Первая любовь
Дуся тут же словно забыла об инциденте и больше ничем не показывала, что что-то произошло.
– Пойдём куда-нибудь поужинаем, а потом я отвезу тебя домой, – предложил он вечером.
– Пошли тогда сразу ко мне домой.
– А ужин?
– Что-нибудь придумаем.
– А может быть, проще…
– Я иду домой! – С этими словами Дуся вышла из комнаты, расстёгивая на ходу его рубашку.
В магазине, куда они зашли за продуктами, Алексея снова ждало сражение: из-за каких-то своих предубеждений Дуся наотрез отказывалась принимать его материальный вклад в их будущий ужин.
– Я покупаю продукты для себя! – заявила она.
– А меня ты кормить не собираешься?
– Собираюсь…
– Так что мой вклад вполне обоснован, – поспешил высказаться он. – И вообще ты ставишь меня в неловкое положение! Я тоже хочу почувствовать себя благородным человеком!
Как ни странно, этот полушутливый аргумент подействовал.
– А давай возьмём бутылку вина! – вдруг выдала она.
Алексей воззрился на неё изумлённо: за всё время их знакомства Дуся ни разу не согласилась выпить хотя бы глоток спиртного.
– Здрасьте! А как я домой поеду?
– Ну, значит, не поедешь, – она пожала плечами. – Поедешь утром.
Алексей посмотрел на неё с ещё большим недоумением, но поспешил согласиться.
Сидя у неё на кухне, он снова с удовольствием следил за её быстрыми, ловкими движениями и наслаждался ароматами жарящегося мяса, а потом помогал ей готовить салат и успел порезать целый помидор за то время, пока она резала всё остальное.
– Дусь, давай выпьем за тебя! Ты замечательная! Ты прекрасный повар! И вообще я ещё не встречал таких, как ты…
– Это тебе везло! – прокомментировала она последнее замечание.
– Ну, и хорошо! Ты исключительная. У тебя даже имя редкое.
– Скажи спасибо моей матери. Это она всегда хотела, чтобы у меня всё было не так, как у других.
Алексей не понял интонации, с которой она говорила о матери: не то с гордостью, не то с презрением.
– Обязательно скажу, когда увижу.
– Надеюсь, это будет не скоро.
– Почему?
– Потому что она вообще не знает о твоём существовании.
– Ты не рассказывала? Почему?
– Ну, во-первых, я вообще не люблю ей ничего рассказывать, – резко ответила она.
– А во-вторых? – осторожно спросил он.
– А во-вторых, это не её дело!
– Дусь, она же твоя мама…
– И что? То, что она меня родила, не даёт ей права строить по-своему мою жизнь!
– А она обязательно будет строить?
– А как же! Она же всегда делает как лучше! Только почему-то ей никогда не приходило в голову спросить меня, как лучше мне! – Её щёки раскраснелись и глаза блестели от вина и от гнева. – Ладно, хватит! – Она вдруг резко оборвала сама себя. – Я не хочу об этом говорить. Налей мне лучше вина. – И подставила свой бокал. – Давай лучше выпьем за что-нибудь хорошее!
– Давай за сегодняшний день. Он мне очень понравился. И вечер получился замечательный.
– Он ещё не кончился.
– Надеюсь, его ничто не испортит! – улыбнулся Алексей.
Дуся промолчала и стала пить вино, мыслями уйдя куда-то далеко. Он встал из-за стола:
– Теперь моя очередь мыть посуду!
К Алёшиному удивлению, она не стала возражать и, пока он представлял собой рекламу моющего средства, сидела нахохлившись на стуле и допивала вино в бокале.
– Я обещала тебе рассказать… – произнесла она, как только он выключил воду, – …про свою первую любовь. – Она криво усмехнулась.
Всё жизнерадостное настроение Алексея как ветром сдуло. Он сел на стул.
– Была у меня одна история… – В Дусином голосе зазвучал сарказм. – Пару лет назад.
Она вдруг до смешного напомнила Алексею маленького ребёнка, который с деловым видом и взрослыми интонациями рассуждает о серьёзных вещах, в которых ничего не смыслит.
