Феникс

– Вообще в любой другой нормальной ситуации мы должны были связаться с организаторами данного мероприятия и рассказать им, что у них промашка. Какой-то маньяк пытается перерезать всех людей. Этот…как его… смотритель! Он должен нам помочь! – Тейлора окутало такое раздражение, что она больше не могла совладать с собой.

– Как он нам поможет? Он не сидит под дверью и не ждет, пока мы тут соизволим игру закончить, – отрезал Дрейк.

– Эй, брюнетик, да хоть какая-то помощь в данном случае должна быть! – огрызнулась Тейлор. – Мы уже давно могли бы быть на свободе, но нет… Мы Бог пойми куда тащимся. Хотя нет, я знаю, куда… на встречу с самой смертью.

– У нас нет каких-либо средств связи, чтобы мы смогли хоть кого-то позвать на помощь.

– А может, попробуем выломать дверь? Ты об этом не подумал?

– Если ты через чур умная, то иди и выламывай!

– Я-то выломаю. От вас парней помощи не дождешься.

Хлопок! Дверь продолжала подзывать к себе группу молодых людей.

– Может, перестанешь орать, и мы узнаем, наконец, что здесь происходит? – процедил сквозь зубы Дрейк.

Не дожидаясь ответа от озлобленной брюнетки с красным мелированием, парень двинулся к располагающейся поблизости комнате. Крайняя слева.

– Самое страшное для меня то, что это была моя комната, – еле слышно проговорил Олден.

– Там не должно быть для тебя ничего опасного, – попыталась успокоить его Эмма.

– Черт!

– Что случилось? – спросил Дрейк, который уже хотел было потянуться к ручке двери.

– Фомка… – ответил Олден. – Я забыл ее в библиотеке. Нам нечем защищаться.

– Вот, возьми раз так надо! – Тейлор протянула шатену скальпель, который она когда-то стащила из футляра с хирургическими принадлежностями. – Воткнешь этому засранцу, что за нами охотиться, прямо в глаз.

Олден принял холодное оружие и крепко сжал его в своей руке. Он уже представил, как разрежет незнакомцу брюхо хирургическим инструментом, порежет все его лицо, а после полностью выпотрошит. Если бы не сложившаяся ситуация Олден навряд ли бы смог так жестоко поступить с человеком, взяв грех на душу. Но сейчас он был точно уверен в том, что сможет без угрызения совести дать отпор.

– Готовы? – Дрейк ухватился за ручку двери, не осмеливаясь поворачивать ее, пока сопровождающие его молодые люди не обратят на него внимания.

– Готовы, – почти хором откликнулась группа.

Брюнет еще несколько секунд сжимал ладонью ручку двери, пока она не стала скользкой из-за его пота.

Рывок. Поворот ручки вниз. Дверь открыта.

Олден был настороже. Он готов был пустить в ход оружие, однако этого не потребовалось.

Устремив лучи фонарей в пол, молодые люди выжидали еще какое-то время. Они словно были готовы к верной смерти, но в тоже время не возжелали кончить на данном отрывке пути к их освобождению. Олден и в этот раз, имея в наличие орудие для самообороны, вошел внутрь комнаты первым. Лишь немного пройдя вперед, ему удалось в абсолютной черноте рассмотреть что-то большое. Что-то висящее в воздухе.

– Какого черта? – прошептал шатен, и вся команда выстроилась в ряд позади него.

Одновременно и без какой-либо задержки все они бросили свет фонаря на нечто повисшее в пространстве. И после этого один за другим начали прикрывать рот рукой и отворачиваться, чтобы избежать увиденного. Девушки сплотились вместе, пытаясь остановить поток слез, который, как им казалось, мог в любую секунду предоставить себе право быть.

– Господи, да сколько можно?! – в голосе Эммы отчетливо слышалась дрожь. Дрейк обнял свою подругу сзади, прикрыв ее своей могучей спиной и одарив ее теплом своего тела.

