Зачет по тварезнанию

9. Лайна
Перед баней, в бане и после бани бабы Тои, неподалёку от косорыла и ещё косорыл знает кого

Бабулька молчала. То есть про погоду говорила, про мифические «былые времена», которые никто не видел, а те, кто видел, уже ничего об этом не расскажут. Про неурожай нынешних ранних грибов и урожай прошлогодних орехов. А про тварей – молчала. Стоило только намекнуть, только нос в ту сторону повернуть, как старушенция сразу вспоминала, что левое ухо у неё не слышит, а на второе она глухая.

Кейрат сидел молча. И уплетал кашу за обе щеки, переводя взгляд с меня на бабульку, как зритель на трибуне. Я даже не могла определить, за кого он болеет. Потом Торнсен сказал, что баба Тоя права, с дороги неплохо бы и помыться. И постираться. Между строк сквозило, что после марш-броска с рюкзаком в два Торнсена весом и горы нарубленных дров он будет обоняться отнюдь не медовником. А нам ещё спать вместе.

…Ну то есть не вместе, а просто рядом.

Хотя никакой обещанной вони я от него не ощущала. И от себя не ощущала. Но не факт, что её не было. Я постаралась незаметно наклониться к подмышке и понюхать. Вроде, смрадом с ног не сшибает.

…Но, учитывая, что нам спать… рядом…

Да и вообще. Кто откажется искупаться? Если и воды наносят, и баню растопят. В бане я не мылась с самого детства.

Кейрат справился быстро. Я только посуду успела помыть, стол отскоблить, под столом замести… Я не чистюля, не подумайте, но там хоть кур запускай было. Видать, бабулька не напрягалась на этот счёт. Последние пару лет. Поясница, понятное дело. Зрение, опять же. На глаза старушка пока не жаловалась. Но совершенно уверена, что у неё правый глаз не видит, а левый ослеп.

От бани слабо потянуло магией. Не удержался. Стравил немного, чтобы протопилось быстрее. Надо бы ему головомойку устроить. После того, как из бани выйдет. На свежую голову.

Но я его понимала.

Нас, защитников, тоже по первости «раскачивали». К вечеру после таких упражнений я на Сафониэля набрасывалась прямо на кафедре. Где ловила, там и набрасывалась. Но у нас больше ценится умение держать резерв, поэтому с пятого курса измывательства по раскачке сменились занятиями на концентрацию. Тоже вынос мозга. Но хоть от желания крышу не рвёт. А боевикам приходилось хуже. Их до самого выпуска «качали», чтобы на максимум вывести. На молодой, здоровый, мужской организм.

В общем-то, я об этом раньше не задумывалась. Повода не было. А сейчас даже жалко его немного стало. Если меня так корёжит, Торнсену каково?

… От этой мысли почему-то сразу стало жарко, и избыток магии ударил в голову. И ниже пояса, наливаясь влагой.

Ничего, он мне целый год нервы мотал. Как-нибудь справится. Выдюжит. Студёная водичка из колодца ему в помощь, хе-хе.

Парень в баню пошёл первым, на самый жар. Тоже, кстати, неплохой способ «стравиться». В какой-то момент я словила ещё одну вспышку силы, гораздо ярче первой. Но старалась не задумываться, чем она вызвана. (Я не буду об этом думать! И представлять тоже не буду!) Просто анализировала уровень случайного выброса. И на Турнире было понятно, что мальчику силищи Дайна отмерила о-го-го! Но если у него спонтанные выбросы такие, что глаза слепит на расстоянии в несколько десятков метров, то с оценкой его потенциала я где-то на порядок ошиблась. Понятно, почему ректор так за него держится.

…Но зачёт по тварезнанию я всё равно просто так ему не поставлю!