– Это был день рождения одного… знакомого. Родителей. Ну, их знакомого. Большая компания, все взрослые. Он приехал из Америки на несколько дней. Он русский, но жил за границей и вообще много путешествовал, много повидал. Ему было лет под сорок, а вокруг глаз –морщинки, такие красивые, добрые… Наверно. – Дуся смотрела куда-то в сторону, целиком погрузившись в воспоминания. – За столом мы оказались рядом и разговорились. Он стал рассказывал о себе, о том, где он жил и как. Он очень хорошо рассказывал. А я слушала. Но ему было интересно со мной, я это видела! А потом все стали танцевать, и он меня пригласил на танец. Мне с ним было так хорошо, легко, как никогда не было со сверстниками. Народ разбрёлся – курить, гулять, мы были за городом. Мы остались вдвоём и долго танцевали. А потом… Наверно, я ему тоже понравилась… Он хотел меня поцеловать. Наклонился… А я вдруг испугалась и опустила голову, и поцелуй получился в нос… Он засмеялся… Наверно, над моей глупостью, а потом усадил меня к себе на колени и стал гладить, руками, по плечам, по… всему!
Дуся сделала такой жест, словно хотела стряхнуть с себя это ощущение. Она по-прежнему глядела в сторону, но Алексей заметил выражение отвращения и страха на её лице, даже сейчас, когда она всего лишь рассказывала об этом. Руки его сжались в кулаки.
– И что дальше? – Он постарался, чтобы голос звучал ровно.
– Ничего! – Она усмехнулась. – Там же было полно народу!
– А твои родители?
– А что родители?
– Ты не рассказала?
– Конечно, нет! – Её взгляд стал жёстким. – Я никому никогда об этом не рассказывала, – произнесла она, печатая каждое слово.
Наступила тишина.
– Вот такая история! – Она наконец подняла глаза и засмеялась, но смех получился нервный.
Снова повисла пауза.
– Ну, налей мне ещё вина! Давай выпьем! За честность, что ли! – В чёрных глазах блестела злая насмешка.
Он налил ей в бокал, и она сразу поднесла его к губам. Выпила залпом, как водку, и снова уставилась в одну точку.
Алексей смотрел на маленький, съёжившийся на стуле комочек. В коротких домашних шортиках и в футболке, перед ним сидел обиженный ребёнок, разозлившийся на своих обидчиков и пытающийся скрыть за насмешкой свою обиду. Алексею хотелось взять её в охапку, прижать к себе, защитить от всего, но она сейчас была очень далеко, в каком-то своём отнюдь не самом благополучном мире.
Наконец он подошёл и сел на пол около её стула. Она не шевельнулась. Осторожно убрал ей за ухо прядь падающих на лицо волос, тихонько погладил тонкую руку, обхватившую колено. Алексей вдруг вспомнил, что давным-давно похожим образом пытался приручить принесённого в дом котёнка: медленно подходил к нему, ласково прикасался, боясь, что тот испугается, убежит или зашипит.
Теперь его котёнок не шипел. Алексей нашёл её ладошку, сжал в своих. Хотел поймать Дусин взгляд, но ему это не удалось: она пряталась за пеленой длинных, пушистых, чёрных ресниц.
– Дусь, – сказал он, глядя на эти ресницы, на растрёпанные, падающие на лицо волосы, на голые торчащие коленки. – Я люблю тебя.
Он и не ожидал ответа, по крайней мере, сейчас. Она сжала его пальцы и уткнулась лбом ему в грудь. Он гладил её по голове, по остреньким плечикам и шептал:
– Ты замечательная, ты самое дорогое, что у меня есть…
Она обняла его за шею руками и прижалась всем телом. Она цеплялась за него, как утопающий хватается за соломинку. Как тогда, у него дома. Он крепко прижал к себе маленькое, тёплое существо. Котёнок ещё не ел с рук, но уже позволял себя гладить.
– Я постелю тебе у родителей, – её голос прозвучал сипловато. – То есть у мамы, – поправилась она и пошла в комнату.
Алексей долго не мог заснуть: всё прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате. Сначала он слышал Дусины шаги, потом шум воды в ванной, потом тихое шевеление в её комнате, а потом наступила тишина. Тогда Алексей тоже погрузился в сон.
В восемь его разбудил будильник, который он быстро заткнул, чтобы не разбудить Дусю. Через час он должен быть в редакции. Поэтому он быстро собрался и подошёл к Дусиной комнате. Дверь была распахнута настежь. Он вошёл, сел на корточки перед кроватью и стал рассматривать представшую перед ним картину.
Дуся спала, отвернувшись к стене и сжавшись под одеялом в комочек, как будто ей было холодно. Алексей укрыл её брошенным в ногах покрывалом.
– Дусь!
Она не шевельнулась. Он провёл рукой по разбросанным по подушке волосам и позвал чуть громче:
– Дусь, мне пора уезжать.
– Угу, – она перевернулась на другой бок.
– Эй! Выпусти меня, пожалуйста.
Она открыла сонные глаза, похлопала ресницами и остановила взгляд на Алёше.
– Давай я приготовлю завтрак? – её голос со сна прозвучал хрипло. Его очень тронула такая забота.
– Спасибо, не надо, я поеду.
Дуся принялась тереть кулаками глаза, безжалостно растрёпывая ресницы, потом продефилировала в прихожую, явив Лёшиному взгляду круглую попу в коротеньких пижамных шортиках. В этот момент она ему показалась желанной как никогда – с распущенными волосами и затуманенным сном взглядом. Из-за растрёпанных ресниц глаза, казалось, были подёрнуты поволокой и дурманили Лёшино воображение. Он подошёл, чтобы поцеловать её на прощание. От неё шло тепло, как от печки, а сама она пахла сном, и губы были чуть припухшими. Он целовал её и не мог оторваться, целовал в глаза, щёки, в кончик носа, дотронулся губами до маленькой раковинки уха. Она издала еле слышный смешок, тряхнула головой, и её волосы защекотали ему лицо. Алексей обвёл кончиками пальцев жилку на шее, выступающую линию ключиц… Вдруг опомнившись, он убрал руку и отстранился, хотя оторваться от неё казалось невозможным.
– Я поехал.
Она молча кивнула и открыла дверь.
Без уз
– Какие планы на выходные?
– Я хочу в Алабино.
– Куда?!
– Там будет сражение!
– В смысле?
– Ну, как в сорок пятом.
Алексей вздохнул. За время учёбы он навидался кучу такого рода фестивалей, где на поле громыхают «взрывы», а среди дыма с уныло-растерянным видом расхаживают люди, одетые в костюмы соответствующей эпохи. От таких зрелищ Алёшу уже подташнивало.
– А может, мы лучше в кино сходим? – попробовал предложить он. Но Дусю невозможно было отговорить от принятого решения.
– Нет! Я поеду в Алабино! – безапелляционно заявила она.
«Я поеду» означало, что поедет именно она, вне зависимости от того, составит ей Алексей компанию или нет. Он мог бы обидеться на то, что она не интересуется его мнением, мог бы поссориться с ней, не поехать… Только всё это не имело смысла. Дуся бы только расхохоталась над его обидами или пожала бы плечами. Она никогда не обижалась и ничего не требовала. В такие моменты Алексею казалось, что, несмотря на их отношения, он ей и вовсе не нужен, и тогда на душе становилось тоскливо, всё начинало раздражать, в том числе и сама Дуся, которая равнодушно улыбалась и пожимала плечами. «Впрочем, – задумывался он, – а к кому она не равнодушна?» Общительная, хмурая или радостная, она всегда была словно сама по себе, как та кошка, которая гуляет сама по себе. Всегда в толпе друзей, Дуся никогда не искала ничьего внимания, ни с кем не ссорилась, ни за кого не переживала. Как будто не была привязана ни к кому и ни к чему. Конфликтуя с матерью, она стремилась поменьше бывать дома и вообще хотела жить по своим правилам. Без уз.
Когда Алексею впервые пришла в голову эта мысль, ему стало страшно за неё. Разве можно жить без корней, ни к чему не привязываясь? Так легко можно затеряться в пространстве.
– Хорошо, поедем, – как всегда, согласился Лёша. Во сколько тебя забрать.
– В двенадцать на «1905-го года».
– А почему там?
– Я там буду.
– Зачем?
– Какая разница?
Внутри у Алексея вспыхнуло раздражение: она может хоть раз нормально ответить на вопрос?!
– Я просто спросил. Извини! – едко добавил он. – Не знал, что это секрет.
– Да, большой секрет для маленькой компании, – она рассмеялась в трубку серебряным колокольчиком. – Так ты будешь?
– Буду, если скажешь, зачем ты туда едешь.
Нашла коса на камень. Не то чтобы он требовал отчёта, но ему было обидно, что Дуся демонстративно создаёт тайну. «Могла бы ответить что угодно, даже соврать, если не хотела рассказывать подробности, – думал он, – но зачем так явно вредничать?»
– Ну, тогда пока! – её голос не дрогнул.
Алёша в замешательстве положил трубку. Совсем не на такой ответ он рассчитывал. Он надеялся хотя бы на реплику из серии «ладно, не обижайся» с её стороны. И какого чёрта ей вообще понадобилось на «1905 года»?! Но скоро злость уступила место растерянности. Естественно, перезванивать и извиняться он не собирался, но и ссориться из-за таких пустяков было глупо. Наконец он нашёл выход из положения, показавшийся ему достойным: ничего не говоря, он приедет туда, куда она просит, и устроит ей приятный сюрприз, так что вместо унизительных извинений он великодушно совершит благодеяние. Единственным недостатком этого плана был червячок сомнения, который язвительно напоминал о том, что Дуся могла изменить свои намерения, раз он не согласился на её условия. Но Алёша решил положиться на удачу.
Однако утром следующего дня она отвернулась от него: никогда раньше не проезжая этот район на машине, Алексей совершенно запутался в странной системе дорожных знаков, которые упорно не давали свернуть ему в нужную сторону. Тогда он решил проехать дворами, но запутался в узких переулках, которые с завидной регулярностью заводили уже обозлённого водителя в тупик. Пришлось остановиться и попытаться разобраться по карте, но выяснилось, что последняя вообще была не в курсе относительно половины тех дворов, в которых закружился Алексей. Чертыхнувшись, он закрутил головой в надежде спросить хотя бы случайного прохожего о своём местонахождении. Из-за угла дома жизнерадостно посверкивала куполами на солнце небольшая церквушка, и, видимо, к ней направлялась девушка в белом: в длинной юбке, блузке с коротким рукавом и в платке на голове. Наверно, из-за необычного в повседневной жизни наряда она показалась Алёше каким-то неземным созданием: лёгким, воздушным, не то ангелом, не то привидением. Тем не менее, он понадеялся, что это неземное существо знает планировку земных улиц и стал открывать окно, чтобы спросить дорогу. Но вдруг его рука замерла на оконном «весле». За плечом у девушки был рюкзак. Очень знакомый рюкзак!
Девушка скрылась за поворотом. Алексей лихорадочно закрутил «весло» в обратную сторону, вылетел из машины, повернул ключ в замке и успел увидеть белый силуэт, скрывшийся в тёмном проёме храма. Молодой человек остановился напротив входа, не заходя на территорию церкви, и стал ждать. Вокруг стояла тишина. Изредка кто-нибудь заходил в храм или выходил оттуда, при этом кланяясь и крестясь. Ждал Алексей долго. Ему стало казаться, что это была девушка-виденье. Он даже подумал о том, чтобы заглянуть внутрь и проверить свою версию, но расхаживать по храму в поисках Дуси показалось ему несколько неэтичным.
Отношения с религией у Алексея были сложные. Или, если уж по справедливости, не было никаких. В его семье ходить в храм было не принято, вернее, мать ходила одна, как правило, раз в год – на Пасху. Отец не ходил вообще, и Алексей даже не знал, был ли отец крещён. Самого Алёшу мать отвела окрестить ещё в детском возрасте, но, когда он школьником отказался носить крестик на верёвочке, давить на сына не стала. Так что Алексей причислял себя к неверующим не на основании идейных соображений, а по причине отсутствия таковых на тему веры вообще. Жизнь била ключом, и задумываться о вопросах существования Господа, а уж тем более ходить в церковь по каким-то конкретным дням было совершенно некогда. Однако, как культурный человек, он считал каждого (и в том числе себя) обязанным уважать религию как часть культурного наследия своей страны.
Именно по этой причине он не стал впираться в храм, чтобы найти Дусю, и решил ещё подождать. Наконец, она вышла, обернулась к входу в храм и стала креститься – трижды. И снова она показалась Алексею какой-то нереальной и на себя не похожей. Движения были плавными, ровными, ветер раздувал длинную юбку, и казалось, что девичий силуэт дрожит в воздухе и вот-вот исчезнет. Наконец, она повернулась и пошла к дороге. Дуся была, по-видимому, погружена в свои мысли и не заметила Алексея.
– Дуся!
Она вздрогнула, резко остановилась и наконец уставилась на него.
– Привет! – улыбнулся Алексей.
– Что ты тут делаешь? – спросила она вместо приветствия. На её лице были написаны замешательство и явное неудовольствие, а ресницы были мокрые от слёз. Последнее страшно удивило Алексея.
– Приехал за тобой, – ответил он на её вопрос.
– Ты же не хотел, – резонно заметила она.
Картина проявления Лёшиного великодушия явно не складывалась.
– Но раз уж я тут, может, поедем?
– Сейчас.
Она резко свернула в сторону, к забору, огораживающему газон, лихо подняла длинную юбку, поставила ногу на ограду и принялась застёгивать расстегнувшийся замочек босоножки. Её Движения были не то откровенно соблазнительными, не то по-детски непосредственными. Алексей так и не мог понять, нарочно ли она вела себя так вызывающе или, и впрямь, не осознавала своей притягательности для мужского взгляда.
– Ты что, решил следить за мной? – спросила она, когда они сели в машину.
– Нет, просто хотел сделать сюрприз, – честно ответил он.
Подозрительность во взгляде начала таять.
– А я и не знал, что поход в церковь – это страшная тайна, – поддел он.
– А я не знала, что должна давать тебе отчёт! – гневно сверкнула глазами Дуся.
Алёша понял, что разговор сводится к тому же финалу, что и вчера по телефону, и переменил тему.
– Тебе идёт этот наряд.
Дуся презрительно фыркнула.
– Терпеть не могу ханжеские наряды! – заявила она.
– А зачем тогда надела? – не удержался он.
– Бабульки достают своим занудством, – поморщилась Дуся. – Интересно, чем оскорбляет Господа нормальная одежда?
– Ну, так уж принято, – Алексея удивило, что это он рассказывает Дусе о церковных правилах.
– А зачем?
– Ну, наверно, обращаться к богу надо в благопристойном виде.
– А я думала, его интересует душа! – язвительно заметила Дуся.
Алексей подумал, что разговор принимает странный оборот: выйдя из церкви, Дуся выражает своё презрение к общепринятым церковным правилам, а он, неверующий, почему-то объясняет ей эти правила.
– Что ты хочешь сказать? – осторожно спросил он.
– Что наряжаться для Бога в благообразную одежду не имеет смысла. Можно подумать, он меня голой в душе не видел!
– Чего? – ошалело переспросил Алексей.
– Ну, Он же всё видит, – ответила она спокойно, уже без иронии и на полном серьёзе, как само собой разумеющееся.
– А… Ну да… Наверно.
Заноза
Реальность мастерски обманула ожидания, причём, и Лёшины, и Дусины. Дусе, которая была готова любой ценой увидеть это сражение, происходящее очень скоро наскучило. Возможно, она как-то иначе представляла себе это мероприятие? А может быть, просто Алёша не успевал за сменой её настроения. Сам же он, против ожидания, увлёкся зрелищем боя. Такого профессионализма он давно не видел. Самым же впечатляющим оказалось то, что это было не разыгранное для зрителей шоу, а настоящий бой, ведшийся по конкретным законам определённых событий. В итоге именно он не мог оторвать глаз от разворачивающегося действа, а Дуся скучала и валялась на траве.
– Я ничего не понимаю! Что происходит? – пожаловалась она, когда они сидели на склоне, наблюдая за сражением.
– Сейчас нападают немцы, – пояснил Алексей.
– Это которые?
– Вон те, справа идут.
– А кто идёт слева?
– Это наши, подмога.
– А почему они теперь отступают? Их же больше!
– Командира ранили.
– Откуда ты знаешь?
– Из истории. Видишь, понесли?
– Где?
– Там, где дым.
– Нет, не вижу, расскажи.
Алексей стал рассказывать, вглядываясь вдаль:
– Немцы погнали наших… А вот они наткнулись на наши резервы…
– Какая у них форма?
– Зелёная. Видишь? Но наши защищаются… Отгоняют немцев.
– Эпичненько, – заявила Дуся.
Алексей оглянулся на неё: она лежала на траве с закрытыми глазами.
– Зачем я тебе рассказываю, если ты не смотришь? – раздражённо спросил он.
– Я как раз смотрю. Так лучше видно, – ответила она, не открывая глаз. – Ну, и что дальше? Немцы отступают?
Алексей вгляделся в её лицо, посмотрел на сосредоточенно сдвинутые брови. Неужели она серьёзно? Или просто дразнит его?
– Отступают, – ответил он.
– Туда? – она поводила пальцем в воздухе.
– Туда.
Дуся открыла глаза, посмотрела на его недовольное лицо.
– Я люблю слушать с закрытыми глазами. Получается как телепередача: идёт видео, и его комментирует голос за кадром.
– Я тебе кто, диктор? – невольно улыбнулся Алексей.
– Ну да.
Немцы и в самом деле отступали, битва закончилась. Дуся поднялась с земли и направилась сторону леса.
– Наконец-то закончилось. Пойдём теперь гулять!
Они остались почти одни на поле. Пройдя несколько шагов, Дуся сняла босоножки.
– Кайф какой! – с наслаждением произнесла она.
– А у тебя трава на затылке, – заметил Лёша.
Дуся сдёрнула с головы резинку и вытряхнула из волос следы лежания на склоне, потом снова принялась завязывать пучок.
– Чёрт!
Резинка щёлкнула, и Дуся зло уставилась на оставшуюся в руке верёвочку.
Алексей улыбнулся её гневу:
– А мне нравится, когда ты распускаешь волосы.
Он обнял её и зарылся пальцами в копну волос, блестевших на солнце.
– А мне нет! Они мешаются! – заявила Дуся, выскользнула из его рук и бегом устремилась вниз по склону.
– Дусь, подожди!
В длинной юбке, босиком, с распущенными волосами, она казалось ему фигурой с пасторальной картинки, на какие он всегда смотрел с презрением как на нечто приторно-сентиментальное. Теперь же картинка ожила перед ним и – мало того! – и впрямь доставляла некое эстетическое удовольствие. Алёше даже захотелось тоже оказаться в этом буколистическом сюжете.
– Дусь, а что, приятно ходить босиком?
– Очень! Как будто вся плохая энергия уходит. Заземление!
– Я тоже хочу! – он развязал кроссовки, с некоторой досадой подумав о то, как противно будет надевать носки на грязные ноги, и решил догнать Дусю, уже далеко убежавшую по склону. Однако не тут-то было! Трава оказалась жёсткой, на ней обнаружились какие-то палки и острые камни на каждом шагу. Не веря в такую подлянку, Алёша бросил взгляд на фигурку в белом: Дуся скакала по лугу, как по мягчайшему ковру.
– Что за чёрт? – выругался Алексей и поковылял за ней, стараясь высматривать под ногами опасные колючки. Метров через двадцать он не выдержал и стал обуваться. Носки на грязные ноги.
Дуся была далеко и радовалась мягкой травке.
Добежав до конца склона, она резко присела и замерла.
– Что ты нашла? – обутый, Алексей догнал её через минуту.
Дуся сидела, низко склонив голову, и молчала.
– Дусь ты чего?
Она только помотала головой.
– Что случилось.
Она шумно выдохнула.
– Всё. Хана.
– Что? – не понял Алёша.
– Ногу подвернула.
Тут только он заметил, что она держится за щиколотку.
– Что ж, нужно как-то добраться до машины.
В голове у Алёши замелькали мысли: конечно, донести на руках девушку было бы весьма красиво и эффектно, но – увы! – так бывает только в фильмах. На деле же – Алексей прекрасно это понимал – он не сможет пронести эти пятьдесят (?) килограммов целый километр.
– Не надо, ещё несколько часов у нас есть.
– Почему? – снова не понял он.
Дуся стала подниматься на ноги, он подал ей руку. Первый шаг дался ей с огромным трудом, второй – легче, а потом она зашагала, лишь немного прихрамывая. Алексей облегчённо выдохнул.
