Юля
И мы снова танцуем. Медленные танцы, быстрые танцы – для нас нет разницы. К счастью, мой парик держится на голове как влитой.
Наконец, после двух бешеных рок-н-роллов подряд (уже не под живую музыку), я начинаю чувствовать, что с меня довольно. На заплетающихся ногах я тихонько отхожу к стеночке. Ступни горят, перед глазами все плывет и сильно мучает жажда. Егор куда-то исчезает, но вскоре материализуется возле меня с двумя бокалами в руках. Я с наслаждением пью лимонад и осознаю, что ни есть ни танцевать меня больше не тянет.
– Пожалуй, я пойду подышу свежим воздухом, – сообщаю я.
– Хорошая идея, – поддерживает Егор.
Мы выходим на крыльцо, с которого открывается прекрасный вид на набережную.
Как прекрасно сменить душный зал с искусственным освещением на нежное вечернее солнце, какое наслаждение после дикого смешения французских ароматов вдохнуть полной грудью обычный прохладный чистый воздух!
Я расслабленно опираюсь на колонну, Егор стоит рядом и смотрит на меня с каким-то неясным ожиданием в глазах. У меня в ушах все еще звучит музыка, мысли немного путаются, но я вспоминаю о долге и, подавив вздох, приступаю к допросу.
– Знаешь, – с упреком говорю я, – Ты рождаешь во мне комплексы.
Ожидание в глазах Егора сменяется огромным знаком вопроса.
– Я имею в виду работу, – поясняю я. – Если ты возглавляешь направление, значит, ты большой начальник, да? И занимаешься ты организацией производства, а это не та сфера, где сильно помогут интриги или мохнатая лапа. Получается, ты к тридцати годам самостоятельно достиг серьезных карьерных высот. Здорово! А я вот уже три года на одной должности и плохо представляю, куда мне двигаться дальше…
Я сыплю намеками и внимательно отслеживаю реакцию собеседника. Несмотря на то, глаза у Егора темные, их нельзя назвать непроницаемыми. По крайней мере в данный момент. Все его чувства и эмоции читаются легко и безошибочно. Сперва он недоумевает и даже досадует из-за того, что я вновь завела шарманку о работе, затем смущается, потом сочувствует… Мои замечания о блате и интригах не производят на него ни малейшего впечатления. Или он великий артист, или его совесть в этом отношении совершенно чиста.
И дабы окончательно убедить меня в своей невинности, Егор разражается ответной речью.
– Наверное, мне есть, чем гордиться, – признает он, – но и банальное везение тоже было. И главным везением я считаю то, что я нашел свою дорогу с первой попытки. Работать по специальности я начал на старших курсах, после получения диплома несколько раз менял работу и каждый раз находил такое место, где я мог и себя проявить и научиться чему-то новому. Я как будто медленно, но верно поднимался по лестнице, не спотыкаясь и не сворачивая в сторону. Не у всех так получается. Кто-то останавливается не по своей вине, кто-то занимается делом, к которому не лежит душа… Пожалуйста, не впадай из-за меня в комплексы, – Егор легко касается моей руки. – Тебе всего двадцать пять, и ты, как я понял, работаешь в небольшой фирме. Если тебя волнует карьера, то, может, задумаешься о переходе в другую организацию?
«Я перешла в другую организацию, и ты пустил мою карьеру под откос!» – проносится у меня в голове, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не отдернуть руку и не врезать Железнову в солнечное сплетение.
Спокойствие, только спокойствие. Обиды побоку, сейчас не до них. Надо сосредоточиться на деле.
– Уговорил, комплексовать не буду, – с напускным весельем говорю я. – Тем более, что быть начальником – это не сахар. Не представляю себя в качестве руководителя, раздающего приказы и вершащего судьбы. А тебе, кстати, легко удается сохранять авторитет и ладить с подчиненными?
Вот это я вдарила! Лицо Егора белеет и искажается, его пальцы на моей руке напрягаются, он судорожно вдыхает и как будто не может выдохнуть.
В следующий миг Егор снова обретает контроль над своим телом, натужно улыбается и даже находит силы ответить на мой вопрос.
