Пройти сквозь века…

…– Боже, почему я сейчас не в Италии или Испании, на худой конец не во Франции?, – к столу стремительно приближалась страдающая Лена Комкова. Стройная, высокая, одетая в кремовую норковую шубу до пят, она неизменно привлекала внимание всей мужской половины. Высокие, пятнадцатисантиметровые шпильки с достоинством процокали мимо застывших в экстазе официантов и остановились в полуметре от Майкиных полусапожек. Ленкино искусство ношения туфелек на высоком каблуке в любых обстоятельствах: в машине, на отдыхе, в течение всего рабочего дня, оставалось для Майи недостижимым. Сама она предпочитала изящную, но удобную обувь.

–Дворники спят, сугробы растут, припарковаться негде. Где же, где же ты, благословенное тепло?

–Лен, в твоей любимой Италии нынче снегу не меньше. Глобальное потепление наоборот, – Майя перелистывала меню.

–Не поверишь, я весну по клиентам определяю. Как только тетки улыбаться начинают, пора менять гардероб,– Лена ухмыльнулась. Впрочем, ее насмешливая гримаска не была обидной, отчасти из-за миролюбивого характера, отчасти по внешним причинам: распахнутые голубые глаза невинно смотрели из-под по-детски припухших век. Верхняя фигуристая губка трогательно выступала вперед, а нижняя была полной и чуточку капризной. Обаятельные веснушки, выступающие каждый год на щеках и носике, автоматически переводили девушку в разряд нежных, лилейных дам, которых хотелось носить на руках и преданно охранять. Образ пастушки не обманывал только близких и хорошо знакомых людей – Лена Комкова могла прекрасно постоять за себя сама.

Незаметно подошедшая Ира съехидничала:

–Да уж, дядьки не показатель. Особенно в твоем присутствии…

–Девчонки, давайте что-нибудь закажем, есть хочется, -Майя знала, что в словах пришедшей подруги читалось не столько желание уязвить Лену, сколько добродушная ирония. – Я буду соевый суп и «Калифорнию».

Успокоившаяся Ира заказала горячие шашлычки из семги и курицы, Лена- салат из водорослей с ореховым соусом и чашку риса, и некоторое время подруги молча ели, отдавая должное вкусным блюдам. Майя в который раз подумала о несходстве характеров двух женщин, что, однако, позволяло не только крепко дружить на протяжении десятка лет, но и удачно дополнять друг друга. Кокетливую, легкую жизнерадостность Ленки, отнюдь не глупой молодой женщины, иногда было полезно приглушить разумными, немного циничными рассуждениями Ирины. Особенно, когда дело касалось мужчин. И хотя на протяжении вот уже двенадцати лет Лена была верна двоим – мужу Виктору и сыну Андрюшке, образ идеального любовника периодически всплывал в ее мыслях вслух, позволительных на таких вот девчоночьих посиделках.

– Я тут недавно ждала сына после школы…,– наконец прервала молчание Ира,– …сидела в машине и от нечего делать рассматривала проходящих женщин.

– Почему не мужчин?..

– Народу прошло-уйма…– не обращая внимания на подначку Лены, продолжала Карамышева- …девушки, молодые дамы, зрелые матроны. Подавляющее большинство симпатичны, хорошо одеты, умеют себя подать. В общем, стандарт выдержан по всем направлениям. А теперь скажи мне, Жар-Птица, – кивок в Ленкину сторону, – почему ни одна не зацепила мой взгляд?

–Ну ты же сама сказала- стандарт, ничего особенного. Нужно что-то яркое, какая-то изюминка…

Ира задумчиво продолжала:

–Я пыталась уловить – что? Хорошая фигура, походка, умение носить одежду, что еще?..

