Театр по-прежнему стоит, или спасение бабушки
Он открыл дверь своим ключом и с замиранием сердца прислушался к звукам в квартире. Интересно, Дуся уже дома? Ему было странно заходить в собственный дом, зная, что здесь уже кто-то есть. Что этот кто-то его ждёт. Он уже хотел позвать Дусю, но тут до него из кухни донёсся голос.
– Привет, ужинать будешь?
– Привет, – осторожно отозвался он, ожидая, что его наконец встретят. Но – тишина. Тогда он повесил на вешалку куртку, снял обувь и прошёл на кухню. Девушка сидела на табуретке за кухонным столом, подсунув под себя одну ногу. Стол был завален бумагами, исписанными её корявым, неразборчивым почерком. Они были разбросаны веером. Так Дуся работала, упорно игнорируя письменный стол в комнате.
Алексей наклонился, чтобы поцеловать девушку, которая теперь – его, ещё в одном смысле: потому что она живёт в его доме. Но она даже головы не подняла, продолжая сосредоточенно писать, так что ему пришлось ограничиться тем, что чмокнуть её в макушку.
Вообще-то говоря, он всё-таки был немного обижен. Подходя к дому, он представлял себе идиллическую картинку: Дуся с улыбкой встречает его на пороге, кладёт ему руки на грудь, целует… В конце концов, у него в семье было принято именно так: родители обязательно встречались и прощались лёгким поцелуем. Он настраивал себя на то, что нисколько не расстроится, если дома не окажется ужина. Ему меньше всего хотелось, чтобы Дуся чувствовала себя обязанной делать что-то только потому, что она живёт в его доме (а она воспринимала это именно так), и он честно пытался вкладывать в слова «жить вместе» только тот смысл, что вкладывала она. Она воспринимала всё буквально, и для неё это означало «приходить вечером домой в одну квартиру», ни больше, ни меньше.
– Почему ты меня не встречаешь? – спросил он чуточку обиженным тоном.
– А зачем? – кажется, не заметив его интонации, она с искренним удивлением подняла на него широко распахнутые глаза.
– Ну, вообще-то, так принято.
– Кем принято? – во взгляде заиграла насмешка. Он промолчал. – Какая формальность! – воскликнула она. А потом вдруг вскочила ногами на табуретку, обняла его за шею и прижалась лбом к его лбу. – А у меня не принято, ясно? Зато у меня на ужин картошка с грибами! – Она расхохоталась, чмокнула Алексея в нос и ветром слетела с табуретки, не переставая смеяться.
Она любила дразнить его, зная, что он не обидится. Обиды и вправду не имели никакого действия, а кроме того, от неё исходила волна энергии, смывающая собой весь негатив. Поэтому Алексей втянул носом аппетитный запах обещанной еды и отправился мыть руки.
Когда он вернулся, бумаги, которыми был завален стол лежали охапкой на свободном стуле, а вместо них стояли тарелки.
Алексею странно было ужинать по-настоящему в своём собственном доме (обычно, если это и происходило, дело ограничивалось в лучшем случае полуфабрикатами). Странно, но о-о-очень приятно. Дуся принесла с собой домашний уют и унесла всю пыль холостяцкой жизни. В буквальном смысле: она навела чистоту, причём сделала это очень талантливо, не переложив ни одной его вещи в другое, якобы подходящее ему место, как это неизменно происходило, если прибираться брался кто-то другой, даже его собственная мама.
Кстати, она тоже была очень рада появлению Дуси в жизни сына, и он даже пару раз заставал маму у них в гостях, когда они с Дусей мило беседовали за чашкой чая. На его любопытный вопрос, о чём они разговаривали, мама, смеясь, отвечала: «Так, о своём, о женском», а Дуся вообще ничего не отвечала. Как бы то ни было, эта картина всё равно грела Лёшино сердце.
Алексей был очень горд собой, когда показывал Дусе два билета в театр, и испытал огромное облегчение, когда она заявила:
– Ого! Супер!
Больше всего Лёша боялся, что она скажет: «Я занята», потому что Дуся никогда не сообщала о своих планах. Лёша обижался, ругался, бесился, но ничего не мог добиться. Дуся могла, ничего не говоря, вдруг начать собираться и, если бы Алёша не спрашивал: «Ты куда?» – вероятно, так и уходила бы молча.
