По крыше соседней беседки расхаживает чайка. Я с рассеянным видом слежу за её деловой поступью, бездумно рисую какие-то загогулины вилкой на скатерти и не испытываю ни малейшего желания приступать к церемонии прощания. В конце концов, это Егор пригласил меня сюда, пусть он и подводит черту.
Не успеваю я додумать последнюю мысль, как мой собеседник открывает рот.
Вот и все.
– Юль, я хотел спросить…
– Да?
– Каков был план? Я имею в виду, помимо пургена?
Ох…
Забавно, в последние дни я все ждала, когда Майя задаст этот вопрос, но она почему-то воздержалась и предоставила мне полную свободу действий. И вот теперь меня спрашивает Егор, а я понятия не имею, что отвечать.
– Ну какой тут мог быть план? – морщусь я. – Да, я изменила внешность, устроила так, что мы сидели за одним столом, но ведь все это могло и не сработать! Я могла оказаться не в твоем вкусе, и ты бы общался с кем-то другим или попросту завис на весь вечер в курилке…
– Я не курю, – вставляет Егор.
– Это похвально, но ты понял, о чем я. Как можно спланировать нечто столь неопределенное? Я просто надеялась хоть немного подобраться к разгадке. Я знала про сплетни, знала, что ты сам спрятал спецификации, я даже знала, что каким-то боком здесь замешан Моргунов и служба безопасности, но это были разрозненные, беспорядочные элементы мозаики. Общая картинка не складывалась. Мне требовалось больше сведений, а на свадьбе ты мог расслабиться и проговориться…
– Несмотря на отсутствие четкого плана, у тебя неплохо все получилось – ты вполне в моем вкусе, и я здорово расслабился. – Егор смотрит на меня, опасно прищурившись. Я отвожу глаза и, кажется, краснею. Проклятие, меня что, обвиняют в попытке соблазнения?
Я уже собираюсь выдать что-нибудь возмущенное, как взгляд Егора смягчается, а губы растягиваются в усмешке.
– А знаешь, – качает он головой, – я был легкой добычей. Всю неделю я не мог забыть о тебе, загружал себя работой, вникал в любые мелочи, проект, наверное, наизусть выучил, но ничего не помогало. Пришел на свадьбу, познакомился с симпатичной девушкой и решил, что хоть это меня отвлечет. Не скрою, отвлекло, хоть и ненадолго. А когда утром ты возникла передо мной, словно Эриния3, меня чуть удар не хватил!
Хороша Эриния, думаю я. Чужая рубашка, помятое лицо, гудящая голова… Что ж, выходит я все же произвела нужное впечатление!
Я чувствую смущение, но в то же время меня разбирает смех. А вот Егор вдруг мрачнеет.
– Вчера ты меня ненавидела, да? – тихо спрашивает он.
Еще один хороший вопрос. Вот что прикажете отвечать? Правдивый ответ – нет, но его явно недостаточно. И расширенный вариант не лучше: я тебя действительно ненавидела, поэтому налегла на шампанское и в результате…
Проблема в том, что я никак не могу сообразить, что же я имею в результате. Слишком многое мне довелось пережить, и главное – перечувствовать за последние сутки. Сперва пять с половиной дней жгучей ненависти под влиянием нескольких фужеров игристого вина, занимательной беседы и зажигательных танцев трансформировались в симпатию, граничащую с влюбленностью; затем настал черед отрезвления, раскаяния и приступов самобичевания; добавим невероятное облегчение на десерт вследствие недавних откровений – приятно все же сознавать, что парень, в объятиях которого я позволила себе забыться, оказался не распоследней сволочью, – и каков итог?
Да без понятия!
Нельзя доверять чувствам, возникшим на фоне алкоголя, это я твердо знаю. Однако, игнорировать их тоже не вариант – мне уже не удастся убедить себя в том, что я равнодушна к Егору. Не то, чтобы я в него влюбилась – простите, но одного вечера, пусть даже самого бурного, мне для этого недостаточно. Тем более, что я выпила… Ага, об этом я уже упоминала.
А какое ему вообще дело до моих вчерашних чувств? Боится, что вследствие проявленной неспособности отличить ненависть от симпатии у него разовьется комплекс неполноценности?
Интересно, он сам осознает, насколько опасно его любопытство? Я не желаю, чтобы он думал, будто вчера я лишь изображала влечение, содрогаясь при этом от отвращения – я просто не вынесу, если он будет считать меня особой, способной на нечто подобное. Поэтому я скажу ему правду, и ему придется с этим что-то делать.
Если бы еще знать, в чем именно состоит правда!
– Ты скажешь мне что-нибудь? – напоминает о себе Егор.
В голове полный сумбур. Что мне сказать?
«Пройти два лишних переулка я согласна, чтоб вдруг тебя не встретить на пути!» – отвечает вместо меня Тамара Миансарова, и я в отчаянии закрываю глаза.
– И приговор обжалованию не подлежит?
– Я не знаю! – обретаю я голос. – То есть, поначалу я действительно хотела тебя убить и прах по ветру развеять, но потом… Шампанское плохо сочетается с ненавистью. К тому же, я сто лет не танцевала с хорошим партнером… – Я неопределенно взмахиваю рукой и роняю её на стол. В следующее мгновение происходит нечто странное. Пальцы Егора, сжимающие стакан с водой, совершенно неподвижны, но – клянусь! – я ощущаю его порыв прикоснуться к моей руке, оказавшейся сантиметрах в трех от его собственной.
Порыв, который он благоразумно сдерживает. Действительно, если у меня не хватает ума понять, что лучше всего нам разбежаться в разные стороны и не пытаться еще больше запутать то, что и так уже превратилось в клубок сложностей, проблем и противоречий, то на мудрость Егора, видимо, можно положиться.
Пусть тогда катится со своей мудростью ко всем чертям!
– Я, наверное, тоже не знаю, – медленно произносит Егор.
Я отрываю глаза от скатерти и смотрю в лицо Егору. То, что я вижу, завораживает меня. Сквозь сомнения и неуверенность пробивается едва уловимая искорка, говорящая о готовности бросить вызов, рискнуть, пойти ва-банк. Не понимаю пока, принимаю ли я его вызов, но отвести взгляд я точно не в силах. Воспоминания о минувшем вечере, которые я вроде бы заперла и запечатала, вырываются на свободу. Перед мысленным взором проносятся картины, от которых кружится голова, кровь шумит в ушах и вдобавок ощущается явная нехватка кислорода.
– Значит, шампанское и танцы… – повторяет Егор. – Давай их исключим и посмотрим, что получится.
– В смысле?
– Тебе не кажется, что сегодня прекрасный воскресный день? Приглашаю тебя прогуляться или сходить в кино. Ты какой жанр предпочитаешь?
– Не люблю черные комедии, плоский юмор и дерущихся роботов, – растерянно отвечаю я.
– Принято, – кивает Егор и тянется за смартфоном.
Не поняла, он решил, что все решено? Я вроде пока не дала согласие на совместный досуг…
Я вдруг замечаю, что мы почти ничего не съели, и берусь за вилку. Егор едва заметно улыбается, а я тут же вспоминаю наш вчерашний разговор о еде и диетах. Судя по всему, Егор думает о том же. Мне хочется прервать паузу.
– Как я уже призналась, вчера я перебрала с шампанским. Глупо было даже не позавтракать.
– Согласен, – Егор придвигает к себе тарелку. – Кстати, физическая активность также весьма способствует избавлению от похмелья. В «России» идет неплохая драма.
Что-то я не улавливаю ход его мыслей.
– Боюсь, если мы начнем бегать по зрительному залу, нас оттуда выкинут, – осторожно замечаю я.
– Зачем нам бегать по залу?
– А какую физическую активность ты имел в виду?
– Я просто думал, что мы можем пройтись до кинотеатра пешком.
А что, хорошая идея. Я люблю ходить. И одежда у меня сегодня подходящая.
Я бросаю взгляд под стол, чтобы удостовериться, что на ногах у меня не лодочки на шпильках, а спортивные туфли. Егор перехватывает мой взгляд, и мы, кажется, опять думаем об одном и том же.
Подарок, который он мне вчера столь неожиданно преподнес. Парусиновые тапочки, так и оставшиеся лежать где-то в его квартире.
«Нам рано жить воспоминаньями», – проникновенно выводит Эдита Пьеха.
Егор вопросительно поднимает бровь. «Она ведь права?» – читается в его взгляде.
– Ну хорошо, как называется драма? И во сколько начало?
Снова вечер. Я сижу у маленького столика на нижней палубе прогулочного теплохода, вдыхаю запах речной воды и отстраненно наблюдаю, как мягкие сумерки незаметно окутывают город. Сверху доносится приглушенный шум дискотеки, слышны невнятные вопли полуохрипшего диджея, объявляющего очередной конкурс для разгулявшейся публики, но здесь внизу темно, уютно и почти тихо, и ничто не мешает мне предаваться воспоминаниям о минувшем дне.
Самом удивительном дне в моей жизни.
Сознание как будто утратило чувство времени, и мне представляется, что утро, с паническим бегством из квартиры Егора, с последующим отчаянием и злостью на саму себя, имело место в доисторическую эпоху. Еще через века был завтрак в кафе «У камелька», а затем мы провели немало счастливых лет, гуляя по весеннему городу. В кино мы, кстати, так и не пошли.
Мы как будто вернулись на исходные позиции и попытались познакомиться заново. Люди не начинают знакомство с откровений, поэтому мы избегали личных тем и больше обсуждали общие предметы. Но даже из простой беседы о погоде, домашних животных, музыке и книгах можно многое понять о человеке. И теперь я знаю, что у Егора потрясающее чувство юмора, он любит смеяться, но не стремится высмеивать, не терпит нытья и не склонен к категоричности, умеет радоваться пустякам и смотрит на жизнь с оптимизмом.
Темнота напоминает о том, что воскресенье заканчивается и начало рабочей недели, а вместе с ней и возобновление моей трудовой деятельности совсем близко. Признаюсь, завтрашнее утро меня немного пугает. Очевидно, что я удостоюсь невиданного доселе внимания от сотрудников «Атланта». Я по-прежнему тверда в намерении не громоздить ложь о моем взаимодействии с безопасниками, но как тогда уклоняться от окольного любопытства и прямых вопросов? Положим, со своими коллегами мне бы помогла Елена, но она так и не проявилась. А как было бы кстати обсудить с ней стратегию…
– Юль, у тебя телефон звонит, – врывается в мои размышления голос Егора. Он вернулся из бара с безалкогольными коктейлями и сразу заметил мой сотовый, вибрирующий и прыгающий по столу в безнадежных усилиях привлечь мое внимание.
О, Елена, легка на помине!
– Здравствуйте, Елена Станиславовна, – говорю я и невольно улыбаюсь. Звонок Елены, совпавший с моими мыслями о ней, кажется мне хорошим предзнаменованием.
– Юля, здравствуй. Прости, я так и не позвонила. Моя машина…
– Я знаю.
– Да? Хорошо. Вся эта история с контрактом, шпионажем – просто дичь какая-то! Ты уже в курсе подробностей?
– Да.
– Хорошо, – повторяет Елена. Голос у неё слегка виноватый и в то же время решительный. – Ты выйдешь завтра на работу?
– Да.
– Я очень рада. Сможешь прийти пораньше? Думаю, нам все-таки нужно поговорить.
– Согласна. Я приду.
– Отлично. Тогда до встречи. И кстати, с завтрашнего дня ты в штате.
– Спасибо. До свидания, Елена Станиславовна.
Я нажимаю кнопку отбоя и снова улыбаюсь. Наш короткий разговор значительно добавил мне уверенности. На Елену можно положиться – она сумеет придумать, как мне себя правильно вести и что кому говорить.
– Это была твоя начальница?
– Ага.
– Ты обнадежила её, и теперь она будет спать спокойно?
– Думаешь, без этого звонка она всю ночь не сомкнула бы глаз? Она что же, до такой степени тебе не доверяет?
– Да кто мне сейчас доверяет? – с досадой восклицает Егор, и я, вопреки здравому смыслу, чувствую себя виноватой.
Я не хочу развивать тему, поэтому принимаюсь за дегустацию коктейлей. Егор принес их четыре вида, и я ставлю перед собой задачу найти наименее сладкий.
– Ты всегда хотела стать юристом?
– В детстве хотела быть учителем.
– Но потом ты поняла, что твое призвание – это юриспруденция?
– Ты так говоришь, будто не веришь в подобную возможность.
– Ну почему же? Может, ты мечтала затмить Плевако…
– А ты не думаешь, что я бы тогда специализировалась по уголовному праву?
– Ты права, не подумал. Но все-таки? Мне действительно интересно.
Я допиваю мятный коктейль и придвигаю ближе к себе малиновый.
Итак, почему я пошла в юристы? Может, в самом деле, взять и рассказать… Мы пол дня провели в разговорах, но о себе почти не говорили. Пора, наверное, снимать это табу на обсуждение личных тем. Не знаю, как у других, но для меня вопрос призвания именно личный, тесно связанный с моим характером и уходящий нитями в прошлое. Строго говоря, свое желание пойти на юридический я вообще никогда никому не объясняла, даже своей семье. Я просто известила близких о своем намерении, и они его благожелательно приняли, без лишних расспросов и уточнений. Возможно, родители и сестры полагали, что понимают мои мотивы. Не исключаю, что так и было. Но вряд ли они знали, что именно послужило отправной точкой.
Не могу удержаться, меня тянет на откровенность. Я ощущаю сильную потребность высказаться и найти понимание. Моя история будет длинная, с деталями и нюансами, с лирическими отступлениями и отвлеченными размышлениями. Егор сам напросился, так пусть теперь слушает.
– Знаешь, я думаю, что вопрос призвания очень важен для моей семьи, – издалека начинаю я. – Все мои родные не просто зарабатывают деньги, они по-настоящему любят свою работу. Моя мачеха – талантливый и востребованный дизайнер, она всегда пылает энтузиазмом и предпочитает сложные задачи, требующие полной отдачи. Моя младшая сестра занимается цветоводством и пользуется репутацией отличного специалиста. У Сентябрины полно клиентов, которым она не просто помогает ухаживать за домашними растениями, но учит любить их и лелеять. Майя – моя старшая сестра – закончила архитектурный. Сперва у неё были проблемы с работой, но она быстро нашла свою нишу и сейчас занимает руководящую должность. Моя родная мама работала библиотекарем. Папа рассказывал, что в обычной районной библиотеке она устраивала такие творческие встречи, что на них съезжались люди со всего города. У самого папы все было довольно непросто. Сперва он работал техником-чертежником. В начале девяностых организация, где он трудился, приказала долго жить. Папу приютил его приятель, сумевший в годы дикого рынка создать свою фирму. В чертежнике приятель не нуждался, папу он взял в качестве личного помощника, потому что полностью ему доверял. Вскоре приятель предложил папе выучиться на бухгалтера. Соответствующих курсов тогда было достаточно, но папа предпочел поступить на вечернее отделение экономического факультета. Еще через пару лет фирма приятеля развалилась, сам приятель эмигрировал, а мой папа продолжал учиться. Днем он подрабатывал где мог, по вечерам ездил на лекции. Он тогда уже овдовел, на какое-то время остался один со мной на руках, на год брал академический отпуск, но учебу не бросил. Более того, получив диплом, он поступил в аспирантуру, защитился и стал преподавать экономическую теорию. Многие полагают, что предмета скучнее придумать невозможно, но папины лекции настолько интересные и запоминающиеся, что у него нет отбоя от предложений разных ВУЗов.
– И сейчас мы подходим к самому интересному, по крайней мере, для меня? – высказывает предположение Егор. – Я наконец узнаю как юриспруденция покорила твое сердце?
– О себе сложно рассказывать, но я попробую. Лет до пятнадцати я не имела ни малейшей идеи относительно будущей профессии. У меня не было склонности к физике, черчению, программированию, я не видела себя историком или медиком и не чувствовала какого-либо творческого потенциала.
– А как же педагогика?
– К тому времени я к ней сильно охладела.
– И вдруг что-то произошло, что помогло тебе с выбором?
– Примерно так. В один прекрасный осенний день мы отмечали день рождения Майиной бабушки по отцу. Я всегда очень любила Майину бабушку, точнее, и сейчас люблю, поскольку она, к счастью, жива и здорова.
– Подожди-подожди, как бы мне не запутаться. Майя тебе не родная сестра?
– Сводная.
– И ты общаешься с её бабушкой? У вас на редкость дружная семья!
– Это точно, – подтверждаю я, чувствуя невольный прилив гордости.
– Прости, я перебил. Так что было дальше?
– Мы с Майей заехали на работу к её родному отцу, чтобы потом всем вместе отправиться к бабушке. Майин отец – партнер в строительной компании. Когда мы приехали, Майин папа сказал, что, к сожалению, у него осталось одно важное дело, которое он постарается завершить как можно скорее. Он устроил нас в небольшой комнатке, прилегающей к его кабинету. У Майиного папы были какие-то разногласия с контрагентом, тот прислал своего юриста, Майин папа также вызвал своего, и оба юриста устроили словесное побоище, за которым я наблюдала во все глаза. Юристы кричали, угрожали друг другу судебным разбирательством, размахивали документами, и конца этому не предвиделось. И тут на сцене появилось новое лицо – в кабинет вошла начальница юридического отдела. Она только что вернулась из суда и сразу была вызвана руководством. На решение проблемы у неё ушло не больше десяти минут, она расправилась с чужим юристом, не оставив тому шанса на сопротивление, и при этом ни разу не повысила голоса. Она просто цитировала по памяти статьи, прекрасно ориентировалась в законах и подзаконных актах, была в курсе судебной практики, демонстрировала безупречную логику и в итоге убедила всех, что именно её трактовка спорных пунктов в договоре является единственно правильной.
– И ты решила, что тоже так хочешь?
– Скорее, решила, что я так смогу, если очень сильно постараюсь. Я дружила с математикой, имела хорошую память и очень любила решать задачки на логику и внимание. Придя в тот день домой, я залезла в интернет, нашла там гражданский и налоговый кодексы, попыталась их читать и вскоре пришла к выводу, что юридические задачи могут оказаться похлеще любой головоломки. Я как следует поразмыслила, взвесила все за и против и в конечном итоге утвердилась в своем намерении поступать на юридический.
– Можно полюбопытствовать, какие аргументы были против?
– Хочешь, чтобы я раскрыла тебе свои слабые места? Да пожалуйста, они и так очевидны! Помнишь, я говорила про двух юристов, которые спорили между собой? Они ораторствовали и давили друг другу на психику. И хотя в том конкретном случае женщина их переспорила, я полагала, что неплохо было бы владеть подобными приемами. К сожалению, они совсем не в моем характере.
– Тебя беспокоило, что ты не сможешь оказать давление, если вдруг возникнет такая необходимость?
– Да. И еще больше я боялась, что не смогу должным образом противостоять давлению, оказываемому на меня.
Сказав это, я моментально мрачнею. Ну как так получилось, что в ходе невинного разговора мы прямиком вышли на мое скандальное увольнение, во время которого я наглядно продемонстрировала свою полную неспособность к сопротивлению?
Егор угадывает мое настроение и отводит глаза. Но на него я сейчас не злюсь, только на саму себя.
– Ты несколько лет провел в Германии. Не было искушения остаться там навсегда? – брякаю я первое, что приходит в голову, лишь бы прервать молчание.
– Был такой момент, но он длился недолго.
– Она была немкой или русской?
Егор неопределенно хмыкает, но я вижу, что попала в точку.
– Извини, это не мое дело, – говорю я.
Егор о чем-то задумывается, а потом, многозначительно глядя на меня, медленно произносит:
– Я тебе как-нибудь потом расскажу, ладно?
Вот так. Хорошо, что мы сидим в темноте и Егор вряд ли имеет возможность заметить мои пылающие щеки. Значит, состояние неопределенности для Егора позади, он принял решение. А я?
Я пытаюсь найти ответ, но понимаю, что его пока нет. Но это же нелепо! Я согласилась провести с ним весь день, я получала удовольствие от каждой минуты нашего общения, я, наконец, даже помыслить не могу о том, чтобы оттолкнуть его и отказаться от развития отношений. Но и дать согласие я тоже не могу. Что-то мешает мне это сделать.
– Если бы у тебя был шанс вернуться в прошлое, ты бы поступил так же? – вырывается вдруг у меня.
Черт, ну кто меня за язык то дергал? Глупее вопроса просто не придумать! Все равно, что спросить: ты застелил бы соломкой ту лужу, если бы знал, что в неё грохнешься?
Дурацкий, кретинский, бессмысленный вопрос, думаю я и вместе с тем напряженно жду ответа.
– Надеюсь, что нет, – тихо говорит Егор. – Я, наверное, всю неделю размышлял об этом. Я чувствовал себя препаршиво, и понимал, что это признак того, что я где-то совершил серьезную ошибку. Нельзя было уступать давлению начальника службы безопасности, когда он потребовал немедленных действий. Десять минут на анализ ситуации – и все, возможно, сложилось бы совершенно иначе. Как минимум, мне следовало лично связаться со спецом и обсудить ситуацию. Но я растерялся, проявил слабохарактерность и склонность к самообману, понадеялся, что следование указаниям сверху снимает с меня ответственность. Речь ведь о том, что я мог бы довериться тебе и попросить о содействии, правильно? Спец видел здесь неоправданный риск, и я имел глупость пойти у него на поводу. Я только что вступил в должность и вообразил, что обязан проявить преданность компании, думать только о нашей сверхзадаче, а собственные эмоции задвинуть куда подальше. Теперь то я понимаю, что моя настоящая задача – это руководить в первую очередь людьми, и настоящий риск – это потерять их уважение. Я не хочу относится к подчиненным, как к винтикам в механизме, однако именно на такое поведение меня спровоцировали, заставив пожертвовать тобой, словно фигурой в шахматной игре. Спец преследовал исключительно свою цель, но при этом как будто устроил мне проверку на вшивость, которую я не прошел. Но ты можешь даже не сомневаться в том, что я извлек полезный урок из всей этой истории и впредь не повторю своих ошибок.
Меня накрывает теплая волна облегчения, а в голове проясняется. Я неожиданно осознаю, что наиболее мучительным чувством, преследовавшим меня в течение минувшей недели, была не злость и не обида на Егора. Это было разочарование. Мучительное разочарование, губительное для отношений и оставляющее горький осадок в душе. Не знаю почему, но все предыдущие признания и объяснения на этот осадок повлиять не смогли, и только сейчас искренний ответ Егора пробил барьер. Осадок начал растворяться.
– Но видишь ли, Юль, – продолжает Егор, так и не дождавшись с моей стороны какого-либо отклика. Его голос неуловимо меняется, заставляя меня замереть в предвкушении. – Я, конечно, целиком и полностью признаю вину, но не могу при этом сказать, что мое неприглядное поведение вызывает у меня исключительно раскаяние. Посуди сама – не уволь я тебя, мы бы сейчас здесь не сидели.
Вероятно, мне уже пора что-нибудь сказать, но я не нахожусь с ответом. Ладно, молчание ведь знак согласия, правда? Может, Егору будет достаточно того, что я не возражаю?
Теплоход подходит к причалу и швартуется. Слышно, как наверху диджей прощается с пассажирами и благодарит всех за прекрасное путешествие. Егор встает из-за столика, подходит к борту и пытается что-то рассмотреть на берегу. Я тоже поднимаюсь и беру сумку.
– Я одного не могу понять, – снова вступает Егор. Видимо, он твердо решил заставить меня подать голос. – Как ты попала на свадьбу? Ты была в гриме и под чужим именем, но при этом общалась с брачующимися, как со старыми знакомыми. Они знали о твоем коварном плане? И за одним столиком мы оказались не без их помощи, так?
На той свадьбе не я одна была в гриме и под чужим именем, но Егору это знать совсем не обязательно. По крайней мере пока.
– Знаешь, – говорю я, подходя ближе. – Я тебе как-нибудь потом расскажу.
В глазах Егора как будто сверкают маленькие искорки. Иллюзия, думаю я. Что можно разглядеть в такой темноте?
В следующий миг Егор притягивает меня к себе, и я уже ничего не пытаюсь разглядывать, отдаваясь другим ощущениям.