– Так он – военный. А ты – врач. У нас в стране тоже есть больные дети, и они очень нуждаются в хороших специалистах. Всему миру не поможешь, Алекс.

– Ты рассуждаешь как ребенок.

– Там страшно.

– Везде страшно.

– Нет. В нашей стране нормально.

– Ох, уж это твое «нормально». Ты везде вставляешь это слово. Оно глупое.

Я надула губы.

Он вскочил на ноги и медленно направился по длинному коридору в сторону гардероба. Люди столпились возле небольшого окошка, пытаясь пролезть друг другу через голову. Я тоже встала с холодной металлической лавки и поплелась за Алексом.

Надо любой ценой отговорить его от этой затеи. Как мы будем жить без него целый год? Что будет с Натальей, если она узнает, что ее второй сын тоже геройствует?

Однажды, она рассказывала мне, как сходила сума, когда Макса заслали в Чечню. И чем его любовь к войне закончилась? Пьянкой и расшатанной психикой. А еще нервным срывом матери.

Пока я шла по коридору, Алекс успел взять в гардеробе куртку. По его виду, я сразу поняла, что он не собирается со мной больше разговаривать. Иногда он бывает таким упрямым.

– Не уходи вот так, – взмолилась я. – Поговори со мной, Алекс. Ты же знаешь, как мне плохо. Я целый день жду, когда кто-нибудь приедет ко мне.

Накинув куртку на плечи, он остановился. Минуту думал, а потом подошел очень близко и обнял меня. Я уткнулась носом в его рубашку. Мне знаком этот запах.

– Не уходи, – снова попросила я, пытаясь его разжалобить.

Но, растопить ледяное сердце очень нелегко. Наверно, поэтому он до сих пор одинокий.

– Пока, София. Завтра я зайду в это же время.

Я осталась в коридоре одна, даже люди все куда-то исчезли.

В больнице меня продержали семь дней. Я потом только поняла, что чем больше я нервничаю, тем хуже становится. Только на шестой день кровотечение остановилось, и я сразу написала расписку, чтобы наконец-то, выйти из этого проклятого места. Ольга была не довольна, но все же дала мне выписку.

Домой меня привез Юра. За неделю мы так сблизились, что теперь стали чуть ли не самыми близкими друзьями. Он оказался хорошим парнем. Вернее назвать его парнем – трудно. Юре уже тридцать пять лет, и для меня он уже взрослый мужчина.

– Как я рад, что тебя выписали! – воскликнул он, лихо повернув руль вправо. – Не думай, я не устал к тебе ездить. Мне даже было приятно проводить с тобой время. Но, мы же понимаем, что ребенку нужна мать. А тебе нужен ребенок.

Сегодня он выглядит потрясающе: белые джинсы в обтяжку, пиджак цвета морской волны на меховой подкладке, на ногах туфли из тонкой нежно-кремовой кожи и странная шляпка, которую он купил в Милане.

Интересно, почему Алекс выглядит по-другому? По нему даже не скажешь, что он той же ориентации, что и Юра.

– Ты давно не видел Алекса? – осторожно прощупала я почву. – Вы с ним дружите?

– С Алексом? – выпучив на меня удивленные глаза, спросил Юра.

– Да. А разве вы не…

Я загадочно улыбнулась, а он как-то сразу занервничал.

– С Алексом я общаюсь редко, – холодно ответил он. – И то, только из-за того, что это сын Натальи Васильевны. И мы не друзья.

– Тебе он не нравиться. Но почему?

– Алекс – монстр. Я с такими не якшаюсь. Это не мой человек.

Скривив демонстративно губки, намазанные прозрачным блеском, он лихо зарулил во двор.

– Подожди, – остановила я Юру, когда он собирался уже выйти их машины. – Почему ты так говоришь про него? Что он такого сделал?

Юра изобразил тяжелый вздох. Сразу видно, что ему хочется посплетничать. Даже глаз задергался от предчувствия чего-то приятного.

– Алекс жил с ад-ниммаа-им другом, – медленно проговорил он, специально растягивая слова. – Примерно около трех, а может и четырех лет.

– Они были женаты?

– Нет. Что ты! Слава Богу, до этого не дошло! Она, бедняжка, долго терпела его дурной характер. Все думала, он исправиться. Но со временем становилось только хуже. А потом Алекс совсем слетел с катушек, и они расстались.

Она? Я не ослышалась? Так он жил с женщиной?

– А разве он не голубой? – не сдержалась я, чем сильно развеселила Юру.

– Кто? Алекс? Деточка, ты свихнулась? Такие злюки не входят в нашу дружную команду. Он – мужлан! Самый настоящий представитель мужского пола! Грубый и жестокий. – Юра снова тяжело вздохнул. – Не знаю, как у таких хороших людей, мог родиться такой сын. Ох, уж и натерпелись они от него. Столько Наталья Васильевна выплакала слез, пока он жил с этой девушкой.

Вот теперь я окончательно запуталась. Алекс не голубой. И оказывается вовсе не Макс – причина всех несчастий в семье? Стоп. Но, Макс пил. Так говорил Сан Саныч. И его выгнали из школы за плохую учебу и за драки. А вот про Алекса мне плохого ничего не говорили.

А теперь о главном. Я переспала с Алексом, думая, что он – гей. А все оказывается совсем не так, как я себе представляла. Ведь была же мысль, что он не похож на голубого. Так почему я себе придумала эту чушь?

Пока мы поднимались на третий этаж, Юра все продолжал рассказывать:

– И самое противное в этой истории то, что она до сих пор любит его. Так ведь и не вышла замуж, хотя прошло столько лет. А он, паразит, пользуется этим. Знает, что ей тяжело, так специально травит. То случайно зайдет в кафе, как будто ему нужно увидеть мать. А иногда просто прибегает к ней, чтобы поплакаться в жилетку. Первое время, когда он только устроился в эту клинику, ему было нелегко привыкнуть к такой нагрузке. Морально тяжело, да и физически. Попробуй постой за операционным столом по шесть, а то и по десять часов за смену. Так еще дети. С ними всегда нелегко. Так вот, он чуть ли не каждый день прибегал к ней на работу и лил слезы о своей тяжелой жизни. А Лерка все это терпит. Мужественно выслушивает, а потом весь день руки трясутся.

– Так она работает в вашем кафе?

– Это наш администратор. И она лучшая подруга Натальи Васильевны.

– Это ее Маргарита Францевна так не любит?

– Ее. Лера немного грубовата, а старая ведьма не любит самодостаточных женщин. Она называет ее – феминисткой.

Дверь нам открыл Сан Саныч. Сегодня он пришел с работы пораньше, так как Максу нужно было куда-то уйти. Я не стала долго любезничать, быстро скинула сапоги у порога, на ходу сбросила куртку и зашла в свою комнату. Малышка только уснула. Ее золотые кудри рассыпались по подушке. За семь дней, пока я лежала в больнице, девочка подросла.

Слезы подступили к глазам. Как же я скучала.

– Она – ангел.

Сан Саныч встал у меня за спиной.

Его улыбка досталась маленькому существу, которое так внезапно ворвалось в размеренную жизнь семейства Лапиных. За семь дней он привык к ней, как к родной внучке.

В комнате все изменилось. Поставили детскую кроватку, рядом пеленальный столик, появился комод для одежды девочки. Еще куча игрушек, небольшой ночник на тумбочке, в виде цыпленка.

– Как красиво! – не удержалась я от восхищения. – Кроватка просто шикарная. Я впервые такую вижу. Она что регулируется?

Юра гордо шагнул в центр комнаты.

– Я сам ее собирал. Она регулируется не только по длине, но и по высоте. А смаа-три, какое белье. Алекс заказал его в каком-то крутом магазине. А подушка?

– Все очень красиво! Спасибо вам большое.

Я взглянула на Сан Саныча, но тот только фыркнул от скромности.

– Это все Макс, – пробурчал он. – Я даже не знал, что такие кроватки существуют. Раньше все было проще: деревянные игрушки и все такое. А сейчас! Ты еще не видела коляску. Только не удивляйся, но она зеленая.

– Я уже знаю. Алекс рассказал.

– У Макса странный вкус, – сморщив нос, проговорил Юра, – но спорить с ним бесполезно. Он как танк: бьет прямо в лоб.

Это точно. Я сама попала под его обстрел.

– Как она себя вела?

– Наша Машенька – умненькая девочка. А потом у нее столько нянек, что не забалуешь. Каждый накормит, каждый поиграет. Ей не на что жаловаться.

– Это точно, – послышался голос Макса за спиной. – Балуют ее все. Если так будет продолжаться, то из девочки вырастит принцесса на горошине. Даст она вам всем жару. Сами потом будете мучиться.

– Ах! – махнув рукой, Сан Саныч вышел из комнаты.

– А где Марго? – спросил Макс у Юры. – Я попросил ее остаться с Маруськой. Почему здесь один папа?

– Не знаю, Макс. – Юра пожал плечами. – Я ездил за Софией, а Марго не видел.

– Кто такая Марго? – удивилась я.

– Наша соседка, – пояснил Макс. – Бабуся Марго.

– Это только Макс позволяет себе так называть Маргариту Францевну. И что удивительно, ей это нравится.

Юра снова пожал плечами. То ли его возмущает поведение Макса, то ли он это говорит, как шутку.

– Ладно. Оставлю вас. Мне уже пора на работу, а то Наталья Васильевна попросила меня, заняться накладными и еще кое-чем.

– Иди, займись «кое-чем».

Макс усмехнулся, но взглянув на меня, снова нахмурил брови.

Расцеловав меня в обе щеки, Юра ушел.

Первое время малышка отказывалась от груди. Она привыкла к бутылочке и соске. Мне понабилось полдня, чтобы она наконец-то поела. Всю ночь я боролось с ее упрямым характером. Она ревела, краснела, потом начала икать от голода. Но, я не сдалась, выкинула все бутылочки в мусорное ведро и снова дала грудь.

– Ты вредная, а я вреднее.

Открыв широко рот, она все же не выдержала и жадно присосалась крошечными губками к моей груди. То ли голод замучил, то ли поняла, что я тоже с характером.

Утром все повторилось заново. Снова крик, слезы, икота. Потом тишина и спокойствие. И снова крепкий сон.

В дверь постучали.

– Можно? – спросила Наталья, заглянув в комнату.

– Конечно. Почему вы еще не работе?

Уже семь часов. Обычно в это время уже никого дома нет.

– Макс не может к тебе зайти. А малышка всю ночь плакала и под утро тоже. Так он весь извелся. Нервничает. Даже не отпускает меня на работу. Велел узнать, все ли у вас в порядке?

– Да. Все в порядке.

– Хорошо. Я ему скажу.

Только она вышла, как зазвонил телефон.

– София, что у вас случилось? – послышался взволнованный голос Алекса.

– Ничего. Почему ты звонишь так рано? Еще только семь часов.

– Прости, если разбудил. Папа сказал, что Маша всю ночь плакала.

– Не хотела брать грудь, а кушать хочется.

– Конечно, это проблема. Тебя долго не было рядом с ней, она отвыкла. А сейчас все в порядке?

– Нормально.

– Ладно.

Он уже хотел попрощаться, но я его остановила.

– Алекс, подожди.

– Что?

– Я давно тебя не видела. Что-то случилось? Почему ты последние дни не приходил ко мне в больницу?

– Некогда было, – устало проговорил он. – У меня сейчас очень тяжелый ребенок. И родители не адекватные. Так еще другие пациенты. Просто какой-то завал.

– Но, твоя мама сказала, что ты приходил сюда каждый день.

– Я не могу разорваться, София. Мне хочется, и помочь родителям, и увидеться с тобой.

– Я поняла. Спасибо.

Странно, почему считается, что маленький ребенок – это тяжело? Ничего особенного не случилось. Вот она родилась, и жизнь дальше продолжилась. Побежала, как и раньше, размеренно, перепрыгивая через небольшие ямки проблем.

В нашем доме ребенок – счастье. Только приходит Наталья с работы, как Маша уже оказывается у нее на руках. Потом тоже самое происходит с Сан Санычем. Алекс много помогает, бабуля каждый день заходит навестить. Я успеваю, и посидеть в ванной, и полежать на диване с книжкой, и сходить в парикмахерскую, или в магазин. Все как обычно, как у людей. Дедушки, бабушки, дяди, тети.

Ближе к обеду Наталья вернулась домой. У нее поднялась температура, и резко заболело горло.

– София, ты не могла бы сходить вниз и забрать у водителя кое-какие документы? – заглянув ко мне в комнату, попросила она. – А с Машенькой посидит Маргарита Францевна.

– Конечно. Она только что уснула. Вы что-то плохо выглядите.

– Я заболела. Полежу немного, выпью таблетки.

Пока девочка спала, я успела сбегать в аптеку за лекарствами, вызвала врача из поликлиники и сходила в кафе за документами. Потом приготовила куриный бульон для Натальи и снова спустилась вниз, чтобы встретить машину с выпечкой. Обычно это делает администратор, но сейчас она в отпуске.

Товар разгрузили. Я прошлась по кафе. Здесь, как обычно, полно людей, вкусно пахнет ванилью и играет музыка. Ко мне подошла девушка и протянула накладную.

– Здесь нужно подписать.

Сначала я растерялась, а потом взяла ручку и поставила свою подпись. Так началась моя «трудовая деятельность». Если это можно так назвать?

В первый день я познакомилась со всеми сотрудниками кафе. На второй, объездила остальные пекарни, а их насчиталось по городу всего шесть. Юра на время стал моим личным водителем. На третий день мы посетили сам цех, где производится весь товар. Именно в этом священном месте проводит большую часть жизни Сан Саныч.

Через месяц я уже спокойно могла заменить Наталью на пару часов в офисе.

Она остается дома с Машей, а я заполняю журналы, или слежу за отгрузкой товара. Не скажу, что мне нравится эта работа. Цифры, бумаги, расчеты – все не мое. Я девушка энергичная и привыкла работать руками, а не головой. А тут приходится напрягать мозги, да еще отвечать за людей в пекарне.

Работа не сложная, если понимаешь, что делать. А для меня многое осталось загадкой. Чтобы вникнуть полностью в процесс этого бизнеса, нужно сначала отучиться в институте, набраться опыта, вложиться душой и огромным количеством времени. А у меня маленькая дочь на руках, и терпенья с горошинку, никак у Натальи.

– Тебе нравится работать в пекарне? – как-то спросил Сан Саныч, когда мы вечером собрались на кухне за столом.

– Ну, так.

Сморщила я лицо.

– Ничего, ты еще молодая, – вмешалась Наталья, – научишься. Это пока тебе кажется все страшным и непонятным. А через полгода будешь с радостью бежать на работу.

Я пожала плечами. Может и так. Возможно, когда Маша подрастет, у меня появится время на учебу. Поступлю в институт, как когда-то мечтали мои родители, и найду себе работу по душе. А может, так и буду работать в пекарне.

– Скоро вернется Макс, – сказал Сан Саныч. – Вот он удивиться, когда увидит нашу малышку. Она так сильно подросла.

Чайник закипел. Сегодня на десерт мои любимые эклеры со сливками.

– Да, долго его не было, – с грустью в глазах, произнесла Наталья. Она всегда скучает, когда сын уезжает далеко.

– Ничего, – набив рот пирожным, промычал Сан Саныч. – Это же санаторий. Хорошо хоть выбили путевку, а то бы он сам никогда не поехал туда. А у него нога больная и давление скачет. Надо следить за своим здоровьем, раз уж смолоду подорвал.

Пухлые пальцы потянулись к сахарнице. Он думал, никто не заметил, но зоркий глаз жены всегда начеку.

– Саша! – одернула она мужа. – Имей совесть. Говоришь о здоровье, а сам снова ешь сладкое. Ну, нельзя тебе. Нельзя.

Мы посидели еще немного, а потом Сан Саныч ушел в свою комнату. Он встает очень рано, поэтому рано ложиться спать.

Странная у них семья. Никогда не сплетничают, не жалуются на жизнь, не обсуждают политику. Иногда Сан Саныч кинет фразу типа: «И что? Причем здесь президент? У нас сами люди не дружат с головой, а хотят жить хорошо». Наталья обычно пожимает плечами, но ничего не комментирует, только слушает.

И соседи нам нравятся. И то, что место на стоянке всегда занято. И на работе все сотрудники пусть не идеальные, но вполне сносные, адекватные. И дети хорошие, и даже с внучкой повезло. Ни у кого из знакомых нет девочек с рыжими волосами, а у нас есть.

В моей семье все было по-другому. Только бабуля приезжала к нам в гости, как начинались пересуды.

– Вон, глянь на Юльку! – говорила мама про мою подружку из школы. – Растет девка не путная. Мать – проститутка, отец – пьянь. В кого девчонке нормальной уродится? Вот и мается, бедная, с такими родственничками.

Бабуля поддакивала, радуясь, что не одна она так думает.

А еще у нас в доме было принято, обсуждать всех, кого папа брал на работу. Будь то сварщик, или механик. Иногда под руку попадались и офисные работники, иногда обслуживающий персонал. Мама знала их всех, а бабуля в лицо не видела, но всегда говорила так, как будто читала на каждого досье.

Этот – урод, у другого толстые ноги, у уборщицы почти нет на голове волос, а у бухгалтерши муж убежал к любовнице.

Только папа никогда не участвовал в этих разговорах. Слушал, но молчал. Терпеть не мог сплетни.

Мы с сестрой тоже любили перемыть кому-нибудь кости. Только не в присутствии родителей. Обычно в ход шли самые простые вещи, которые могли обсудить девочки нашего возраста. Это школьные подруги, чьи-то поцелуи за гаражом во дворе, прическа учительницы, или новый фильм о любви. Больше всего Настю интересовали мальчики. Я была далека от этого, а она уже с раннего возраста бегала за школу и обжималась с одноклассниками, иногда гуляла по парку с нашим соседом Колькой.

Все мы разные. Моя семья – простая, но со сложной историей. Лапины – сложные, но с простым отношением к людям.

А моя сложная история с простым отношением к людям начала формироваться именно благодаря этим двум семьям.

По подоконнику застучал дождь. Мелкий. Такой обычно идет только летом. Листья на березах сразу же приобрели другой цвет. Если до этого они были пыльные и темные, то сейчас стали яркими, живыми.

Убрав посуду со стола, я села на стул возле окна. Белые ночи – это красиво. Такое в Самаре не увидишь.