Когда Дмитрий подъехал, его уже ждали: молоденькая медсестра встретила его в приёмном покое, выдала бахилы и халат и проводила в отделение травмы. Около часа в кабинете главврача он ждал результатов обследования, потом слушал консилиум ведущих хирургов отделения. Было много терминов, повторное разглядывание снимков и неутешительный диагноз: сложный ротационный перелом поясничного отдела позвоночника, осложнённый травмой спинного мозга. Все категорично наставали на срочной операции.

– Операция – это само собой, – взволнованно произнёс Забелин. – Вы главное скажите: мы сможем парня вернуть в строй?

– Это будет понятно после операции, – угрюмо произнёс ведущий хирург Корнеев. – Будем надеяться на лучшее. А сейчас разумнее всем разойтись. Операция будет завтра, и она будет сложной…

* * *

Тарас открыл глаза. Тусклая лампочка освещала комнату плохо. Сильно болела голова, мешала сориентироваться, где он находится. «У Лики что, новый ночник?..» Постепенно глаза привыкли, и Остапенко с удивлением увидел незнакомое помещение. На память пришло, как он покупает розы, идёт по улице, ждёт зелёный свет, переходит дорогу, удар.

«Больница… – догадался он. – Нужно найти кого-нибудь и расспросить, что со мной».

Тарас попытался встать. Ноги! Их не было! От ужаса его бросило в холодный пот: только не это! Судорожно он сунул руки под одеяло. «Уф! Вот же они!» Но странное дело: руки прикасались к ногам, а он их не чувствовал. Как будто трогал ноги другого человека или манекена.

– Кто-нибудь! – закричал он. – Позовите врача!

Дверь открылась, в палату вошла женщина в медицинском костюме:

– Вас что-то беспокоит?

– Меня всё беспокоит! Объясните, что со мной?!

– Травма спины после аварии, – женщина старалась говорить как можно спокойнее, – на завтра назначена операция, врачи вас подлатают, будете как новенький.

– Спина… – дошло до Тараса. – Вот почему я ног не ощущаю.

– Да, так бывает, – подтвердила медсестра. – Сделают операцию, и через какое-то время чувствительность восстановится. А теперь вам нужно поспать. Завтра вам понадобятся силы.

Она вышла. Остапенко закрыл глаза. Мысли жужжащим роем атаковали его голову. «Что будет с соревнованиями?.. Прибалтика накрылась?! Как долго мне придётся восстанавливаться?.. Почему это случилось со мной?!»

И ещё одна мысль вдруг обожгла его: «Травма – как у той собаки…»

* * *

– Лика! – набрал номер девушки Забелин. – В общем, информация такая: Тараса сегодня утром прооперировали, навещать разрешили не раньше завтрашнего утра. Теперь слушай внимательно. О травме Остапенко должны знать только ты, я, главврач больницы и хирурги, что его оперировали. Надеюсь, ты не успела ни с кем поделиться?!

– Нет, – заверила девушка. – Да и кому мне говорить!

– Ну, мало ли! Для всех он уехал в Прибалтику на разведку. Когда вернётся, не знаешь – как пойдут дела. А в больнице навещаешь подругу.

– Это чтобы реклама не пропала?

– Я всегда знал, что ты умная девочка. Но сейчас ему не о рекламе нужно думать, а о страховке. Так мы с тобой договорились?

– Да, – рассеянно произнесла Лика. – А когда он на ноги встанет?

«Будем надеяться, что вообще встанет!» – подумал Дмитрий, а вслух сказал:

– Операция прошла хорошо, будем ждать.

Полчаса назад главный врач пригласил в свой кабинет его и хирургов, оперировавших Тараса.

– С нашей стороны мы сделали всё, что могли, – разъяснял ситуацию Корнеев. – Осколки костей мы убрали, но как себя поведёт спинной мозг – мы не можем спрогнозировать. Часть клеток уже погибла. И если процесс продолжится…

Главврач внимательно слушал коллегу, лицо его было задумчиво, пальцы нервно крутили карандаш. После последней фразы он так сдавил карандаш, что тот с хрустом сломался. Лицо мужчины помрачнело.

– Что? – почувствовал неладное Забелин и выжидающе посмотрел на хирурга.

– И если процесс продолжится, парня ждёт паралич нижних конечностей. Но бывает, мозг восстанавливается.

