– Ты что, сестрица? – обеспокоенно спросил Любим, видя, что его бойкая сестра замолчала и идёт с трудом.
Не хотела Лада говорить, но всё же пришлось ей всё брату рассказать, поскольку он отставать от неё не собирался. Ахнул Любим, начал её ругать на чём свет стоит, оттяпал от своей ноги кусок в два раза больше, куклу накормил, кровью своей напоил, она и затихла. День ясный разгорался, солнце сквозь шатёр из веток проникало, лица их согревало ласковыми лучами, а у ребят сил уже совсем не осталось. Любим и от второй ноги кусок отхватил, еле шёл.
– Сестрица любимая, – с трудом промолвил. – Я думаю, оба мы не дойдём до Ягибихи, сожрёт нас кукла проклятая…Ты вот что, отрежь от меня несколько кусков, парень-то я здоровый, – слабо улыбнулся. – И иди одна. А я тут полежу, силы поберегу. А как дойдёшь до старшей сестры, расскажи ей обо мне, может, средство какое есть, чтоб мясо на костях побыстрее нарастить…
– Ишь, что удумал! – рассердилась Лада. – Чтоб я брата своего любимого на куски порезала в угоду этой утробе ненасытной?! Да я сейчас её, уродину, на части раскромсаю!
Кукла как будто испугалась и есть просить перестала, прямо в сердце Ладу толкнула и затихла.
– Пришли, что ли? – недоверчиво спросила она.
– Кажется, пришли, – тихо сказал Любим. – Смотри, сестра!
И увидели они избушку на курьих ножках, обнесённую густым частоколом, да не из дерева, а из костей человеческих, а на костях надеты черепа людские. Похромали брат с сестрой поближе, а черепа так и таращатся на них глазницами, насквозь прожигают.
– Страшно-то как! Это ведь мы к самой Бабе-Яге пришли, не иначе, – прошептала Лада. – Вот она кто, старшая сестра!
– Избушка, избушка, – несмело проговорил Любим. – Повернись к лесу задом, ко мне передом.
Избушка закряхтела, заскрипела и, рассыпая облака древесной пыли, повернулась к ребятам дверью и крыльцом. Так же робко они поднялись по ступенькам и, постучавшись, зашли в избу.
– Доброго дня вам, хозяева, – тихо сказала Лада.
– Есть кто живой? – чуть громче спросил Любим.
– Как же, как же, все в доме! – послышался хриплый голос, и с печки на ребят уставился любопытный чёрный кот с зелёными глазами. – Я, филин да мыши здесь. Бабка вскорости вернётся. А вы кто? Каким ветром вас сюда занесло? Зачем? Ведь Яга вас сожрёт – глазом не моргнёт и косточек не оставит.
Кот мягко спрыгнул и потёрся о ноги Лады. Филин ухнул на притолоке, мыши зашуршали в подполе: всем хотелось знать, зачем сюда незваные гости забрели.
– У нас дело, мы к ней от её средней сестры пришли, бабки Потапихи. Она обещала, что поможет нам отца с матерью спасти… – сказала Лада и повалилась на пол.
Любим еле успел её подхватить, скривился от боли и тоже лишился чувств.
– Вот те на! – удивился кот. – Что-то новенькое! Как бабка-то это воспримет? Сразу съест или подождёт, пока в себя придут?
Филин опять ухнул: он не знал, как поступит Яга.
Ребята пришли в себя от воды, которой кто-то брызнул в им в лицо. На лавке, широко расставив ноги, сидела женщина, вовсе не старая и ничем не напоминавшая Бабу-Ягу. Нос, правда, был крючком, но на этом всё сходство с сёстрами заканчивалось. Она была высокая, смуглая и вполне симпатичная. Две чёрные косы и цветастый платок на голове делали её похожей на цыганку.
– Очухались? – неласково спросила Ягибиха. – Кто такие и зачем пожаловали? Кот сказал, вы от Потапихи пришли. Чем докажете?
Лада вытащила из-за пазухи куклу и протянула Яге:
– Вот. Бабушка её дала, чтоб дорогу указывала.