Иви в виду своего слабого организма не смогла больше стерпеть горечь в горле. Во рту у нее ощущалось что-то кисло-сладкое, и все содержимое, употребленное девушкой с утра, вышло наружу. Олден вынул из внутреннего кармана своей кожаной куртки платок и поторопился вытирать прилипшие ко рту его подружки кусочки еды, а точнее того, что уже давно переварилось в ее желудке.

– Спасибо… – прохрипела Иви. – Спасибо.

Тело Кристофера Томпсона было подвешено альпинистской веревкой. Ею его руки были обмотаны от самого предплечья. Концы веревки были вбиты в противоположные друг другу стены. Не издававшее никаких признаков жизни бездыханное тело молодого парня напоминало распятого на кресте Иисуса Христа. Руки в разные стороны и само напоминание о всепобеждающем духовном оружии, основании и средоточии всей церковной жизни.

На полу под Кристофером образовалась бордовая лужица. А на самом теле парня остался след от потока такого же цвета жидкости, которая капля за каплей продолжала стекать с обуви шатена и падать на дубовую поверхность. Из глубокого пореза на шее Кристофера продолжала сочиться кровь.

– Его б-будто убили пару м-минут назад, – немного заикаясь, проговорил Олден. Иви уже стояла рядом с ним на ногах, не осмеливаясь поднять глаза на подвешенное мертвое тело.

– Оно так и было, – осведомился Дрейк. – Только не могу понять, кто же стучал?

– Может это был звук молотка? Этот мерзавец вбивал веревку в стену.

– Может быть. А может он сделал это давно, а сейчас просто колотил в дверь, чтобы мы увидели это, – Дрейк указал на мертвого парня.

– Тогда как он мог незаметно и быстро покинуть эту комнату? – поинтересовалась Тейлор.

– Не знаю, – отрезал Дрейк. – Но это не конец. Два человека убиты. А этот урод сказал, что будет отлавливать нас по двое и убивать в течение каждого часа.

– Как это «сказал»? – встряла Эмма.

Брюнет, осознав, что проболтался, стал избегать всякого зрительного контакта со своей подругой.

– Дрейк?

Нет ответа.

– Дрейк, черт возьми!

– Да, я видел его! – прокричал брюнет. – Он пытался меня убить. Иви тоже там была.

Иви вздрогнула, услышав свое имя, и почувствовала некое облегчение, когда парень решил рассказать всем правду.

Дрейк продолжил:

– Когда мы разделились, он настиг нас в той комнате, где мы нашли тайник. Весь одет в черное, с маской на лице. Он использует специальный микрофон, чтобы его нельзя было вычислить по голосу.

– Дрейк приказал мне бежать, – подхватила Иви. – Я испугалась, что его могут убить, а я останусь жива. Я не хотела этого. Поэтому не покинула его.

– Да, он уже напал на меня. Еще немного и у меня кончились бы силы. Я не удержал бы его и получил бы нож в сердце. Но Иви спасла меня. Вырубила этого мерзавца. Он словно испустил дух. Лежал там на полу без единого движения. Но оказалось, он еще жив и продолжает свою игру.

Эмму пробрала дрожь по всему телу. Ее сердцебиение участилось. И окутавший ее гнев ослепил разум. Девушка набросилась на своего друга с кулаками, используя во время ударов всю свою силу.

– Перестань! Что ты творишь?! Мне больно! – Дрейк принялся защищаться, прикрывая самое важное – лицо – руками.

– И ты посмел умолчать о таком? Да как так можно? Ты должен был довериться всем нам! А еще лучше, если бы Иви тогда позвала нас на помощь. Что, так сложно было это сделать? Ты как всегда решил во всем разобраться самостоятельно! Упертый дурак! Ты мог бы быть уже мертв!

– Эмма, – брюнет перевел дыхание. – Перестань. Все обошлось.

– А если бы сейчас кто-то из вас двоих был подвешен с перерезанным горлом?

– Но этого не случилось.

– А могло! – блондинка почувствовала, как жар жгучим пламенем распространился по всему ее телу, давая разгореться ее горечи в сердце еще больше.

– Хватит, – встрял Олден, – нам не хватает еще поссориться между собой.