– И от чего это зависит?

– От судьбы, – ответил вместо него главврач. – Только от судьбы…

* * *

Тарас хотел пошевелиться и не смог: его торс фиксировал жёсткий каркас, непривычно впиваясь в рёбра. Получалось только поворачивать голову.

В палату вошёл его лечащий врач и присел на стул рядом с кроватью:

– От наркоза отошёл молодцом, надеюсь, и в остальном будет всё успешно.

– Доктор, почему я не чувствую ног, ведь мне сделали операцию? – тихо спросил Тарас с тревогой вглядываясь в лицо врача.

– Да, ребята постарались. Корнеев Игорь – гениальный хирург.

– Тогда почему?! – не унимался больной.

– Ну а как ты хотел! Чай, не палец сломал – позвоночник! Нервные связи, брат, они долго восстанавливаются. Как тебя угораздило-то?

– Да пацан зелёный, только права получил – шикануть решил. Шиканул! У самого летальный исход, и я вот загораю… – с тоской произнёс Тарас.

– М-да… – протянул врач. – Жаль дурака.

– А вот мне не жаль! – вспылил Остапенко.

– Может, что случилось у бедолаги?

– Пьянство с ним случилось, вот что! Эксперты в шоке были: как он вообще в машину сел?!

– Ладно, ладно, – похлопал по плечу врач, видя, как пациент перевозбудился. – Давай думать о хорошем. О выздоровлении думать!

– Я только о нём и думаю, – с усмешкой ответил Тарас, потом спросил: – Что мне делать, доктор?

– Ждать, мой милый. Ждать и верить.

* * *

Лика не любила больницы за запах, за тягостную атмосферу. Она была девочка-праздник. На неё давили эти стены непонятного цвета, казённая мебель, бесформенные больничные халаты. Собираясь к Тарасу, она долго думала, как одеться, чтобы соответствовать месту. Не найдя ничего подходящего, она просто облачилась в джинсы и свитер, а волосы собрала в пучок.

Девушка пришла уже во второй раз. Вчера Тарас спал, и её не пустили. Сегодня, в белом халате и бахилах, поблудив по лабиринтам коридоров, она нашла его палату и толкнула дверь.

– Привет…

Лика так и не смогла выдавить из себя улыбку, тихо подошла и присела на краешек кровати.

– Привет, – грустным эхом отозвался он.

Лика сидела и, закусив губу, молча смотрела на Тараса.

– Хорошо выглядишь. Впрочем, как и всегда.

– Спасибо, – грустно улыбнулась она и опустила взгляд. – Ты тоже молодец – не раскисаешь…

– Если раскисну, что это даст? – усмехнулся Остапенко.

– Что тебе принести?

– Ты уже принесла – себя! – тепло улыбнулся он и взял её за руку. – Скучно здесь. Не привык валяться.

– Понимаю.

Она снова опустила глаза. Разговор не клеился. Сковывало ощущение неловкости. Хоть и не было её вины, Лика чувствовала себя виноватой, что здорова и полна сил, а красивый молодой мужик лежит перед ней с поломанной спиной. На глаза навернулись слёзы.

– Лик! Вот только жалеть меня не надо, ладно?! Я ведь ещё не умер.

– Конечно, – спохватилась она, смахивая слезинку с ресниц. – Ты обязательно поправишься.

– Мне этого мало. Я должен вернуться. Вернуться и выиграть гонку.

Девушка улыбнулась, закивала и сжала его руку.

– Забелин сказал, что дней через десять к тебе из Москвы профессор приедет для консультации.

– Он мне не говорил, – оживился Тарас. – Ну слава богу, может, хоть какая-то ясность будет. Ты же знаешь, я готов делать всё! Всё, что скажут: процедуры, гимнастику…

– Знаю. Всегда был упёртый. Ладно, мне пора… Не то работы лишусь. И всё-таки что тебе принести?

– Я же сказал – себя!

* * *

Чем ближе был приезд «светила из Москвы», тем бодрее был Тарас – шутил с медсёстрами, которые приходили измерять температуру или делать уколы. Он при первой же возможности упросил через Забелина, чтобы для ухода за ним выделили медбрата. Ему претила мысль о том, что подмывать, менять ему памперсы будет женщина… А вот смерить давление, температуру – это пожалуйста!

