Сперва их хотели закрыть, но поездка в Москву возымела действие, и на них просто махнули рукой. Потому как и финансирования нет, и работать никто не идёт. Детскому дому присвоили статус экспериментальной площадки, прикрепили к какому-то московскому ведомству. Местные проверки закончились, и страсти улеглись.
Заведующей с самого основания была Екатерина Сергеевна Ковалёва, шестидесяти лет, на пенсии. Свои дети давно выросли и разъехались – вот и воспитывала чужих. Всё лучше, чем одной куковать. А так веселее.
Повара не было, готовили всё сами. Это тоже было «нарушением». Но благодаря этому «нарушению» все девчонки от мала до велика прекрасно умели готовить. Вкуснее, конечно, получалось у старших. Но на то они и старшие.
С седьмого класса детдомовцев прикрепляли к ближайшей школе: там и программы, и учителя были посильнее. Учились все хорошо или отлично. Тройки за год были редкостью. Екатерина Сергеевна не отчитывала за плохие оценки, но внушала, что, оставшись без родителей, они должны царапаться в этой жизни. И они царапались. Сима пошла в одиннадцатый класс. Из старших Рита была в десятом, Рома и Антон – в восьмом, ещё пятеро – в седьмом.
Новицкая не знала о своём прошлом ничего: училась ли она когда-нибудь? Но, как выяснилось, к удивлению учителей и её самой, знания у неё были выше среднего. Особенно легко ей давалась алгебра, химия и биология. Впрочем, и остальные предметы у «детдомовской» шли хорошо. Отношения с девчонками в классе у неё сразу не задались. Когда одиннадцатому «А» классу объявили, что с ними будет учиться «особая» девочка, все приготовились встретить этакую серую мышку, забитую и зашуганную. Каково же было их удивление, когда директор привела в класс высокую, стройную кареглазую красавицу с королевской осанкой. «Первые леди» класса сразу сникли, а парни с того дня переключились на новенькую: стали бросать в её сторону заинтересованные взгляды и тайком прихорашиваться.
Хуже дело обстояло у Риты. Часто после школы Серафима замечала у девочки красные, припухшие от слёз глаза. На все расспросы она молчала, как партизанка. Но один раз не выдержала и расплакалась при Симе. Оказалось, одноклассники постоянно зажимают её возле туалета и лапают. Учителю признаться ей было стыдно, поэтому Рита молчала, плакала и терпела.
Новицкая взяла упирающуюся подругу за руку и пошла прямиком в отделение полиции. На следующее утро к школе подъехали два милицейских уазика, мужчины в форме сгребли пацанов из десятого класса и увезли в отделение.
Когда их вернули к последнему уроку, на бывших нагловатых «мачо» было жалко смотреть: они были ниже травы, тише воды. На Риту с того дня они даже боялись глянуть, Симу обходили стороной. Позже просочились слухи, что по приказу начальника отделения майора Рогачёва молодым людям устроили экскурсию в следственный изолятор, где на несколько часов их заперли в пустующей камере, а двоих зачинщиков и вовсе посадили в камеру к заключённым под стражу. Правда, за ними следили, но страху парни натерпелись сполна!
Когда пришло время покидать детский дом, Екатерина Сергеевна вызвала Серафиму к себе.
– Надо тебе, деточка, о профессии подумать. Нужно такую выбрать, чтобы ты всегда востребована была. Помощи ждать тебе, Симочка, неоткуда.
– Понимаю, – согласилась Новицкая.
– Я тут подумала: может, тебе ветеринаром стать? – предложила заведующая. – В городе осядешь – домашних питомцев будешь лечить. В село поедешь – и там без работы не останешься. Я посмотрела, два вуза есть недалеко от нас. С твоими мозгами легко поступишь. Что думаешь?
Серафима день подумала и решила, что быть доктором для братьев меньших – не такая уж плохая идея…
* * *
При виде хозяйки Ольги пёс поднял морду и гавкнул: хвостом при перебитой спине он вилять не мог, вот и поздоровался как сумел. Видно было, что он рад этой не в меру надушенной крашеной блондинке, одетой в дорогой серый брючный костюм.
– Малыш, как ты?! – проворковала та, наклонившись над клеткой.