А с театром он пошёл на риск и не стал спрашивать о её планах, желая сделать сюрприз. И сюрприз удался! Они договорились встретиться без двадцати семь у театра.
Алексей приехал заранее, когда Дуси ещё не было, и в предвкушении мёрз под лёгким декабрьским снежком.
В театре он бывал нечасто. В кинотеатре – да, с друзьями и пивом на каком-нибудь боевике или с девушкой на мелодраме (если последняя была не слишком сопливой). А в театр и билеты стоят недёшево, и вид отдыха это не простой, а с претензией. У него даже возникла мысль явиться на свидание с цветами (всё-таки хотелось предстать перед девушкой благородным джентльменом), но он практично рассудил, что за несколько часов цветы завянут, ну, или замёрзнут на морозе, и решил оставить свои романтические идеи до другого раза.
Снег падал всё сильнее, народу к театру подходило всё больше, а Дуси не было. Лёша удивился: опаздывать было не в её характере. Он посмотрел на телефон: пропущенных звонков тоже не было. Значит, скоро придёт. Но Дуся не шла. Стрелка подползала к семи. Впрочем, таких же опаздывающих было много, Лёша даже удивился: его учили, что опаздывать в театр – крайне неприлично, всё-таки на сцене актёры «живьём» играют.
Наконец он не выдержал и набрал Дусин номер. «Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте перезвонить позднее», – предложили ему. «Недоступен» означало, скорее всего, что Дуся в метро. Лёша чертыхнулся: не могла написать, что опаздывает?!
Опаздывающие перед театром закончились.
– Вы заходите? – спросил охранник, собираясь закрывать дверь. – Спектакль уже начинается.
– Да-да, сейчас, – раздражённо ответил Алексей и зашагал прочь от двери.
Далеко он не ушёл, но остановился и снова стал набирать Дусе. Раз за разом. Спокойная, как танк, девушка очень вежливым голосом неизменно повторяла всё, что знала про абонента. Алексей заметался из стороны в сторону по дорожке перед театром. На языке вертелся рой ругательств. «Она может хоть раз поступить так, как договорились?! Даже если опаздывает, что, позвонить трудно?! Она ведь знает, что я её жду, что уже на ушах стою тут! Переться по рядам посреди действия – это свинство! А впрочем, ей всегда всё пофигу! Она вообще на всех плевала! «Чтоб я ещё раз!..» – с этими словами Алёша развернулся и, зло раскидывая ботинками свежий, пушистый снег, зашагал к метро. «Вот даже интересно послушать, что она скажет, когда явится домой! Интересно посмотреть ей в глаза!» Внутри он весь кипел.
«А вдруг с ней, правда, что-то случилось?» Эта мысль охладила его, словно ушат ледяной воды. Он резко остановился посреди дороги. Дуся, конечно, вредная и взбалмошная, но так она его никогда не подводила. Она же обещала прийти! Раз влетев в голову, мысль уже не давала покоя. Вслед за ней прилетели и другие, незваные: «А вдруг она под машину попала? А вдруг её ограбили? А почему тогда не позвонила? Телефон забрали? Но кому нужна её дешёвая мыльница? А вдруг её убили, а симку вытащили?» Память тут же услужливо подсунула воспоминание о каких-то слухах по маньяков.
Лёша попытался собрать свои встрёпанные мысли в кучу и принять решение: что делать дальше. Для начала он ещё раз набрал Дусин номер. Спокойный голос девушки на автоответчике спокойствия не принёс. Тогда Алёша почти бегом вернулся к дверям театра и спросил охранника, не приходила ли девушка… такая… тёмненькая, маленькая… (во что Дуся будет одета, Лёша не знал). Охранник заверил его, что никаких девушек не было.