– Нормально, – он небрежно пожимает плечами. – Все приходит с опытом.
Очевидно, я попала в цель. Что же мне теперь делать, бить дальше? Но как? И чем вызван его болезненный отклик на мои слова, неужели, угрызениями совести? Из-за меня или каких-то иных грехов?
Я смотрю на Егора и понимаю, что не сумею вызвать его на исповедь. Он закрылся, спрятался под маской беспечности и невозмутимости, а его глаза действительно стали черными и непроницаемыми. Мне становится неуютно. Хочется вернуть ту легкость, что еще недавно была между нами. Это нелепо, но я даже чувствую некоторую вину за то, что так сильно расстроила Егора. Умом я понимаю, что если кто здесь и виноват, то это как раз Егор, но увы, не ум сейчас правит бал в моей голове.
Я испортила чудесный вечер, горестно констатирую я. А, может, не до конца испортила? Егор все еще стоит рядом и уходить, кажется, не собирается.
– В мае такие чудесные вечера! – Банальностью о погоде я пытаюсь продемонстрировать готовность сменить тему. Егор заметно расслабляется.
– Ты очень хочешь торт? – неожиданно спрашивает он.
– Какой торт? – не понимаю я.
– Я узнал по секрету, что ожидается пятиярусный свадебный торт. Занятное, вероятно, зрелище, но лично я обошелся бы и без него. А ты?
– Думаешь, девушка с моим аппетитом никогда в жизни не откажется от сладкого?
– Ну, речь ведь идет не просто о сладком.
– Я не хочу есть. И вообще, – я медленно втягиваю прохладный воздух, – предпочла бы не возвращаться. Натанцевалась я как минимум на месяц вперед, наелась…
– На неделю? – подсказывает Егор.
– Вот еще! Я же не пустынная ящерица!
– Какая ящерица?
– Живущая в пустыне. Мне…
Вот зараза! Чуть было не выболтала про Сентябринку, которая, учась на биофаке, часто делилась забавными рассказами о животном мире. Хорошо, что успела в последний момент прикусить язык. Нет уж, от личных подробностей следует держаться подальше. Кто знает, куда бы меня занесло при объяснениях…
– В общем, они наедаются впрок, – неловко заканчиваю я. – Но это не мой случай.
– То есть, завтрак по расписанию? – слегка прищурившись, уточняет Егор, как будто намекая, что он не отказался бы от завтрака в моей компании.
Наверное, мне следует возмутиться, но вместо этого я чувствую странную слабость в коленках.
– Моя сумка осталась в зале, – спохватываюсь я.
– Хочешь, я принесу? И можно будет немного прогуляться, – Егор неопределенно кивает в сторону набережной. – Кроме сумки ничего не надо?
– Например, кусок торта на случай, если я все-таки оголодаю? Нет, только сумку, пожалуйста.
Егор скрывается в дверях и вскоре выходит с моей сумкой в правой руке и бутылкой вина в левой.
– Я подумал, чего добру пропадать? – улыбается Егор в ответ на мой удивленный смешок.
– Мы будем пить прямо из горлышка?
Егор гордо фыркает и вытаскивает из кармана бокалы.
– Ты их украл? – у меня расширяются глаза.
– Я за них честно заплатил официанту. Хотя подозреваю, что их спишут как разбитые.
– «Сабрина», – вырывается у меня.
– Что, прости?
– Ты смотрел старый фильм «Сабрина» с Одри Хепберн? Там мужчина, в которого влюблена героиня Одри, собирается пить с ней шампанское вне дома, прячет фужеры в задних карманах, а потом, забывшись, садиться прямо на них. С весьма печальными последствиями, как ты понимаешь.
Егор смотрит на меня со смешанным выражением иронии, любопытства и искушения. Как будто ему импонирует упоминание о влюбленности, но озадачивает намек на неромантичные раны героя-любовника.
«Я снова могу читать по его лицу!» – с глупой радостью осознаю я.
– Я не собираюсь прятать бокалы, – изрекает, наконец, Егор. – Предлагаю сразу же употребить их по назначению.
Вскоре мы уже стоим у парапета, наслаждаясь почти летним теплом и распивая вино. Говорить не хочется. Егор тоже безмолвствует, но в нашем молчании нет ничего тягостного и напряженного. Наоборот, мне очень душевно молчится в его компании. Благостную тишину нарушает лишь щебет воробьев и редкие гудки теплоходов. Цветущая яблоня дурманит ароматом, на другом берегу реки пронзительно золотятся купола храма… Идиллия.
Как все-таки здорово, что стоит такая хорошая погода, что «Парнас» находится в столь живописном месте, что поблизости нет ни одного открытого кафе, отпугивающего потенциальных клиентов оглушающей музыкой, и совсем отлично было бы…
Я невольно вздыхаю.
– Что случилось? – тут же реагирует Егор.
– Трава выглядит так соблазнительно, – я показываю на откос за оградой. – Вытянуть бы сейчас ноги…
– В чем проблема? – Егор ловко перемахивает через низкое ограждение, снимает смокинг и расстилает его под березой. – Тебе помочь?
Он возвращается ко мне и в мгновение ока перетаскивает меня на другую сторону. Я сажусь на смокинг, скидываю туфли, вытягиваю ноги и издаю блаженный стон. Красота!
Егор тоже опускается на траву и, опираясь на локти, смотрит вверх.
– Как по-твоему, на что похоже это облако?
Я поднимаю голову и сразу понимаю, что он имеет в виду. Рядом с плотной массой облаков одиноко висит причудливое белоснежное нечто.
– На карету, – немного поколебавшись, отвечаю я.
– Из тыквы?
– Подождем до полуночи, тогда узнаем.
– Боюсь, в полночь мы ничего не сможем увидеть.
– Да, наверное.
Егор отрывается от созерцания небес и переводит взгляд на меня.
– В полночь можно найти более интересное занятие, – вкрадчиво произносит он.
Я пристально смотрю в его карие глаза, сердце сбивается с ритма, и уколы тысячи маленьких иголочек поднимаются от кончиков пальцев вверх по телу.
Наши губы встречаются, и время останавливается.
– Мы сошли с ума, – констатирую я примерно через вечность, пытаясь восстановить дыхание. – Ну просто пара желторотых студентов!
– Не знаю как ты, а я лишь недавно вышел из студенческого возраста, – заявляет Егор, и я, учитывая нашу разницу в возрасте, не могу удержаться от смеха.
– Каюсь, с моей стороны это был неуместный снобизм, – признаю я.
– Женщина, способная к самокритике – это же просто непреодолимый соблазн!
Я слегка пугаюсь, что он прямо сейчас захочет продемонстрировать всю силу моей непреодолимости. Признаюсь, мое тело жаждет именно этого, но в целом ситуация меня смущает. Егор каким-то чудом улавливает мое настроение и отстраняется.
– Хочешь еще погулять? – предлагает он.
– Неплохо бы… – Я с сомнением гляжу на туфли.
– Слушай, а ты не могла бы меня здесь подождать? Минут десять-пятнадцать?
– Конечно, – соглашаюсь я, весьма озадаченная.
Егор поднимается с травы, перелезает через парапет и вскоре исчезает из виду.
Сквозь туман в голове робко пробивается писк здравого смысла, требующий потратить отпущенное мне время на размышления о том, что происходит и чем все может кончиться, но я беспечно отвергаю его занудные претензии. Мне гораздо приятнее вызывать в памяти образ Егора: темные глаза под широкими бровями, сильные руки, волосы, слегка небрежно падающие на высокий лоб, четко очерченные губы…
Егор возвращается раньше, чем я успеваю вдоволь насладиться воспоминаниями.
– Нина, – говорит он, и я вздрагиваю. Чужое имя несколько возвращает меня к реальности. – Мне бы хотелось сделать тебе подарок. Конечно, ты можешь счесть это не совсем уместным…
Подарок? Мои мысли встают торчком. С чего вдруг он решил озаботиться подарком для меня? Действительно, мне это кажется неуместным. Мы так хорошо сидели…
Вдруг я замечаю, что его глаза смеются.
– Все может быть, но я готова рискнуть и ознакомиться с подарком, – милостиво отзываюсь я.
И тут Егор достает из-за спины пару светлых парусиновых туфель на резиновой подошве.
Я с невольной улыбкой рассматриваю неожиданный дар и просто не знаю, как реагировать.
– Не хочешь примерить?
Я послушно обуваюсь. Туфли сидят отлично. Не знаю, где он сумел их купить, но очевидно, что не в дешевом магазине. Да на ближайших улицах таких и не водится.
– Удобно? Пойдем гулять? – Егор протягивает мне руку, не давая погрузиться в сомнения.
Я поднимаюсь на ноги, слегка неловко подхватываю полуоткрытую сумку, и из неё вываливается мой сотовый. Егор быстро наклоняется, подбирает телефон, но вместо того, чтобы вернуть его мне, включает дисплей и набирает номер. Из его кармана тут же доносится мелодия.
– Ты ведь не возражаешь? – Егор сбрасывает вызов и протягивает мне трубку. Я только качаю головой и прячу телефон в сумку.
И мы отправляемся в путь. Старые туфли мне приходится нести в руках, у Егора через плечо перекинут смокинг, так что выглядим мы донельзя оригинально, но нас это не сильно тревожит. Мы наслаждаемся жизнью. Взбираемся по холмам, бродим по старому кремлю, едим мороженое в стаканчиках. Изрядно устав, присаживаемся в довольно уютном кафе и угощаемся вином, пусть не таким изысканным, как на покинутой свадьбе, но вполне терпимым. Когда совсем темнеет, Егор заказывает такси, и мы куда-то едем по ночному городу, тесно обнявшись на заднем сидении и украдкой обмениваясь поцелуями.
Потом мы оказываемся в квартире Егора, где я немедленно чувствую настоятельную потребность уединиться.
Ванная комната сияет свежим ремонтом. Я споласкиваю руки, вяло сожалея о невозможности нормально умыться, как вдруг мой рассеянный взгляд фокусируется на отражении незнакомого лица. Неожиданно меня охватывает сильнейшее смятение.
Суровая действительность обрушивается снежным валом. Осознание того, где и с кем именно я нахожусь, вызывает неприятные спазмы в желудке. Облокотившись о раковину, тяжело дыша, я пристально смотрю в зеркало и едва подавляю рвотные позывы, вызванные не столько потребленным алкоголем, сколько ненавистью к самой себе.
Как я могла настолько забыться? Кого я сочла соблазнительным и неотразимым? Что мне теперь делать и как выбраться отсюда?
– Нина, с тобой все в порядке? – раздается голос Железнова.
Я в панике зажмуриваюсь. Мысли мечутся в поисках выхода, меня начинает бить дрожь, к горлу поднимается ком. Тогда я делаю несколько глотков прямо из-под крана, брызгаю в лицо водой и пытаюсь взять себя в руки.
– Нина! – Железнов стучит в дверь.
– Все в порядке, – выдавливаю я. – Только…
Я протрезвела настолько, что просто не могу назвать его по имени. Ладно, придется обходиться без обращения.
– Я совершила ошибку, – торопливо говорю я. – Мне не следовало сюда приходить… Прости, что, ввела тебя в заблуждение, но мне срочно нужно домой. Пожалуйста, вызови такси…
– Нина, выходи из ванной, и мы все обсудим, – медленно и спокойно произносит Железнов.
Делать нечего, я щелкаю задвижкой. Мне страшно до обморока – почему-то кажется, что Железнов сейчас раскусит мой обман, поймет, кто я такая…
Разумеется, этого не происходит. Да и с чего бы?
Лицо Железнова выражает лишь искренне беспокойство. Он усаживает меня в кресло, дает стакан с водой и осторожно спрашивает:
– Тебе действительно нужно домой или ты просто опасаешься… то есть, не хочешь здесь оставаться?
Я не знаю, что ответить, и он поспешно продолжает:
– Уже очень поздно, и мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала. Если тебя никто не ждет, или если можно позвонить и предупредить, чтобы о тебе не волновались, я предоставлю в твое распоряжение комнату, а сам устроюсь в соседней. Утром ты сможешь спокойно уехать.
Нет, это невозможно. Я не могу остаться с ним в одной квартире. Его присутствие угнетающе действует на мою психику. Мне хочется ударить его, разреветься в его объятиях, обвинить во всех своих несчастьях, признаться ему во всем…
С другой стороны, а куда мне податься? К родителям? Бррррр, только не это. Мама моментально догадается, что со мной что-то не так, вытрясет все подробности, и я сгорю со стыда. К Майе? Результат будет аналогичным. Конечно, рано или поздно перед Майей предстать придется, но пока я не способна на подобный подвиг. И не будем забывать, что в данный момент я попросту пьяна, пусть не вдрызг, но все равно изрядно, поэтому ехать сейчас куда-то – не лучшая идея.
Положение абсолютно безвыходное…
Через полчаса я лежу на диване, в темноте и в гордом одиночестве, облаченная в мягкую, приятно пахнущую мужскую рубашку. Мое великолепное платье бесформенной копной валяется на ковре, рядом покоится парик.
Я говорю себе, что лучшее, что я могу сделать в данных обстоятельствах – это уснуть, но мозг не подчиняется команде. Сознание как будто раздваивается. Я упорно пытаюсь соотнести образ Железнова – бездушного и жестокого начальника – с очаровательным молодым человеком, спящим сейчас за стеной, и у меня ничего не получается. Зато в глазах начинают закипать слезы.
Вытерев лицо рукавом рубашки, я кое-что вспоминаю. Вытаскиваю контактные линзы и бросаю их на ковер. Так то лучше. И реветь удобнее.
С этой утешительной мыслью я обнимаю подушку и проваливаюсь в благотворный сон.
Майя
Кажется, наша псевдосвадьба благополучно катится к счастливому финалу. Радостные молодожены уже заканчивают борьбу с огромным тортом и, насколько я в курсе, сразу после победы собираются удрать.
В целом, все прошло даже легче, чем можно было ожидать. Личность невесты ни у кого сомнений не вызвала. Это, впрочем, как раз понятно. Все-таки, у людей нет привычки приходя на свадьбу первым делом интересоваться – а не фальшивые ли, часом, новобрачные?
Меня, признаться, больше напрягала необходимость принимать поздравления и поддерживать светский разговор. С учетом крайне ограниченного времени на подготовку, мы с Сентябриной элементарно могли при этом что-нибудь напутать или переврать. Но, благодаря специфическому подбору гостей, оказалось, что волноваться не о чем. Многие Элеонору никогда прежде не видели, а из тех, кто пару раз с ней встречался, не нашлось желающих вести с невестой долгие беседы и предаваться сентиментальным воспоминаниям.
Одну накладку я чуть было не спровоцировала самолично. Я пригласила на свадьбу Глеба (благодаря оперативно налаженному контакту с организатором свадьбы проблем с внесением в списки нового гостя не возникло) и решила, что он будет изображать друга жениха. Вот только жениху я его представить не удосужилась и исправила свое упущение только тогда, когда свадьба была уже в полном разгаре. Но даже подобная беспечность сошла нам с рук.
Конечно, у меня были колебания относительно того, насколько следует посвящать Глеба в суть происходящего. С одной стороны, я не сомневалась в его умении держать язык за зубами, с другой – речь шла не о моих проблемах и тайнах. Сперва я даже хотела томить Глеба в неведении по крайней мере до воскресенья, но вскоре сообразила, что из этого ничего не выйдет. Слишком значительна была моя собственная роль в качестве тайного агента на свадебном банкете. Мне предстояло не расставаться с телефоном, все время быть рядом с Сентябриной и вообще неустанно контролировать обстановку. Глеб должен был быть слепым, глухим и тупым как пробка, чтобы не понять, что происходит что-то нетипичное и странное.
В итоге я вывалила своему спутнику всю правду. Отсмеявшись, Глеб с готовностью согласился скрасить конец напряженной рабочей недели столь забавным мероприятием и обещал всячески демонстрировать твердую веру в долгую и счастливую совместную жизнь молодых.
Вот только познакомиться с этими молодыми позабыл.
Последние сладкоежки получили кусок торта, и сейчас, вероятно, состоится торжественное отбытие жениха и невесты в свадебное путешествие (продолжительностью в три квартала, но стоит ли об этом?).
А, нет, что-то еще готовится…
Ой, неужели Сентябрина будет кидать букет?
Жаль, что Глеб пропустит это зрелище. К сожалению, за прошедшие полчаса ему просто оборвали телефон. Сперва Глеб пытался перенести все разговоры на более подходящее время, но потом сдался и вышел из зала, пообещав вернуться как можно скорее.
Я в гордом одиночестве сижу за столиком и с интересом наблюдаю, как на расчищенную площадку перед танцполом выбирается стайка желающих окольцеваться дам.
– Милочка, а вы что же? – Я не сразу понимаю, что пожилая леди, сидящая невдалеке, обращается ко мне.
– У вас очаровательный молодой человек, но вы пока не женаты, не так ли? – Тут она мне подмигивает, отчего я ненадолго теряю дар речи.
Холера все возьми, наверное, мне действительно следует принять участие в аттракционе. Все-таки подружка невесты…
Я неохотно поднимаюсь, подхожу к площадке и скромно встаю позади всех. Странно, почему я так скованно себя чувствую? Может, потому, что невеста поддельная, а среди девиц, готовящихся к прыжку, нет ни одной моей знакомой? Юля бы пригодилась, но она куда-то испарилась на пару с Железновым. Кажется, они неплохо поладили…
Сентябрина на танцполе поворачивается, размахивается, и тяжеленный букет, весом которого я еще до свадьбы успела впечатлиться, со свистом летит прямо в меня. Я автоматически поднимаю руки чтобы уберечь лицо от прямого контакта с цветочками, как вдруг чей-то каблук врезается мне в пальцы правой ноги, а мощный зад толкает в живот. Завершающий удар затылком в лоб отправляет меня в нокдаун. Сверху шлепается букет.
Испуганные вскрики, писки, извинения. Меня общими усилиями поднимают, провожают до стола и в качестве сомнительного утешения кладут рядом пахучий веник, из-за которого все и случилось.
– Простите, я не знала, что вы стоите так близко… – в который раз извиняется девушка, сбившая меня с ног.
– Все в порядке, я сама виновата, что подошла позже всех… – несу я очевидную чушь в надежде, что корпулентная дива успокоится и уберется восвояси. Я и правда не держу на неё зла, просто очень хочу остаться одна, чтобы без свидетелей оценить ущерб здоровью.
– Мне показалось, букет летит мне прямо в руки!
Она что, никогда не уймется? О, идея!
– Так оно и было, – горячо подхватываю я. – Если бы я не стояла сзади, вы бы обязательно его поймали. Так что, думаю, вам следует его взять. Букет ваш по праву!
– Ой, что вы! – пугается девица и начинает отступление. – Конечно же он ваш! Так значит, с вами все в порядке? Рада была познакомиться…
Вуаля! Я наконец-то предоставлена самой себе. Расчет был простой: или моя соперница в битве за букет заберет цветы и отчалит, или испугается, что её назойливое внимание расценят как зависть, и поспешит оставить меня в покое.
Голова уже не гудит, с ногой дело обстоит гораздо хуже. Собрав волю в кулак и приготовившись к страшному зрелищу, я осторожно снимаю туфлю. К счастью, все не столь ужасно, как мне представлялось. Вместо раздробленных костей – всего лишь багровый синяк. Пальцы на ноге шевелятся. Будем считать, что я легко отделалась.
Костик и Сентябрина между тем выбрались на свободу. Облегчение, которое я в связи с этим испытываю, оказывается очень хорошим обезболивающим. Подумаешь, небольшой синяк! Зато не нужно больше неустанно бдить, преследовать молодоженов, пытаться все видеть и слышать и быть готовой немедленно устранять любые возникшие проблемы. Не то, чтобы мое бдение сегодня особо пригодилось – ведь уже можно об этом говорить, не боясь сглазить? – но покуда молодые не покинули банкет, расслабляться я не имела права.
– Что это? – прерывает мои размышления Глеб, с удивлением уставившийся на потрепанную связку цветов, лежащую на его стуле.
– Невеста кинула в меня букетом, – поясняю я, перемещая пестрый веник на стол.
– За что?
– Наверное, за бесценную помощь в качестве подружки невесты. Так что теперь я следующая, кто должен выйти замуж, точнее…
Я хочу добавить, что фальшивая свадьба, вероятно, обесценивает примету, и пожаловаться на боевые раны, полученные в борьбе за трофей, но мне мешает мобильник Глеба, издающий жуткий звук на виброрежиме. Глеб бросает взгляд на дисплей и закатывает глаза к потолку.
– Извини, придется опять тебя покинуть.
– До завтра вернешься? – меланхолично интересуюсь я.
– Сейчас устрою втык одному раздолбаю, отключу телефон и буду в твоем полном распоряжении, – торжественно обещает Глеб и удаляется.
Минут пять-десять я терпеливо жду. Глеб не возвращается, зато пробуждается мой сотовый. Номер незнакомый, но я легкомысленно нажимаю кнопку приема и тут же вздрагиваю от дикой какофонии, несущейся из трубки. Полуплачущий визгливый женский голос пытается мне что-то сказать, но все перекрывает оглушающий собачий лай, и я не могу разобрать ни одного слова. Некоторое время я позволяю истеричной даме терзать мои барабанные перепонки, потом отключаюсь и в воцарившейся относительной тишине пытаюсь сообразить, как лучше поступить.
Все дело в том, что я её узнала, эту истеричку. Клиентка, будь она неладна. Заказчица, стоившая мне кучу сил, времени и нервов и от которой я, как мне казалось, благополучно избавилась пару недель назад. Теперь очевидно, что мой наивный оптимизм был преждевременен.
Сорокапятилетняя Амалия, богатая дочка и еще более богатая вдова, продала доставшуюся в наследство двухуровневую квартиру и решила построить особняк в соответствии со своим тонким вкусом и художественным видением. Она привела в восторг руководство нашей фирмы готовностью платить любые деньги, вот только архитекторы и прочие специалисты после первых плачевных опытов категорически отказались вести какие-либо переговоры с Амалией без моего посреднического участия, из-за чего меня досрочно выдернули из отпуска. Честно говоря, я считаю, что продемонстрировала высший пилотаж, добившись того, чтобы утвержденный в конечном итоге проект не противоречил ни требованиям клиентки, ни законам физики.
Месяц назад строительство и отделка дома были закончены, Амалию все устраивало, и она собиралась въезжать. Вот и въехала…
Зараза, что там могло случиться? Придется перезванивать и вникать, все равно от Амалии не спрятаться, не скрыться. Только сперва надо найти тихое местечко. До коридора мне сейчас не доковылять, это ясно. Остается комната для курения, она значительно ближе.
Будем жертвовать легкими…
Дабы укрепить меня в жертвенном порыве, телефон снова начинает звонить. Сжав зубы и навесив на лицо безмятежное выражение, я добираюсь до курилки, обессилено падаю на диванчик и подношу трубку к уху.
Возмущенные вопли и слезные стенания Амалии доводят меня почти до мигрени, но в ситуации я в конце концов разбираюсь. Хоть и не могу уразуметь, по какой причине Амалия полагает, что именно я должна разруливать последствия её прибамбасов, пардон, порывов вдохновения.
Каюсь, в ходе работ мне не во всех случаях удалось заземлить полет безумной фантазии состоятельной клиентки. Одним из моих провалов стала парадная лестница. Амалия категорически настаивала на том, чтобы эта часть интерьера была полностью зеркальной. Можете себе представить подобное извращение?
Никакие доводы, уговоры и аргументы не могли заставить Амалию отказаться от её идеи фикс. Потратив километры нервов, я достигла лишь скромных результатов: клиентка согласилась, чтобы горизонтальная поверхность ступеней была матовая, с нескользящим покрытием. За это Амалия отыгралась на нижней части ступеней – потребовала, чтобы они были не просто зеркальные, а сделанные из кривых зеркал, поскольку так смешнее и оригинальнее (действительно, куда уж оригинальнее: гость поднимается по лестнице, а следом идет хозяин и ухихикивается).
И вот результат налицо – любимая карманная собачка хозяйки наотрез отказывается подниматься по зеркальному кошмару. Не удивительно – с её размерами она в каждой ступеньке видит свое искаженное отражение. Как следствие – Амалия висит на трубке и ждет от меня помощи. Интересно, я ей что, дрессировщик?
Предвижу, что совет накрыть лестницу ковровой дорожкой не будет принят с восторгом. Что же остается? Построить для псинки специальный лифт? Ага, и меня же потом заставят учить собачку пользоваться подъемником. Почему сама Амалия не может отнести свою питомицу на руках куда ей требуется? Видела я это сердитое тяфкающее чудо ростом с крысу – в сумку сунешь и даже дополнительной тяжести не почувствуешь…
На этот вопрос я тут же получаю развернутый комментарий: оказывается, Амалия может переносить свою нервную шавку на руках, а домработница – нет. Она её кусает. В смысле, собачка кусает домработницу, а не наоборот. А поскольку иногда зверушку приходится оставлять дома, складывается безвыходная ситуация, ведь собачий домик (а скорее, дворец) установлен на втором этаже.
Ладно, какие еще варианты? Сменить домработницу? Приставить к окну второго этажа лестницу и научить собачку по ней взбираться? Убедить псинку обходиться первым этажом в отсутствие хозяйки? Построить еще одну лестницу специально для собачки?
– А это возможно? – врывается в мои размышления голос Амалии. Упс, оказывается, я озвучивала свои рацпредложения прямо в телефон.
– Э–э… я думаю… вполне возможно, – я лихорадочно вспоминаю план первого этажа. – Слева у вас зимний сад, но справа, мне кажется, достаточно места для узкой лесенки. Уверена, мы сможем вписать её в интерьер…
– Да!!! – вопль Амалии оглушает меня всерьез и надолго. – Вписать в интерьер! Это гениально, Майя! Специальная лестница для домашнего питомца станет изюминкой моего дома! Сегодня уже поздно, поэтому встречаемся завтра прямо с утра! У меня уже столько идей! Скажем, винтовая лестница… или из цельного дерева… обвить лианами…
Может, напомнить ей, что у неё собака, а не обезьяна? И какое еще завтра?
– Амалия, – говорю я не терпящим возражений тоном, – завтра воскресенье. У меня выходной. Один день вы прекрасно сможете носить песика на руках, а в понедельник я вас жду в десять часов в моем кабинете. Всего наилучшего.
Я отсоединяюсь и с трудом преодолеваю искушение отключить телефон – не дай бог, снова начнет трезвонить. Голова гудит. Посидеть бы сейчас в тишине и уединении, расслабиться…
Через пару столетий я принимаю героическое решение вернуться в зал. Глеб, наверное, меня уже потерял. Кажется, я провела в курилке целую вечность, не удивлюсь, если обнаружу, что все гости благополучно откланялись.
Я выхожу из укрытия и убеждаюсь, что народу действительно стало значительно меньше. Не исключено, конечно, что оставшиеся гости окажутся крепкими орешками и будут гулять до утра, но лично меня такой вариант совсем не привлекает – мои планы на остаток вечера гораздо романтичнее.
Только… Где же, все-таки, Глеб?
Я усаживаюсь за пустующий столик, оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь, что Глеба действительно нет поблизости. Внезапно надо мной раздается хрипловатый женский голос:
– Вы, случайно, не Глеба Майорова ждете?
Я в недоумении поднимаю глаза на незнакомую молодую женщину. Отчего-то вид её мне крайне неприятен. Окрашенные в морковный цвет волосы, прищуренные глаза, капризно выпяченная нижняя губка, тоненькие ручки с просвечивающими венами, полное отсутствие бедер и при этом неестественно пышная, наполовину обнаженная грудь – зрелище на любителя, коим я однозначно не являюсь.
– А он недавно уехал, я сама видела, – сообщает красноголовая девица и, не спрашивая моего согласия, присаживается рядом.