– Пойдём к лесу, – туту же заявила неугомонная девчонка. «Хорошо хоть, обулась», – подумал он.
Разумеется, Дусю занесло в самые заросли, причём полные колючек.
– Это малина, – с лёгким презрением к Лёшиному невежеству пояснила она.
Вытащить Евдокию из колючих дебрей он и пытаться не стал, поэтому пробирался за ней, раздвигая руками ветки. Одна из них скользнула по ладони и мерзко кольнула кожу.
– Чёрт! – Алексей потёр больное место и убедился, что микроскопическая иголочка застряла под кожей.
– Всё! Дусь, хватит! – раздражённо крикнул он. – Я выхожу отсюда, иначе скоро стану похож на ежа!
Вытащить колючку никак не удавалось, главным образом, потому, что её не было видно. Она ощущалась при малейшем движении, но ни подцепить её, ни хотя бы разглядеть было невозможно. В ответ на его слова послышался смех Дуси. Она подошла, некоторое время наблюдала за его бесплодными попытками, а потом заявила:
– Давай я.
– Всё равно ничего не видно! – рассердился Алексей, отдёргивая руку.
– А мне не надо видеть.
Она взяла его ладонь, поднесла к губам, маленький горячий язычок скользнул по коже, а зубки подцепили невидимую глазу занозу. Боль тут же исчезла. А может, причина исцеления была и не в вытащенной занозе.
– Всё! – Евдокия уже собиралась отвернуться, но Алексей удержал её за руку.
– Ты всем так занозы вытаскиваешь? – тихо спросил он.
Дуся подняла голову, прочла в его глазах смысл вопроса, смутилась (редкий случай!) и опустила глаза.
– Нет, – ещё тише ответила она.
Алексей припарковался у Дусиного дома, заглушил двигатель. В машине воцарилась тишина. На сиденье рядом с ним, уставшая от путешествия, спала Дуся. Босоножки валялись где-то под торпедой, а сама она свернулась с ногами на кресле. Длинная светлая юбка сползла набок, бесстыдно открыв стройные девичьи ножки. Голову Дуся положила на согнутый локоть, стена чёрных волос упала на щёку. Она была похожа на кузнечика, сложившего свои конечности.
– Дусь, приехали.
– А? – она открыла запанные глаза, распахнула дверь машины, встала и тут же плюхнулась обратно.
– Всё. Не могу идти, – прокомментировала она.
– Нога? – догадался Лёша. – А как же ты ходила?
– Так это когда было? Теперь всё.
Она стояла, как цапля, на одной ноге и держалась за машину.
Так что Лёше всё-таки представилась возможность проявить своё благородство и донести Дусю на руках до лифта. Она показалась ему совсем лёгкой, а ещё он успел подумать, что, должно быть, они странно смотрятся: он вносит в дом на руках девушку в белом и босиком (босоножки она держала в руке). «Ещё подумают, что невеста», – мелькнула в голове глупая мысль, и сердце отчего-то заколотилось: не то от удовольствия, не то от ужаса.
В квартире, как всегда, было пусто.
– Мать на даче, – пояснила Дуся.
Она открыла дверь и поскакала на кухню на одной ноге.
– Сейчас я что-нибудь сделаю поесть.
– Дусь, ты с ума сошла! Садись, давай лучше я.
– Ты не сможешь, ты тут ничего не знаешь!
– А ты подскажи?
Она хмуро глянула на Алёшу:
– Тогда сначала вымой руки!
Он подчинился.
– В холодильнике есть пара сосисок, и нужно сварить картошку – в правом нижнем ящике, – командовала Дуся, сидя на стуле.
– Сначала нужно поставить воду! – приказала она, пока Алексей пытался сориентироваться в пространстве незнакомого хозяйства. – Не из-под крана, а из фильтра – вон кувшин.
– Для картошки есть специальный нож, вон тот, жёлтенький.
– А этот чем плох?
– Тот удобнее.
– Я таким никогда не чистил. (Откровенно говоря, Алексей вообще не помнил, когда в последний раз чистил картошку, каким ножом он это делал и делал ли вообще.) Я лучше обычным. Какая разница?
Дуся шумно выдохнула, но собрала всё своё терпение и ничего не сказала.