– Плохо, – жёстко прервал идиллию вошедший с ней главврач клиники. – Очень плохо! У собаки сломаны тазовые кости, сломан позвоночник и частично повреждён спинной мозг. Собака чудом осталась жива.
Глаза у блондинки расширились. Видимо, она не ожидала, что врач выпалит ей страшный диагноз прямо в лицо, без щадящей психологической подготовки, какая встречается в фильмах.
– Как повреждён спинной мозг?!
– Частично надорван. С костями разобраться можно, такие операции наша клиника делает. А вот с мозгом сложнее: он или восстановится, или нет… Нужно быть готовой ко всему. И даже к тому, что собака навсегда останется инвалидом.
– То есть собаке требуется операция?
– Это только начало – операция! Главное – это восстановление. После предстоит долгая реабилитация собаки.
Серафима, продолжая поглаживать Волчка, напряжённо переводила взгляд то на хозяйку, то на Аркадия Ильича. Блондинка отошла от клетки, закусила губу, отчего немного размазалась помада, и задумалась.
– А сама по себе травма не может пройти? Ведь говорят же: заживает всё как на собаке.
То, что она сморозила откровеннейшую чушь, хозяйка собаки поняла по тому, как со вздохом переглянулись врачи, а потом Аркадий Ильич обратился к горе-владелице:
– Несравненная Ольга Александровна! Сама по себе подобная травма пройти, конечно, может, но только с одним исходом – летальным…
Уязвлённая его ответом, женщина заговорила пылко, с обидой:
– У меня своих проблем хватает, а тут ещё собака! Не я её заводила, а бывший муж. И между прочим, на содержание собаки он мне денег не оставил! И на лечение тем более. Да, случилось несчастье, да, жалко собачку, но я-то здесь при чём?! У меня нет ни возможности, ни желания, ни времени заниматься больным животным. Может, это прозвучит жестоко, но не лучше ли избавить беднягу от мучений…
– А вас – от лишних хлопот! – внезапно встряла Серафима, поняв, к чему она клонит.
– А вас, девушка, никто не спрашивает! – взвилась хозяйка.
– Не кричите на Серафиму Георгиевну! – заступился главврач. – Как я понял, вы, Ольга Александровна, не собираетесь лечить собаку. Тогда, может, стоит написать отказ от животного?
– А что, это возможно? – сразу оживилась Ольга.
– Да, такое практикуют те, кто не может себе позволить лечение питомца. Животное остаётся в клинике, а хозяин навсегда утрачивает право на него.
– Отлично, меня это вполне устраивает. Я даже могу дать денег на эвтаназию.
– Тогда прощайтесь с собакой и пройдёмте в мой кабинет, нужно уладить формальности. Надеюсь, паспорт у вас с собой?
Серафима поднялась и молча уступила место возле Волчка. Хозяйка подошла к клетке, окинула лежащего пса взглядом и пошла прочь. Пёс, потянувшийся сначала мордой к ней, словно что-то понял, положил голову на лапы и с безучастным взглядом остался лежать в своём новом доме.
* * *
Проснулась Серафима оттого, что кто-то тряс её за плечо. Она открыла глаза и увидела, что уснула на одеяле возле клетки. Её рука так и лежала на загривке Волчка, пёс тоже спал.
«Да, день выдался трудный – измотал обоих…» – подумала Сима, поднимаясь на ноги.
– Ты вот что, – предложил шеф, – ложись в моём кабинете, там кушетка удобная. А я – домой! Надо же мне хоть иногда дома появляться. Утром встанешь, собаку свою к операции подготовишь, а там и я подъеду.
– Мою собаку?!
– Твою, твою, чью же ещё? Официальный отказ у меня на руках, так что владей!
– Аркадий Ильич! Спасибо… – начала было Сима, но дальше слова кончились, и девушка повисла на его шее.
– Тише ты, шальная… Как готовить собаку к операции, помнишь?
Новицкая сразу разжала объятья и быстро закивала головой.
– Выспись. Ассистировать мне будешь.
Он шёл к выходу, улыбаясь, размышляя о том, что мир, пожалуй, ещё постоит, пока есть такие отчаянные девчонки, способные бороться за тех, кто им дорог.