Следующей идеей было позвонить её матери, но он не знал телефона. Своей матери? Но Дуся к ней не собиралась, а мать будет напрасно с ума сходить. Поэтому он решил оставить этот вариант на совсем крайний случай. Телефонов Дусиных однокурсников или студийцев у него не было. Алексей подумал, что на будущее надо будет обязательно узнать. Если это будущее наступит… Чтобы разогнать дурацкие страшные мысли, Лёша закрыл глаза и пару раз вдохнул-выдохнул. Немножко помогло. Он посмотрел на часы. Было уже половина восьмого, и ждать у театра больше не имело смысла. Но где искать? Порывшись в воспоминаниях о прошедшем дне, Лёша решил, что до театра Дуся собиралась учиться в читалке, и уже сделал несколько стремительных шагов в сторону метро, как сообразил, что читалка работает то ли до шести, то ли до семи, да и, во всяком случае, предполагать, что Дуся до такой степени зачиталась, что забыла про театр, было глупо. Оставалось ехать домой в надежде, что Дуся там. Хотя что ей там делать? Забыла? Абсурд. Заболела? Позвонила бы. Обиделась?.. Сейчас Лёша был бы счастлив этому.
Поезда в метро ещё никогда не ползли столь медленно. Дверь ключом он открыл только в 20. 34. В квартире было пусто. Алексей обошёл зачем-то каждый угол, заглянул в ванную и туалет, хотя свет нигде не горел, и молча сел на диван. Мысли мелькали одна страшней другой, сменяясь по кругу. Он не выдержал и набрал матери. Конечно, она ничего не знала и постаралась Лёшу успокоить банальностями типа: «Не переживай, найдётся, она уже большая девочка, может, просто телефон разрядился. А может, на что-то обиделась. Вы точно не ссорились?» Алёша огрызнулся и положил трубку.
Надо было что-то делать, потому что просто сидеть он не мог. Но что? Воображению представилось книжная фраза «обзвонить все больницы, все морги», но технически Лёша плохо себе это представлял. Набрать в интернете «все больницы Москвы»? И сколько их всего? А в каждой ещё сколько-то отделений… А если её привезли без сознания? «Не привозили ли к вам девушку, такую маленькую, тёмненькую?» При мысли о морге Лёшу вообще затошнило.
«А! – вдруг пришло ему в голову. – Можно позвонить в милицию! Они обязаны начать поиски пропавшего человека!» И он набрал «02». Мысли летели со скоростью ветра, и благодаря этому, пока шли гудки, Алексей сообразил, что его заявление будет звучать не очень убедительно.
«– Пропал человек! Девушка!
– Совершеннолетняя?
– Да.
– Давно?
– Полтора часа назад.
– При каких обстоятельствах?
– Не пришла на свидание…»
Тьфу! Алексей раздражённо нажал отбой. Нервно прошёлся по квартире. Зачем-то выглянул в окно. Там было темно и ничего не видно, кроме повалившего крупными хлопьями снега. Вернулся и сел у стола на кухне, чтобы самому себе создать видимость поисков. Набрал Дусин номер, уже механически, не ожидая ответа. Его и не последовало. Надел куртку, ботинки, чтобы идти хоть куда-нибудь, потому что сидеть на месте был просто не в состоянии. Распахнул дверь.
На пороге стояла Дуся, вся заснеженная и раскрасневшаяся. Увидев его, она остановилась.
– Ой! А что ты тут делаешь? – спросила она с искренним удивлением.
Лёша почувствовал, что его окатила волна жара не то от радости, не то от гнева. Он сжал в кулаки трясущиеся руки, чтобы не сорваться и не заорать на весь подъезд от захлёстывающих его противоречивых чувств.
– А ты что тут делаешь? – от напряжения его голос прозвучал хрипло.
– Пришла зарядить телефон.
– Зачем… тебе… сейчас… заряжать… телефон? – раздельно, чтобы успокоить самого себя, проговорил Алёша.
– Он у меня сел, – само собой разумеющимся тоном ответила Дуся.
Несмотря на всю абсурдность их диалога в данной ситуации, несмотря на состояние стресса, накрывшее бедного Алёшу, его мозг всё-таки сумел достучаться до хозяина и сообщить: «У неё сел телефон, и она не смогла предупредить». И тогда Лёша смог вывести ситуацию в нужное русло:
– Почему ты не пришла к театру? Что случилось?
– Мне пришлось отвезти в больницу бабушку.
– Какую бабушку? – тупо спросил он, ибо точно знал, что бабушек у Дуси не было.
– Людмилу Петровну.
– Какую Людмилу Петровну?
– Ты её не знаешь, я познакомилась с ней сегодня на улице, ей стало плохо с сердцем. Пришлось вызвать скорую и везти её в больницу.