Тарас ждал. Ему казалось, что с появлением этого чудо-специалиста закончится чёрная полоса в его жизни.

Пару раз приходил Дмитрий. Остапенко согласился с легендой о Прибалтике, хотя очень скучал по команде. Через день навещала Лика. С её появлением палата пропитывалась цветочным ароматом дорогих духов. Она была как символ той, прошлой его жизни, по которой он тосковал и которую сейчас особенно ценил…

В один из приходов она принесла миниатюрную искусственную ёлочку и коробку маленьких шаров и заставила его наряжать. Поставила ёлку на краю постели и держала обеими руками, чтобы та не падала, в то время как Тарас доставал из коробки шары и развешивал их. После наряженная красавица заняла место на столе возле окна. Медперсонал был удивлён, но ёлку оставили.

* * *

Профессор нейрохирургии Илья Абрамович Шляхтер назначил Тарасу полное обследование. Старые снимки, результаты МРТ недельной давности его не устраивали. Картина в динамике – вот что его интересовало! На это ушло полдня. Затем битых два часа хирурги, нейрохирурги и московский гость, запершись в лекционной аудитории, за закрытыми дверями изучали снимки подающего надежды гонщика. Ни Забелина, ни главврача туда не пустили. Наконец двери открылись, и все врачи разошлись по рабочим местам.

– Я хотел бы поговорить с пациентом наедине, – попросил Илья Абрамович.

Главврач проводил коллегу в палату Остапенко, представил его Тарасу и вышел, затворив дверь. Седовласый врач сел рядом и внимательно посмотрел на него, словно прощупывая.

– Вы что-то хотите мне сказать? – догадался Тарас.

– Да, я хочу сказать, что вижу перед собой мужчину, – начал профессор. – Мужчину сильного и телом и духом. Я не хочу юлить, вы должны знать правду, какой бы горькой она ни была.

– Я… не смогу участвовать в гонках? – спросил ошеломлённый Тарас.

– Да. Но страшно не это. Спинной мозг не сможет восстановиться. Вы не сможете больше ходить. Мне очень жаль… Но как ни тяжело произносить этот приговор, я должен был это сказать.

В глазах Тараса потемнело. Всё, во что он верил и на что надеялся, пошло прахом. Ярость заполнила его.

– Вам «очень жаль»?! Это всё, что вы можете мне предложить?! – уже кричал он на врача.

– Увы, мы не боги. Иногда медицина бывает бессильна. Чудо, что вы вообще выжили в этой аварии.

– Да лучше б я погиб сразу, чем так существовать. Как овощ! Я не буду жить, так и знайте!

Из глаз полились слёзы, он не стеснялся их. Всё в его жизни стало неважным. Ужас обречённости продолжал заполнять его. Ему хотелось избавиться от невыносимой душевной боли любым способом: умереть, сойти с ума. Тарас стал метаться, бить руками по спинке кровати, по тумбочке, разбивая костяшки в кровь и не чувствуя боли, потому как заглушала её боль душевная.

Несколько врачей, которые, видимо, стояли наготове под дверью, навалились на буйного больного, сделали укол. И он затих, проваливаясь в беспамятство, дававшее небольшую передышку истерзанной душе.

* * *

Три дня его обкалывали успокоительным, не пуская к нему никого. Неизлечимый недуг Тараса поверг в шок Забелина. Лика тихо плакала. Она не была готова к такому повороту. В картине, которую она себе нарисовала, он, сильный, волевой, преодолевая все преграды, выходит победителем в схватке с болезнью. И идёт дальше к своей цели.

То, что болезнь сломила его, Лика поняла по пустым безучастным глазам мужчины, который так не походил на Тараса. На постели лежала его жалкая копия.

– Зачем ты пришла? – спросил он тихим голосом, от которого мурашки побежали по спине.

Ей стало страшно, словно она разговаривает с неживым.

– Пришла посмотреть на раздавленного червяка?

– Зачем ты так? – заплакала она.

– Прости, тебе лучше сейчас уйти. Тебе вообще лучше забыть обо мне, – бесцветным голосом сказал Тарас.

Девушка опустила голову и молча вышла.

* * *

Подруга разложила всё по полочкам, потягивая красное вино из высокого бокала.

– Кто он тебе, Лика? Муж? Он даже не жених! «Жалко парня…» Так и мне жалко! Ну судьба у него такая, ты-то здесь при чём?!

Лика держала бокал в руке, так и не пригубив. Взгляд и мысли блуждали где-то далеко…

– Ты меня слышишь? Ты в последнее время вообще на себя не похожа: осунулась, бледная. Тоже решила заболеть?!

– Я не знаю, что делать…

– А я знаю – отдыхать тебе нужно!

Когда Лика вошла в палату, Тарас внимательно посмотрел на неё. Ему хотелось, чтобы она села рядом и взяла его за руку. Он ощущал себя потерявшимся маленьким мальчиком. Словно он один во вселенной. Чувство не самое лучшее для мужчины, но на другое он был сейчас не способен.

– Привет. Рад тебя видеть.

– Тарас, – начала Лика и замолчала, в нерешительности закусив губу.

И он по её тону понял, что не будет ничего! Она не сядет и не возьмёт его за руку. Эта гордая красивая женщина пришла проститься с ним, калекой…

– Ты что-то хотела сказать? Говори.

– Тарас… Те путёвки, что ты купил нам, нужно, наверное, сдать, чтобы не пропали.

– Ну ты же так хотела, – холодно ответил он. – Поезжай, отдохни.

– Одна?! Я тут подумала: может, мне подругу взять?

– Поезжай с подругой.

– Да? Ты позволишь? Тогда вот тут в договоре нужна твоя подпись, что ты не возражаешь.

Она подошла и протянула листы бумаги и ручку. Тарас, не читая, подписал и вернул документ девушке.

– Спасибо!

Она хотела было приблизиться и поцеловать, но он остановил её взглядом, и она не решилась. Смущённо засовывая бумаги в сумочку, пробормотала:

– Я тебе оттуда мазь привезу. У нас такую не делают…

Тарас смотрел на неё и видел, как ей, красивой райской пташке, тягостно здесь находиться, как хочется поскорее выпорхнуть на волю и что она только из приличия всё ещё здесь.

– Тебе, наверное, нужно идти? – решил помочь девушке Остапенко.

– Да, – с облегчением в голосе ответила она. – Ты на меня не в обиде?

– Конечно нет. Иди. Тебя ждут.

Лика обернулась на пороге, и он понял, что видит её в последний раз. Ком, вдруг образовавшийся в горле, мешал ему дышать. Он отпускал её, понимая, что негоже ломать чужую жизнь, когда своя катится с обрыва. С ней уходили свет и радость, он же всё больше погружался во тьму…

Дверь закрылась за девушкой, и Остапенко остался один. Обида и тоска резанули его. Кто-то будет гонять по трассе, а вечерами пить пиво в пабе, ночью прижимать к себе любимую женщину, растить детей, нянчить внуков. И у всех будет это счастье, только не у него. Никогда. Какое страшное слово – «никогда»! Тарас дотянулся до стойки для капельниц и в ярости запустил ею в ёлку. Ни в чём не повинное деревце упало со стола, увлекая за собой хрупкие стеклянные шары, не оставляя им ни единого шанса уцелеть.

* * *

В больнице Тараса не было смысла держать, и его транспортировали домой. Не без помощи главного врача Забелин оформил бумаги так, будто бы спортсмен получил травму во время тренировочного процесса в период подготовки к соревнованиям. Страховая компания выплатила полагающуюся в таких случаях страховку, да и команда, гонщиком которой он был, не обидела: выделила солидную компенсацию. Дмитрий выгодно положил деньги в банк – ежемесячных процентов хватало на основные расходы на жизнь, покупку лекарств и на то, чтобы нанять сиделку.

Команде Остапенко наконец была объявлена истинная причина отсутствия Тараса на тренировках. Тем же вечером парни обеих команд – и Fervor, и Battle Skill – всей толпой ввалились в его квартиру.

* * *

Серафима мелко кромсала овощи для винегрета: хотела побаловать Машу. Та с детства его обожала – могла за раз приговорить целый тазик. Волчок вертелся рядом, как всегда.

– Ты что? Никак морковку захотел?! В кролика превращаешься? Ну-ну… На, иди понюхай, если не веришь.

Пёс сел и демонстративно отвернулся.