* * *
Судьба решила, что собака и так натерпелась и что с неё хватит, – операция прошла удачно. Аркадий Ильич радостно потирал руки, шутил, почти не курил – явный признак того, что он доволен своей работой. А вот у Серафимы случился «отходняк»: после всех переживаний и безумного нервного напряжения во время операции она сидела на стуле, не в силах подняться. Навалилась апатия, ей вдруг показалось, что всё было зря и что она не справится. Глаза девушки наполнились слезами, и предательская струйка покатилась к подбородку…
– О! Серафима Георгиевна победу празднует! – поддел её шеф по дороге из курилки.
– Ка-какую победу? – шмыгнула носом девушка.
– Первую. Окончательная ещё впереди. Поезжай-ка ты, красавица, домой. Отдохнёшь, сил наберёшься. Ну а завтра чтобы как штык была: перевязкой собаки сама займёшься.
– Аркадий Ильич! Сколько я за операцию должна?
Заведующий клиникой посмотрел на неё, уставшую, с больными, грустными карими глазами, и усмехнулся:
– Ничего ты не должна, считай, я на твоей собаке попрактиковался, чтоб квалификацию на потерять, а то, знаете ли, всё с бумажками да с бумажками.
Сима знала: шеф лукавил – все рядовые операции выполнялись другими хирургами, он же брался за самые сложные и блестяще с ними справлялся. Стоили такие операции прилично, но люди готовы были платить клинике ещё больше, только чтобы их питомца оперировал Ярыгин. Им с Волчком несказанно повезло!
«Домой так домой! Всё равно я сегодня уже ни на что не способна», – пронеслось в её голове. Она заглянула в стационар, посмотрела, как там собака, и пошла одеваться.
На выходе внимание привлёк громкий спор на ресепшене. Вика что-то пыталась объяснить молодому высокому мужчине. Серафима прислушалась.
– Молодой человек, я ещё раз вам повторяю, вчера в клинику поступило пять собак: померанский шпиц с несварением, немецкий дог с купировкой ушей, сеттер с онкологией, такса с плановыми прививками и лайка с травмой. Но лайку привезла наш врач Серафима Георгиевна, других собак не поступало.
– Нет, там девушка молоденькая совсем, а собака серая, вроде лайка.
– Вот я и говорю, это наш врач привезла.
– Да при чём тут ваш врач?!
Тут Виктория увидела Новицкую и обрадовалась.
– Да вот же она! Серафима Георгиевна! Тут мужчина собакой интересуется, поговорите, пожалуйста.
Сима узнала Тараса сразу, как только он обернулся. Сегодня он был в джинсах и чёрной кожаной куртке. Узнала и удивилась: «Зачем он здесь?» Остапенко тоже с удивлением разглядывал вчерашнюю «нарушительницу».
– У тебя реально такое имя – Серафима?
– А тебя что-то смущает?
– Ну, я думал, врачу с именем Серафима Георгиевна лет так шестьдесят, – усмехнулся он. – Родители приколоться решили или в честь кого-то назвали?
– Я не знаю, я их ни разу не видела, – ничуть не смущаясь и глядя прямо Тарасу в глаза, ответила девушка.
Ему стало неловко.
– Извини, не знал… – Он замолчал ненадолго, потом продолжил: – Значит, ты ветеринар… Понятно теперь, почему ты за собакой кинулась. Кстати, как она?
– Сломан позвоночник, задет мозг. Сегодня прооперировали.
Тарас тяжело вздохнул.
– Ты-то как в клинике оказался?
– Так Антон сказал, что сюда вас отвёз.
– А!.. Весьма благородно с твоей стороны проведать несчастную псину, – не без сарказма произнесла Серафима.
Остапенко с интересом изучал девушку: там, на гонках, он был занят и сосредоточен на другом. Ровный овал лица, тонкий, аристократический, чуть вздёрнутый носик, красиво очерченные полные губы. Тёмно-каштановые волосы немного вились и спускались ниже плеч. Огромные карие глаза с густыми пушистыми ресницами создавали впечатление бархатных, а густые естественные брови, которых раньше не было видно из-за шапки, подчёркивали жаркий, проникновенный взгляд. Странно, что он не обратил внимания на неё вчера. Хотя… когда догоняешь, некогда смотреть. И когда несёшь на плече – тоже.
– Ты из меня монстра-то не делай. И так на душе погано. Лучше скажи, чем помочь.
Девушка посмотрела в глаза Тараса с недоверием: «Неужто и впрямь помочь хочет? Что-то не верится, ведь бросил же он собаку на трассе – сбил и уехал».
Тарас словно прочитал её мысли.
– Ладно, понял: нет мне прощения.
Серафима молчала, опустив глаза в пол.
– Ты, я вижу, домой собралась. Так я на колёсах, могу подбросить.
На мгновение она представила, как будет долго ждать трамвая, потом ехать семь остановок, а затем ещё минут десять идти до общаги пешком, и согласилась:
– Ну, если не трудно… Я просто с ног валюсь от усталости, правда.
Они вышли вдвоём, щурясь на яркое солнце – весна уже совсем близко. Серо-стальная «мазда» быстро домчала их до общаги ветеринарной академии, и они расстались, как думала Серафима, уже навсегда.
* * *
Шеф был абсолютно прав: после операции и начинается самое тяжёлое… Перевязки, капельницы, массаж лап. Серафима практически поселилась в клинике. Днём плановый приём, ночью оставалась на дежурство: только так она могла заработать на оплату дневного стационара для Волчка. Конечно, ей, как сотруднице, сделали скидку, но содержание собаки всё равно било по карману. В общаге появлялась редко. Машка понимала, но всё равно скучала без подруги и задушевных разговоров перед сном.
Её научный руководитель ворчал: кандидатская диссертация аспирантки Новицкой продвигалась очень медленно. Хотя все на последнем курсе знали, что девушка пошла в аспирантуру не из-за любви к науке – ей попросту негде было жить, аспирантам же давали общежитие. Теперь заложница обстоятельств потихоньку скребла «научный труд» в редкие свободные минутки или по ночам, мечтая выспаться.
Шов у собаки затягивался, но особых улучшений не было: задние лапы, хвост так и оставались неподвижными. Умный пёс как-то понял, что Серафима теперь его хозяйка, и был несказанно рад этому – он ожил, в прежде тусклых глазах появился живой блеск. Когда она гладила его, Волчок благодарно лизал ей руки или утыкался мокрым носом в её ладонь.
– Ты не брутальная охотничья собака, ты – кошка! – смеялась она.
Пёс не возражал: минуты рядом с ней казались ему блаженством. Заезжал Антон, сказал, что просто ехал мимо, при этом отводил взгляд, стараясь не встречаться с девушкой глазами… Встреча получилась очень короткой. Новицкая вела приём и вышла в коридор за результатами анализов очередного пациента. Извинившись, что не может больше говорить, она скрылась в кабинете.
Через неделю сделали повторный рентген. Вооружившись снимками, Серафима деликатно поскреблась в кабинет к заведующему.
– Аркадий Ильич! Вы сильно заняты?
– Занят, но не сильно.
– Тогда я позже загляну, – пробормотала Сима, затворяя дверь.
– Да входи уже!
Тщательно изучив снимки, Ярыгин нахмурился и замолчал. Серафима с тревогой смотрела ему в лицо, на смея задать вопрос.
Завклиникой заговорил сам:
– Кости мы собрали прекрасно, и они начали срастаться. Но вот мозг! Он не хочет восстанавливаться, а без него – сама знаешь…
Новицкая знала: без восстановления мозга собака обречена остаться наполовину овощем.
– Что же делать? – тихо спросила она.
– Ждать. Продолжать реабилитацию по полной программе. Ждать и верить. – Потом подмигнул Серафиме и тепло улыбнулся: – И не вешать нос!
Поблагодарив шефа, Серафима вышла из кабинета. В клинике она оставаться не могла. Отпросившись, сославшись на головную боль, она оделась и отправилась бродить в парк неподалёку, благо к вечеру мамашки с горластыми детьми расходились по домам и в парк заглядывали только парочки влюблённых. Переполнявшие её чувства требовали выхода, и здесь, на дальней скамейке, спрятанной в глубине парка, она могла плакать сколько душе угодно… Со слезами вымывались усталость, отчаянье и тоска, становилось легче.
