Za darmo

Африканские страсти

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Про кошачьих лемуров известно много. Про них снимают фильмы, они живут в зоопарках и заповедниках. Людей они не боятся. В природе они живут большими семьями, и этой большой компанией разоряют деревни, сады и огороды. Но если на них погромче крикнуть, они тут же уберутся, как бы говоря: «Пардон, мадам, ничего личного, просто кушать хочется!». А вот личность серого «медведика» я так и не смогла установить.

Главным лемуром на Мадагаскаре считается индри. На вид это такой серо-коричневый зверек, чем-то похожий на кота или на небольшого медведя. Это очень непубличный зверь, он живет в глубине лесов и сторонится людей. Название «индри» ему дал французский исследователь Соннер. Когда он шел по лесу в поисках лемуров, его проводник вдруг закричал: «Индрис!», что значило: «Глянь-ка на это!». Так был открыт этот тип лемуров для европейцев. А местные племена называют его «бабакуту», что в переводе значит «папа». Выходит, они что-то такое подметили в его поведении, если назвали папой, или паханом. Что еще меня поразило в Макаре, так это умные карие глаза. У других лемуров глаза как пуговицы, никакого интеллекта не демонстрируют, а в глазах Макара читалось глубокое знание жизни. Проще всего было бы причислить Макара к лемурам индри и на этом успокоиться, но говорят, что индри в неволе не живут, а Макар прожил в посольстве несколько лет.

Есть еще бамбуковые и тростниковые лемуры. Они тоже серенькие, но глазки у них такие же глупенькие, как у большинства лемуров. Среди мышиных лемуров тоже попадается вид, который местные называют «Маки». Может быть, местные сказали, что это маки, а наши назвали его за это Макаром? Но мышиные лемуры совсем маленькие, а этот был ростом с взрослого коалу. Так я и не идентифицировала Макара. И теперь уже никогда этого не сделаю, потому что образ его постепенно стал стираться из моей памяти, ведь видела я его всего один раз. Буквально через несколько дней мой сын сказал мне, что кто-то открыл клетку и Макар удрал.

А вот кошачьи лемуры, напротив, никуда удирать не собирались. Они остались жить в посольстве. Причем они очень умело пользовались всеми благами, которые посольство могло им предоставить. Спали они в креслах на балконе у одной семьи, завтракать ходили к другой семье, обедать к третьей, ужинать к четвертой, а для развлечений они выбрали себе пятую жертву. Ею стала жена директора школы.

Это была милая девочка, вчерашняя выпускница вуза, учительница математики. Она была невысокого роста, вся такая кругленькая, беленькая, пухленькая с нежным румянцем и ямочками на щечках. Эти бандиты, кошачьи лемуры, похоже, влюбились в нее, но любовь свою демонстрировали как первоклассники. Они ее подкарауливали на улице, мастерски маскируясь где-нибудь в кустах, набрасывались на нее сзади и начинали ее щипать, щекотать, дергать за волосы, хватать за нос, за уши, мять и пачкать грязными лапами одежду. Бедняжка даже боялась одна выходить из дома. Ей приходилось всюду ходить вместе с мужем. Когда она была не одна, а в сопровождении мужа или еще какого-нибудь мужчины, лемуров не было видно даже поблизости. Стоило ей выйти одной, как эти бандиты тут же на нее нападали.

Было совершенно непонятно, что делать с этой бандой. Разобрать их поведение на собрании и пристыдить было невозможно. Снова посадить их в клетку – не гуманно, да и бессмысленно, опять нашелся бы кто-нибудь сердобольный, кто бы их тут же выпустил на волю. Выгнать их из посольства было невозможно, потому что им нравилось жить в посольстве. Вообще у местных племен есть легенда о том, что давным-давно в лесу жили мужчина и женщина. У них было много детей. Одни их дети расчистили от леса клочок земли, засеяли его рисом и стали жить своим трудом. Так появились люди. А остальные дети тех же родителей ушли в леса и предпочли вести праздный образ жизни. Так появились лемуры. Так неужели эти лодыри и лежебоки уйдут куда-то из такого халявного рая? Нет, способным уйти оказался только серьезный авторитет, Макар.