Девушка рассмеялась:

– Надулся! Ну извини, мясо в винегрет не кладут.

Потом достала из холодильника ломтик колбасы, Волчок проглотил его не жуя, и мир воцарился.

Подруга пришла поздно. Зарёванная, с опухшими красными глазами.

Серафима переполошилась:

– С Антоном что случилось?

Машка помотала головой.

– Не с Антоном. С Тарасом… – тихо ответила и заплакала.

Сима усадила её на стул, и Маша, глотая слёзы начала рассказывать. О том, что сегодня у них были билеты в кино, потом кто-то позвонил Антону. Она удивилась, что, всегда невозмутимый, он резко побледнел, сказав: «Конечно буду!»

– Что-то на работе? – пыталась угадать чуткая Маша.

– Прости, Маш, я в кино сегодня не попадаю. Сходи одна, а я тебя потом заберу.

– Ну ладно.

Удивило девушку то, что он встретил её возле кинотеатра без машины и от него пахло водкой. Он, который уже полгода почти не курил, сейчас вытаскивал одну сигарету за другой, и руки у него тряслись.

– Давай немного пройдёмся, а потом я такси вызову.

Любимая покивала головой, хотя ничего не понимала, но с расспросами лезть не стала, мудро полагая, что, если захочет, сам расскажет. Так и произошло. Минут десять они шли пешком, вдыхая морозный свежий воздух.

Вдруг Антон остановился:

– Тараса Остапенко знаешь?

– Да.

– Парализован. Лежит дома.

Новость убила. Машка распахнула глаза.

– Вот и я так же. Сегодня с мужиками у него были… – Потом тихо признался: – Мне даже думать страшно, что он сейчас чувствует… Знаешь, Маш, на какой подлой мысли я себя поймал? Да и, наверное, все мужики тоже.

Девушка вопросительно посмотрела на любимого.

– Что хорошо, что это – не со мной… Гадко, правда?!

Тут Машка не выдержала, обняла и горько заплакала на его груди.

– Это шок, Антоха! Это просто защитная реакция! Не вини себя.

Антон прижал к себе свою плачущую девочку, и до него вдруг дошло: как же он раньше не замечал, какой он, по сути, счастливый человек и как много имеет в этой жизни…

* * *

Она запретила себе думать о нём и почти не вспоминала его. Они не виделись полтора месяца. Тарас остался в далёком прошлом как символ её девичьей глупости. Но Машкина страшная новость безудержной рекой снесла плотину условностей. Правильно, неправильно – какая разница?! Сердце в одно мгновение заткнуло бубнящий о гордости ум. Серафима почти бежала, торопилась его увидеть, придумывала на ходу, что скажет ему. Где-то в глубине души она мечтала о блеске радости в его глазах и вздохе удивления: «Сима?!»

Всё прошло не так, как она себе представляла. Он спал. Её поразила его бледность, а голова казалась маленькой на подушке. Сиделка, худощавая женщина лет шестидесяти, приложила палец к губам и жестом пригласила в другую комнату.

– Только заснул, – шёпотом пояснила она, затворив дверь в спальню. – Мечется, бьётся, проклинает – всё никак не смирится. А надо бы… Что поделаешь, теперь о прошлой жизни нужно забыть.

Женщина подняла глаза на гостью и, увидев немой вопрос, продолжила:

– Ещё недели две бунтовать будет. Потом смирится. Многих я повидала таких. Не он первый, не он последний. Этот ещё ничего: руки работают, только половина туловища парализована. Хуже, когда всё тело…

Только сейчас Серафима поняла: в своём эгоизме, желании быть ему необходимой она совсем забыла, насколько больно, страшно и обидно ему. Сейчас, после слов сиделки, она на минуту словно проникла в его тело и ощутила всю боль отчаяния. Сима стала задыхаться – сработала защита…

– Что? Что с тобой, девонька?! Ну-ка, ну-ка, присядь, воды попей. Переживаешь… Да как тут поможешь?!

Фраза гулким набатом продолжала звучать в её голове, повторяясь вновь и вновь: «Как тут поможешь?! Как поможешь?! Как?!» Она сделала глоток воды из чашки, заботливо пододвинутой женщиной, и поблагодарила Небо за то, что он спал и их встреча сегодня не состоялась.

Серафима тихо зашла в его комнату, склонилась над кроватью Тараса и прошептала:

– Ты обязательно поднимешься. Я не знаю как, но я найду способ.

Ночь прошла без сна, она лазила по медицинским сайтам, уснула лишь под утро. Ночью ей приснился не то врач в белом халате, не то старик в белом балахоне. Он приблизился к ней, и вдруг она стала источать сияние, и больше всего света исходило от сердца и от ладоней… Серафима проснулась, резко села на кровати и уставилась на свои руки.

«Руки как руки… Приснится же такое!» – подумала она и снова упала на подушку – досыпать.

* * *

Отходила Серафима от странного сна всё утро. Даже задумалась на первом приёме: осмотрев шарпея, так и осталась сидеть, неподвижно глядя в одну точку, автоматически поглаживая бархатную шкурку.

– Что-то не так, Серафима Георгиевна? – забеспокоилась хозяйка собаки.

– А? Нет! Мальчик ваш здоров, аллергия прошла. Простите, я о своём задумалась.

Смена её закончилась раньше на час: отменилась пара пациентов.

«Как будто там, на Небе, уже знают, что мне нужно быть у него…» – проскочила мысль у девушки.

Сдав ключ от кабинета, Сима поехала к Остапенко.

На этот раз Тарас не спал. Сиделка Вера Ивановна провела Серафиму к больному.

– Тарас, к тебе пришли!

– Я никого не жду, – грубо отрезал тот.

Серафима не без робости шагнула через порог:

– Прости, что без приглашения…

Тарас встретил её горящими неприязнью глазами и отвернулся к стене.

– Ты-то здесь зачем?!

Было ясно и понятно: ни с кем из прошлой жизни он не хочет общаться. Он был полноценным, притягательным, успешным мужчиной и хотел, чтобы у всех он таким и остался в памяти. А она ворвалась и видит то, что ей не положено было видеть.

– Зачем? – повторила она его вопрос, сделав его риторическим. – Я не знаю зачем. Просто не могла не прийти. Ты мне очень дорог…

Серафима не видела его лица – он так и остался лежать отвернувшись к стене, – но почувствовала, как напряжение и агрессия, царившие в комнате, вдруг спали.

– Слушай, я так замёрзла! Я хочу чаю. У тебя есть чай?

Вопрос слегка обескуражил лежащего, он тут же повернулся к девушке.

– Не знаю, где-то на кухне был.

– Ты мне компанию не составишь? Мне будет приятно пить не одной.

Она не жалела его, не относилась к нему как к больному. Тарас поймал себя на мысли, что забылся и первым порывом было сорваться с места и отправиться на кухню за чашками.

– Ты какой будешь? Чёрный или зелёный? – продолжала Сима.

– Чёрный.

– Сахар, лимон добавить?

– Без сахара… Лимон можно! – дивился Остапенко обыденности ситуации.

– Ок, – просто сказала она и исчезла на кухне.

Минут через десять она появилась в его спальне и приземлила поднос на небольшой столик у кровати.

– Вот твой чай, чёрный с лимоном. А я пью зелёный.

Передав чашку хозяину квартиры, Серафима лукаво посмотрела на него:

– А ещё я у тебя в холодильнике обнаружила банку вишнёвого варенья. Скажи же, я самый наглый из твоих гостей!

С этими словами девушка придвинула к себе розетку с вареньем и стала лакомиться. Маленькой ложечкой она доставала вишенку из розетки и отправляла в рот, каждый раз облизывая ложечку языком. Тарас как заворожённый наблюдал за очаровательной гостьей.

– Ой, – опомнилась Новицкая, – может, и ты варенья хочешь?

– Нет, спасибо, – улыбнулся он. – А ты кушай, кушай.

Когда с чаем они закончили, Серафима прошлась по комнате.

– Хорошая квартира у тебя. Светлая! Воздуха много, пространства, лишних вещей нет. Здесь дышится легко. Ремонт сам делал?

– Нет, мастеров нанимал, – честно признался Тарас.

– Ну, эскизы, задумки-то твои?

– Да, мои.

– Я и говорю: квартира – отражение хозяина. Мне нравится. Штор только почему-то нет. Утром солнце не мешает?

– Да ну их! Только пыль собирают.

– А римские шторы не пробовал?

– Римские?

– Ага, они здесь очень будут уместны. Вот смотри.

Она залезла в интернет и показала картинки со шторами.

– Интересный вариант, – ткнул пальцем Тарас в одну из картинок.

– Слушай! Я тоже про них подумала.

Болтая с Серафимой, Тарас не чувствовал себя ущербным. Они общались, как будто ничего не произошло: легко и непринуждённо. Время пролетело незаметно.

– Ох! – посмотрела Серафима на часы. – Мне же домой пора! Волчок уже час прогулки ждёт. Тарас, я побегу, ладно?

– Я бы подвёз, но увы…

– Да ладно, сама доберусь, – подмигнула она ему.

– Возьми деньги на такси. В прихожей на тумбочке лежат.

– Хорошо, возьму, – не стала возражать гостья, сделав приятное мужику.

– Спасибо, что заглянула. А ты ещё… – начал говорить он и осёкся.

Девушка догадалась, что хотел спросить Тарас, но не посмел.

– Конечно, я ещё приду. Пока в холодильнике не иссякнут запасы варенья, я буду совершать набеги на этот гостеприимный дом.

И Серафима, наклонившись, поцеловала его в щёку.

* * *

В эту ночь она ждала продолжения странного сна. Но сновидений не было, Серафима спала как убитая. Утром, выгуляв собаку, помчалась на работу, подбадривая себя: «Терпи. До Нового года два дня осталось, потом отдохнёшь!» Пациентов было много, за весь день Новицкая так и не присела. Пообедала тоже второпях салатиком и капустным пирожком с чаем. Поэтому, когда она приехала к Тарасу в седьмом часу, живот её урчал от голода.

Вера Ивановна обрадовалась девушке, приглашая в квартиру:

– Сима, пожалуйста, заглядывайте к нам почаще. Парня как подменили! Обычно такой раздражённый, сегодня и спал спокойно, и вообще…

– Вера Ивановна, вы меня покормите? Я с работы голодная.

– Конечно, проходи на кухню.

Но Серафима первым делом заглянула к Тарасу:

– Привет, бездельник! Как ты?! Вера Ивановна тебя хвалит!

Она села рядышком и взъерошила его волосы. Тарас улыбнулся, взял её за руку.

– Привет, рад тебя видеть.

– А меня кормить будут, – гордо заявила она. – Я сейчас. На минутку на кухню – и к тебе.

Девушка вышла и вернулась с тарелкой супа и хлебом.

– М-м-м… борщ! Неплохо, но я варю вкуснее.

Тарас лежал, заложив руки за голову, и с интересом наблюдал, как она с удовольствием ест. Наконец тарелка опустела.

– Ой, как хорошо! Хоть живот урчать перестанет. Давно уже горячего просит.

– Не успела пообедать, работы много?

– Да, народ перед Новым годом старается все дела закончить: процедуры, прививки. Потом до восьмого января клиника работать не будет, только экстренные приёмы.

– Точно, сегодня же двадцать девятое, – с ноткой досады вспомнил Тарас, и глаза его потухли. – Ты с кем встречаешь Новый год? С родителями?

– Ты забыл, что у меня нет родителей.

– Прости, забыл!

– С подругой?

– Нет, Маша празднует с Антоном. Мы с Волчком встречаем Новый год с красивым молодым мужчиной. Только он об этом не знает: сюрприз готовим.

– Понятно, – ревниво протянул Тарас. – Чем он занимается? Бизнесом?

– Нет, ему некогда бизнесом заниматься: он гонщик!

– Гонщик?! – Тарас в порыве даже приподнялся на локте. – Я его знаю?

– Знаешь, знаешь… Он в команде Battle Skill.

– Неправда! В команде Battle Skill нет больше гонщиков!

– А вот и есть, – рассмеялась Серафима. – Один лежит передо мной и беспросветно тупит…

Воцарилась долгая пауза, Остапенко смотрел в её карие бархатные глаза, она – в его зелёные.

– Ну?..

– То есть я встречаю Новый год с тобой? – боясь спугнуть надежду, осторожно уточнил Тарас.

– А у тебя есть выбор?!

– Кажется, нет. И ещё… меня очень устраивает компания: ты и Волчок, – сказал он с теплотою в голосе.

* * *

Как же хорошо никуда не торопиться! Тридцатое декабря! Можно поваляться подольше, не спеша прогуляться с собакой, позавтракать всем вместе. Это так редко бывает: то Мария убегает к первой паре, то Серафима – к раннему приёму.

За завтраком притихшая Маша обронила:

– Сегодня Антону в голову взбрело меня с родителями познакомить. Сим, я их боюсь!..

– Зря, – намазывая маслом хлеб, отозвалась подруга. – Это ты на них посмотришь: что за люди, в какой атмосфере воспитывался Антоха – весьма полезная информация. Потом сделаешь выводы, и ещё, Маш, ты – не мороженое, чтобы всем нравиться! Главное, чтобы мужик твой в тебе души не чаял. Но по-моему, с этим всё в порядке, насколько я вижу.

Маша покраснела от смущения:

– Соболев меня любит. И вообще, он классный! А всё Волчок! Через него мы встретились.

И она благодарно потрепала пса по загривку.

– Сима, ты не сердишься, что я вас оставляю на праздник?

– Нет, не сержусь, тем более что мы тоже справляем не дома.

«Вот так раз!» Эта новость была неожиданностью, брови Машки поползли вверх.

– А где?

– Ну… пока не хочу говорить. Поможете мне продукты закупить? Неохота с сумками таскаться. И ещё, в каком магазине продаются не сильно дорогие, но красивые платья?

Подруга была и вовсе заинтригована. Она наклонилась к собаке и громко, чтобы Серафима слышала, обратилась к Волчку:

– Ну-ка, поделись, друг серый, для кого наше золотце так старается?

– Машка! – шутливо осадила Серафима подругу. – Хорош в детектива играть! Звони Антону, поехали в магазин!

Антон примчался быстро, помог купить продукты, загрузил их в машину.

Пока Маша выбирала подарок для его родителей, Серафима обратилась к нему с просьбой:

– Антон, выручай, мне ещё в магазин одежды надо заскочить, ты не мог бы пакеты забросить?

– Конечно заброшу, не вопрос, – с готовностью отозвался парень.

– Только не в общагу, а вот по этому адресу.

Девушка вырвала из блокнота листок, написала на нём и передала листок Соболеву.

– Здесь адрес. Только никому не говори. Маше тоже…

– Хорошо, – удивился тот и взял листок.

Он удивился ещё больше, узнав на листке адрес Тараса.

* * *

Соболев был по натуре спокойным и основательным человеком, знал, что если не будет суетиться, то всё успеет: и выполнить просьбу Серафимы, и родителей поздравить, а после забросить Машу обратно в общагу. Потому как вечером у них с мужиками договорённость. Всегда по традиции тридцатого декабря они двумя командами собирались в небольшом спортбаре, провожали старый год и смотрели смонтированные видеоролики с тренировок и соревнований за кружкой пива. И этот год не был исключением.

Антон сдержал слово: чтобы не было лишних расспросов, он сначала отвёз продукты Тарасу, затем заехал за Машей. С прошлого посещения у него остался нехороший осадок – образ прикованного к постели, обречённого и обиженного на судьбу гонщика держался у Антона несколько дней. Тягостная атмосфера в его квартире давила. Все любили Остапенко и помнили его весёлым и здоровым, может быть поэтому никто не хотел возвращаться туда, где он лежал беспомощный, с потухшими глазами.

Антон вздохнул, настроился, что много времени визит не займёт, и позвонил в дверь.

– Добрый день! Я по просьбе Серафимы продукты для Тараса привёз.

– А! Это те, что для новогоднего стола, – заворковала сиделка. – Сима сказала, сама готовить будет. Заносите в дом, вот сюда, на кухню…

После кухни Антон пошёл в комнату Тараса – поздороваться.

– Опа! Антоха?! Какими судьбами?! Привет! Рад тебя видеть! – удивился и обрадовался другу больной.

Антон подал руку несколько ошарашенный: Тарас улыбался, выглядел бодро, в глазах светилась жизнь.

– Да вот Серафима меня припахала продукты тебе завезти.

– Правильно припахала! Нечего хрупкой девушке надрываться. Давно её видел?

Антон уже ничего не понимал: перед ним был прежний Тарас – дерзкий, уверенный.

– Утром. Платье новое пошла покупать: у них в клинике сегодня корпоратив.