Лицо женщины осветилось улыбкой:
– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогая, давно не виделись! – кукла в ответ клацнула зубами.– Сколько лет, сколько зим ты мне никого на обед не приводила! – кукла вроде как улыбнулась. – А что это ты замарашка какая? Вся в крови…Кого сожрать удумала? – Яга перевела глаза на ребят.
– Мы её…своим мясом кормили, – с трудом вымолвил Любим.
– То есть, дай-ко сначала я мясца человечьего отведаю, – Ягибиха сжала куклу, – а уж потом Яга за тобой твои объедки доберёт?! – лицо женщины исказилось от гнева, и она вмиг превратилась в древнюю страшную старуху. – Что свежатинку мне привела – хвалю, не люблю мужиков да баб, у детей мяско всяко помягче и послаще, мне, старой, в самый раз будет. А вот что от моего обеда лакомые куски отхватила – за это не помилую! – старуха скрутила куколку так, что кости её хрустнули и она заверещала. – Отдавай! – хруст стал ещё сильнее.
Кукла взвыла, открыла рот и извергла из себя куски плоти. Яга схватила их, к пораненным местам приложила, дунула, плюнула – мясо вмиг приросло, как будто ничего и не было. Искалеченную куклу кинула в печь, та вспыхнула синим пламенем.
– Вот теперь сказывайте, зачем пожаловали? Дела пытать али от дела лытать? Да не врать! А то мигом в печке изжарю, съем и на косточках покатаюсь! – зыркнула чёрным глазом Ягибиха, вновь обратившаяся в симпатичную женщину.
– Мы, ба… – начал Любим и замялся: ну, как её бабушкой назвать?! – Мы от Потапихи по делу пришли.
– Родителей выручать идём! – Лада зачастила. – Будем биться с Чернобогом! Уже добыли разрыв-траву, чтобы освободить старый ветер. Он нам поможет Чернобога одолеть!
– Только где их найти, куда идти – не знаем, – подытожил Любим. – На тебя вся надежда. Потапиха сказала, ты всё на свете ведаешь и путь укажешь!
– Ну, не совсем уж всё… – как будто засмущалась Яга, даже щёки у неё порозовели. – Но кое-каким знанием заповедным володею. Вот что, чада, – призадумалась она. – Спешить вам надо, рассиживаться неколя.
Ягибиха сложила пальцы левой руки в фигу и направила в сторону печки:
– Чуфырь-чуфыри, всё взад обрати!
В печи пыхнуло, треснуло, и оттуда выскочила кукла, целая и невредимая. Как ни в чём не бывало, улыбнулась страшным ртом и поворотилась к своей хозяйке.
– Она вас до матери всех ветров доведёт, – сказала Яга.
Брат с сестрой со страхом уставились на ведунью:
– А она опять будет нас… нами…угощаться?
– Нет, – отмахнулась Ягибиха. – Рот я ей закрою, пусть только попробует разинуть да еды попросить! Это тебе наказание такое будет, поняла?! – зыркнула в куклу.
Та согласно кивнула.
Внутрь куклы Яга вложила горшочек с горячей кашей и запечатала его:
– Это для того чтоб старый ветер умилостивить, чтоб он просьбу вашу выполнил и вас самих не сожрал со всеми потрохами! – грозно сказала. – Придёте к матери всех ветров и скажете ей: «Дарёному-кормлёному червлёному-золочёному дань отдать и самим не пропасть!» – и она все ваши просьбы выполнит.
– А что мы должны попросить у матери всех ветров? – спросил Любим.
На печке хрипло засмеялся кот и заухал филин.
– Тугодум, что ли? – нахмурилась Ягибиха. – Или позлить меня решил??
– Тугодум он, Бабушка-Ягушка! – зачастила Лада. – Мы попросим, чтоб она нас к старому ветру отвела и к Чернобогу путь указала!
– Не трындычи, – остановила её Яга. – Говори с матерью ты. У неё только сыновья, один дурее другого, может, на девицу посмотрит, подобреет. Да какая ты девица! – махнула она рукой. – В мужицких штанах шастаешь! Хоть косу на грудь перебрось, что ли…
– Что ж вы все к моим штанам цепляетесь, как репейник! – прошептала Лада, чтоб грозную ведунью не разозлить.
– Лучше молчи! – посоветовал кот, филин уханьем подтвердил.
– Ну, всё ли понятно? – Ягибиха стала неуловимо обращаться в страшную старуху.
– Да, Бабушка-Ягушка, всё поняли, спасибо за науку! – поклонились ей отроки.
–Так скатертью дорожка! – рыкнула Яга. – Да подите же с глаз моих долой! Да побыстрее! Больно уж русский дух силён, проголодалась я!
Любим с Ладой шементом выскочили за дверь и ссыпались по крыльцу. Кукла – за ними. Ребята выдохнули, посмотрели друг на друга и согласно обернулись к волшебной проводнице.
– Веди! – хором сказали.
Куколка даром что без ног была, побежала так споро, что брат с сестрой за ней еле успевали: чикилдык-чикилдык – ковыляет, не спотыкается, дух перевести не даёт, привал не требует. Долго ли коротко они мчались как заполошные, устали вусмерть: ноги не двигаются, руки не поднимаются, в грудь словно уголь раскалённый вложили – дышать не даёт.
– Куколка, погоди! Куколка, не спеши! – задыхаясь, кричат.
А она только обернётся, страшным ртом ухмыльнётся, и дальше чикилдыкает. Ребята так устали, что тоже, как куколка, стали ковылять, с боку на бок переваливаться. Вечность целую спотыкались, но, кажется, пришли. Стала куколка, как пень, глядь: лес дремучий кончился, за ним пустырь огромнеющий, на пустыре гора возвышается, облаками укутанная.
–Вот где ветры-то живут! – пробормотал Любим.
Вздохнули чуток и в гору полезли, куколка не спешит, позади идёт: её миссия выполнена. До самых густых облаков ребята добрались, словно в сметану попали: ничего не видать! Но вот впереди забрезжил как будто свет. Прибавили они ходу, глядь: хоромы каменные перед ними, у окна старуха стоит, седые волосы расчёсывает. Поведёт гребнем – с волос облака стекают, макушку горы обвивают.
– Доброго дня тебе, матушка всех ветров! – крикнула Лада.
Старуха носом повела:
– Чур меня! Русским духом повеяло! Кто вы такие и что вам надобно? Как вы посмели меня потревожить, детёныши человеческие??
– Дарёному-кормлёному червлёному-золочёному дань отдать и самим не пропасть! – дрожащим голосом сказала Лада и замерла.
Старуха, услыхав эти слова, в лице переменилась, гребень отложила, ребятам улыбнулась:
– Так вы от подруженьки моей пришли, от Ягибихи! Заходите в дом, гостями дорогими будете!
Вошли в царские хоромы брат с сестрой, всё матери ветров рассказали, просьбы свои изложили, призадумалась она, да ненадолго.
– Сейчас сыновья мои домой вернутся, мы их спросим, как к старому ветру дойти. Я стара, а он намного старее меня будет, я и не видывала его никогда, только слышала. Вы пока, ребятки, поешьте да отдохните. А ты красавица, косу распусти, дай я тебе её расчешу, сердце своё потешу. Нет у меня дочечки, одни мальчишки народились, буйные да шелопутные. А так хотелось доченьку-ягодку, чтоб волосы ей чесать да косы плести!
Начала старуха волосы Лады чесать: гребнем поведёт – маленькое облачко появится, пушистое, золотистое, как цыплёнок! Ладе и Любиму удивительно, а матери весело, радуется – не нарадуется.
Но вот раздался посвист громовой, стены затряслись, окна и двери захлопали.
– Явились – не запылились! – проворчала старуха. – Весь дом из-за них ходуном ходит!
В горницу ввалились добрые молодцы, один крепче другого, настоящие богатыри с крылами за спиной.
– Здравствуй, матушка любимая! – воскликнули. – Что ты нам приготовила, есть очень хочется!
– Да что вы дуроломы у меня какие! – рассердилась старая женщина. – Ай не видите, что гости в доме?! Поздоровайтесь!
– Доброго вам здоровья, гости дорогие, – послушно исправились ветры.
– Давненько у нас чужих в доме не было, – нахмурился самый старший, суровый с виду ветер. – Зачем пожаловали?
– Ты брови-то не супь! – прикрикнула мать. – Это мой старшенький, Позвизд, свиреп не в меру! Пожаловали по делу, от подруженьки моей, помочь им надо старый ветер найти и к Чернобогу отвести! Кто где был, что видел? Кто ведает, где старый ветер с закованными устами сидит?
Задумались братья, потылицы почёсывают, но матери перечить не рискуют, молчат. Только один из них, румяный русокудрый юноша в васильковом венке и в серебристо-голубой одёже, с разноцветными крылами за спиной, ни о чём не думал, золотистыми облачками играл, в стайки их сбивал, по углам разгонял, в хороводе вертеться заставлял.
– Догода, сыночек мой младшенький, – ласково обратилась к нему мать. – Ты не ведаешь ли, где старый ветер заключён?
– Как не знать, матушка милая, – ответил Догода, продолжая развлекаться с облачками. – Везде я бывал, обо всём с подружками моими, Зарёю Утренней да Вечерней, беседовал, всё-то у них вызнать можно. Сидит старый ветер в глубокой пещере на острове посередь синего моря-окияна, цепями закован, чтоб мир пресветлый, богами сотворённый, не разрушил.
– Отнесёшь туда гостей моих дорогих? – ещё ласковей спросила старуха.
– А чего ж не отнести? – спокойно согласился Догода. – Только пусть девица-краса меня песенкой да танцем потешит.
Любим при этих словах хмыкнул да тут же голову опустил, чтоб сестру не обидеть. А Лада, как будто ожидала этой просьбы, тут же завела песню:
У голубка Догоды
Ни горя ни заботы.
Не пашет он, не сеет,
Не косит, не молотит,
Не косит, не молотит –
Беспечно жизнь проводит.
Но тучами не застит
Нам солнышко Догода,
Но нивушек не валит
Нам бурею Догода.
Пригожий голубочек,
Погожий дай денечек!
Ласковая, нежная песенка и медленный плавный танец так понравились суровому Позвизду, что он даже слезу пустил в длинные усы.
– А мне-то никто таких песен не поёт, – вздохнул. – Меня только ругают да клянут!
– А ты будь к людям поласковей, братец! – посоветовал ему Догода. – Глядишь – и про тебя песенку придумают.
– Ты, дитятко, возьми это гребешок, – тем временем шептала старуха Ладе. – Ежели засуха сильная настанет – расчеши волосы, облачка в кучу собьются и дождём благодатным на нивы прольются!
– Спасибо, матушка! – поклонилась ей Лада.
– Спасибо братцы-ветры за приют и совет! – поклонились ребята всему семейству.
– Полетели? – подхватил их Догода и устремился в окно.
Любим еле успел куколку на руки подцепить. Помчались они вроде и не очень быстро, но леса, поля да реки пролетали под ними в мгновение ока. А где они пролетали, наступала на земле тихая ясная погода, под стать улыбчивому ветру, который их нёс. Не суетился, не торопился Догода, но в своё удовольствие и розовоцветной веткой шиповника помахивал, и улыбкой землю осенял, и с прекрасными облачными девами – вилами, которые летают по небу на чудесных конях – виленях позаигрывал. И не успели оглянуться брат с сестрой, как уже были перед глубокой пещерой на острове посередь синего моря-окияна.
– Вот здесь старый ветер сидит, дальше сами, – сказал и улетел Догода.
– Что ж, сестра, пойдём? – и ребята ступили под холодные и мрачные своды пещеры.
Навстречу со страшной силой задул ветер, преодолевая его сопротивление, они с трудом сделали несколько шагов, как вдруг ветер сменился на противоположный – их словно затягивало в огромную трубу. Через несколько секунд направление сменилось, потом опять и опять…
– Что ж это такое? – недоумевала Лада.
– Похоже, как будто дышит кто-то… – пожал плечами Любим.
Пройдя в глубь пещеры, ребята увидели огромного спящего богатыря, закованного в цепи. Он покачивался на них, словно в люльке, и храпел. И от храпа его разносились струи воздуха: он то выдыхал их, то вдыхал.
– Это он просто дышит, – робко прошептала Лада. – Представляешь, что будет, если он дунет?!
– Не представляю, – пробормотал тоже изрядно испуганный Любим.
Стали брат с сестрой напротив закованного исполина и стали его будить:
– Ветер-Ветрило! Ото сна пробудись, к нам присмотрись! Мы с просьбой к тебе пришли, государь Ветер!
Но всё было бесполезно: спал богатырь и в ус не дул. Человеческих детёнышей крохотных и не слышал. Раз позвали ребята, второй, третий. Спит – и всё тут! Что делать? Вдруг куколка из рук Любима вырвалась, по цепям пробежала, в нос исполину ручку-веточку засунула. Тот нос наморщил, рот приоткрыл, насколько цепи не мешали, и… чихнул! Слабенький был чих, но такой ураган поднялся, что если бы Любим не сообразил и за выступ скалы сестру спрятаться не потянул, они бы мигом из пещеры вылетели, как два сухих листочка, и неизвестно, куда бы унеслись. Чихнул Ветер и глаза открыл:
– Это кто меня разбудил, покой мой нарушил? – спросил, как гром громыхнул.
Осторожно ребята пред очи его вышли.
– Не гневайся, государь Ветер, это мы тебя разбудить посмели, просьба великая есть у нас.
– А вы кто такие? – скосил он на них глаза.
– Мы брат с сестрой, Любим и Лада. Нашу матушку Чернобог унёс, который войско против всего светлого мира собирает, а батюшка пошёл её выручать – и пропал. Одни мы на свете остались и пошли родителей искать. А добрые люди подсказали, что только одна сила в мире может Чернобога пересилить – это ты, батюшка Ветер! Помоги нам, будь милостив! А мы тебе кашки принесли! – Лада протянула в ладонях горшок с кашей, который внутри куколки был.
– Пшённая? – заинтересованно спросил исполин.
– Да.
– С тыквой? – потянул он носом.
– С тыквой, батюшка Ветер. Ты уж съешь, не побрезгуй!
– Ты на ладонях держи, девица! – Ветер втянул в себя воздух, горшок, как пёрышко, влетел ему прямо в рот.
– Хороша кашка! – причмокнул богатырь. – Помогу я вам, так и быть. Как дуну во всю мощь, так и смету Чернобога с лица земли!
– Батюшка Ветер, – забеспокоился Любим. – Ты не во всю силу дуй, и даже не вполсилы, а то весь свет белый погубишь, а лишь в четверть силы, этого довольно будет!
– Хоть в четверть, хоть в осьмушку – пока никак не могу: цепи вздохнуть не дают. Надо вам с меня цепи снять для начала, – пробурчал Ветер.
– Лада, доставай разрыв-траву! – шепнул Любим.
Девушка в котомку полезла, сарафан взяла – хвать: нет разрыв-травы.
– Где ж она? – побелела от страха, испугалась. – Братик мой любимый, нет травы! Потерялась…
– Как же так? Когда?! – всполошился и Любим.
– Наверное, когда Догоде песню пела и плясала…– понурилась Лада. – Больше некогда… Что ж делать теперь? Зазря мы весь путь проделали…Эх, я, неумёха-растеряха! – заплакала она.
– Погоди, сестричка, слезами горю не поможешь, – стал успокаивать её Любим. – Есть у меня должник один, может сумеет беде нашей пособить! – И громко крикнул. – Заяц серый, куда бегал? Прибеги! Помоги!
Раз крикнул, второй, третий – всё без толку. Загрустил, рукой махнул:
– Наврал ушастый…
Только сказал, порскнул кто-то прямо в ноги. Глядь: всё лопоухое семейство собралось.
– Что случилось, Любим Иванович?
Парень всё главе семьи рассказал и руками развёл:
– Если кто и поможет – это ты, Заяц.
– Ты не печалься раньше времени, – деловито скомандовал серый.– Присядьте пока с сестрой, отдохните, а мы разрыв-траву поищем.
Сказано-сделано. Лада и Любим сели в уголке и от усталости и переживаний даже задремали, но ненадолго: только веки смежили – опять серое мохнатое в ногах трётся.
– Нашли твою пропажу! – и травку волшебную в лапах держит.
Обрадовались брат с сестрой, ну благодарить заячье семейство, по шёрстке гладить, а те смущаются: мол, долг платежом красен! Распрощались и упрыгали.
Ребята же дотронулись разрыв-травой до цепей – и они вмиг с Ветра спали, стал он свободен. Поднялся, потянулся, плечи и грудь расправил, засмеялся от радости:
– Садитесь ко мне на плечи, за волосы крепче держитесь, да глаза закройте! Сейчас мы к Чернобогу в гости полетим!
– Ай ты знаешь, где он живёт?
– А то! – захохотал исполин. – Я всех богов знаю! Глаза закрывайте, лопнут от ветра!
Закрыли ребята глаза, в волосы Ветру вцепились, дыхание затаили – а он через секунду и говорит:
– Всё, прибыли!
Стоит перед ними дворец огромный, как чёрная скала, или это чёрная скала на дворец похожа? Не разобрались брат с сестрой, но очень страшно им стало, не видели они такого никогда.
– Вот жилище бога всего подземного царства, – мрачно сказал Ветер. – Надо мне его на поединок вызвать и сразиться, а потом уж матушку вашу найдём! Только что с вами делать-то щенки человеческие? Вас-то куда спрятать, чтоб вы от нашей битвы не погибли?
– Ты не беспокойся о нас, батюшка Ветер, – уверенно сказал Любим. – Мы не пропадём!
Лада с удивлением на него воззрилась, но промолчала: запомнила, что брат просто так словами не бросается. Отошли отроки в сторонку, смотрят, что будет.
– Эй, щень трусливая! Выходи на поединок! – голос Ветра на раскат грома был похож, как будто сам Перун сюда явился. – Потьма, Темновид, Тамолихо, как там тебя ещё зовут-величают?? Подь сюды! Ответ держать будешь за деяния и замыслы свои!
– Это что за букашка ничтожная пищит? – раздался такой же громовой раскат. – Перед всякой вошью я отчитываться должен?! У меня на то слуги есть! Эй, велеты, слуги мои верные, задайте трёпку этому наглецу!
Содрогнулась земля – идут великаны–велеты, ножищами горы перешагивают, ручищами тучи разгоняют, головой в небеса упираются. Готовы сокрушить врага одинокого своей мощью в угоду властелину жестокому.
Засмеялся старый Ветер, расправил грудь да и дунул на них не в полную силу, не вполсилы, а в осьмушку – улетели велеты вверх тормашками за высокие горы, за синие моря. Нескоро вернутся.
– Эй, Чернобог! Выходи ко мне, не бойся, до смерти убивать не буду, помилую! – захохотал Ветер. – Велеты твои в болотах увязли, зыбучий песок их поглотил!
– Чтобы я, бог всего подземного мира, перед старым дурнем являлся, который воздух в себе удержать не может?? Не бывать этому! Свита моя верная, Черногор-птицы, накажите охальника, заклюйте его клювами острыми, чтоб небо ему с овчинку показалось и о прощении молить стал! – гаркнул Чернобог.
Полетели Черногор-птицы, небо потемнело, только слышен посвист крыльев, да глаза угольями горят. Острые клювы на Ветер нацелили, хотят его замертво заклевать, на колени поставить.
Ещё громче рассмеялся исполин, грудь расправил, воздух набрал и дунул-плюнул в Черногор-птиц – только перья по ветру полетели!
– Забирай своих кур ощипанных, перьями подушки набей! – рявкнул старый Ветер. – Ах ты, трусливый божок, не божок даже, а кур в курятнике! Выйдешь ли на честный бой или так и будешь за спинами слуг хорониться?! – разозлился, видать, не на шутку.
– Вот я! – раздался громовой ответ, и перед Ветром появился сам Чернобог – закованный в железную броню истукан, с лицом железным, искажённым от ярости, с огромным чёрным копьём в руке.
– И булавку свою притащил? Пощекотать меня хочешь? – не испугался старик.
– Как бы булавка эта тебя к земле сырой навеки не пришпилила! – угрожающе сказал Чернобог и взмахнул копьём.
– Пора! – шепнул сестре Любим и потащил её за руку подальше.
– Что пора? – не поняла она.
Но брат, ничего не объясняя, вытащил из кармана жёлудь, бросил его через левое плечо и крикнул:
– Государь Святобор, помоги, на подмогу приди!
Тут же за их спиной возник исполинский дуб, корнями, казалось, проникший на другую сторону земли-матушки. В дубе было дупло, куда и забрались брат с сестрой, чтоб сподручнее было за битвой наблюдать.
Вот тут уж старый Ветер и подул в четверть своей мощи. Небо и земля сместились, дуб-исполин затрясся, еле-еле корнями удержался. Чернобог изрядно сопротивлялся, копьём махал, яростным лицом старался противника напугать, от ударов ног его земля разверзлась, копьё по небу скрежетало, железные руки огнём леса выжигали и реки кипятили.
– Опять ты людям вредишь! – покачал головой Ветер и вполсилы дохнул.
Чернобога как ветром сдуло, одно копьё да доспехи на земле остались.
– К земле он меня пришпилит, ишь ты! – проворчал Ветер.
– А где же он? – выглянули из дупла ребята.
– Вон в кустах валяется, не бог, а ледащий какой-то, – хмыкнул богатырь.
Из кустов вылез Чернобог со встрёпанной головой, без доспехов и оружия. Зло глянул на супротивника. Ветер только рот открыл воздуху набрать, как бог щёлкнул пальцами железными и растаял.
– Сбежал! – воскликнули ребята. – Спасибо тебе, государь Ветер!
– Да погодите благодарить, идите, родителей освобождайте, я подожду покуда, вдруг что ещё понадобится, – Ветер хрустнул богатырскими плечами.
Побежали брат с сестрой в чёрный дворец под чёрные своды, до чего разрыв-травой дотрагивались – все запоры перед ними открывались и не было никаких преград. Богатый был дворец у Чернобога, самоцветными каменьями выложенный, золотом червлёным изукрашенной, только ни на что не смотрели ребята, одна мысль в голове билась: матушку и батюшку родимых найти и освободить. Много дверей железных да каменных они пооткрывали – нигде пленников не было. Осталась последняя дверь в подземелье страшное. Ступили Лада и Любим в сырые и холодные казематы, пахнуло на них затхлостью и плесенью, послышались стоны страдальческие. Ужаснулись ребята, что, может быть, матушка их любимая в этом узилище томится.
– Матушка, батюшка! – дрожащим голосом позвала Лада. – Это мы, Лада и Любим, спасти вас из плена пришли!
– Отзовитесь, если вы здесь! – крикнул Любим и прислушался.
– Детушки? – слабый голосок раздался.
– Матушка?? – хором воскликнули дети и побежали в самый мрак, родительницу высматривая.
– Детушки мои любимые! – громче крикнул голос, и ребята увидели за решёткой свою мать, Марью-красавицу, в оковы закованную.
Прикоснулись к решётке разрыв-травой – открылся замок, до оков дотронулись – спали они с рук исхудалых.
Обняла мать своих детушек возлюбленных.
– Детушки мои, уж не гадала, не чаяла вас увидеть хоть одним глазком! – Марья заплакала, орошая макушки детей горькими слезами.
– Мама, ты не плачь! – строго сказал Любим. – Всё теперь хорошо будет! Где отец наш?
– Ох, дети мои любимые! Нет здесь ни вашего отца, моего мужа, ни других мужчин! – горестно вздохнула женщина. – Сегодня только Чернобог похвалялся, что всех он убил и в ад отправил! Сказал, что мы тут гнить будем до тех пор, пока не согласимся ему жёнами стать да велетов ему рожать, чтоб род людской погубить. Ни одна из нас не согласилась, все мы тут, до единой, в цепях сидим.
– Матушка, мы всех вас освободим! – едва сдерживая слёзы, сказала Лада.
Известие о смерти отца очень расстроило девушку, но надо было освобождать пленниц. Лада стала открывать замки, а Любим выводил женщин наверх, под яркое солнышко, по которому они стосковались. Когда все оказались наверху, ребята рассказали о своей беде старому Ветру, он призадумался, потылицу почесал и сказал:
– Может быть, отец ваш ещё жив.
– Как же так?? – вскричала Лада.
– Если Чернобог сегодня хвалился, что ваших отцов убил и в самое Пекло отправил, то, может быть, они ещё в очереди к Обману стоят.
– А кто это, Обман?
– Это перевозчик через огненную реку Пекла, у него два лика: один добрый и ласковый, второй – страшный, звериный. Если он ещё не перевёз души через огненную реку, значит, они пока не во власти Нияна, адского хозяина, и можно попытаться вернуть их в мир живых. Но как это сделать, я не знаю, – вздохнул Ветер.
–А где находится Пекло, ты знаешь? – сдвинул брови Любим.
– Я все места на земле, под землёй, в небесах ведаю.
– Тогда отнеси нас туда, а мы попытаемся их вернуть, так, сестра?
– Так, брат. Придумаем что-нибудь, – твёрдо сказала Лада.
– Ладушка, Любим, а ежели вы пропадёте, что мне-то одной на этом свете делать?? – сокрушённо воскликнула Марья.
– Матушка, не бойся, мы и не из таких передряг выкарабкивались, – обнял её Любим. – Не плачь попусту да раньше времени нас не хорони.
– Можешь ли ты, батюшка Ветер, отнести наших женщин в их родимые места, а потом к нам вернуться? – обратился юноша к Ветру.
– Миг глаз, – ответил тот.
Сказано-сделано. Не успели ребята присесть да подумать, как им мужчин из Пекла вызволить, Ветер уж обернулся:
– Полетели? – спрашивает.
– Полетели-то полетели, а как нам их спасать? – со слезой в голосе воскликнула Лада. – У нас ничего волшебного не осталось! Разрыв-трава только…
Тут её кто-то за штанину дёрнул – куколка приковыляла, о которой они подзабыли в суматохе.
– Ты-то чем нам поможешь? – отмахнулась от неё Лада.
– Ты погоди, не гони! Всякая помощь может пригодиться! – попытался вразумить её брат.– Она Обмана или как его там отвлечь может.
Кукла согласно кивнула.
– А ещё у тебя есть сарафан и гребень, – припомнил Любим.
– И что? От гребня облачка появляются, а от сарафана парни глаз оторвать не могут! – фыркнула сестра.
– Ну, может, они на тебя в сарафане посмотрят и пойдут за тобой? А облака помогут Обману глаза застить? – предложил Любим.– Сестра, если мы не попытаемся, вовек себя не простим, так ведь? – это он уже к Ветру обратился, что их внимательно слушал.
– Вы, ребятки, только из-под земли их выведите, я мигом подхвачу, никакой Обман не догонит! – подтвердил он.
Что ж, сели брат с сестрой на плечи Ветру и отправились на запад, в бездны преисподних. На сей раз исполин не спешил, вспоминал путь, потому что был он там, по его словам, только раз, зато помнил, что у входа в бездны собираются все злые боги, все недобрые и враждебные человеку силы. Но всё когда-нибудь заканчивается, поиски тоже завершились, и оказались ребята у огромной чёрной дыры, полыхающей жарким пламенем, – это и был вход в преисподнии.
Любим подхватил на руки куколку и взял разрыв-траву, а Лада накинула сарафан и воткнула в косу дарёный гребень. Помолились ребята, испросили помощи у высших сил и пошли в самое Пекло.
Чёрная дорога вела вглубь и вниз, с каждым шагом становилось всё жарче и жарче от адского пламени, всё страшнее и страшнее было брату с сестрой, но они шли и шли, не сдавались. Вот впереди замаячили людские тени – то, что осталось от некогда живых и бодрых людей, – лишь смутное воспоминание о том, какими они были прежде. Любим и Лада стали пристально вглядываться в лица теней, пытаясь найти своего отца или хоть кого знакомого из их деревни, но всё было тщетно: сумеречные тени были на одно лицо, глаза их были полузакрыты, они словно находились в полудрёме, уйдя в себя и перебирая в памяти грехи, которые будут выжигаться и прокаливаться безжалостным адским огнём, чтобы потом, очищенная от мерзости, душа вернулась на землю для нового рождения.
– Так мы их не найдём, – прошептал Любим. – Надо позвать.