Дуся рассказывала очень серьёзно и совершенно искренне, и у Лёши не было повода усомниться в её словах.
Гнев схлынул, и нахлынула усталость.
– А как же театр? – непонятно зачем спросил Лёша.
– Я думаю, он по-прежнему стоит, – на полном серьёзе ответила она и ушла в кухню. Через полчаса у неё было всё готово.
Ужин получился вкусный.
Зверёныш
Снег падал, падал и падал. На каждом перекрёстке нестройно, словно разгулявшиеся пьяные, мигали разноцветные фонарики. Во всём городе нельзя было найти места, где не было бы ёлки. В каждом магазине, в каждом офисе непременно из-за угла выглядывало нечто блестящее всех цветов радуги (причём часто зелёный в этой палитре отсутствовал), плохо оправдывающее своё название. Чтобы ни один, даже самый рассеянный, человек не смог забыть о наступающем со всех фронтов событии, новогодние сувениры продавались везде: во всех универмагах, в хозяйственных ларьках и даже в продуктовых магазинах.
Лёша ходил мимо блестящих витрин и хмурил лоб. У него была забота – подарок. Нет, конечно, эта забота посещала его ежегодно, но впервые в жизни она приобрела вселенский масштаб. Причиной этого, естественно, была Дуся. Это был первый планируемый совместный праздник. Нет, ничего особенного, романтичного, вроде сказочной ночи на двоих, они устраивать не собирались (хотя Алёша и попытался продвинуть эту идею в жизнь), но Дуся, раз случайно услышав о традиции Лёшиных друзей собираться большой шумной компанией, гулять по городу и пополнять собой ряды любителей фейерверков, уцепилась за неё намертво. Сие действо происходило уже пять лет подряд, и только теперь оно вдруг показалось Лёше крайне непривлекательным.
Однако пришлось смириться и решить хотя бы вторую проблему – подарок. Таковой должен был быть особенным. Лёша хотел произвести впечатление на девушку, но совершенно не представлял, что для этого ей подарить. Когда Алексей думал о подарке, у него возникало ощущение, что он болтается в вакууме и ему совершенно не за что зацепиться. В очередной раз он осознал, что вообще плохо представляет себе ход мыслей Дуси и то, как она отреагирует на тот или иной подарок.
Даже Сашка, с которым он тесно работал в редакции, заметил, что Лёшино лицо приобретает порой потерянное выражение, и предложил помочь разрешить дилемму.
– Подари какую-нибудь побрякушку. Это все девчонки любят.
Лёша напряг память и попытался вспомнить на Дусе хоть какое-нибудь украшение. Вспомнил только крестик на верёвочке и массивные дедушкины часы.
– Да она не носит украшений.
– Да ладно – не носит! – усмехнулся Сашка. – Ты просто не помнишь!
Но Алёша покачал головой.
– Тогда духи! Ты знаешь, какими она пользуется?
Нет, Лёша не знал. И никаких флакончиков на тумбочке он тоже припомнить не мог. Впрочем, Дусе вообще было не свойственно разбрасывать повсюду косметику.
– Ну, подари какие-нибудь на свой вкус, спроси в магазине, какие сейчас модные.
Но Лёша молчал. Он представил, как обнимает Дусю, как зарывается лицом в чёрные растрёпанные волосы, как вдыхает их запах. Запах осенних листьев. Таких духов не бывает.
– Она не смотрит на моду, – вслух сказал он.
– Чё-то ты мутишь! Какая-то у тебя странная девушка получается! Ну, что она любит?
– Книги. Но с книгой сложно: я не знаю всю её библиотеку.
– Ты с ума сошёл?! Книгу! Ты ещё сковородку подари!
– Да… Сковородку… – задумчиво пробормотал Алёша и не заметил подозрительного взгляда, которым на него посмотрел Сашка.
Решение задачи подсказала сама Дуся. Однажды она спросила:
– У тебя случайно нет гитары?
Лёша хмыкнул:
– Тебе зачем?
– Хочу научиться играть на гитаре.
– Ты собираешься брать уроки?
– Зачем? По самоучителю.
Лёша знал, что у Дуси нет никакого музыкального образования.
– Это сложно.
– В жизни много чего сложного, – парировала она. – Так нет?