«Ну и чего ты разнюнилась? – спросила Новицкая сама себя. – Всё ведь хорошо, даже отлично! Волчок идёт на поправку, работа есть, крыша над головой тоже. Друзья помогают чем могут, на работе ценят. Вот точно – дурёха!»
Ей вдруг вспомнился незабываемый её первый день в ветеринарной клинике.
* * *
То, что на стипендию она не выживет, девушка поняла сразу. Как только Новицкая получила студенческий билет, на следующий день, не откладывая, после трёх пар села на трамвай и поехала на собеседование в одну престижную клинику города. В чём престижность, она так и не поняла из рекламы, но ветлечебница позиционировала себя именно так.
Тщательно обдумывая, как она будет держаться и что говорить на собеседовании, Серафима любовалась из окна стройными ярко-красными рядами клёнов вдоль трамвайных путей. Всё-таки осень – удивительное время! Настроение было отличное, времени хватало. Проходящего мимо кондуктора она спросила, через сколько остановок будет «Площадь Победы». Оказалось, она села не на тот трамвай и, конечно, он её увёз чёрт-те куда. Выскочив в уже закрывающиеся двери, Серафима растерянно окинула взглядом незнакомую улицу и стала ждать транспорт в обратную сторону. Видимо, трамвай и автобус ушли недавно: на остановке, кроме неё, никого не было.
«Значит, придут не скоро, – досадовала она. – Да здравствует закон подлости!»
Время шло, девушка понимала, что может опоздать, и нервничала. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать окрестные дома, афиши, скверик неподалёку, фонтан. Внимание Серафимы привлёк шум возле фонтана. Слышались детские голоса и смех, и тут же – жалобные крики и чей-то плач. Оценив расстояние от остановки до фонтана (если что, добежать успею), девушка подошла поближе. Фонтан был до краёв заполнен водой, в нём нарядным разноцветным ковром плавали листья.
Но внимание приковывало не это. На самом краю бортика фонтана на коленках стояла маленькая девочка лет шести. Наклонившись к самой воде, она тянула руку к крохотному существу в фонтане, призывая его плыть к ней. Присмотревшись, Серафима увидела маленького серого котёнка, который изо всех сил грёб лапами к спасительному бортику и протянутой руке.
«Давай, давай, ещё немножко осталось…» – ободряла котёнка девочка, хотя расстояние было весьма приличным. Может, котёнок бы и доплыл, но ему не дали: двое мальчишек лет одиннадцати кидали камни в воду, стараясь попасть в беднягу или рядом с ним. Девочка плакала и кричала: «Нет! Не надо, он же утонет! Помогите!» Видимо, некоторые камни долетали и, падая, вызывали всплеск: котёнок был мокрый, ужас стоял в его глазах. Скорее всего, он уже на раз уходил под воду от этих волн, но всплывал и боролся дальше.
– Я сейчас кому-то уши оборву! – закричала Серафима. – Маленькие садисты!
– Ничего ты нам не сделаешь! – последовал ответ, сдобренный смехом и отборным матом.
Тот, что повыше, ухмыльнулся, с вызовом прицелился и бросил камень. На этот раз малышу не повезло: камень угодил в спину, и котёнок резко ушёл под воду и больше не появился на поверхности. Выждав секунд десять, Серафима бросилась в фонтан.
Брюки намокли, вода доходила почти до ягодиц и была холодной. Куртку она сбросила на бегу, закатывать рукава водолазки не стала: на счету была каждая секунда. Нащупав маленькое тельце на дне, девушка вытащила его и побледнела: котёнок не дышал… Стараясь не сломать рёбра, Серафима несколько раз сдавила грудную клетку и живот котёнка. «Ну же, давай, дыши!» Часть воды вышла, но малыш не подавал признаков жизни. «Реанимация… Иначе не спасти!»
Двое пацанов не ожидали от тётки такой прыти и несколько обалдели. Они, развалившись, сидели на бортике и смотрели, как Серафима ищет котёнка, а потом, сжимая его в руках, торопясь, выбегает из фонтана. Поравнявшись с малолетними негодяями, девушка неожиданно сдёрнула за ноги в воду сначала одного, следом второго. Всё произошло молниеносно: оба рухнули плашмя в мутный бассейн фонтана, с головой погрузились в воду и тут же как ошпаренные вскочили на ноги. Ошалело-испуганно смотрели они на незнакомку.
– Вы чего?! – заорал тот, что помельче, старшенький же пытался откашляться, наверное хлебнул при падении.
– Как водичка? Бодрит? Проделом вам, свинёныши!
Вот и девчушка. Благодарно сияют глаза. Ещё всхлипывая, что-то лепечет, очевидно спасибо. Она пока не поняла, что чуда может и не случиться.
– Это твой котёнок?
– Да, только это кошечка, – тихо уточнила маленькая хозяйка.
– Тебя как звать?
– Юля.
– Подержи-ка, Юля.
Передав плачущей девочке котёнка, Серафима быстро натянула куртку, затем, забрав малыша, прижала его к груди.
– Нужен врач срочно, понимаешь?
Девочка энергично махала в сторону соседнего дома.
– За тем домом есть больница для животных. Мы с мамой туда собаку водили и…
Не дослушав историю Юлькиной собаки, Новицкая уже бежала по улице так, что от неё шарахались прохожие. «Только, пожалуйста, не умирай!»
* * *
Влетев в клинику, Серафима выдохнула:
– Реанимацию! Срочно!
Девушка на ресепшене без лишних вопросов подхватила ещё тёплый серый комочек и исчезла за стеклянной дверью. Только теперь Новицкая упала на стул и попыталась отдышаться. Это потом она оценила: никто из персонала не лез с расспросами, с неё не требовали документов для оформления договора, её просто оставили в покое. Сердце ещё долго билось о рёбра, а дыхание сбивалось, потом успокоилось.
Спустя десять минут в холл вышел врач, молодой мужчина лет тридцати:
– С маленькой серой кошечкой кто пришёл?
Серафима поднялась, хотела сказать «я», но слова застряли в горле.
– Жива ваша мелкая, под капельницей лежит, отдыхает. Натерпелась малышка – с того света вытащили.
– Спасибо! – наконец прорезались слова у девушки.
После недавнего напряжения внутри всё расслабилось, хотелось прыгать от счастья, радость хлынула горячим потоком, сияющая улыбка заиграла на губах, сделав лицо похожим на лицо ребёнка.
В это время дверь клиники распахнулась, сразу стало шумно, на пороге возникла компания из четырёх человек. Грузный лысеющий мужчина тащил за руку паренька, за другую – маленькую девочку. Девочка упиралась и вырывалась, мальчик вёл себя покорно. За мужчиной, не вмешиваясь, чуть отстав, семенила дородная женщина, судя по всему супруга.
– Ну и где эта «тётя»? – рявкнул он на девчонку.
Серафима узнала Юльку и одного из пацанов, что издевались над котёнком. Конфликт разгорался, запахло скандалом.
Девушка подошла к Юле и, глядя в глаза «папаше», с угрозой процедила сквозь зубы:
– А ну, отпустил ребёнка!
От неожиданности он выпустил руку малышки, та бросилась к Серафиме и вцепилась в неё.
– Это ты толкнула моего сына в воду? – начал наседать возмущённый «родитель».
Где-то хлопнула дверь, и в холле появился мужчина лет сорока, в очках, с бейджем на белом халате.
– Заведующий клиникой, – представился он. – Что здесь за шум?
Гнев папаши, настроенного на откровенную ругань, видимо, несколько поостыл от этого спокойного и одновременно властного тона – он молча уставился на завклиникой.
Не дождавшись ответа, заведующий обвёл всех присутствующих взглядом и продолжил:
– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Врач, разговаривавший с Серафимой, видимо дежурный, подошёл к нему и, наклонившись к уху, шёпотом сказал несколько фраз. То, что он говорил о них, Новицкая поняла по кивку головой в её сторону.
– Почему животное оказалось в воде? – громко спросил заведующий.
– Вот его дружок, – храбро сказала Юлька, показывая на мальчишку, – забрал у меня Мусю и кинул её в бассейн. Потом вдвоём они стали бросать в неё камнями, один камень попал в Мусю, и она утонула. А эта тётя прыгнула в бассейн и её спасла.
Папаша свирепо посмотрел на сына, и тот сжался от страха, понимая, что дело приняло совсем другой оборот и что влетит ему по-крупному.
– Так всё было? Отвечай! – гаркнул он, дёрнув ребёнка за руку, которую всё еще сжимал.
Серафима вздрогнула, ей даже на мгновение стало жаль пацана: «Ну и жизнь у ребёнка! Понятно теперь, откуда садистские наклонности…»
– Я… я… не думал, что так получится… я не хотел… – заикаясь, бормотал сквозь слёзы «сынуля».
– Как ты оказался в воде? – продолжал допрос папаша.
На помощь пацану пришла Серафима.
– Когда понял, что натворили, помогать бросился, а там скользко, вот и упал в воду, – соврала девушка.
Она не боялась, что, скажи она правду, гнев неадекватного родителя обрушится на неё. Она поняла, что только так, возможно, сохранит остатки психики у ребёнка, потому как урок он уже вполне усвоил… Малышка Юлька не выдала: чуткое детское сердечко оказалось не по годам мудрым. Мальчишка поднял на Серафиму глаза, в которых были просьба о прощении и благодарность. Новицкая в ответ прикрыла и открыла глаза, что означало «принято».
Глава семейства развернулся и, не попрощавшись, пошёл к выходу, на ходу бросив: «Домой пошли!» Супруга тут же поспешила за ним, мальчик – тоже. Лишь у двери ребёнок обернулся, кивнул, опустил глаза и выбежал за родителями.
– М-да… – протянул врач в очках. – Люди…
Потом он заинтересованно посмотрел на Серафиму, на её мокрые брюки, на лужу с кроссовок (она так и не успела надеть бахилы), на мокрую водолазку.
– Переодеться не желаете?
Серафима очень даже желала, но тут вмешалась проклятая стеснительность, и она помотала головой.
– Вы куда-то торопитесь? – осведомился заведующий.
– Уже нет, – со вздохом ответила девушка.
– Понимаю, – с улыбкой предположил врач. – Свидание сорвалось?
Улыбка у него была доброй, а лицо располагающим. Серафима в ответ тоже улыбнулась и призналась:
– Собеседование. На работу хотела устроиться…
– И кем же, если не секрет?
– А кем возьмут… Не в моём случае выпендриваться, – грустно добавила она. – Теперь-то всё, даже пытаться не стоит, в «Авроре» мне сразу дали понять, что неорганизованные сотрудники их не интересуют.
– Это в какой «Авроре»? В ветклинике, что ли?
– Ну да. Им ассистент требовался.
– А что, у вас и образование имеется?
Серафима полезла в карман куртки и протянула студенческий билет.
– Новицкая Серафима Георгиевна, первый курс очного отделения факультета ветеринарии, – прочитал вслух заведующий.
Затем вернул документ девушке, прищурив за очками глаза, ещё раз внимательно оглядел Серафиму и выдал:
– У нас работать будете? Или только на «Аврору» нацелились?
Новицкая от удивления распахнула глаза:
– У вас?
– Ну да, наша-то клиника покруче будет. Только мы без понтов, хоть и первые в рейтинге. Понты нужны тому, у кого клиентов мало. А у нас работы и без того – море! Зашиваемся… И сотрудники нам требуются грамотные!
– А как же собеседование? – робко спросила Сима.
– А собеседование вы уже прошли. Там… в фонтане…
* * *
Так неожиданно уже со следующего дня начались трудовые будни ассистента С. Г. Новицкой.
То, что клиника Ярыгина Аркадия Ильича «Яранг» пользовалась популярностью, Серафима почувствовала на своей шкурке очень быстро: посетителей было много, да и стационар был переполнен. Но она не жаловалась, ей здесь нравилось.
Коллектив был небольшой и душевный: случайные люди не задерживались, а костяк не менялся годами. Иногда, когда врач уходил из клиники по причине стажировки за границей или переезда в другой город, шеф собирал всех врачей и просил:
– Братцы, терпим месяц! Один месяц, и у нас будет потрясающий хирург из Питера! Он просил месяц уладить все дела, защита диссертации и всё такое…
Ярыгин подбирал специалистов под стать себе. Сам он по молодости закончил университет ветеринарии и фармацевтики в Брно и долгое время был завкафедрой хирургии в Киеве. Работать в клинике Аркадия Ильича было сродни повышению квалификации. Молодые врачи могли без страха браться за самые сложные случаи, ибо знали: совет, помощь придут вовремя – поддержка была колоссальная.
Серафима быстро влилась в семью, стала своей. Девушка обладала удивительным свойством незаметно быть полезной всем и быстро училась. Странным образом питомцы, за которыми присматривала она, меньше стрессовали и выздоравливали быстрее. Рядом с ней даже самые буйные переставали биться, успокаивались. Заметили эту её особенность не сразу, конечно, – помог случай…
* * *
Как-то в клинику обратился двадцатипятилетний парень с ротвейлером. Собаку он забрал у своего работодателя, на чьей даче выкладывал плитку. Тот хотел пристрелить агрессивного пса, покусавшего детей во время детского праздника на дне рождения своей дочери. Покусал не сильно, но скандал был грандиозный. Хозяин уже расчехлил винтовку и стал настраивать прицел. Когда парень-плиточник увидел это, со всех ног рванул к будке и заслонил собою пса. Закончилось дело тем, что хозяин не стал брать грех на душу, отдал ротвейлера бригадиру, не взяв с него ни копейки. Родным же объявил, что отвёз и усыпил собаку.
И вот теперь новый хозяин привёз собаку на обследование в клинику: его тревожили внезапные и безосновательные приступы агрессии у пса. Для начала пациенту назначили УЗИ. Четверо взрослых мужиков пытались положить эту взрослую зверюгу на смотровой стол, чтобы провести обследование. Он покусал троих, включая Аркадия Ильича, не тронув лишь хозяина. Серафима застала их в коридоре злыми, обрабатывающими места укусов. За дверью лаял и разносил кабинет породистый агрессор. Хозяин тоже не спешил заходить внутрь.
– Ну и что делать будем? – приуныли мужики.
– Может, подманить косточкой и снотворное вколоть?
– Пробовали, не помогает. Умный, зараза, сразу на того, кто с уколом, кидается, – с усмешкой возразил шеф.
– Вот засада!
Новицкая подошла к двери кабинета, прислушалась: пёс вёл себя смирно. Тогда она несмело попросила:
– А можно мне попробовать?
– Серафима! Ты-то хоть под ногами не путайся! – вспылил Ярыгин. – Видишь, проблема у нас. Серьёзная…
Девушка постучала ногтем по двери – внутри по-прежнему было тихо. Вдруг она решительно открыла дверь, быстро вошла и заперлась на ключ. Чего-чего, а такого фортеля мужчины явно не ожидали: оказаться один на один с разъярённым животным было сродни самоубийству! Они не знали, как реагировать, и находились в лёгком ступоре…
Пёс увидел Серафиму и зарычал. Мужчины, услышав это, стали дёргать ручку двери, решив, что её заклинило. Новицкая же как ни в чём не бывало стала подбирать разбросанные инструменты, упавшую полочку, осколки разбившейся статуэтки, не обращая внимания на рычащую собаку.
– Ну ты, «серьёзная проблема»! Чем тебе гипсовый Рэкс помешал? Стоял на полочке, никого не трогал. Хозяйничает тут как у себя дома! – выговаривала она между делом собаке.
Пёс ходил за девушкой по пятам, рычал, но не трогал. Потом, по всей видимости, рычать ему надоело, он приблизился и ткнулся мордой в ногу.
– Ага, извиняться пришёл? Стыдно стало?
Серафима села на корточки и похлопала собаку по спине. Ротвейлер замер – и вдруг лёг и подставил бок девушке.
– Ого! Ты хочешь, чтобы я тебе бочок погладила?! Ну, давай поглажу…
И она принялась ласково почёсывать бок собаке. Резко распахнулась дверь: мужчины таки нашли запасной ключ и ринулись спасать «глупую бабу». Пёс никак не отреагировал на их вторжение, даже не пошевелился.
– Ты его что, снотворным обколола?