– Для шкурок есть специальная миска, справа от тебя! Уже вода закипела! Накрой крышкой, она в колонке! Нет, эта от другой кастрюли!
Дусю раздражало всё, что делал Алексей. По её мнению, всё, что можно, он делал неправильно.
Однако, несмотря на это, картошка сварилась, сосиски тоже, и даже неправильно порезанные огурцы оказались вполне съедобными. Но Дуся всё равно была не в настроении и недовольно бурчала, пока Алёша мыл посуду и старался не обижаться на человека с больной ногой.
А болела она, видимо, сильно, потому что Дуся, хотя и не жаловалась, но совсем на неё не наступала и, даже садясь на стул, долго пристраивала поудобнее больную лодыжку. Он предложил вызвать врача, но Дуся отказалась наотрез, заявив, что она и так знает, что с ней.
– Я уже подворачивала ногу, и не раз. И руку тоже.
– Так что в таких случаях нужно делать?
– Ничего. Само пройдёт через три дня.
Они послушали музыку, посмотрели мультики (Дусина идея), в том числе про домовёнка Кузю, просто поболтали, бесцельно валяясь на диване, но Леша видел, что мыслями она всё равно была где-то далеко.
– Поздно, тебе пора, – как всегда, сказала она.
– А мама скоро вернётся?
– Послезавтра.
– Как же ты тут одна останешься с больной ногой?
Она пожала плечами:
– Нормально.
– Ты же даже ходить не можешь!
– Ну и что?
– Дусь, давай я останусь с тобой.
– Зачем?
– Помогу тебе. Ты же даже постель не постелешь!
– Вот ещё! Нечего меня жалеть! Иди! Тебе завтра на работу.
– Я могу поехать и отсюда.
– Иди, – твёрдо повторила она. – Я всё могу сама!
Алексей повернулся и начал одеваться. В душе противно шевелила лапками обида и поскуливало оскорблённое достоинство: он хочет помочь, а его выставляют из квартиры! Всё это время Дуся сидела на стуле и молча наблюдала за ним. Не оглядываясь, он повернул ручку замка.
– Ладно, можешь остаться, – вдруг сделала одолжение Дуся.
Облегчение от того, что она готова принять его помощь, пересилило желание демонстративно хлопнуть дверью. Лёша стал расстёгивать куртку.
Глаза у Дуси были уставшие. Он, как и обещал, вытащил ей из-под тяжёлой кушетки постельное бельё – зелёное, в коричневых камышах, – улыбаясь, донёс девочку на руках до ванны. Дуся не ответила на его улыбку.
Через несколько минут она явилась в короткой пижамке и села на кровать. Лёшу поражало и смущало такое её отношение к нему. С детской непосредственностью она ходила перед ним практически в нижнем белье, но ей (он был в этом уверен) ни на секунду не приходило в голову, что это неприлично или же, напротив, соблазнительно. Когда он ласкающим движением скидывал с её гладкого девичьего плеча токую лямочку, она недовольно морщилась и возвращала её на место. В этом не было ни грамма кокетства, но не была и отказа. Она всегда отвечала на его поцелуи, но никогда не целовала первая. Она любила зарыться носом ему в подмышку (чем немало смущала Алёшу) и могла сидеть так, молча, очень долго.
– Как твоя нога? – заботливо спросил он.
– Нормально.
– Болит?
– Нормально! – Дусю раздражала забота о ней.
Когда Алёша заметил, что у неё стали закрываться глаза, он поднялся:
– Ты уже спишь совсем! Скажи, где мне взять постель?
– Я сейчас дам, – она попыталась подняться.
– Я сам всё возьму, только скажи.
По-видимому, силы у Дуси совсем кончились к концу дня, и только поэтому она не стала спорить и только бросила:
– Правый нижний шкаф.
– Спокойной ночи! – он поцеловал её в недовольно сморщенный нос.
Когда Алёша проснулся, за окном ещё стояла ночь. В темноте повторялся какой-то тихий звук: не то писк, не то скрип. Лёша прислушался: не с улицы. Он встал с постели и прошёл через коридор к Дусе. Дверь, как и в прошлый раз, была раскрыта настежь. Дуся во сне ёрзала на кровати и тихо попискивала. Он присел рядом.