– Случайно нет, – улыбнулся он.
– Жалко!
Но теперь Лёша знал, какой ему нужен подарок.
И как так всегда получается? Как ни планируй заранее, а подарок почему-то всегда покупается только тридцать первого декабря. Конечно, в последние дни перед праздником неизменно забот полон рот, и в первую очередь на работе, но ведь тридцать первого их не меньше! Ломая голову над этим парадоксом, Лёша гордо нёс домой гитару. Перед своим домом он в конце концов отчаялся решить эту проблему бытия и стал прикидывать, как бы внести гитару в квартиру и незаметно спрятать, чтобы Дуся не обрадовалась раньше времени. Наконец нашёлся гениальный по своей простоте выход: Лёша решил, что сначала оставит гитару за дверью, но, поздоровавшись с Дусей (если она окажется дома, чего Алексей, как всегда, не знал), пойдёт «выносить мусор» и заберёт подарок. Главное, чтобы проницательная Дуся не заметила Лёшиного неожиданного хозяйственного порыва.
Алексей открыл дверь. В квартире стояла тишина.
– Дусь? – на всякий случай позвал он.
Никто ему не ответил. Тогда Лёша, успокоенный, вошёл, закрыл за собой дверь и понёс гитару в комнату, чтобы спрятать под кровать. Зажёг свет и чуть не подпрыгнул от неожиданности: на кровати спала Дуся. Первой реакцией было выключить свет. Повезло: Дуся не шевельнулась. Убедившись в этом, Лёша довольно захихикал и аккуратно задвинул гитару под ничего не подозревающего одаряемого. Потом присел рядом с Дусей на край дивана. Она не просыпалась. Алексей даже позавидовал ей: он бы тоже с удовольствием выспался.
Алексей наклонился к девушке и нежно чмокнул её в щеку. Щека была тёплой, а Дуся не желала просыпаться.
– Ду-усь! Новый год проспишь! – прошептал он, наклоняясь к маленькому ушку. Реакции не последовало. Лёше стало даже немного обидно: ты тут стараешься, бегаешь, подарок ищешь, готовишься к празднику, а она спит! – Дусь! – уже в полный голос позвал он. – Просыпайся!
– Да-да, я встаю, – невнятно пробормотала она и стала подниматься. Встала, пошатнулась и упала бы, если бы Алеша её не подхватил.
– Ну ты и спишь, соня! – засмеялся он, обнимая Дусю, и вдруг понял, что она горячая, как печка. – Эй, ты чего? – он заглянул ей в лицо.
Глаза у неё как-то странно блестели, а щёки пылали красным.
– Чё-то я… не очень… – невнятно ответила она.
– У тебя, по-моему, температура, – догадался Алёша.
– Не знаю, я не мерила. – Дуся сидела на кровати, подложив под себя ладони и немного покачивалась.
– Надо померить! – очень по-деловому заявил он.
– У меня градусника нет.
«У меня тоже», – дошло до Алексея.
– Сейчас попрошу у соседей! – он выбежал из квартиры.
Когда он вернулся, Дуся по-прежнему сидела на краю кровати и покачивалась из стороны в сторону. Алёше стало страшновато.
– Ложись, – поспешно сказал он. – Вот градусник.
Дуся послушно легла, взяла градусник и закрыла глаза.
«А сколько его держать?» – подумал Алёша. Он попробовал вспомнить, но не вспомнил даже, когда он это делал в последний раз. Во всяком случае, сознательно. В школьном возрасте этот вопрос контролировала мама, и ему помнилось, что держать градусник приходилось очень долго. Час? Нет, вряд ли настолько. Полчаса? «Ну, пусть на всякий случай подержит подольше. Чтоб уж точно».
Алексей долго смотрел на шкалу градусника. Почти сорок. 39,8, если быть точным. Что с этим делать, Алексей не знал. Впрочем, один вариант пришёл ему в голову. Скорая. «Надо вызвать скорую». Дуся лежала с закрытыми глазами.
– Дусь? – тревожно позвал он. Она что-то буркнула. – Давай я сейчас врача вызову.
– Не надо. Дай мне лучше попить.
– Как это не надо?! У тебя температура под сорок!
– Дай мне попить, – повторила она, не открывая глаз.
– Чего? Чаю?
– Нет, воды.