– Уверенность состоявшейся личности,– включилась в разговор Майя.– Это же так просто! Женщина-личность, которая не зависит от взглядов. Она ценна сама по себе, ей не надо ни под кого подстраиваться. Она такая, какая есть, и это дает ей чувство раскованности, которое стопроцентно улавливают все окружающие…– тут Майка заметила раскрытые рты подруг. Пожалуй, не стоит пугать их обобщениями и намеками на перемены, происходящими с ней в последнее время. Все чаще и чаще она ловила себя на мысли, что вслушивается в себя, как будто ожидая чего-то обещанного. И похожее чувство единственности, неповторимости грешным делом не раз и не два посещали ее, как когда-то в золотой юности. Как будто кто-то нашептывал, как в том сне. Нет, это не тема для застольного разговора, решила Майка и благоразумно попыталась перевести беседу в другое русло:

–Как твои шашлычки?…

–Вкусно. А что касается цариц,– не желала сдаваться Ира,– их единицы. А вот интересных мужиков, на мой взгляд, гораздо больше.

–Вот уж не поверю,– фыркнула Лена,– в России холеных мужиков просто так, на улице днем с огнем не сыщещь. Они либо на дорогих машинах рассекают, либо в спортзалах толкутся. Клерки с напыщенными щеками не в счет!

–Милая, ты путаешь ухоженность с мужественностью. Я же говорю о неком магнетизме, личностной привлекательности…

–Ирочка, родная моя, если твой гипотетический мачо одет кое-как, носит нечищеную обувь и победно посматривает на самок- это не критерий привлекательности. И еще,– Лена мечтательно вздохнула,– я бы взглянула на его руки.

Тут Майка непроизвольно улыбнулась. Это была идея фикс Комковой- мужские руки. Будучи студентками, они часто представляли, какими будут их избранники. Эпоха принцев давно закончилась, спутники жизни виделись состоявшимися, надежными и, конечно, привлекательными внешне. Именно в таком порядке. …«С аккуратными небольшими руками»– слова Елены Прекрасной всегда шли отдельной строкой. При этом она умильно складывала изящные руки с длинными аристократическими пальцами и радостно закатывала глаза. Ленка убила всех наповал, на последнем курсе выйдя замуж за Виктора, шустрого, разбойничьего вида парня с огромными рабочими руками. Знать, сработал тот самый магнетизм, которого было в избытке. А нынешние сентенции, как подозревала Майя, были всего лишь отголосками давнишних девичьих фантазий. Кроме того, муж подруги давно состоялся и как бизнесмен, и как надежный семьянин, весьма респектабельный внешне. Именно в таком порядке.

Заметив ее улыбку, подруга надулась:

–Ничего смешного. Вспомни, как ты сама упала в такие ручки!

–О чем это она?– удивилась Ира.– Ты мне ничего не рассказывала.

Пришлось Майе поведать давний эпизод, произошедший пару лет назад…

Ницца. Отдых. Машина с московскими номерами.

Тем летом долго решали, где отдыхать. На дворе был кризис, и, как это водится у добрых славян, вместо того, чтобы зажать свои денежки, все ринулись проматывать сбережения на дорогих курортах и экзотических пляжах. Майке и не пришло в голову сопротивляться, когда муж предложил отдохнуть на юге Франции. Канны, Ницца, Сан-Тропе, Монако – эти названия звучали многообещающе и очень волнующе. Майке было немножко страшновато – несмотря на богатый опыт путешествий, она робела при мысли о набережных, забитых роскошными дамами и загорелыми мужчинами. Этакий бендеровский вариант Рио-де-Жанейро у Майки в голове. Конечно, она посмеивалась, обзывала себя провинциалкой и наивной, но все равно побаивалась этой поездки. Результатом стал ворох ненужного тряпья, закупленного в дорогущих московских магазинах, одна элегантная шляпка и масса сомнений…