– То есть тебя не волнует то, что наши друзья чуть не были зарезаны маньяком-убийцей? – Эмма готова была двинуться с кулаками и на шатена.

– Это, конечно, не то, что я ожидал бы от нашего сплоченного коллектива, – поспешил объясниться Олден перед разъяренной блондинкой, – но самое главное то, что они действительно остались целы и невредимы. Давай примем во внимание тот факт, что они сплотились и смогли побороть охотившегося на нас маньяка. Мы должны сейчас также собраться, привести мысли в порядок и противостоять тому, что твориться в этом проклятом месте. Ты хочешь кончить как этот парень? Или как Аббигейл?

Эмма на время прикрыла глаза, не позволяя тем самым выступить слезам. Перед ней встал образ некогда счастливой Аббигейл, жизнь которой была в один миг оборвана по воле какого-то сумасшедшего мерзавца.

И этот парень… с ним ребята не были знакомы, не знали его имени и не имели никакого представление о том, каким он мог быть человеком. Погибнув от руки того же чудовища, он был после жестоким образом выставлен на показ. Притом в знакомой всем людям форме главного символа Христианства, представляющего собой орудие казни Богочеловека Иисуса Христа, на котором он был распят для искупления грехов мира.

Может и этот парень был подвержен подобному за грехи находящихся в одном здании людей. Однако если сдаться и опустить руки, то всех без исключения настигнет смерть.

Тейлор стояла у дверного прохода, повернувшись к мертвому телу спиной и облокотившись на стену. Она служила ей некого рода опорой, поскольку столкновение со вторым мертвым телом вызвало у девушки нестерпимую резь в животе. Тейлор показалось, что еще минута другая и ее вывернет наизнанку.

Она набрала побольше воздуха в легкие и приготовилась уже выдохнуть, как вдруг на ее лицо упала капля какой-то жидкости. Девушка опешила и принялась вытирать ее с лица. Прежде чем брюнетка полностью успела убрать нечто незнакомое со своего лица рукой, она решила узнать эту жидкость по запаху.

Тонкий. Металлический. Слегка тошнотворный.

Тейлор потерла большим пальцем о кончики других, пытаясь определить жидкость осязательным путем.

Нечто теплое, густое.

Лишь осмелившись поднять голову вверх и осветить нечто на потолке, что капля за каплей стекало на пол, Тейлор обратила на себя внимание ребят слабым выкриком:

– Черт возьми!

Вся команда окружила брюнетку и устремила свой взор в том направление, куда был обращен луч фонаря.

Густой бордовой жидкостью было вырисовано некое послание:

«ХА-ХА»

«КТО СЛЕДУЮЩИЙ?»

– Какого… – начал Дрейк, но его отвлек толчок в спину.

Иви вытолкала из комнаты столпившуюся под стекающей с потолка кровью команду, яро захлопнув за собой дверь.

– Мы туда не вернемся больше, все, хватит! Надо было сразу уйти! – выдавила из себя Иви, обозлившись на всех своих друзей за излишнее упорство.

Эмма заключила всю перепуганную и поверженную страхом девушку в объятия, пытаясь таким же способом успокоить и свое покалывающее от трепета сердце.

Два представителя мужского пола данной команды обменялись взволнованными и полными напряжения взглядами. Они уловили мысль друг друга о том, что все складывалось только хуже, и продолжать свой тернистый путь к победе у всех молодых людей уже не хватало сил. Они были изнеможенны, потеряны, испуганы и духовно изничтожены.

Глава 19.

Потерявшие какую-либо надежду на спасение молодые умы столпились в все том же погруженном во тьму коридоре второго этажа поместья, каждый из которых наполнял свои легкие пропитанным кровью и смертоубийством воздух.

– Что нам теперь остается? – потирая ладонью шею и жмуря глаза от каждого ощущения боли в теле, произнес Олден.

– Искать дальше, – отрезал Дрейк. – Когда-то нам все же откроют эту дурацкую дверь на улицу.

– Да у тебя уже совсем крыша поехала! – опустившаяся по стенке на пол Тейлор повысила на брюнета голос. Впредь ее раздражала та или иная точка зрения всех окружающих ее людей по вопросу об их общем освобождении из жуткого заточения. Ни воды, ни еды, ни света. Лишь утомление и страх оказаться на том свете.

Дрейк перевел дыхание, сдерживая уже готовый вырваться наружу гнев. Ссоры могли только усугубить ситуацию и обратить все в худшую сторону. Поскольку парень считал, что выбраться из старинного, погрязшего в гнили здания можно было только после завершения игры, его отношения с брюнеткой подпортились окончательно. Однако винить ее в срывах он не решался. Лучше было дать человеку волю эмоциям, поскольку тот впервые в жизни столкнулся с настоящими трупами… мертвыми телами. Собравшаяся вместе группа молодых людей была уверена до последнего, что теперь им потребовалось бы помощь весьма хорошего психолога. Но пока только они сами могли помочь друг другу.

– Ну, хватит! – прокричала Эмма. – Мы закончим эту дурацкую игру и, наконец, выберемся отсюда, выведя этого урода, что гонится за нами, на чистую воду. Он поплатиться за то, что сделал.

– Каков будет следующий шаг? – встряла Иви, в которой пробудился дух упорства и щепотка храбрости.

– У нас есть карточки с буквами и магнитная лента, – объяснил Дрейк. – Но поскольку мы и понятия не имеем, какое слово стоит выложить, думаю, поиск видеопроигрывателя – единственное решение.

– Это снова придется бродить по комнатам, а если мы на маньяка натолкнемся? Кто-нибудь из вас сталкивался с нужной нам техникой? – Эмма осмотрела каждого из присутствующих в надежде получить положительный ответ на поставленный ею вопрос. Однако четверка людей лишь отрицательно покачала головами.

– Пойдемте, не будем терять время, – Олден уже готов был в очередной раз повести группу товарищей по тернистому пути в неизвестность.

– Мы разделимся, – выкрикнул Дрейк.

– Да ты с ума сошел! Опять? – Эмма была против подобного рода идеи друга, поскольку последний раз все обернулось печальным исходом событий для знакомого ей брюнета.

– Мы всей толпой будем шнырять из одной комнаты в другую, что только займет больше времени, чем продуктивная работа в случаи с делением на группы, – заключил Дрейк.

Белокурая девица лишь обделила парня тревожным и протестующим взглядом, после чего махнула на него рукой.

– Идем все вместе, – с пола поднялась Тейлор, которая не смогла больше терпеть очередное бестолковое обсуждение. – Мы достаточно пережили, хватить строить из себя героев. Будет лучше, если мы, пусть и с потерей большого количества времени, сможем дойти до конца в целости и сохранности.

– Я согласна с этим, – добавила Эмма, за которой также одобрила идею и Иви.

Молодые парни лишь обменялись друг с другом опасливым взглядом, после чего поняли, что противостоять настроенным решительно девицам было бы глупым и бессмысленным поступком. Они последовали за своими спутницами на изучение оставшихся комнат второго этажа поместья.

Поиски не обвенчались желаемым молодыми людьми успехом, поскольку одна из комнат представляла собой обшарпанную и прогнившую по углам ванную с проржавевшими ванными принадлежностями, другая являлась приемной-гостевой комнатой, а третья предстала перед толпой молодежи в качестве музыкального зала, в котором, однако, не имелось нужного им видеопроигрывателя. Лишь старое немецкое пианино с росписью имени производителя Ф.Мюльбаха и неопределенно большое количество кресел, стоящих позади него и используемые зрителями того или иного музыкального представления, заполняли последнюю из изучаемых молодыми людьми комнату.

– Что ж, спускаемся вниз? – поинтересовался Олден после того, как он с друзьями не заполучил столь ожидаемый проигрыватель.

На первом этаже здания большинство комнат левого крыла было осмотрено Дрейком и Эммой еще в самом начале игры, поэтому толпа молодежи направилась сразу к комнатам по правую сторону поместья. Некогда изученное Аббигейл отведенное под разного рода хлам помещение молодые люди тоже решили пройти мимо. Перед ними раскрылось две лакированные двери.

Первой комнатой оказалась больших размеров, но ничем непримечательная спальня. Полуторная железная кровать с панцирной сеткой сразу дала понять, что подобного рода комната могла быть отведена только лишь прислуге. Тем более что в прошлые века весь первый этаж столь роскошных домов уходил на использование и жилье дворовым людям, которые занимались наведением порядка и чистоты в окрестностях.

– Не слишком уютно, – заметил Олден.

– Прислуге большего и не следовало давать, – ответил Дрейк. – Видеопроигрывателя мы тут точно не найдем.

– Пойдемте отсюда, пока мне окончательно дурно не стало, – проговорила Эмма.

Следующая дверь, из двух доступных, открыла молодым людям доступ к винтовой спиралевидной лестнице. Дрейк и Олден вызвались первыми проверить данную конструкцию на прочность. При спуске по ней каждая из ступеней издавала резкий скрип. Все доски за столь приличное время рассохлись, а крепления между ними ослабели. Спуск пришелся безопасным, лишь треск и хруст деревянного материала неприятно давил на барабанные перепонки.

Пока Дрейк и Олден только начали знакомиться с содержимым подвального помещения, девушки решили переждать их возвращения на первом ярусе здания. Они были начеку, чтобы в нужное время дать парням знать о приближение нежеланного гостя, а конкретно – самого сумасшедшего из них, что кидается на всех с ножом.

Под светом фонарей молодые люди осмотрели мебельную стенку, полочки которой были заставлены семейными фотографиями, которые по итогам прошедших лет уже приобрели желтоватый оттенок. Это были снимки одной и той же женщины. Она в детстве, юности и отрочестве. Ее фото в форме горничной. Снимки нескольких младенцев, на каждом из которых были написаны их имена. Это были владельцы поместья в момент их рождения: Питер Холл, его брат Эдвард, их дети – малышка Эмили и новорожденный Роберт. Было предельно ясно, что эта домработница застала ни одно поколение семейки Холлов.

– Дрейк, думаю так мы больше чего узнаем, – Олден протянул парню рукописи в потрепанной обложке.

– Личный дневник? – поинтересовался брюнет.

– Вполне возможно.

Большинство листов было вырвано и, вероятно, уничтожено когда-то самой владелицей записей. Однако молодые люди понадеялись на успех, когда взялись за чтение документов, не возжелав упустить какие-либо детали.

«Май 1928,

Я познакомилась с мистером Эндрю Холлом, который не пожалел для меня жилья и обеспечил пропитанием. Он с удовольствием принял меня на работу, и это несмотря на мои полные 14 лет. Я несколько раз предпринимала попытки заполучить заработок, наводя порядок в доме богатых людей, однако никому не нравились мой слишком юный возраст.

Этому святому человеку я обязана всем! Мистер Эндрю Холл пожалел меня за больное сердце матушки, потому и принял меня на работу в свой дом. Я буду век служить столь щедрому и доброму человеку и всей его семье!»

«Июнь 1928,

Я лишь сейчас заимела возможность познакомиться с сыном мистера Холла. Мы оказались ровесниками. Пусть я всего лишь прислуга, но у Гарри наше общение не вызывает отвращения. Как подросткам нам интересно проводить время вместе. Он обучает меня французскому и даже дает уроки игры на рояле. Когда никого не остается дома, мы пробираемся на второй этаж поместья, где мне еще никогда не приходилось бывать, и закрываемся в музыкальном зале. Гарри усаживает меня на одно из зрительных мест, а сам садиться за музыкальный инструмент. Он играет только для меня, и в такие моменты между нами перестает существовать какая-либо грань…»

Дрейк договорился с Олденом избегать не несущих какой-либо важной для них информации записей. Поэтому, выстраивая у себя в головах историческую цепочки с датами рождений владельцев поместья и с их предполагаемыми датами смертей, молодые люди обращались к письменам существенных дат.

«Сентябрь 1942,

Я приняла роды у миссис Лизи Стоун, жены Гарри. Столь прекрасного мальчика я на свете не видела. Или может я так считаю, потому что никогда еще не видела младенцев. Мне пока не суждено было заиметь собственных детей, а потому сие событие переполняет мое сердце эмоциями. Я рада за своего друга, поскольку я некогда заслышала о своего рода проклятье, что поглотило семью Холлов. Мне не удалось застать деда Гарри, но этот бедный старик пережил смерть двух дочерей. Якобы это был его крест. И случись нечто подобное с моим дорогим Гарри, я бы не пережила. Если только мальчикам суждено продолжать жить, то я молю самого Бога послать последующим поколениям полюбившейся мне семьи одних лишь мальчишек.

Господи Боже, не забирай ты девочек у семьи такой, что зла и горя никому не желает, и обреки всех представителей ее на долгое и счастливое существование!»

«Февраль 1946,

Гарри, мой дорогой Гарри стал отцом во второй раз! Лиззи невообразимо счастлива подарить ему второго сына. Да и я возрадуюсь вместе с ними!

Малыш получил сильное и красивое имя – Эдвард. И пусть таким же сильным и красивым будет и сам ребеночек!

Я попросила Гарри подарить мне на память фотографии его малышей, чтобы они всегда оставались такими крохами.»

«Июль 1967,

Моя любимый Эдвард… как долго я молила Бога подарить тебе светлую жизнь, и вот он услышал мою мольбу! Ты взял в жены столь очаровательную Анну, и я тогда нарадоваться не могла. А сейчас понимаю, что счастливые моменты еще впереди!

Вы произвели на свет неимоверной красоты мальчика, которому я желаю здоровья, счастья и удачи. Он очень похож на тебя, как две капли…

Я уже не молода, чтобы прожить полной любви жизнь со всеми вами, но на то, чтобы понянчить столь прекрасного малыша, я еще сгожусь!»

«Август 1969,

На моих глаза росли Питер и Эдвард. Я, когда дорогая Лиззи скончалась, пыталась заменить им мать. Я дарила им любовь, поддержку и заботу, которая со временем была мне возмещена тем же. Мальчики приняли меня в свою семью, и из простой служанки я переросла в их любимую няню.

Чтение сказок по ночам, прогулки в саду у дома – мне не иметь уже своих детей, но зато Гарри, по старой дружбе, подарил мне возможность испытать на собственной шкуре, что значит быть матерью.

А сегодня… я видела с какой радостью в глазах столь возмужавший и повзрослевший Питер брал на руки малышку Эмили, свою дочурку.

Правда, почему меня так трясет от весьма прекрасного события, я не понимаю. Мне в голову врезается та история про страшную потерю Тома Холла. Но что я за нянька такая, раз думаю о всяких гадостях?! Нет уж, я вырастила Питера с Эдвардом, а значит воспитаю и их деток в такой же любви и ласке!»

«Октябрь 1976,

Роковой день для всех.

Я знала, что мое опасение было не спроста!

Господи, за что ты так с моим дорогим и горячо любимым Питером?!

Я просила для него счастья, я не просила приносить ему боль и страдание!

Мы похоронили малышку Эмили. Ее лучезарная улыбка стоит перед моими глазами; ее детский смех звенит в моих ушах; ее объятия и поцелуи я ощущаю до сих пор, словно она сидит рядом и не хочет, чтобы я плакала.

Питер не желает ни с кем говорить. Он закрывается в своем кабинете и даже не спускается к ужину. Я не раз перешивала его одежду, он стремительно теряет вес. Я беспокоюсь о его здоровье. Гарри также не знает, как лучше начать с ним разговор. Мы в недоумении. Мы его теряем. Врач не может ничем помочь, ибо состояние Питера в основном зависит от недоедания и стресса.

Мой мальчик потерял всякий интерес к жизни. Это пугает меня больше всего. Я каждую минуту проверяю его состояние, а также остаюсь в его комнате на несколько часов, чтобы не дать ему наложить на себя руки. Марта тоже страдает из-за потери дочки. Но она слушает нас и не решается оборвать нить своей жизни.

Нам горько смотреть на эти два разбитых сердца.»

«Ноябрь 1978,

Следом за своей любимой дочуркой на небеса отправился Питер.

Мой мальчик Питер.

Я не могу много писать, и так зная, какими сложными были для него эти два года жизни после смерти Эмили.

Но помимо этой смерти, что разбила мне сердце, я пережила потерю Гарри. Кто-то скажет возраст. Но я-то знаю, что причиной его уходу на небеса послужили переживания за родного сына и горечь о потери внучки.

Покойтесь с миром, мои любимые!»

«Январь 1987,

Судьба сжалилась над нами и преподнесла нам в подарок еще одного члена семьи.

Столь полюбившаяся мне Роуз, что недурна красотой, родила к ночи мальчика. Роберт, как только увидел младенца, принялся одаривать свою жену страстными поцелуями. Все же в жизнь возвращаются светлые моменты, которые дают нам понять, что в природе необходим баланс, некая золотая середина. Умирают одни, рождаются другие.

Сколько смертей пережила семья Холлов… Теперь моим долгом на старости лет будет необходимость в сохранение такой прекрасной семьи. Наверное, Роберт, Роуз и Стивен будут последними, кого я застану из родословной Холлов. Я не становлюсь моложе, но свои последние силы я отдам именно этим людям.»

«Март 1991,

Сегодня Роберт устроил званный ужин для своих коллег. Я узнала от него, что ему, наконец, удалось заключить столь долгожданную им сделку о купле и продаже.

Я распоряжалась готовкой, чтобы по просьбе своего дорогого Роберта сделать этот вечер незабываемым и интересным. Ему необходимо было предстать в лучшем виде перед своими гостями.

Все, вроде, прошло идеально, только меня насторожила одна вещь. Как жена и по совместительству партнер Роберта Роуз также не могла не вступать в дискуссии со знакомыми ей людьми. Я тогда вошла в зал, чтобы подать десерт нашим дорогим гостям, как вдруг я обратила внимание, что Роберт по неизвестным мне причинам забился в угол комнаты, не возжелав ни с кем говорить. Гости обращали внимание только на Роуз. Что случилось с моим мальчиком, я не знаю. Он странно наблюдал за своей женой.

Я видела, как Роуз мило беседовала о делах с коллегами. Вероятно, Роберт не был от этого в восторге. Он не отрывал глаз от своей женушки. Таким хмурым и недовольным я не видела своего мальчика с момента смерти его отца. Почему же все-таки он не был в настроении на тот момент? Роуз не делала ничего плохого и за рамки выходящего. Я знаю, что она беспамятно любит своего мужа, она ни за что его не предаст! Столь милосердной и верной женщины я не видела за всю свою жизнь.

Мне стоит поговорить с Робертом…»

«Апрель 1991,

Я боюсь, что такой прекрасный союз двух любящих сердец может распасться. Я не раз за целый месяц была свидетельницей весьма ужасающих ссор моих дорогих деток. Роберт не переставал выяснять отношения с Роуз, говоря, что ей не следует так кокетничать с другими мужчинами, ибо это его очень злит.

Я опасаюсь, что мой мальчик теряет голову.

Я пыталась вразумить его, пыталась показать, что Роуз не в чем обвинять. Она искренне любит его. Я уверена, что причин для ревности и быть не может!

Мне хочется положить конец их ссорам, но Роберт даже не хочет теперь меня слушать. Он говорит, что я, как женщина, конечно же приму сторону Роуз, но ведь я являюсь его няней, которая любит его больше, чем кого-либо еще.

После моих объяснений Роберт просит прощения, он успокаивается, но в тот же день я вновь слышу, как он возмущается по поводу общения Роуз с другими мужчинами.

Я не знаю, как это прекратить. Но подобного больше не должно случаться.

Я говорю не за себя… мне больно видеть, как Стивен плачет по ночам, заслышав за весь день ругань своих родителей. Мальчику всего 4 года, такие отношения лишь погубят его.

Я должна что-то сделать!»

«Июль 1991,

В нашей семье, наконец, царит покой и порядок. Все конфликты, что когда-то разносились по всему поместью, больше не существуют.

Роберт успокоился. Он вновь счастлив, он дарит своей жене и сыну ту самую любовь, какую должен испытывать каждый семьянин.

На днях мы купили видеокамеру. Я, конечно, совершенно не понимаю, что это за чудо техники, но нынешний век – век прогресса. Роберт мне все отчетливо объяснил, сказал, чтобы я брала эту вещь и пользовалась, когда мне вздумается. Но разве нужна старушке какая-то новомодная безделушка?

Я решила, что кроме своих дорогих деток мне снимать больше нечего. Когда мы гуляем все вместе, Роберт берет с собой эту чудо-машину. Я снимаю, как моя семья играет, беседует, делает что-то совместно. Пусть мои руки и дрожат немного, чтобы я могла сгодиться в хорошие операторы, но после каждой съемки мы просматриваем все по телевизору. Роберт гораздо моложе меня, он знает, как пользоваться всеми этими штучками. Он преобразует все снятое на так называемую видеокассету, после чего мы садимся за стол и просматриваем все, что я успела снять.

Какой ужас… до чего может додуматься человеческий мозг!

Зато так Стивен может рассказать своим детям о своей семье, а те своим детям и так далее… Хотя все может измениться. Было бы хорошо, если бы это воспроизводимое видео устройство сохранилось надолго.

Мы храним все кассеты в специально отведенной для этого комнате. Там Роберт также занимается «проявкой фотографий». Что это такое, я не знаю. Какими-то заумными словечками он мне постоянно рассказывает об этом, но я все равно ничего не могу понять.

Как же мне успеть за этой молодежью?..»

«Декабрь 1991,

Почему все не может идти так гладко, как хотелось бы?

Целый месяц Роберт запирался в своем кабинете, даже не рассказывая никому о том, что он там делает. Мне становиться страшно.

Когда я пытаюсь завести про это с ним разговор, он как-то хитро улыбается, что сразу бросает меня в дрожь, и говорит, что скоро я обо всем узнаю… Как его понять?

Я сообщила о данном происшествии Роуз, ей также не удалось после ничего разузнать.

Роберт стал слишком скрытным.

Он вновь отдаляется от семьи. Как оказалось, Роуз стала слишком одинокой. Роберт перестал ей уделять какое-либо внимание.

Он, почему-то, разговаривает только со мной. Я, конечно, понимаю, что занималась его воспитание с самого рождения, уделяя все свое внимание лишь ему одному, но Роуз и Стивен теперь его семья. Он обязан вернуться к ним!

Он сказал, что никто не поймет его так хорошо, как я. Но разве Роуз не знает о нем больше?

Роберт спускается ко мне в подвал, только чтобы скрыться от своей любимой. Я сколько раз задавала ему вопрос, почему он так поступает. В ответ он показывает мне все ту же мерзкую улыбку, которая заставляет остановиться мое сердце.

Однажды я не смогла удержать себя в руках. Я дала ему пощёчину и потребовала прекратить так себя вести.

В ту же самую секунду я пожалела о содеянном… это был первый раз в моей жизни, когда я подняла на кого-то руку. Я встала перед Робертом на колени и принялась извиняться, а он повернулся ко мне с той же улыбкой на лице, поцеловал меня в лоб и ушел.

Вечером того же дня я зашла в его кабинет, воспользовавшись запасным ключом. Он сидел там и бездвижно смотрел в стену. Его взгляд был таким пустым, что у меня подкосились ноги. Я и так не здорова, а тут мне сразу же стало хуже.

Я не посмела его отвлекать, а когда он все же почувствовал мое присутствие, то одарил меня тем же мертвым взглядом. Я опешила и стала молить его вернуться к прежней жизни, когда он был всегда улыбчивым молодым человеком, дарующим любовь всей своей семье.

Все было впустую… Роберт поднял меня с пола и пообещал, что в скором времени все станет лучше, чем было когда-то. Я успокоилась, приняв его слова всерьез.

Надеюсь, он сдержит свое слово.»