– Хорошо, – он пошёл на кухню. – На, держи. – Дуся не ответила и не шевельнулась. – Ты воды просила. – Никакой реакции.
Он зачем-то потрогал её лоб. Лоб был горячий.
– Ну, вот что. Так дело не пойдёт! Я вызываю скорую! – решительно заявил Алексей и направился в коридор за телефоном.
И тут вихрем налетела сзади Дуся (откуда взялись силы?!), от неожиданности Алексей выпустил оступился и уронил трубку. Дуся тут же схватила её.
– Дусь! Перестань! Не сходи с ума! Тебе нужен врач! У тебя температура под сорок!
С трубкой в руках она стала спиной отползать от Алёши, глядя на него, как загнанный зверь. Он вдруг заметил, что дышит она тяжело, с хрипом. Алёше стало нехорошо.
– Дусь, я просто вызову врача. Дай телефон! – он наклонился, чтобы взять трубку.
Дуся снова поползла спиной назад, упёрлась во входную дверь и хрипло закричала:
–Нет!
Алёше стало по-настоящему страшно. А если у неё воспаление лёгких? А если она сейчас задохнётся на его глазах? Он решительно потянулся за телефоном, но Дуся снова истерически закричала и стала отбиваться, как загнанный в угол маленький беззащитный зверёныш. У Лёши даже мелькнула мысль: «Может, она бредит?» Конечно, он бы легко справился с ней, но, как только он приближался к ней, Дуся начинала задыхаться, и он побоялся прибегать к насилию. И больше всего Лёшу пугала не её болезнь, а совершенно неадекватная реакция на его попытки помочь.
Пока Лёша растерянно стоял перед ней, Дуся постепенно успокаивалась, хотя по-прежнему прижималась спиной к двери и сидела, вцепившись в телефонную трубку.
– Дусь, – он сел перед ней на корточках, чтобы не напугать. Дуся напряглась, но, вроде, дышала более или менее ровно. – Давай я хотя бы позвоню маме. Она тоже немножко врач. Она хоть что-нибудь подскажет.
– Нет!
Она сидела, настороженно глядя на него. Так, друг напротив друга, они просидели ещё минут пять, пока Лёша соображал, что делать дальше.
– Хорошо, давай я схожу в аптеку и куплю аспирина. Аспирин выпьешь?
Алексей готов был уже снова взорваться, если она скажет «нет» – нервы были на пределе, но Дуся кивнула.
– Тогда ложись, а я пойду.
Она встала на четвереньки, всё ещё сжимая в кулаке телефон, и дёрнулась, когда он попытался забрать его.
– Я положу трубку на место, честное слово.
Дуся несколько секунд вглядывалась в него воспалённо блестящими глазами, но потом разжала кулак.
– Давай я тебе помогу. – Он хотел довести её до постели, но она молча отвела в сторону его руку и гордо доползла на четвереньках.
Лёша пару минут постоял над ней, убедился, что дышит она нормально, и бегом бросился на улицу, на ходу соображая, где находится ближайшая круглосуточная аптека.
Аспирин Дуся выпила уже без нареканий. Он подействовал, и температура упала до приемлемой, с Лёшиной точки зрения, отметки. До нового года оставалось десять минут. Немного успокоенный Алексей сидел около спящей Дуси. Новый год с ней вдвоём. Кажется, об этом он мечтал. Сбылось. Да уж!.. Он прошёл на кухню, открыл бутылку шампанского, которую они планировали взять с собой, нашёл немного хлеба и сыра в холодильнике и принёс всё это в комнату. Взял бокал с шампанским. Погладил Дусю по волосам в надежде, что она проснётся и одновременно не желая будить больную. Она не проснулась. Под кроватью грустил подарок, у которого, как и у Лёши, был испорчен праздник. Будить Дусю поздравлением президента Лёша не стал, поэтому просто стал смотреть, когда на телефоне нарисуются четыре нуля. Когда круг, условно придуманный людьми, замкнулся, Алёша выпил шампанское (оно показалось ему невкусным), съел кусок хлеба и стал снова смотреть на Дусю. Удивительно: многие девушки, желая мужского внимания, хотели казаться беззащитными, но никому это не удавалось так хорошо, как Дусе, ненавидевшей, чтобы её жалели и о ней заботились.