Все оказалось куда как проще. Едва выйдя из аэропорта в Ницце, она вдруг расслабилась и наплевала на все условности. То ли выпитая огненная жидкость в салоне самолета, то ли обычные доброжелательные люди и спокойная красивая речь вокруг, но Майка совершенно успокоилась и только вертела головой по сторонам, впитывая легкую, солнечную ауру окружающего мира. Ехать предстояло в Ментону- небольшой, респектабельный курортный городок недалеко от Ниццы, почти на границе с Италией. Их встречали Комковы, приехавшие на пару дней раньше. Уже загорелые, с блестящими от возбуждения глазами, они весело расспрашивали о далекой Москве, погоде и общих знакомых, обещавших выбраться сюда в ближайшие выходные. Майя невпопад отвечала на вопросы, все ее внимание поглощали изумительно красивые особняки, виллы, дома и домики, увитые цветущими лианами, окруженные стрижеными изгородями и деревцами-шедеврами топиарного искусства. Ни бумажки, ни листочка, ни камешка на ровных дорожках. Все полито, умыто, чисто и сияет благополучием. Аккуратно и добротно одетые пожилые люди с собачками, молодые красивые пары с детьми, вежливые полицейские – вскоре это уже не интересовало Майку, потому, что она увидела море, его бирюзовую глубину и блестки парусников вдалеке. Невообразимое голубое полотнище полого поднималось к горизонту и там сливалось с белесым выцветшим небом. У причалов мерно покачивались огромные белоснежные яхты, окруженные перламутровыми перышками-лодочками. Именно количество гордых быстроходных красавцев убедило Майю, что она в краю миллионеров.

Позже, приезжая на променад в Ниццу, она отмечала про себя и толпы туристов, одетых в универсальные шорты и всевозможные майки, и элегантных дам в обманчиво простых платьях, которые с элегантными же мужчинами по вечерам переступали пороги изысканных ресторанов. Народ гулял вдоль моря, смеялся, фотографировался на фоне яхт, пальм, красивых зданий- все, как обычно летом, у теплого моря. Хотелось многого: увидеть великолепный «Негреску» с его знаменитым огромным ковром, «тянувшим» на 1/10 всей стоимости отеля ( как оказалось впоследствии, сего чуда уже не было «в живых» ), музеи Шагала и Матисса, русский собор с его тремя одинокими березками на чужбине.

Вскоре Майка сбросила свои дизайнерские одежки, натянула маечку и шорты и с наслаждением гуляла по набережным Ментоны и Ниццы. Взяв машину, они с мужем проехали вдоль всего побережья Французской Ривьеры, начиная с Марселя ( возбуждающе -красивого, большого портового города, довольно чистого, в отличие от грязного итальянского собрата-Неаполя), через Канны (который оказался куда как скромнее своих именитых соседей), далее проездом через Монте-Карло (запах денег тут ощущался даже в асфальте прогулочных дорожек) и заканчивая уже Сан-Ремо, немного растрепанного, но такого мило-итальянского.

Летняя нега расслабляла, переключая внимание с навязших проблем на приятные мелочи, наподобие заинтересованных взглядов засушенных француженок на ее подтянутого, холеного Сережку, или внезапный сбой сердца от прикосновении мужской руки, поддержавшей ее при падении.

…Это случилось в Ницце. Она засмотрелась на сюрреалистическую композицию из стиральных барабанов у входа в маленький ресторанчик. Сережка, шедший рядом, что-то толковал о странностях русской души, видимо имея в виду черный джип с- …-о,мама миа!– московскими номерами, стоявший тут же, а молодая женщина уже летела вниз, споткнувшись о выступающий камень мостовой. Слава Богу, идущий навстречу человек успел схватить ее и потянуть на себя, уберегая от неминуемого падения. Майка, ошалев от неожиданности, с разбегу ткнулась носом в теплое и крепкое плечо. Жаркая волна стыда и смущения обдала с ног до головы, и, наверное, от этого она на секунду потеряла чувство реальности.

… И в этот коротенький миг привиделось Майке, будто стоит она посреди просторной светлой горницы в доме отца, знатного воеводы, и цепенеет от страха неизвестности. Лиф сарафана, расшитый голубым шелком, теснит грудь, жемчужная повязка сдавливает голову и исподволь подступает паника. Милая сердцу обстановка отчего дома вдруг кажется ловушкой и хочется поскорее выбраться на воздух, к ясному солнышку и вольному ветру. Дородная нянька мечется из угла в угол, заканчивая сборы к приезду сватов. «Детонька моя, сказывают, князь тоже пожаловал, не терпится ему невесту увидеть. Вот своевольный!», – и девушка наконец срывается с места. Перед ней мелькают ступени лестницы- еще несколько шагов, и она будет в безопасности, далеко от знатного чужака…

Гостевая комната полна народу, а у входа, отрезая пути отступления, стоит высокий человек в светлых одеждах. Он опирается рукой о притолоку, и спокойный взгляд серых глаз лучше всяких слов говорит об уверенности и силе. И нет нужды убегать: сердце-вещун уже рванулось навстречу и приняло его целиком, с насмешливыми глазами и чуть тронутыми легкой улыбкой губами, мгновенной способностью оценить ситуацию и готовностью не замечать испуганную девушку.Юная невеста ощущает, как неизведанное ранее чувство принадлежности поднимается изнутри и лишь взращенная с детства гордость не позволяет ей приблизиться к нему…

…Майка опомнилась на французской набережной, с закрытыми от неловкости глазами и одной-единственной крутящейся мыслью в голове: «Держи, не отпускай меня!» «Я держу, не бойся!»,– прошептал незнакомец на чистейшем русском языке.

В ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ХРАНИТЕЛИ.

–Уважаемые Архивариусы! Немедленно сделайте что-нибудь! Она не должна вспомнить это!…

–Учитель!?…

–Он слишком силен, но я попробую… Помогайте, коллеги!

* * *

Когда все происходит в доли секунды, немногие способны что-то предпринять. Откуда в подобном респектабельном месте мог появиться этот воришка на быстром велосипеде? Воспользовавшись удобным моментом, он схватил ремешок сумки проходившей мимо дамы и со всей силы дернул на себя. Началась суматоха, и очнувшаяся от наваждения Майя, пробормотав слова благодарности, поспешила ретироваться подальше от места конфуза. От смущения она даже не посмотрела на поддержавшего ее человека, о чем немного жалела. Запомнился лишь узкий шрам на правой кисти, переходящий на запястье, да голос, странно знакомый, будто слышанный много-много раз.

Лена Комкова наблюдала всю сцену со стороны. Ее цепкий взгляд зафиксировал и раздосадованного (не успел!) Сергея, и ошалевшую (она что-то пропустила?) подругу, и мужика, невозмутимо севшего в тот самый джип с московскими номерами. В отличие от Майи, она успела рассмотреть и оценить внешний облик незнакомца, что доставило ей кучу положительных эмоций. «Ты красиво падала,– сказала Ленка позже, когда мужья ушли на пляж,– но так бездарно рванула от него. Я бы в таких руках пролежала минимум час!» Еще несколько дней она описывала Майке серые глаза и уверенную походку, затем череда прекрасных дней закружила и растворила пикантные детали в солнечном сиянии французского лета.

…– Ну вот и вся история. А нам уже пора,– Майя, оплатив счет, потянулась за пальто.

–Погоди, погоди,– Лена торопливо схватила подругу за рукав.– Присядь на минутку, я за приятными воспоминаниями совсем забыла об одном деле!»

… – О деле?– Майка с Ирой переглянулись. – Твой босс решил провести утренник для банковских служащих? О пользе здоровых привычек?

– Да ладно вам, девчонки!– Ленка улыбнулась.– Занозы! Это личное. Двоюродная сестрица Вити отхватила-таки себе принца мечты, он владелец сети стоматологических клиник. Встречались полгода, теперь собираются пожениться. Парень состоятельный, исполняет любую ее прихоть, даже дурацкую. Брак этот первый для обоих, поэтому они хотят не просто свадьбу, а что-то особенное, чтобы запомнилось на долгие годы. Не ресторан, не круиз, не Екатерининский дворец. Необычное.

–СИЗО, пикник на обочине, поцелуй в небесах, -насмешливо протянула Карамышева. Обычно спокойная, она сегодня была немного на взводе, очевидно, семейные неурядицы не проходили для нее даром. Майя незаметно положила руку на плечо подруги.– …А мы здесь при чем?

– Вообще-то они славные ребята,– Комкова пожала плечами. – Клим увлекается славянскими единоборствами, Ольга-портниха в театральной мастерской. Наверное, поэтому они решили, что это будет старинный русский обряд где-нибудь на природе.

– Лена,– осторожно сказала Майка, – мы не занимаемся организацией свадебных торжеств. Для этого требуются определенные знания, специфическая подготовка, другая материальная база. И если я правильно поняла, они не хотят банального выкупа-прикупа, встречи с хлебом-солью, традиционного зазывалы и так далее. Им нужен языческий обряд?…

Комкова молча кивнула головой.

– Ладно, есть у меня знакомая, которая специализируется на подобного рода праздниках. Попробую связаться с ней и выяснить, что к чему. А теперь нам действительно пора. Поцелуй своих мальчишек!– помахав рукой на прощание, молодые женщины направились к выходу.

Больше в этот день ничего знаменательного не произошло. Если не считать того, что в город пришла ранняя весна.

Март. Поселки. Дух садов.

Как только в воздухе появлялись свежие, горьковатые нотки набухающих почек, и из-под закристаллизировавшихся сугробов начинала сочиться влага, Майка открывала сезон загородних поездок.

Не в гости на дальние дачи, не на вылазки с шашлыками на свежем воздухе, а в одинокие поездки с головокружительным ощущением побега в неизведанное, подальше от ежедневной рутины и городской маеты.

Сережка посмеивался над ней, называл бывалой путешественницей, но в попутчики не набивался, зная, как ценила она эти часы одиночества. Единственными ограничениями, на которых он настоял, были недальнее расстояние и светлое время дня. Майя никогда не выбирала заранее маршрут, только направление и приблизительный километраж, что позволяло ей в полной мере ощущать азарт искательницы новых путей. До кольцевой дороги она еще прокручивала в мозгу все нерешенные за день проблемы, за МКАДом же в голове постепенно прояснялось, и оставалось лишь радостное ожидание, которое дарила дорога. Это жило в ней с первого настоящего путешествия, совершенного в детстве.

…Родители были совсем молоды, когда Майка появилась на свет. Они бурно радовались первому прорезавшемуся зубику, первым попыткам сесть, первым шагам. Девочка росла и развивалась точно по графикам, изученным вдоль и поперек в педиатрических кабинетах. Единственное, что огорчало– дочка не хотела говорить. Специалисты в один голос твердили об отсутствии проблем, о живом характере ребенка, ее развитом мышлении, девочка же молчала и в три, и в четыре, и в пять лет.

Ситуация изменилась, когда в семье появился дед, отец мамы. Михаил Антонович привязался к внучке всей душой. Он терпеливо возился с ней сутки напролет, рассказывая были и небылицы, непонятные поговорки и смешные стишки:

Стойте, стойте, детки, Дайте только срок.

Будет вам и белка,

Будет и свисток.

Дед таскал ее в зоопарк, планетарий, музеи. Все ближайшие парки и скверы были исследованы на предмет наличия певчих птичек и прыгающих белок. Незаметно дед провоцировал внучку на произнесение сначала отдельных звуков, потом слов. Праздником был день, когда Майка, смеясь, прокричала:

–Деда, смотри, дятел прилетел!

Зимой они катались на лыжах, летом наматывали круги на велосипедах. И вот настало время для настоящего путешествия.

Ей исполнилось семь лет, когда дед решил навестить родные пенаты и заодно показать внучке дом, где родился. Деревня находилась недалеко, в двадцати километрах от города, поэтому родители без возражений отпустили старого и малого. Довольные путешественники ехали в переполненном рейсовом автобусе, который неторопливо катил мимо зеленых полей, березовых рощиц и маленьких, на десять- двадцать домов, деревушек. Останавливались часто, возле каждого поселения, чтобы высадить то бабульку с хрюкающей рогожкой, то краснощеких молодиц с лукошками, крытыми белой хрустящей марлей- начинался сезон ягод. В салон же садились веселые дядьки с замасленными корявыми руками и обалдевшие от летнего зноя подростки с полотенцами на плечах. Духота и мерное покачивание старенького «Пазика» вскоре сморили девочку, и она задремала на плече у деда…

…Ей снились белые лошади, пасущиеся на утреннем лугу. Полупрозрачный туман подбирался прямо к головам величественных животных, они то и дело окунали в него свои морды. В какую-то минуту белесое полотно разорвалось, и в просвет Майка увидела смешного жеребенка на тонких, голенастых ножках. Он тыкался широким влажным носом в выпуклый бок большой светлой кобылицы, требуя ласки и внимания…

…Раз, другой, третий…

…Девочка окончательно проснулась от четвертого толчка, после которого ветеран автомобильной промышленности остановился. Как выяснилось, окончательно. И пришлось Майке с дедом дальше топать пешком, благо до заветного места оставалось всего пара верст. Чтобы скоротать путь, они свернули с асфальтовой дороги на грунтовую, набитую подводами с сеном да колесами редких легковушек. День клонился к вечеру, и окружающие деревья, купы кустов вдалеке, даже облака в небе были окрашены в мягкий оранжевый отсвет заходящего солнца. Воздух наполнился медовыми ароматами луговых цветов, не резкими, а обволакивающими и пьянящими. Где-то, на близкой опушке леса, тренькали запоздавшие птахи, их негромкие уже трели перебивал крепнущий хор вечерних цикад. Девочка шла вслед за дедом, довольно шустро семенившим по пустынной дороге. Через полчаса легкие сандалики перекочевали в дедову сумку, и девочка продолжила свой путь босиком. Она шла по нагретой за день дороге, чувствуя, как пушистая пыль крохотными фонтанчиками вспухает между пальцами босых ног.

Дед рассказывал смешные истории, чтобы отвлечь внучку от скучной, как ему казалось, дороги. Внезапно он остановился и пальцем указал в сторону заходящего солнца. У девочки захватило дух: на огненном блюде закатного неба, неловко раскинув ноги, скакал жеребенок из сна. Только был он не молочно- белый, а золотой, как бы сотканный из переливаюшихся бликов. А изумрудная каемка преломленного вечернего света мягко обрамляла небесную картину. Иллюзия… подсвеченное облако,… но оба: и старый, и малый, застыли, застигнутые врасплох небывалой картиной природного бенефиса.

Остаток пути они прошли молча, каждый по- своему вписывая эти минуты в изменчивую память: пожилой человек с грустной улыбкой, и внучка – с бессознательной легкостью, которая и через годы не позволила ей затереть волшебные воспоминания…

Как бы то ни было, но жажда новых ощущений каждую весну толкала Майку в дорогу. Она любила мчаться по трассе навстречу упругим березовым аллеям у обочин, окунаться в распахнутое пространство зеленеющих полей и послушно сбрасывать скорость, любуясь идиллическими картинками сельского быта. Это могли быть как полузаброшенные деревеньки, так и камерные частные поселки, не те, что из разряда прямолинейно спланированных больших муравейников, а тихие, таящие внутри непередаваемое спокойствие и уют. Даже на расстоянии Майка чувствовала, в каком ладу находились хозяева сами с собой и с домом. Особенным показателем для нее были растения: они, начиная с цветов и кустарников и заканчивая уже зрелыми деревьями, лучились здоровьем и красотой. Эти сады выделялись даже не степенью ухоженности, а, скорее, мерой вложенной в них любви. Неважно, садовника ли роскошной усадьбы, «шестисоточного» хозяина или простого деревенского жителя.

Майка давно отметила, что подобные цветущие сады издавна окружали намоленные места: церкви, монастыри, места паломничеств. Такие маленькие райские уголки, обычные в благополучных европейских странах, еще нечасто попадались на ее пути, что было странно при огромном количестве обустроенного жилья в Подмосковье. Видимо, думала Майка, это придет со временем, когда люди начнут строить дома не торопясь, с достоинством, со вкусом обдумывая как расположение зданий, так и место для родовых деревьев.

ДОМ. РЕКА. НАВАЖДЕНИЕ.

…Однажды, совершая очередную вылазку, она наткнулась на Дом. Вернее, к нему вывела дорога, вьющаяся вдоль реки. Он сразу поразил ее, влюбил окончательно и бесповоротно. Глядя на него, она вспоминала полуразмытые пастельные пейзажи в духе рождественских открыток и новогодних перекидных календарей, нарисованных очарованным художником Томасом Кинкейдом. Нет, он не был пряничным, с арочными окошками и пухлой соломенной крышей. Он не следовал «букве» тех картин, скорее духу. Может, дело было в том, что Дом стоял над бойкой речушкой, чьи воды отражали берега, поросшие высокими деревьями? Или в горбатом каменном мостике чуть в стороне, на котором не разъехались бы две машины? Река в этом месте была необычная, говорливая, с особой энергетикой. Прозрачные струи, сквозь которые было видно темное дно, устланное опавшими листьями и коряжками, завораживали дивной песней, от которой терялось ощущение реальности. Прошлое, настоящее и будущее сливалось тут вместе, обещая исполнение самых сокровенных желаний.

А может, ее внимание привлек такой нетипичный для этой полосы России облик гордого здания? Он стоял поотдаль от других владений, отличаясь так, как просто одетый аристократ отличается от разряженной толпы нуворишей. Никаких башенок, массивных колонн, псевдолепнины и нагромождения замысловатой ковки. Благородная простота линий, большие окна в сдержанном коричневом обрамлении, за которыми угадывалась изысканная драпировка, облицовка фасада светло-желтыми пластинами натурального камня, явно дорогого и привезенного откуда-то с юга Италии.

Майя дала бы голову на отсечение, уверенная, что за каменной оградой ступенями вниз, к реке, спускается необыкновенный сад, утопающий в зарослях рододендронов, цветущей перламутровой сирени и огромных кустов царственной гортензии, высаженной вдоль дорожек, мощенных натуральным же камнем. И неяркие, теплые полукружия света на старых розовых кустах под распахнутыми вечерними окнами виделись ей, в легком оцепенении сидевшей за рулем своей машины. Она доверяла своему шестому чувству, кричавшему, что хозяин или хозяйка этого Дома несомненно близки ей по духу, и связаны с ней некой невидимой прочной нитью, угадать которую не представляется возможным.

Она хотела попасть внутрь- и боялась обмануться. Горела желанием заглянуть сквозь французские окна вглубь дома- и опасалась разочарования. Мечтала познакомиться с владельцами, но не представляла себе, как такое возможно. Чтобы погасить снедающее ее желание и безумное любопытство приходилось прокладывать свои маршруты все дальше и дальше от этого места. Но ничего не могла с собой поделать, возвращалась вновь и вновь. Пожалуй, это была единственная тайна, которую, по непонятной для себя причине, она не торопилась открывать Сережке. И, похоже, это ее немного пугало.

Майка поняла, что нужно приезжать сюда только в исключительных случаях. Ни хандра, ни ностальгия, ни странная тяга к Дому не могли заставить изменить это решение. Как волнующее предвкушение хранила она свои прекрасные воспоминания, думая о нескором возвращении. Как оказалось, она ошибалась…

АПРЕЛЬ. ЖАВОРОНКИ. МУЖЧИНА . РИСУНОК

Прямая стрела шоссе разрезала лесной массив надвое и убегала далеко вперед, бугрясь у горизонта драконьими извивами. В слепящем свете апрельского солнца асфальтовое покрытие дороги блестело слюдяными чешуйками и гладкими боками гудроновых потеков. Пряди прилегающих лесов расступались перед машиной, скрывая стекающие в стороны незаметные тропинки и узкие грунтовые дороги, которые вели на поля. Там, на жирных черных лоскутах земли, где повыше и посуше, уже вовсю шевелилась тарахтящая техника, а в сырых и топких низинках еще стыла прозрачная и чуткая тишина. Тракторы в этих влажных местах появлялись только к середине мая, когда колеса могли свободно передвигаться по подсохшей земле, не увязая в грязных лужицах. Ныне же пропитанная влагой почва спокойно и величаво отдыхала. Стоящая в межах вода отбрасывала переливчатые блики на стволы и кроны придорожных деревьев, а вершинки нарезанных с осени гряд, наоборот, жадно поглощали солнечное тепло, обещая взамен щедрый и здоровый урожай. Земля была похожа на неотжатый лоснящийся творог, который хотелось намазать на ломоть хлеба.

Короткая грунтовка заканчивалась как раз у такого нетронутого прямоугольника, километрах в пяти от основной трассы. Сюда уже не долетал гул бессонного транспорта и иные, не природные звуки. Разве что шуршание тяжелых шин одинокой машины, добравшейся до одному Богу известной цели. Мягко щелкнула открывающаяся дверца, и на поросшую нежной травкой обочину легко выпрыгнул русоволосый мужчина лет сорока. Росту он был приметного, два метра без малого, но ладные пропорции фигуры и продуманная, уверенная координация движений не позволяли назвать его долговязым.

Внешняя привлекательность мужчины таилась не только в подтянутой фигуре и классической лепке лица. Стального цвета глаза излучали умеренное любопытство и спокойную силу, присущую уверенным в себе людям. В глубине зрачков иногда проскакивали смешливые искорки, которые говорили о несомненном присутствии чувства юмора. Об умении быстро обобщать и анализировать факты свидетельствовал внимательный, несуетливый взгляд, который вбирал максимум информации. Высокий рейтинг привлекательности завершал твердый упрямый подбородок с глубокой волевой ямкой посередине.

Впрочем, самого мужчину мало волновали аспекты собственного внешнего вида. Он намеренно свернул с шоссе на полузаплывшую грунтовку, чтобы побыть наедине со своими мыслями и подпитаться аурой огромного открытого пространства, пронизанного теплом и светом. Желание подышать свежим воздухом в чистом поле не было чем-то таким уж экстроординарным. Это соответствовало духу и нынешнему настроению человека. Обычно это удавалось сделать гораздо позже, в мае, когда начинались работы на его основных рабочих объектах. Нынче же он возвращался из загороднего дома сестры и дивился бурному наступлению тепла. На календаре значилось пятнадцатое апреля, а березовые стайки на обочинах уже окутались зеленым пухом. Неожиданному теплу вторили и ранние дымки весенего пала, и удивительные по красоте ковры распустившихся первоцветов, тоже преждевременные. По характеру своей работы мужчина знал, что следом за негаданным теплом обязательно придет волна холодного воздуха, и нежные перламутровые венчики поникнут, станут полупрозрачными от гибельного коварства. Но в этот день хотелось поддаться солнечному безумию весны, празднующей скрытые от людского внимания даты.

Человека заинтересовала небольшая стайка птиц, неподвижно зависших в бирюзовом небе. Из-за непомерной высоты полета они казались крохотными точками. Жаворонки, в чью честь пекли булочки на Благовещенье. Пернатые, которые по легендам южнороссов, возвращаясь из теплых краев, несли с собой тлеющие угольки и роняли их на землю. Так появлялись проталины и начиналась весна. Перестарались, птахи, улыбнулся мужчина. Он присел на корточки, длинными, сильными пальцами скатал в шарик податливую землю. Сделал это автоматически, следуя профессиональной привычке. Так когда-то на Руси проверяли готовность матушки- земли к весенним работам.

…Мысли возвращались к дате. …пятнадцатое апреля… Что-то было связано с этим днем, но пока не напрямую, косвенно. В птичьих трелях, падающих с неба, слышались отзвуки женского смеха, тающий шепот. Пряный аромат травинки, растертой вместе с комком земли, вплетался в сонм звуков и запахов пробудившейся природы и обещал новые интригующие события.