Кстати, лично у меня есть большое подозрение, что клетку открыл не кто иной, как мой муж. Он очень не любил, когда его фамилию упоминали всуе. А тут такая параллель, такие ассоциации: в посольстве всем заправляет посол Макаренко, а в клетке всеми командует пахан Макар. Ну, как такое можно вынести?!

МАХАРАДЖА ИЗ МАНАКАРЫ

Манакара это крохотный населенный пункт (по российским меркам забытая богом деревенька) на южном берегу Мадагаскара. В Манакару мы прибыли по приглашению местного бизнесмена Вахтанга Махарадзе. Он там окопался давно, и всех российских послов возил к себе в гости, чтобы те поближе познакомились с местной действительностью. Иными словами, методом погружения он наглядно показывал послам, куда они попали, и очень ненавязчиво объяснял, как тут надо себя вести, чтобы добиться хоть какого-то взаимопонимания с местным населением.

Кстати, путем несложного лингвистического анализа мне удалось установить, что они с моим мужем тезки. Вот как это произошло. Один датский предприниматель, господин Акисон, называл и моего мужа, посла Макаренко, и бизнесмена, Махарадзе, одинаково: мистер Махараджа. Я начала скрести в затылке. Ну, с Макаренко все ясно, это украинская огласовка греческого имени Макари, или Макариос, что значит «блаженный». Спросили Вахтанга Георгиевича, что значит его фамилия. Он ответил, что в основе лежит грузинское слово «махарабели», что тоже значит «блаженный». Получается, что это просто грузинская огласовка того же самого греческого слова. Два блаженных встретились на благословенном острове Мадагаскар. Вот что из этого получилось.

Для начала скажу несколько слов об этом незаурядном человеке. Внешне это был кряжистый, плотно сбитый мужчина, этакий Жан Габен ирландского разлива. Почему ирландского? Да потому что он был рыжий, светлоглазый, с кожей совершенно свекольного цвета, как будто он был моряком и только что вернулся из кругосветки. Кстати морская тематика ему была очень близка, он даже ходил в какой-то длительный поход на научно-исследовательском судне. И там у себя в каюте умудрился устроить аквариум для морских рыб с проточной водой.

По образованию Вахтанг Георгиевич был простым фельдшером. Хотя из простых фельдшеров редко получаются граждане вселенной, так что вернее было бы сказать, что он был непростым фельдшером. Еще в студенческие времена он удивлял своих однокашников тем, что зарабатывал себе на жизнь тем, что служил ночным санитаром в морге. Это значит, что он всю ночь проводил запертым в подвальном помещении без окон в обществе покойников. У бедного Хомы Брута после одной такой ночки крыша поехала, а этому хоть бы хны.

Итак, мы видим, что интересы у нашего героя были самые разнообразные: и медицина его интересовала, и море его манило, и уж, конечно, дальние страны притягивали. Тяга к путешествиям, скорей всего, была у него в крови по той простой причине, что в этот мир он явился от смешанного брака: мама у него была украинка, а папа грузин. Вырос он в Тбилиси, в молодости много колесил по свету, потом осел в Москве, где начал свой бизнес, а уж потом рванул на Мадагаскар. На Мадагаскаре он большую часть своего времени проводил в столице, в Антананариву, ведь только там можно было встречаться с другими бизнесменами и заключать какие-то сделки. Основные же его угодья были в Манакаре, это селение в двух днях езды по бездорожью джунглей на «Хаммере». В Манакаре у него была плантация кофе и какао, но, скорей всего, там нечем было хвастаться, поэтому он нас даже близко к этим своим владеньям не подводил.

Управляющим на его плантации работал какой-то молдаванин. Этот парень в душе тоже был авантюрист, как и Вахтанг Георгиевич. Но только он был авантюристом безответственным. Поддавшись на внешне заманчивую аферу, коих после распада союза у нас в стране стало пруд пруди, он рванул из Молдавии, где тогда шла война, со всей своей семьей (а это молодая жена и две маленькие девочки) на Мадагаскар. На Мадагаскаре его, естественно, никто не ждал. Однако случай свел его с Махарадзе, и тот чисто по-человечески пожалел даже не парня, а его семью и поселил их в Манакаре. Поселил не просто так, а сделал своим управляющим и велел вести дела, связанные с выращиванием кофе и какао. Плантациями да и всеми другими делами, по сути, стала заниматься жена молдаванина, а тот продолжал относиться к жизни все также безответственно как и раньше: спал до обеда, ходил на рыбалку, по вечерам просиживал в единственном местном кабаке, принадлежавшем китайцам. К счастью жена его была в хороших отношениях с этой китайской семьей, и они не давали парню пропивать последнее.

Махарадзе понял, что связался с никчемным человеком, но поделать уже ничего не мог. Ему жаль было семью этого лоботряса. Да и куда его выгонишь? Назад в Молдавию? Так у того денег на билет явно не было, а самому оплачивать проезд четырех человек было очень накладно. Но время шло, дети росли, и старшая дочка стала настоящей красавицей. Сын китайской четы не устоял перед ней и сделал ей предложение руки и сердца. Она, конечно же, согласилась незамедлительно. Во-первых, там, в Манакаре, выбор у нее был очень ограниченный: либо китаец, либо кто-нибудь из местных, а это уж совсем необразованный контингент. Во-вторых, китаец был не лыком шит: он был классным дипломированным поваром, так что перспектива выйти на международный уровень у девочки просматривалась очень четко.

А пока китайская семья выжимала из населения Манакары все, что только возможно было выжать. В субботу вечером китайская чета устраивала в своем питейном заведении дискотеку. Билеты продавала красавица молдаванка, молодая жена их сына. Все местные парни эти билеты раскупали, не понятно, на что они надеялись, потому что красавица на этой дискотеке потом даже не появлялась. А уже в понедельник китайцы скликали местных парней поработать на строительстве нового дома и расплачивались с ними теми деньгами, которые были ими заплачены за вход на дискотеку. И это повторялось каждую неделю на протяжении многих месяцев. То ли местные парни совсем уж ничего в экономике не понимали, то ли красота молдаванки была столь неземная, что гладя на нее, у парней отшибало последние мозги, но строительство нового дома медленно, но верно продвигалось вперед.

 

Вообще, китайцы внедрились в местное общество как-то незаметно и ненавязчиво, но очень скоро стали там самыми главными людьми. Они знали все и про всех, и новички ходили к ним советоваться по любому поводу. Именно так поступил и Вахтанг Махарадзе, как только он появился в Манакаре и купил там землю. Новоиспеченный латифундист хотел задобрить местных вождей, дабы в дальнейшем никаких конфликтов с ними не возникало. Как это сделать правильно он не знал и, поэтому обратился за помощью к старой китаянке. Она сказала ему, какую сумму денег надо подарить каждому аксакалу персонально. Сумма, кстати говоря, оказалась смехотворно небольшой. А потом сказала главное: надо было каждому из них подарить по байковому одеялу. Это тоже был смехотворный расход для человека, купившего несколько гектаров земли под плантацию. Но совет этот был очень ценный. Сам Вахтанг ни за что бы не сообразил купить в подарок дешевые одеяла, которые у нас только в сиротских приютах еще и используют. А аксакалы были счастливы, потому что эти одеяла они используют как пальто в холодный сезон.

Вот такое общество сложилось в Манакаре: с одной стороны, местные племена под предводительством вождей, перебивающиеся с хлеба на квас рыбалкой, скудным земледелием, собирательством и подсобными работами, а с другой стороны, интербригада капиталистов, состоящая из мудрых китайцев, авантюриста-полукровки Махарадзе и примазавшихся к ним молдаван. Вот в этот-то сложный и запутанный по своему устройству человеческий муравейник мы и приехали знакомиться с местной экзотикой.

Ехали мы разными путями. Детей наших Махарадзе взял к себе в «Хаммер» и провез их через все джунгли. Я спокойно отпустила их в это путешествие. Во-первых, потому что Вахтанг Георгиевич внушал безоговорочное доверие, а во-вторых, потому что на Мадагаскаре нет ни крупных хищников, ни ядовитых змей. Это благословенный остров, и если бы люди отнеслись к нему с умом, это было бы самое подходящее место для обустройства земного рая. К счастью, Мадагаскар еще не так сильно заселен, поэтому кое-где еще можно поиграть в земной рай. Вот и наши первопроходцы наслаждались одиночеством, первозданной природой и возможностью почувствовать себя настоящими робинзонами. Обед они готовили на костре, как говорил потом мой сын, из какой-то ерунды, но было очень вкусно. Я думаю, что на свежем воздухе да в окружении первозданной природы и вареная галоша покажется вкуснейшим деликатесом. Ночевали прямо в лесу кто в машине, а кто и под открытым небом, отгоняли от костра слишком назойливых лемуров, привлеченных вкусным запахом еды, на руках уносили с дороги медлительных хамелеонов, которые не понимали, почему не надо лезть под колеса автомобиля. Проезжая мимо каких-то мелких мальгашских поселений, они ощущали себя важными иностранными гостями, которые едут в шикарном лимузине, а народ приветствует их криками «Ура! Мир! Дружба!» машет флажками, руками, шляпами и прыгает от радости. Проезд по каждой такой деревеньке проходил примерно по одному и тому же сценарию. Народ махал руками, улыбался и кричал: «Рус! Рус!», на что Махарадзе, высунувшись в окно «Хаммера» кричал им: «Я грузин!». Разницы они не понимали и, наверняка, думали, что это просто какое-то ответное приветствие. Итак, Вахтанг Георгиевич устроил моим ребятам такое приключение, которое в их жизни вряд ли когда-нибудь повторится, за что я ему безмерно благодарна.

А мы с мужем полетели туда на маленьком четырехместном самолетике. Оказывается в этой деревеньке, по названью Манакара, был аэродром, а также порт, а также пляж с бунгало для туристов. Правда единственными туристами в эту пору оказался наш небольшой десант, но, тем не менее, ребята были готовы принять человек сто, а то и больше. Вот вам и деревня! У нас бы все это в деревнях было, мы б тогда по праву считались супердержавой.

Пока летели туда, я все время смотрела вниз на грешную землю, и меня очень заинтересовало обилие кругов на земле. Круги эти были разные: совсем свежие и едва проглядывающие сквозь травяной покров. В одних местах границы кругов были обозначены насаженным невысоким кустарником, в других – выложены камнями, в третьих – невысоким земляным валом, в четвертых – просто снятым с земли дерном или вырытой канавой. Во всех случаях это не были загоны для скота, потому что и земляной вал и кустики были очень невысокие. Любое животное легко могло бы эту преграду преодолеть. Круги эти находились как вблизи от человеческого жилья, так и на совсем уже безлюдной территории. Но что самое примечательное, мне ни разу не довелось увидеть, как люди используют эти круги. Так и остались они для меня загадкой. И кого бы я ни спрашивала потом о природе этих кругов, все только отмахивались от меня и советовали заняться чем-нибудь другим, более полезным, заявляя, что все это только мои выдумки, ни о каких кругах здесь никто и слыхом не слыхивал.

Но вот мы и в Манакаре. Нас радостно встречают и угощают вкуснейшим обедом из только что выловленных даров моря. Я хоть и небольшой любитель рыбного меню, но уплетала запеченную на углях рыбу за обе щеки. Потом нам предстояла встреча с местными аксакалами, которые для усиления торжественности момента завернулись в свои байковые одеяла. Тут я, наконец-то, поняла, зачем нас тащили на этот край света. Махарадзе нужен был свадебный генерал. В качестве этого свадебного генерала он решил использовать моего мужа, Чрезвычайного и Полномочного посла. Дело в том, что Махарадзе захотел прикупить небольшую рощицу реликтовых деревьев на берегу бухты. Не то чтобы местные пеклись о сохранности деревьев, занесенных в Красную книгу (они про эту Красную книгу ни сном, ни духом не ведали), а просто это была их священная роща, где они какие-то свои обряды совершали. Вот Махарадзе и решил их умаслить очередным денежным вливанием. Но передача денежных средств должна была пройти в особо торжественной обстановке, дабы аксакалы прониклись серьезностью момента. Вот он и придумал, что чек им вручит сам посол великой державы. Это произведет на аксакалов нужное впечатление, и тогда они мгновенно забудут о своих дурацких церемониях и обрядах. Все прошло как по нотам. Посол, не понимая сути происходящего, вручил аксакалам чек, заблаговременно выписанный Махарадзе. Аксакалы, обомлевшие от торжественности момента, и слова не проронили, а деятельный латифундист, Махарадзе, уже отдавал распоряжение своему молдаванину, как и где огородить эту рощицу проволокой. Так, на всякий случай, чтобы козы там не паслись.

О том, для чего нужен был этот мини спектакль, я догадалась уже потом по случайно брошенной Вахтангом фразе о своей давней мечте приобрести эту рощу. А вот господин посол, по-моему, так до конца и остался в полном неведении о своей роли в происшедшем. Ну, и бог с ним! Все равно, эта роща слишком хороша, чтобы служить для отправления культовых обрядов.

Далее знакомство с Манакарой продолжилось посещением пляжа с нежнейшим практически белым песочком и купанием в теплой как парное молоко воде местной бухты. Правде купались мы с опаской и с оглядкой, поскольку, по слухам, акулы тут иногда подходили практически вплотную к берегу. Пляжные развлечения были завершены выходом в открытое море на утлом суденышке с мотором. Чем дальше мы отходили от берега, тем страшнее было смотреть на горизонт, затянутый свинцово-серыми тучами, грозно надвигавшимися из самой Антарктики. Чем дальше мы отходили от берега, тем сильнее чувствовалась хрупкость суденышка, его неспособность противостоять такой великой стихии как океан и тем сильнее хотелось вернуться на земную твердь. Видимо, нас всех охватили одинаковые чувства, потому что уже через полчаса морской прогулки мы в один голос запросились назад на сушу, под сень реликтовых деревьев, поближе к столу с запеченными омарами.

Сразу же после ужина я, перегруженная впечатлениями, рухнула спать в одном из бунгало, построенных прямо на пляже, а остальные еще ходили в ближайший лесок то ли посмотреть на каких-то порхающих светлячков, то ли послушать каких-то ночных птиц и цикад.

Утро следующего дня встретило нас свинцовыми тучами. Это были те самые тучи, которые, вчера выйдя в открытое море, мы наблюдали на горизонте. За ночь эти дети Антарктики достигли Мадагаскара и начали методично вторгаться на его территорию. Собственно, нам тут уже нечего было делать. Все красоты мы посмотрели, все вкусности попробовали, со всеми людьми перезнакомились. После завтрака нам предстояло снова сесть на маленький самолетик и лететь назад в Антананариву. Дети же предвкушали обратную поездку на «Хаммере» через джунгли. Их даже не столько прельщало тесное общение с природой, сколько двухдневное отсутствие родительского ока и мудрых родительских наставлений. Они с таким энтузиазмом махали нам руками, когда наш самолетик стал выруливать на взлетную полосу, что казалось, создали дополнительный поток воздуха для нашего ускоренного взлета.

Самолет скоро набрал высоту и мы оказались в самой середине этих низких свинцовых туч. Тучки были совсем не безобидными, как потом оказалось, они несли в своих недрах грозу с градом. Но пилот был внешне совершенно спокоен, никаких сильных порывов ветра не наблюдалось, иногда только то справа, то слева вспыхивали то ли молнии, то ли зарницы. Грома слышно не было. Это меня немного успокоило, но надо было придумать себе занятие на предстоящие два часа полета. Наблюдать за землей было невозможно, потому что рваные клочки облаков закрывали обзор. И тогда я решила закрыть глаза и поспать. Если мне суждено погибнуть от молнии, то пусть это будет во сне. Так я и понять-то не успею, что со мной произошло. А вздрагивать каждые пять минут от каких-то странных сполохов за бортом – это только расшатывать свою нервную систему. Так я и сделала. Я прекрасно выспалась. А когда мы прилетели в Антананариву, я увидела, что пилот смог даже немного опередить этот грозовой фронт. Облака только начали со всех сторон окружать город. Мы успели выгрузиться, пересесть в машину, добраться домой и даже распаковать дорожные сумки, как начался дождь. Это был не просто дождь, это был ливень с грозой и градом. Про такие дожди говорят, что разверзлись хляби небесные. Я стояла у окна, смотрела на прыгающие по крыше градины и думала: « А если бы пилот не смог обогнать грозовой фронт, или мы выехали бы на полчаса позже, мы бы еще в небе попали бы в этот кошмар. Что бы тогда осталось от нас и от самолета? Видимо, нам еще рано покидать этот мир. Это скорей всего перст судьбы. Значит, я еще не все совершила из того, за чем меня прислали на эту землю. Надо постараться и сделать что-нибудь хорошее.».

Не знаю, какого доброго дела от меня ожидали высшие силы, но я сделала то, что умею: поставила к Новому году спектакль для детей и сочинила викторину для взрослых. Наверное, я опять сделала что-то не то, но тогда надо намекать конкретнее.

Через два дня приехал Махарадзе с детьми, все были радостно возбуждены и полны впечатлений от поездки. Приезду Махарадзе радовалось все посольство. Не потому, что он привез полный багажник сладких манакарских ананасов к праздничному новогоднему столу, нет, ананасов хватало и в Антананариву. Все ждали этого веселого заводного человека просто потому, что он умел украшать любой праздник. Так оно было и в этот раз. Он перетанцевал со всеми дамами, в мужском кругу рассказал несколько веселых анекдотов, активнее всех принимал участие в викторине, поднимал весь коллектив на хоровое пение и подвижные игры. Короче, если бы не он, то новогодний праздник опять вылился бы в заунывное чавканье. Еще раз спасибо этому человеку.

Думаю, не я одна многократно говорила ему спасибо. Человек он был открытый, никогда никому не отказывал в помощи, любил, чтобы вокруг него всегда был праздник. В качестве примера его отношения к жизни могу привести один эпизод. Вахтанг Георгиевич нанял себе одного смышленого мальгаша и решил воспитать из него хорошего стюарда. Он тихо и спокойно, но крайне методично учил его всяким премудростям этикета: как накрыть стол, как разлить вино по бокалам, как подать и приготовить некоторые блюда. Когда мы были у него в гостях, стюард безупречно обслуживал нас в течение всего обеда, а мороженое Вахтанг принес и разложил сам. Потом он объяснил этот свой поступок, он сказал: «Мороженое мы еще не проходили».

Учил он своего стюарда и русскому языку. Другой бы на его месте научил парня русскому мату, и на этом успокоился. Вахтанг же научил его каким-то крылатым фразам и цитатам из русских песен. Например, на вопрос «когда?» стюард неизменно говорил: «Еще немного, еще чуть-чуть».

Все было хорошо у Махарадзе. У него был свой бизнес, несколько домов: и в Москве, и в Антананариву, и в Манакаре. Он жил так, как хотел. Воплощал в жизнь все свои задумки. Легко знакомился с людьми. Его везде встречали с улыбками. Однако с личной жизнью у него не все сложилось так, как ему хотелось бы. Он был трижды женат, от каждой из жен имел по одному ребенку, но все его жены от него непременно сбегали. Так что он был вечным завидным женихом.

 

С ним было интересно, потому что планов у него было громадье. Мало того, что в Манакаре у него зрели какао бобы и кофейные зерна на плантации, а также ждала вмешательства его хозяйской руки реликтовая роща на берегу океана. Под Москвой где-то на Новорижском шоссе у него была страусиная ферма, за которой ухаживали его родственники, перевезенные из Тбилиси.

Он вообще тем и был знаменит, что помогал не только родственникам, но и всем хорошим людям. Например, у него был знакомый профессор геолог. У профессора было большое несчастье – спивался младший сын. Парня многократно лечили, «зашивали», лишали денег – ничто не помогало. Он как-то изворачивался и снова уходил в запой. Профессор даже решился на жестокий шаг, он хотел выгнать сына из дома и полностью отречься от него. Но тут в дело вмешался Вахтанг Георгиевич. Он увез парня к себе в Манакару, чтобы изолировать его на какое-то время от дурного влияния дружков, от алкоголя, а, может быть, и от наркотиков. Вахтанг предоставил ему крышу и стол, а также дал возможность поразмыслить на свободе о смысле жизни. Он не читал ему нотаций, не говорил ему о чувстве долга перед родителями. Он дал ему возможность быть ближе к природе и работать, если возникнет таковое желание.

Вахтанг пытался использовать парня на подсобных работах, но работал парень из рук вон плохо. Видно было, что он каждым своим выходом на работу делает одолжение человеку, проявившему к нему участие. И одно это уже было хорошо, потому что весь расчет был на то, что парня вылечит время. Он не имел возможности приобретать спиртное, поскольку с китайцами этот вопрос был обговорен особо. Парень не мог никуда сбежать, поскольку с одной стороны на много километров простирались джунгли с их бездорожьем, а с другой – океан. Ему предстояло прожить несколько лет, без алкоголя, подумать над своей судьбой и попытаться стать человеком. Вахтанг хотел дать парню шанс. Сумел ли этот парень воспользоваться подаренной ему возможностью вернуться к человеческой жизни или нет, я не знаю, но я видела его глаза, и там была такая пустота, что мне кажется, что все усилия по его спасению были напрасны.

На Рублевском шоссе Вахтанг Георгиевич строил какой-то огромный дом с многочисленными изолированными частями, в котором он мечтал поселить всех своих детей, чтобы они жили под одной крышей, но каждый сам по себе. Какие-то планы он вынашивал по добыче и обработке драгоценных камней, которых на Мадагаскаре было как грязи. Не сбылось.

Не сбылось по-глупому. Не сбылось, потому что он поверил в очередной миф о том, что малярию можно лечить джином с тоником. Миф этот сочинили какие-то алкоголики, которым все равно по какому поводу, лишь бы пить. От малярии помогает только хина. Хина бывает в тонике, но там ее так мало, что надо его пить цистернами, чтобы вылечиться. Но надо еще не забывать, что в тоник кладут любую хину, а от малярии помогает только красная. Ни белая, ни желтая хина исцеления от этой напасти не приносят. Однако же эти алкаши, сочинившие миф, решили, что тоник надо пить обязательно с джином. Потом джин стал доминировать в их мифотворчестве и, в конце концов, окончательно вытеснил тоник. Вахтанг заболел малярией. Лежать и принимать таблетки времени у него не было, потому что как раз в это время у него гостил средний сын с другом. Парней надо было развлекать. Вот он и лечился джином с тоником. Умер он на бегу. Не выдержало сердце. Мир его праху.