Автоматически Алёша дожевал хлеб и сыр, выпил ещё один бокал шампанского и устроился в уголке постели, стараясь не потревожить девушку. Казавшаяся странной тишина в квартире, взбудораженные нервы какое-то время не давали ему уснуть, но потом поздний час и шампанское сделали своё дело и принесли сон.
Утром его разбудил грохот на кухне. Прибежав, он увидел Дусю, которая стоя пила воду из большой чашки.
– Как ты себя чувствуешь?
– Угу, – это не отрываясь от чашки.
Алексей залюбовался ею. Удивительно, но, заболев, Дуся стала ещё привлекательнее. Блестящие глаза стали больше, разрумянившееся от жара лицо казалось почти красивым.
Она поставила чашку на стол и вышла из кухни.
– С новым годом!
Алёша обернулся. Посреди кухни пошатываясь стояла Дуся, у неё в руках был вязаный красный шарф.
– Спасибо!
Хотя шарф ему был совершенно не нужен (этому предмету одежды он предпочитал свитера с воротом), а уж тем более красный, Алексей был очень тронут тем, что Дуся, еле живая, всё-таки не забыла его поздравить. А вот он, кстати, забыл!
– Пойдём! – загадочно улыбаясь, он повёл её обратно в комнату. – Ложись! – торжественно велел он.
Дуся послушно легла. (А может быть, у неё просто не было сил стоять.)
– Твой подарок ждёт тебя!
С этими словами («Та-да-ам!») он пафосно вытащил гитару из-под кровати.
– Ух ты!.. – сказала Дуся вместо спасибо. Глаза её расширились и осматривали гитару, как показалось Лёше, очень удивлённо, пальцы обежали деревянный изгиб, и это стало лучшей благодарностью.
Явно довольная, Дуся вернулась в постель. После не очень настойчивого фырканья она согласилась взять градусник и уснула. Температура снова поднялась, и ещё пришлось опять сбивать.
Вторая порция бальзама пролилась на Лёшино сердце, когда он увидел, что рядом с любимой на кровати отдыхает подарок.
Последующие три дня слились для Лёши в один – длинный. Дуся спала, вставала выпить воды, потом снова ложилась и засыпала. И так трое суток напролёт. Есть она отказывалась, аспирин пила только когда Лёша давал его ей, увидев на градуснике слишком длинную серую полоску ртути. Впрочем, без особых возражений. К третьему дню он уже ощущал себя врачом-специалистом, потому что без градусника научился определять, когда у Евдокии поднималась температура, а когда падала. В первом случае девочка сворачивалась под одеялом в тугой узел, а во втором раскидывалась по постели звёздочкой и категорически отказывалась хоть чем-то укрыться. Тогда Лёшиным глазам представала тонкая девчачья фигурка в футболке с портретом Есенина и по-детски клетчатых трусиках. За несколько дней голодовки Дуся заметно похудела, и на обнажённом боку явственно проступали тазобедренные косточки.
На четвёртый день Алексею нужно было на работу, но он уходил почти спокойно: Дуся уже не легла спать, а пошла на кухню заваривать чай с мятой. Это было явно хорошим признаком.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Поешь что-нибудь, там пельмени есть, – заботливо сказал Лёша.
Дуся насмешливо фыркнула, что, по мнению Лёши, означало отказ.
– От тебя вон половина осталась!
– У нас бананы есть?
– Нет. Купить? Вечером куплю.
Она снова фыркнула.
– Не надо, я сама.
– Куда ты пойдёшь в мороз?! Ты только с постели встала!
Дуся молча подняла на него глаза, и Алексей тут же смолк: в её глазах он снова увидел зверёныша – дикого, непокорного и опасного, опасного, в первую очередь, для самого себя.
Он выпил кофе, пометался по квартире в поисках документов и снова вернулся к Дусе.
– И всё-таки я не понимаю: почему ты отказалась от врача?
– Зачем он мне?
– А зачем вообще врачи нужны? – вспылил Алёша.
– Тебе видней.
– Ну, ладно, хорошо, что всё обошлось. А если бы нет?
– Обошлось же.
– А если бы меня не было рядом? Ты бы даже температуру не сбивала? Так бы и лежала помирала?!
Она молча пожала плечами.