Он появился где-то через полчаса, распаренный и расслабленный, в расстёгнутой рубашке из простого небелёного льна и приспущенных брюках, не обременённых ремнём. Торнсена можно было использовать в качестве наглядного пособия по анатомии мышц. Спереди это было лучше видно, чем сбоку. От пупка книзу убегала волосистая дорожка.

Я с трудом оторвалась от того места, где она терялась под поясом, и подняла взгляд. Торнсен неожиданно смутился и запахнул рубашку.

– Я не думал, что вы здесь, – тихо сказал он. – Вы идите, там свободно, – и ещё больше смутившись, добавил. – И скамейки я отмыл после себя, если что.

Я взяла собранную заранее смену белья и спустилась вниз. Крикнула бабу Тою. Та заявила, что пойдёт последней. Стара она стала. Не та, что прежде. Только наказала мне воду всю не выплескать. И парку́ оставить. Прожарить старые косточки. Я хотела было ей предложить для прожарки костей сковородку, но постеснялась. Всё же росла я в деревне, а там воспитывали уважение к старости. Это потом, в пансионате, мы научились преклоняться перед силой. И древней кровью.

Баня была протоплена, как в зиму. Я быстро разделась и нырнула в моечное. На полке́ лежал разлапистый веник, щедро сдобренный ароматными травами. То ли бабулька постаралась, то ли Торнсен знает толк в деревенских радостях. Я забралась на самый верх и просто сидела, обхватив колени, пока кожа не покрылась капельками пота. За окном стремительно темнело, и молодой месяц не справлялся с освещением. Я решила, не будет больших проблем, если я запущу крохотный магический светильник, а то и ошпариться в темноте недолго. Если баба Тоя – ведьма, после мощного выхлопа Торнсена пытаться изображать из себя не-магов, всё равно что прятаться за вешалкой. Не по-взрослому, в общем. Я запустила огонек под низкий потолок и плеснула на раскалённые камни из ковшика на длинной деревянной ручке. Вода зашипела, взвившись паром и обдавая горячей волной. Я пошлёпалась, жалея, что приходится самой. Сейчас бы растянуться на полке, да чтобы кто-нибудь веничком отходил… Торнсена, что ли позвать? А то что он такой расслабленный? Непорядок!

Я поддала еще, а потом окатила себя ледяной водичкой из лоханки. У-ух! Бр-р-р!

Жизнь сразу стала легче, и стало глубоко плевать на Сафониэля, косорыл знает где сейчас находящегося, и на то, ищет он меня или нет, и на косорыла в лесу. И его приятелей. И приятельниц, судя по счётчику, многочисленных. Это была чистая, незамутнённая радость бытия.

Я намылила мочалку душистым мылом, оттёрлась вся, от носа до пяточек, и ополоснула волосы травами, запаренными в одноухом ушате. Напоследок я еще раз прогрелась, ополоснулась и, выходя, подняла взгляд к потолку, чтобы утащить с собой светлячка. И наткнулась взглядом на широкую щель под потолком, выходящую прямо на слабо подсвеченное чердачное окно.

Горячий поток стыда омыл меня сверху донизу.

Ну…

Ну, в конце концов, я молодая, стройная, красивая. Так что, если кто-то подсматривал, это его головная (и не только) боль.

Сладких тому снов, хе-хе.

10. Лайна
На чердаке дома бабы Тои

Я чувствовала себя дрожжевым тестом в кадушке: таким же воздушным и аморфным. Но, собрав волю в кулак, мне всё же удалось заставить себя переполоснуть одежду и развесить её на верёвке рядом с рубахой и штанами Торнсена. Я вошла в дом и сказала старушке, что в бане свободно, но темно. Та пробухтела что-то про гостей, дотянувших с помывкой до ночи, будто Торнсен не предлагал ей пойти первой. Она ещё что-то бухтела, но я была в слишком блаженном состоянии, чтобы ее слушать, и полезла наверх по лестнице. В какой-то момент у меня мелькнула мысль о том, что студент мог видеть меня без исподнего и мне сейчас предстоит взглянуть ему в глаза. Но потом я подумала, что сам он вряд ли в таком признается, даже если подглядывал. А если все делают вид, что ничего не произошло, то вроде ничего и не произошло.

Когда я поднялась, Торнсен лежал на расстеленном спальнике в той же расстёгнутой рубашке и приспущенных штанах. Рассмотреть то, что ниже, было сложно из-за согнутой в колене ноги (Дайна, о чём я думаю!). Одна его рука была закинута за голову, вторая придерживала за корешок классический учебник по тварезнанию Бланчифлоер Т. леи Моро. Я считала, что назвать девочку «Бланчифлоер» – испортить ей всю жизнь. Но, видимо, её родители так не думали. Зато девочка выросла в уважаемую лею и отомстила миру, написав до ужаса нудный учебник. Студенты засыпали над сим талмудом последние лет сто, наверное. К тому же он порядком устарел. Но ничего другого не издавали. У Сафониэля была мечта написать новый. Он уже несколько лет собирал материалы, но из-за постоянной нагрузки по кафедре и исследовательской работы у него не было времени завершить работу. Я начала было их сводить, но не успела. Кропотливая работа в архивах Академии Дьюи позволила мне взглянуть на тварей под другим углом. А результаты экспедиции могли привести к настоящему прорыву. Если бы не сбой телепорта.

– О, я гляжу, вы даже читать умеете, – порадовалась я за студента.

– Как вы могли обо мне такое подумать! – возмутился Торнсен. – Я просто разглядываю картинки!

Опять разговорился. Хм.

– Там нет картинок, Кейрат, – напомнила я, усаживаясь в свой угол, опираясь спиной на вертикальную стену напротив окна и складывая голени крест-накрест.

– И очень жаль, – заметил тот, тоже усаживаясь и застёгиваясь. – Каждый раз, когда я пытаюсь её читать, я теряю мысль на второй странице, а над пятой у меня слипаются глаза. Предлагаю прописывать её как снотворное.

В комнате добавился какой-то новый аромат. Сначала я подумала, что из окна нанесло какими-то ночными цветами, но потом заметила в углах пучки травок, висящие вниз головой.

– А надо было на лекции ходить, – попеняла я, не задумываясь, размышляя на тему, кто их сюда повесил. – Там бы не засыпали.

– Да с вами разве заснёшь… – буркнул Торнсен.

– Что? – переспросила я, повернувшись к нему ухом. Дескать, не расслышала. А ну-ка, повтори-ка.

– Никак нет! – гаркнул студент.

– У вас очередной приступ, Торнсен? Вы лечились бы, что ли…

– Не помогает, – печально ответил парень, опустив плечи.

– Что «не помогает»?

– Ничего. Ничего не помогает, – он посмотрел на меня жалостливым взглядом.

По шкале жалостливости – девять из десяти.

Но меня таким не пробьёшь.

Внизу хлопнула дверь. Бабулька отправилась в баньку.

…И на полчаса мы с Торнсеном совершенно одни.

От неловкости меня спас забурчавший желудок.

– Кейрат, признайтесь, у нас есть что-нибудь поесть?

– Так ведь нельзя на ночь есть, – напомнил осмелевший студент.

– Ничего, у меня желудок крепкий, – отмахнулась я. – И кишечник пока держит, – добавила заговорщицким шёпотом.

И мы одновременно прыснули.

Пока запасливый Торнсен выколупывал из своего баула буханку хлеба и шмат пряного сала, я сгоняла вниз за тёплым отваром трав, который мы пили за ужином.

Бутербродики умялись на ура.

– Лея Хольм… – обратился ко мне студент, когда я приступила ко второму, и только тут я сообразила, что за весь день он ни разу не обращался ко мне… никак. Ни по имени, ни по фамилии.

– Я не «лея», – легко вырвалось у меня.

– Я знаю. Но так положено.

– А давайте положим по-другому, – щедро предложила я. – Меня зовут Джелайна.

– А меня – Кейрат. Друзья зовут меня Кей.

– Друзьям можно, – рассмеялась я. – Но вы не думайте, что я вам так запросто зачёт поставлю.

– Хвала Дайне, – пробормотал Торнсен.

– Что? – в очередной раз переспросила я, подозревая, что в глазах студента я по уровню слуха приближаюсь к бабе Тое.

– Говорю: здорово! Такой важный предмет, – не моргнув глазом, стал врать Торнсен. А ведь с виду такой скромняга. – Очень важный. Нельзя за него просто так зачёт ставить. Нужно с меня всё тщательно стребовать. Все практики отработать… Контрольные, да. Контрольные чтобы я обязательно на положительные оценки написал. И ещё исследовательский проект. Ну, за пропуски.

– Звучит устрашающе, – призналась я. – Меня точно пугает.

– А я – готов, – щедро предложил Кей. – Вот прямо сейчас! Давайте прямо с первой темы.

И я начала. Улеглась поудобнее, заложила руки под голову, и начала.

С классификации тварей. О том, что каждая тварь характеризуется по нескольким признакам: размеру, уровню урона и агрессивности. Нет двух тварей с одинаковыми характеристиками. А ещё у каждой есть своя магическая особенность. Тоже неповторимая.

С происхождения. О том, что никто не знает, откуда берутся твари и как они размножаются. Потому что их невозможно содержать в неволе. Все, все пойманные твари исчезают из клеток, сараев, темниц и казематов. И появляются из воздуха в любом месте. И появляются они обычно там, где проливается кровь, летят файерболы, пылают пожары… Но как их вызвать и как ими управлять, никто не знает.

– Так скажите мне, пожалуйста, Кейрат, – повернула я голову в сторону студента.

И обнаружила, что он спит. Самым наглым образом, поджав по-детски колени и уложив ладошки под щеку.

Я хотела разозлиться.

Но не смогла. Я зевнула и поняла, что тоже вымоталась за день. Повернулась на бочок и упала в сон.

11. Лайна
Чердак дома бабы Тои и его окрестности

Я проснулась от лучей солнца, бьющего прямо в лицо. Разлепила глаза и какое-то время соображала, где нахожусь. Взгляд упёрся в распахнутое, как оказалось, на восток окно. Потом наткнулся на Торнсена.

В памяти стало проясняться.

Я в избушке странной старушки, посреди дремучего леса, заселённого тварями, как трухлявый пень – личинками. Вместе со студентом, которого мне навязали, потому что я отказалась поставить ему зачёт. По тварезнанию. Вчера я панибратски уплетала с ним бутерброды и хлестала травяной отварчик. Велела называть меня по имени. И даже обещала принять у него все практические и контрольные. И проект ещё, – делать мне больше нечего!

И ведь не пили даже. Ничего, крепче отвара.

Студент развалился на спине гигантской пентаграммой, занимая разом полчердака. Бо́льшую его половину. Ещё каких-то пять сантиметров, и его рука оказалась бы на моём бедре. Зато в этом положении было замечательно видно косую сажень в штанах, вздымающую его ширинку.

В здоровом теле – здоровый… дух.

О чём я думаю! Дайна, о чём я думаю…

Я быстро перевела взгляд в другую сторону. И наткнулась на цветочно-травяной «веник» в дальнем углу чердака. Такие висели во всех четырёх. Мою голову посетили смутные подозрения. Я, стараясь не скрипеть старыми досками, дотянулась до ближайшего веничка, почти над моей головой.

Пахнет! Я зарылась носом в подвядшие травы. М-м-м! Какой упоительный аромат!

Я размотала суровую нитку, за которую букетик был подвешен к малозаметной щепочке-занозе, и рассыпала сено по коленям. О! Да тут у нас реально целый «букет»!

– Торнсен, подъём! – гаркнула я.

Чтобы не осталось сомнений в том, что я имею в виду.

Парень вскочил, ударившись о скат крыши головой, затем быстро сел на пол, прикрывая «здоровый дух» согнутыми спереди коленками. Еще и рукой их обхватил (второй голову тёр), чтобы не дай Дайна, не протаранить «саженью», хе-хе.

И густо покраснел.

– И что это было? – сурово спросила я, предоставляя парню возможность признаться и раскаяться.

– А что-то было? – неуверенно и почти жалобно поинтересовался Торнсен.

Услышать это от двухметрового громилы, который на Турнире одним мановением руки останавливал пикирующего горбокрыла (в народе именуемого «гробокрылом»), было неожиданно. И даже немного смешно. Но я сдержалась, сохраняя неприступный вид.

– У вас хочу спросить. Как эти травы оказались на чердаке? – я указала на сено перед собой.

– Баба Тоя принесла. Сказала, от насекомых. Чтобы не кусали. И пахнет приятно.

Тут что скажешь? Боевые маги – не защитники. У них по зельям и ядам даже предмета отдельного нет. Несколько тем в рамках «Первой магической помощи».

– Вот видите, Торнсен… – я подняла тонкий, торчащий, как игла, стебелёк с такими же шиловидными листиками, собранными у основания стебля. – Это проломник боровой – известное снотворное. Вот бородатка повислая – прекрасное средство от хандры. Вот пьяноголов весёлый. Бодрит, храбрит и даже вызывает галлюцинации. Когда в особо крупных дозах. В общем, упоительный аромат у букетика.

Так что – да, мы вчера не пили. Так, нюхнули немножко…

Торнсен поднял взгляд с трав на меня, и в его глазах мелькнуло… разочарование, обида, может?

– Я пойду, – решительно сказал он и поднялся, на этот раз пригибаясь.

Уже ничто не выдавало небольшую мужскую утреннюю слабость (хотя о чём я: огромную утреннюю силу!).

– Идите, – разрешила я.

Хотя меня никто не спрашивал. Парень был уже на половине лестницы.

Я посидела какое-то время. Потом легла, окутанная сладким, будоражащим ароматом. С чего это старушенция решила нам головы задурить?

Подозрительная старушка. Хотя магических эманаций я от неё не замечала.

Что-то Торнсена долго нет.

И даже топора не слышно…

Я поднялась и подошла к окну. Окно выходило удачно, открывая обзор на всё пространство перед домом. Включая баню с тёмной сейчас щелью под крышей. Интересно, подглядывал или нет?

Но сейчас мое внимание привлекло другое. На полянке перед домом Торнсен разминался. Сейчас он выполнял комплекс «Страхотварень, крадущийся в ночи». Для своих размеров и веса он двигался потрясающе легко и грациозно, словно перетекая из одной позы в другую. Рубаху он снял и сейчас демонстрировал замеченные мною вчера кубики и зубчатую мышцу. И мощную трапециевидную. И ромбовидную, и широчайшую спины. Эх, какой шикарный экспонат без дела пропадает. Его бы мне в качестве наглядного пособия на занятия…

Через перекат по умятой травке парень перетёк в защитную стойку, прикрываясь согнутой в локте рукой. Из этого положения выбрасывают магический щит.

Я придвинула кривоногий табурет, который старушенция выделила нам от щедрот, и села любоваться.

…Мне вспомнился его поединок на Турнире. Первые два тура проходят академически. На первом, отборочном, студенты демонстрируют уровень магической силы. На втором – технику выполнения боевых заклинаний на муляжах. Конечно, обставлено всё красочно. Муляжи тварей в полный рост, выскакивающие из-под земли на полосе препятствий. И разлетаются они в ошмётки, и зелёная кровь брызжет во все стороны. И если участник турнира не справился, его очень натуралистично «пожирают». То есть сам процесс не показывают. Участника и победившую «тварь» укрывают густым мраком, и только нечеловеческое рычание и чавканье живописуют зрителям происходящее.

Я всё ждала, ждала, когда какой-нибудь муляж разделается за меня с Торнсеном. Меня выбрали в сопровождающие. И как представитель Академии, я сидела на ВИП-трибуне, откуда было прекрасно видно всё происходящее. Но парень уходил от опасностей и разносил каждую последующую тварь с каким-то мстительным удовлетворением, будто она ему на коврик под дверью нагадила.

И только трое по итогам полосы вышли в финал. Им предстояло сражаться с настоящими тварями. Как я уже говорила, тварей невозможно содержать в неволе. Они неудержимы. В смысле, телепортируются из любых помещений. Поэтому на турнир тварей отправляют прямо с поля боя. Слаженной командой из нескольких лучших порталистов, по заранее проложенному порталу. Поэтому настоящих схваток так мало. Контур поля мгновенно замыкают мои коллеги. А для подстраховки рядом сильнейшие боевики. Торнсену достался горбокрыл. Злющий, будто ему под хвост соли насыпали. Знаете, это было страшно. Нас со второго курса на боевую практику отправляли. Сначала в тыловые части, потом на линию огня. Я знаю, каково это – стоять перед живой, злющей тварью.

Я понимала, каково ему.

Я следила за ним, сжимаясь в комок, когда на него обрушивался поток нетушимого огня. Когда только чудом ему удалось увернуться от пикирующего чудища. Не всегда, далеко не всегда участники финала Турнира выходят из него без потерь.

Иногда они теряют жизнь.

Когда поверженная тварь обессиленно разжала когти, я скакала, и визжала от радости, и обнималась с мощной бабищей с изуродованной – однозначно в бою – рукой.

И Торнсен сиял от счастья и гордости. От облегчения, что всё позади. И улыбался поклонникам, и махал им рукой.

А потом поднял взгляд на меня. Будто знал, где искать.

Просто стоял и смотрел.

Я почувствовала, как чьи-то когтистые лапки коснулись моего бедра и пушистая голова ткнулась в ладонь. Дескать, чеши. Я не заметила у бабуськи кота. Но он мог охотиться в лесу. Утро – самое время, чтобы вернуться домой. Я, не в силах оторваться от потрясающего мужского тела, вытворяющего невероятные вещи прямо передо мной, запустила пальцы в мягкую шерсть. «Гр-р-рых, гр-р-рых», – заурчало благодарное животное под моей рукой. И я почесала под тупой мордочкой, а потом за длинными ушами.

«Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых» стало еще продолжительней и блаженней.

Выполнив последнюю связку, Торнсен сложился пополам, чтобы восстановить дыхание.

А потом в одно мгновение выпрямился и вскинул взгляд на меня. Будто знал, где я.

Я чуть не пошатнулась на своём косоногом табурете, и чудом удержала кота.

Наткнувшись рукой на что-то кожистое.

Я перевела взгляд на колени.

Там, возбуждённо подрагивая сложенными кожистыми крыльями, млел от удовольствия иглолапый мелкозуб: «Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых».

– Эй, Грых, ты не офигел ли? – поинтересовалась я у него.

Но тварь лишь боднула меня ушастой головой. Дескать, не отвлекайся на всякую фигню. Продолжай в том же духе.

Я продолжила почёсывания. Никогда в жизни не чесала живую тварь.

…И мёртвых не чесала. Какой смысл чесать мёртвую тварь?

Мелкозуб, один из самых распространенных и безобидных видов тварей, продолжал урчать. А я силилась придумать объяснение происходящему для Торнсена, который должен был вот-вот появиться.

Внизу стукнула дверь.

Лёгкое движение у меня на коленях – и там уже никого нет.

Такой и застал меня студент: растерянно разглядывающей колени и руку, поднятую над ними.