– В конце концов, ничего бы с тобой не случилось, если бы приехал врач.
– Я. Не. Хотела, – раздельно произнесла она, словно вбила последний гвоздь.
Алёша с тоской отвел глаза, чтобы избежать железобетонного взгляда из-под сдвинутых бровей, подождал минутку.
– Ладно, тебе что-нибудь купить надо, кроме бананов?
– Не знаю.
Алёша выдохнул, успокаивая себя.
– Ладно, пока, до вечера.
Чмокнул так и не обернувшуюся Дусю в щёку и вышел.
В московском феврале весной ещё и не пахнет, но надежда на освобождение от мрачной, серой зимы уже зарождается в людях, и сугробы ей не помеха.
В тот вечер Алексей провозился на работе долго и открывал дверь квартиры, с особой радостью предвкушая тепло своего дома, ужина и Дуси. В наличии второго Алексей не сомневался: Дуся была очень хозяйственной и заботливой. По-своему.
Он подошел и зарылся поцелуем в ее шею:
– Привет!
Она не ответила, только фыркнула и недовольно мотнула головой.
Леша постарался не обидеться и прошел на кухню. На плите, оправдывая ожидания, стояло что-то, на вид вкусное.
Дуся завозилась в коридоре.
– Ты уже ужинала? Или меня ждала?
– Нет, я ухожу.
– Куда это ты в двенадцатом часу ночи?!
– Ещё нет двенадцати.
– Дусь, я серьёзно спрашиваю!
– Я вижу.
Настроение у Лёши и так было не ахти.
– Значит так! Я тебя никуда одну ночью не отпущу, пока ты мне не скажешь, куда идёшь! – Алексей решительно встал спиной к входной двери.
– Это почему же?! – тут же взвилась Дуся.
– Потому что я за тебя волнуюсь. Правда, – ласково, почти с улыбкой ответил он. Эта девчонка вертела им, как хотела.
Дуся закатила глаза, как подросток, которого все достали, и сделала одолжение:
– Я иду на работу.
Леша определенно заинтересовался:
– С этого момента поподробнее, пожалуйста.
– Какие же подробности тебя интересуют? – спросила она, не оглядываясь и продолжая собираться.
– Ну, во-первых, с каких пор ты работаешь по ночам.
– С сегодняшнего дня, – не моргнув глазом ответила Дуся.
– И где, позволь поинтересоваться, – продолжил он с иронией.
– В клубе.
– В каком клубе?
– В ночном. Можно было догадаться, – ехидно добавила она.
– А как называется? – Леша пытался сдерживаться и «держать лицо» под стать ей, ведя этот якобы нормальный диалог.
– Красный перец.
Да, он знал. Понаслышке, но двусмысленное название «Красный перец» запомнилось с первого раза. И двусмысленным было он только название, но и деятельность этого клуба. Он уставился на Дусю.
– Ты серьезно?!
Евдокия спокойно пожала плечами:
– Да. Там платят хорошо.
– Ну еще бы! – Он пытался уложить в голове, как такое могло произойти. Дуся и стриптиз-клуб?! – Как тебе могло взбрести в голову работать в таком месте?!
– А что такого?
– Откуда взяла вакансию? В газете объявлений? – съёрничал он.
– Нет, мне подруга предложила, – на полном серьёзе ответила Дуся.
– Какая подруга?!
– Ну, знакомая. Ты её не знаешь, она уходит и ищет официантку на своё место.
– Официантку?! Да что ты! Ты будешь работать официанткой в престижном стриптиз-клубе Москвы! Может, тебе уже форму «официантки» выдали? А? Покажи! Тебе пойдёт! – Алексей был очень зол. – Может у тебя талант к этому – голыми сиськами трясти? Что ты на меня так смотришь? – Он заметил её недоумённый взгляд широко раскрытых глаз. – Или скажешь: «я ничего не знаю, я буду приносить кофе»?
Фонтан Лешиного сарказма иссяк, но гнев все еще бурлил, ожидая момента, чтобы выплеснуться, как только Дуся что-нибудь скажет.
Но она молчала. И по-прежнему стояла перед ним, замерев и держа в руках рюкзак. Прошла, по меньше мере, минута в полной тишине. Потом Дуся уставилась ему в глаза и упрямо произнесла: