Za darmo

Побег от дождя (Вопросы любви)

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Я уже отснял все необходимые материалы, – Алексея начала раздражать её настырность. Им всем что, перед объективом мёдом намазано?! Если он будет брать интервью у каждой малявки, которая забрела на огонёк…

– Так, выходит, Дусь, ты уже выдала прессе все тайны закулисья?

– Ты же слышала: нынче СМИ не интересуется личной жизнью литераторов!

– Литераторов? – глупо переспросил Алексей, чувствуя, что упускает что-то важное в их ироничной перепалке.

И тут его осенило. От неожиданности он сразу выпалил то, что пришло в голову:

– Так ты тринадцатая!

– Смотря в каком смысле, – Дуся насмешливо вскинула брови. – Ну да, я и есть чертёнок номер тринадцать, – ответила она и задорно расхохоталась. Резкие движения, чёрные, торчащие из хвоста волосы, блестящие насмешливые тёмные глаза – она и впрямь была чем-то похожа на чертёнка.

– Да нет, – поспешно заговорил Алексей. Он решил не обижаться на смех, поскольку догадывался, что, и правда, сморозил глупость. – Я пообщался со всеми участницами концерта, кроме тебя. Я тебя не смог найти. – Он не стал признаваться, что вообще не помнил, как она выглядела. Теперь он сообразил, что именно её выступление он пропустил, пока разговаривал по телефону. – Что ж ты раньше молчала!

– Вообще-то я непрерывно разговариваю с тобой, с тех пор как ты съел мой пирог.

Настасья воззрилась на них с подозрением, явно не понимая, о чём речь, но Алексей решил не обращать на неё внимания. Рассказывать в подробностях, как они познакомились с Дусей, ему совершенно не хотелось

– Напомни, пожалуйста, что ты читала, – попросил он, снова доставая камеру. Вообще-то «напомни» было не совсем точной формулировкой: трудно вспомнить то, чего и не знал.

– Берггольц.

– Что?! – Алексей замер, так и не достав аппаратуру. «Эта пигалица, наряженная, как на детский утренник, читала стихи Ольги Берггольц?!» – А, ну да… – опомнился он и продолжил доставать камеру. – Чёрт! Где у вас розетка? У меня аккумулятор сел.

Дуся мотнула головой через плечо.

– Ладно, Дусь, я тогда тебе потом расскажу про декабрьский выпуск, – Настасья отошла обратно к столам.

Алексею удалось наконец включить камеру. Он направил её на собеседницу, которая по-прежнему сидела на стуле, поджав ногу и допивала чай, держа чашку обеими руками.

– Расскажи, пожалуйста, о вашей литературной студии.

Дуся пожала плечами:

– Тебе уж, небось, двенадцать раз рассказали, – поддела она.

Она попала в точку, но журналист хотел услышать именно её впечатления. А Дуся продолжала пить чай, не обращая ни малейшего внимания на камеру. Алексей даже удивился. Все здешние, не привыкшие к объективу девушки смущались перед камерой, но Дусе, по-видимому, было всё равно, какое она произведёт впечатление.

– Тогда расскажи немного о себе, – предложил журналист.

– Что рассказывать?

Ему показалось, что она нарочно дразнит его, но решил набраться терпения. Зачем? Разве ему мало было материала для репортажа? Нет. Всё, что он мог, он выжал из этого мероприятия. Возможно, его просто раздражала её неуступчивость.

– Расскажи, где ты учишься.

– Здесь.

– Где «здесь»?

– В университете, – она посмотрела на него как на дурака.

– А… на каком курсе?

– Первом. Отделение перевода.

– Сколько ж тебе лет? – не выдержал он.

– Семнадцать.

Значит, она была на год младше своих однокурсников, а выглядела и вовсе школьницей.

– Я в школу пошла с шести лет, – пояснила она, очень точно расшифровав его реакцию.

– А что привлекло тебя в литературной студии?

– Хочу печататься.

– Ты пишешь стихи?

– И стихи тоже.

– Тоже?

– Ещё небольшие рассказы. Так, зарисовки.

– Ну, я желаю тебе увидеть когда-нибудь свои строки в печати. – Алексей говорил искренне. Девчонка – такая маленькая и такая настойчивая – была ему симпатична.

– Я уже видела.

– Тебя уже напечатали? – удивился он. «Только начала учиться, а её уже печатают в альманахе!» Девчонка вызывала всё больше уважения.

– Да, в предыдущем выпуске.

– А можно почитать? – Алексею уже на самом деле было интересно, что она умеет.

– У меня с собой нет – дома. – У неё была странная манера выражаться: фразы были обрывистые, как будто какая-то часть слов оставалась у неё в голове. – Могу принести, только ты потом отдай.

– Да, конечно, давай как-нибудь встретимся.

– Окей, ты у нас бываешь?

– Я могу подъехать.

– Если хочешь, мы можем встретиться где-нибудь в метро?

Алексей поразился тому, что она пытается облегчить ему жизнь. Обычно девушкам нравится, когда ради них что-то делают. Тем более что в этой встрече был, в первую очередь, заинтересован он.

– Нет, я на той неделе буду здесь: мне нужно в библиотеку.

Алексей врал. В его корпусе библиотека была лучше, но ему хотелось при встрече поговорить с ней, что вряд ли получилось бы, если бы они встретились в метро. Он подумал о том, что мог бы угостить её кофе – в конце концов, он её должник за сегодняшний пирог.

– Ладно.

Алексей уже выключил камеру, но уходить не хотелось, хотя гости уже начали постепенно расходиться. С Дусей ему было комфортно, от неё словно исходило какое-то тепло. А кроме того, она вела себя так естественно, что с ней ему совсем не хотелось притворяться, пытаться произвести какое-то впечатление. Может быть, это было оттого, что он не смотрел на неё как на симпатичную девушку. Она ему нравилась как человек, а ещё ему доставляло удовольствие говорить с ней, и почему-то было очень легко рассказывать о себе. Он и рассказывал: о том, где он учится, где подрабатывает, рассказывал о своих планах после выпуска.

Гости уже почти разошлись, а они всё говорили и говорили. Девчонка казалась необычной, и ему хотелось разгадать эту загадку, и поэтому он расспрашивать её обо всём подряд:

– Какой твой любимый писатель?

Дуся снова удивила его:

– Достоевский.

«Впрочем, – подумал он, – если ей нравятся стихи Ольги Берггольц, то почему бы ей не любить Достоевского? Судя по всему, Дуся была начитанной девочкой и понимала очень глубокие вещи, несмотря на свой юный возраст.

– А твой?

– Мне нравится Шукшин.

– А из классики?

Классика ассоциировалась у Алексея со школьной программой, и хотя за университетские годы отвращение к ней прошло, но интерес к литературе девятнадцатого века так и не появился. Поэтому он решил отшутиться:

– Ну, Пушкин – это наше всё!

– Мне нравится «Выстрел», – задумчиво добавила она.

– Тебе нравится учиться здесь?

– Очень. Между прочим, переводить лирику ещё сложнее, чем сочинять. Перевод Лермонтова из Гёте печатается в сборнике стихов Лермонтова! – она говорила с жаром. Молодой человек понял, что литература прямо-таки её страсть, и она знакома с ней (во всяком случае, с классикой) гораздо лучше, чем это необходимо студентам-переводчикам. А ещё его насмешило, что их разговор свернул в область литературы. Что ж, в конце концов, так и должно быть на литературном вечере.

– Молодые люди, вы домой не собираетесь? – Перед ними стояла улыбающаяся Мария Ивановна. – Или ещё не все литературные вопросы решены?

Алексей вдруг заметил, что аудитория опустела, остались только они втроём. Со столов уже было всё убрано. Он удивился, что не заметил, как это произошло – настолько он увлёкся разговором с девочкой. Вернее, не только разговором: слушая, он с любопытством разглядывал её. Дусю вряд ли можно было назвать красавицей, но её лицо привлекало внимание. Оно было настолько живым, на нём отражалось так много эмоций, что хотелось смотреть на него не отрываясь. А ещё у девочки был странный разрез глаз: уголки опущены книзу, отчего взгляд всегда казался немного грустным, даже когда она улыбалась. А когда Дуся опускала длинные чёрные ресницы, то глаза словно подёргивались туманом. Говорила она тоже очень эмоционально, помогая своим мыслям быстрыми жестами. На тонком запястье Алексей заметил большие мужские часы, явно несовременные.

– Это твои?

– А ты думал, я их украла?

Алексей подумал о том, надоест ли ей когда-нибудь дразнить его.

– Нет, но я подумал, что они старше тебя.

– Точно, это часы моего дедушки. Можно сказать, наследство, – она хмыкнула. – Ему подарила их бабушка – первый подарок после войны – очень дорогой подарок, – она вдруг заговорила негромко и с нежностью в голосе.

Алексея впечатлило то, как она относилась к памяти, к истории своей семьи, ну, конечно, и то, что она вообще носила их – весьма странное украшение для девушки.

– Ой, уже все ушли! – подскочила Дуся. Алексей догадался, что она тоже на время разговора выпала из реальности. – Давайте я вам помогу поставить на место парты, – и ринулась двигать мебель. Он, конечно, поспешил помочь девушке.

Когда аудитория приняла вид обычного класса, Дуся попрощалась с Марией Ивановной, Алексей тоже поблагодарил пожилую руководительницу за приятный вечер, пообещал подарить диск с готовым репортажем и вышел вслед за девочкой в длинный коридор.

– Ты сейчас куда? – спросил он, когда она, закинув за плечо рюкзак, застёгивала на ходу спортивную куртку.

– Домой.

«Замечательный ответ!» – с сарказмом подумал Алексей, а вслух пояснил (с некоторой гордостью): – Я имел в виду, что мог бы тебя подвезти на машине.

– Не, я люблю ездить на метро, – Дуся не удосужилась поблагодарить за предложение.

– Впервые встречаю такого человека! – поразился Алексей.

Действительно, что может быть привлекательного в толпе народа в душном, шумном вагоне, если ты, конечно, не гость столицы? Алексею всегда было жалко времени, потраченного на дорогу.

– Наверно, многие думают, как ты, – заявила она. – Так вот почему почти все в метро едут с мрачными лицами!

– А должны ехать и непрерывно улыбаться, как дураки? – поддел он.

Она фыркнула.

 

– В метро можно переделать кучу дел: читать, слушать музыку, спать, в конце концов. Я люблю писать стихи или просто думать. В метро можно побыть наедине с собой, – проговорила она задумчиво.

– В толпе?

– В толпе как раз человек всегда одинок. Не замечал?

– Пожалуй…

В её рассуждениях было немало философского, хотя, похоже, она сама не осознавала этого.

– Так ты поедешь со мной или предпочтёшь думать?

– Думать. И я ненавижу пробки.

Алексей постарался не обидеться, к тому же, как ни странно, он был уверен, что она говорила только то, что думала. Она, действительно, просто не хотела ехать на машине.

– Так я тебе позвоню по поводу альманаха?

– Да, пиши номер.

Он набрал цифры на телефоне, и из её сумки донеслась песня:

«…Возможно, ты цветок на лугу,

А может, ветерок в облаках.

Тебя я удержать не могу,

Ты вянешь в руках…»

– Любишь «Несчастный случай»?

– Я много чего люблю.

– Например?

– Русские романсы, Scorpions, иногда слушаю этническую музыку.

«Ну и разброс! – подумал Алексей. – Как она умудряется любить всё это одновременно?»

– Ладно, тогда созвонимся, – сказал он, когда они уже почти дошли до метро.

– А где твоя машина? – вдруг спросила она.

– Там, – он кивнул головой назад.

– А зачем тогда ты идёшь к метро?

Алексея удивил столь наивный вопрос.

– Тебя провожаю.

– Да я сама дойду, ты поезжай!

– Да мне не трудно.

Она посмотрела на него подозрительно, но промолчала. А Алексей задумался над её реакцией. Что необычного в том, чтобы проводить до метро? Её что, ещё никто никогда не провожал? Возможно, так оно и было, во всяком случае, до этого момента Алексей и не думал провожать её – просто шёл рядом, не желая прерывать разговор. А теперь он сам прервался, и повисло напряжённое молчание. Так, молча, они и дошли до красной буквы «М».

– Ладно, пока! – она подняла раскрытую ладошку, что, по-видимому, должно было означать жест прощания, развернулась и пошла, не оглядываясь.

– Приятно было познакомиться, – проворчал он себе под нос.

В погоне за рукописями

Выходные у Алексея прошли под знаком «терпение и труд всё перетрут». Вот они и старались перетереть его несчастный мозг, пока он, запершись от мира в бабушкиной однушке, работал над репортажем. Пересматривая отснятые кадры, он нашёл наконец Дусино выступление. Ей снова удалось впечатлить его: Дуся читала стихотворение «Дальним друзьям». Она читала не так, как обычно читают стихи со сцены, а словно бы разговаривая, как в жизни, с близкими людьми. И оттого строки звучали очень просто, искренне и… как-то даже интимно. Кстати, слушая Дусино чтение, Алексей не уловил ни одной знакомой интонации, как будто читала не она, а совсем другой человек, как будто она играла роль, но играла столь убедительно, что он не заметил ни одной фальшивой ноты.

«Вы не бойтесь, я беру не много

на себя: я встречу у порога,

в красный угол сразу посажу.

Расспрошу о ваших неудачах,

нету слез у вас – за вас поплачу,

нет улыбки – сердцем разбужу» …

Её выступление он включил в репортаж, а вот интервью не стал. Их разговор был совсем не похож на интервью: её усмешки, обрывистые фразы, какие-то непонятные вопросы… В общем, выглядело это как-то недостаточно литературно. А вот Дусины по-настоящему тонкие замечания о литературе, о её интересах прозвучали при выключенной камере. Так что Алексею пришлось выискивать другие отрывки из снятого.

В воскресенье далеко за полночь Алексей похлопал глазами, в которые, казалось, насыпали песку, но зато с чувством выполненного долга сунул в сумку диск с готовым репортажем и направился к холодильнику. От полуфабрикатов уже подташнивало, а готовить что-то сил не было. В итоге Алексей налил себе стакан молока и сжевал пару кусков колбасы с хлебом. Сон накрыл его, едва он положил голову на подушку, однако перегруженное сознание продолжало бодрствовать, всю ночь «развлекая» журналиста кадрами из какой-то странной передачи, где Лерка давала интервью, Дуся пекла пироги, а Серёга почему-то играл на ксилофоне, причём играл очень плохо, на одной ноте, и Алексею очень хотелось, чтобы он заткнулся. Но Серёге, видно, нравилось играть, и он не обращал никакого внимания на мольбы друга. Тогда Алексей решил встать и отобрать у него палочки, и ему это даже удалось, но почему-то звон продолжался, и тут до Алексея дошло, что он лежит на кровати, над ухом раздражающе звенит будильник и хочешь-не хочешь надо вставать и ехать в универ.

Студент с закрытыми глазами добрёл до ванной, поплескал в лицо холодной водой, чтобы проснуться, но попытка не удалась, и даже кофе не помог. Поэтому он решил поехать на метро: отчасти боясь уснуть за рулём, а отчасти потому, что ему не хотелось опоздать на презентацию репортажей. Стоя в набитом вагоне метро и пытаясь держать глаза открытыми, Алексей вспомнил Дусину фразу о том, что в метро можно поспать. Воспоминание очень раздражало.

Однако его старания не пропали даром. Кротов оценил тяжкий труд Алексея, заметив, правда, что он пошёл самым лёгким путём – ограничившись университетской культурной жизнью, но зато похвалил его профессиональные навыки в компоновке материала.

Успешную сдачу работ надо было отметить.

– Гуляем?

– Серёг, я твой должник, с меня бутылка!

Так что вечер понедельника прошёл шумно, весело, омрачало только одно: назавтра снова в универ, хорошо хоть ко второй паре. Кроме того, над душой у Алексея ещё висела статья для газеты, которую к среде надо было сдавать. Так что вторник тоже весь прошёл в трудах. В среду можно было немного выдохнуть, к тому же он обещал Лере сходит в кино (хотя, если бы она не напомнила, то он, закружившись с делами, точно бы забыл о своём обещании).

Фильм, по-видимому, был рассчитан на избранных и был пронизан философскими идеями до занудства, так что скоро после начала мысли Алексея пошли своим путём и добрались до обещанного ему альманаха. Он решил назавтра съездить в гуманитарный корпус после пятой пары. Но сначала нужно было позвонить Дусе, что он и сделал прямо тут же, не боясь упустить что-то важное в фильме. Он набирал номер дважды, но она не брала трубку. Алексею стало досадно: он понял, что если не дозвонится, то встречу придётся отложить на неопределённый срок, так как просвета в делах не намечается. К полуночи, ложась спать, он понял, что его план благополучно накрывается медным тазом, и мысленно послал куда подальше эту несчастную поэтессу с её альманахом. Но вдруг дождался весьма лаконичной эсэмески с её номера: «Что?» «Мда… – подумал Алексей. – Краткость – сестра таланта. Интересно, она Чехова любит?» Ему стало даже немного обидно: могла бы позвонить или хотя бы поздороваться, всё-таки они ещё ни разу не созванивались, да и вообще только познакомились неделю назад. Но он принял её правила игры и написал: «Можно я подъеду к твоему корпусу завтра в 5?» Она ответила в той же манере: «ОК».

Алексей понял, что его это раздражает, даже создалось впечатление, что она хочет от него отделаться. «Впрочем, уже поздно, может, ей неудобно разговаривать?» – примирительно подумал он.

Увидев его репортаж, Лера заинтересовалась литературной студией.

– Надо же! Я и не знала, что у нас такая существует. Мне было бы интересно туда сходить. А они берут всех желающих?

– Наверно, не знаю, я не спрашивал. Зачем тебе это?

Лера пожала плечами:

– Мне кажется интересным то, чем они занимаются, хочу познакомиться с ними поближе.

Алексею показалось странной Лерина реакция: она редко интересовалась чем-то, кроме «дел». Она была для этого слишком серьёзной. А уж эта студия точно не привлекла бы внимания Алексея, если бы не необходимость сделать репортаж.

– Я сейчас туда поеду. Мне обещали дать почитать их альманах. Так что увидимся завтра.

– Здорово! А мне покажешь? – заулыбалась Лера.

– Обязательно.

Он чмокнул её в щёку и сел в машину.

Алексей заходил в гуманитарный корпус, на ходу набирая Дусин номер. Где конкретно её искать-то? В телефоне шли длинные гудки. Алексей раздражённо выругался: она вообще когда-нибудь берёт трубку? Но Дуся недолго заставила его злиться: сразу за пропускным пунктом он увидел её фигуру, встречающую его, как гид – туристов. Только вместо таблички в руках был пластиковый стаканчик.

– Привет! – поздоровался он. – Как дела?

– Угу.

«Мда, – подумал Алексей, – её совсем не учили правилам этикета?» Всё-таки эта девчонка иногда очень сильно раздражала его. Он решил преподать небольшой урок:

– «Угу» – это «хорошо» или «плохо»?

– Отлично! – ответила она. – Такие вопросы задают из вежливости. Ты ведь не ждёшь подробного отчёта о моей жизни с того момента, как видел меня неделю назад? Так вот, я оценила твоё внимание. – Она лучезарно улыбнулась.

Алексей понял, что она умеет не только раздражать, но и ставить в тупик, и что это ему не нравится.

– Я тебе звонил, ты не брала трубку, – раздражённо сказал он.

– Да? – С удивлением на лице она выудила телефон из кармана и уставилась на экран. – О, точно, у меня был звук выключен. – Её совершенно не волновало недовольство собеседника по этому поводу.

«Могла бы извиниться!» – с досадой подумал он, и поэтому, заговорил гораздо резче, чем следовало:

– Ты обещала журнал.

– Да, только он остался в читальном зале, там мои вещи. Сейчас чай допью, – она кивнула на стакан, – и пойдём, а то меня не пустят. Пойдём сядем.

Дуся направилась вглубь холла и села батарею у стены. Алексею ничего не оставалось делать, кроме как сесть рядом. Она молча пила чай, задумчиво глядя перед собой, а он от нечего делать стал рассматривать девочку. В этот раз она выглядела менее экстравагантно, чем тогда: джинсы, кроссовки, длинная зелёная толстовка с меховым капюшоном, полностью скрывающая её фигуру. Волосы были завязаны в толстый пучок на макушке, из которого, как иголки у ёжика, во все стороны торчали кончики волос.

Уже через пару минут он почувствовал, что сидеть на батарее крайне неудобно и что его зад прямо-таки покрывается рельефным узором в полосочку. К счастью, когда он встал, не выдержав больше сидения на этом пыточном кресле, она тоже поднялась и метнула стаканчик в стоящую неподалёку мусорку.

Они вместе прошли в читальный зал, никто даже не попросил показать читательский билет – в гуманитарном корпусе всё было проще. Дуся подошла к одному из столов, на котором были веером разбросаны книги, тетрадь, ручки, а ещё стопка бумажек, исписанных крупным, корявым и совершенно нечитаемым почерком. Из-под всей этой кучи Дуся выудила октябрьский выпуск альманаха. Заглянув в оглавление, Алексей обнаружил там только одно её стихотворение. Он надеялся, что их будет больше.

– К сожалению, выпуск моего сборника пока не планируется, – усмехнулась она.

– А что, материала бы хватило?

– Вполне.

– А можно почитать остальное?

– Ладно, могу дать кое-что.

– Пришли мне по почте.

Она нахмурилась:

– У меня нет своего ящика.

– Тогда просто принеси. Я всё равно ещё сюда приеду, чтобы отдать диск с репортажем Марии Ивановне. Я ей обещал.

– Отдай. Ей будет приятно, – Алексей почувствовал, с каким теплом Дуся отозвалась о своей руководительнице.

– По каким дням вы собираетесь?

– По понедельникам и четвергам.

– Тогда увидимся.

Дуся кивнула и подняла ладошку – «Пока!»

Следующая неделя у Алексея прошла в делах, в учёбе, и, если бы не обещание Марии Ивановне, он бы точно не вспомнил ни про студию, ни про Дусю с её стихами. Хотя то единственное, что было в сборнике, ему понравилось. Стихотворение посвящалось бабушке и представляло собой наблюдение за женщиной, прожившей долгую и непростую жизнь. Алексей усмехнулся, когда понял, что оно заключает в себе вопрос о смысле жизни. Необычно – для семнадцатилетней девочки. Ему ещё больше захотелось прочитать остальные и узнать, что у Дуси в голове. Он поймал себя на мысли, что действительно заинтересовался этим феноменом, с которым столкнулся волей случая на импровизированном университетском литературном вечере. При этом Алексей не воспринимал Дусю как равную себе – симпатичную, талантливую девушку. Она была для него, скорее, странным, одарённым, неординарным ребёнком, из которого ещё неизвестно что вырастет.

Сдав статью в журнал, Алексей почувствовал облегчение: в ближайшие дни можно было расслабиться и ни о чём не думать (кроме ежедневных заданий в универе, конечно). Поэтому вечер пятницы обещал стать очень приятным: они были вдвоём с Лерой, она разогревала в духовке купленную по дороге пиццу, на столе заманчиво темнела бутылка вина, а Алексей пытался хоть немного разобрать свалку проводов и дисков на столе. Сегодня Лера оставалась с ним. Ему нравилось устраивать такие, как он иронично называл их про себя, «романтические» вечера, остаться же у него насовсем он не предлагал никогда и никому, даже Лере. Он не хотел связывать себя подобного рода обещаниями, предпочитая независимость. А кроме того, ему претила мысль о том, что женщина будет постоянно присутствовать в его квартире, наводить свои порядки, мелькать туда-сюда, как это представлялось герою известного фильма. Не то чтобы он собирался всю жизнь прожить один, нет, конечно, он понимал, что рано или поздно женится, заведёт ребёнка, и, может быть даже, его избранницей станет Лера. В конце концов, она девушка хорошая, добрая, красивая… К тому же, она нравилась его родителям… Но, в любом случае, это случится нескоро. Куда спешить? Ему всего двадцать три, надо найти хорошую работу – ведь для семьи нужно много денег. Одним словом, Алексей был вполне ответственным молодым человеком.

 

– Так когда ты поедешь отдавать диск?

– А? – Вопрос Леры выдернул Алексея из его мыслей. – Не знаю, надо выбрать время. А что?

– Я хочу поехать с тобой. Можно?

– Зачем?

– Ну, я говорила тебе, мне интересно посмотреть, как они занимаются. А может, я тоже буду заниматься в студии? – Лера смотрела на него с умоляющей улыбкой.

Вообще-то Алексей предпочёл бы поехать туда один. У него почему-то сложилось ощущение, что знакомство со студией – это его, личное, дело. Как будто он был единственным, кто вхож в этот круг. Он и сам понимал, что это глупо, тем более что в студии были студенты с разных факультетов, хотя с журналистики – он один. Алексей представил, что снова встретится со всеми этими теперь уже знакомыми людьми, и вдруг осознал, что ему это будет приятно, как бывает приятно снова прийти туда, где однажды тебе очень понравилось. Он и не догадывался, что студия произвела на него такое впечатление. Видимо, дело было в той душевной, домашней атмосфере, которую удалось создать Марии Ивановне. Это был словно маленький закрытый мирок, и Алексею показалось, что Лера, придя из его, Алёшиного, мира, разрушит этот – замкнутый, литературный. Алексей словно подсознательно хотел сохранить свою тайну.

Но у него не было причин отказывать Лере, поэтому он обещал ей, что в понедельник они поедут вместе. Уже в воскресенье вечером он сообразил, что надо напомнить Дусе про стихи, которые она обещала дать ему почитать, и набрал её номер. В этот раз она ответила сразу, только голос был какой-то странный, так что он даже её не узнал.

– Дуся?

– Да-да, я слушаю.

В трубке издалека послышался резкий женский голос, который что-то выкрикивал.

– Дусь, ты завтра будешь в студии? Я собираюсь подъехать…

– Да-да… – как-то растерянно и невпопад перебила его девочка. Голос около неё продолжал кричать. – Хорошо, хорошо!

– Что? – Алексей не понял.

– Извини, я не тебе.

– Тебе неудобно сейчас говорить?

– Я перезвоню, – поспешно проговорила Дуся и, не дождавшись ответа, отключилась.

Алексей недоумённо уставился на телефон.

– Что случилось? – спросила Лера.

– Мне одна девочка из студии обещала дать почитать свои стихи.

– А как её зовут?

– …Евдокия, – запнулся Алексей и почему-то назвал полное имя.

– Какое редкое имя! Но красивое.

Дуся перезвонила минут через пятнадцать.

– Привет, Лёш, – голос у неё был уставший.

– Привет. У тебя всё в порядке?

– У меня всё отлично. Что ты хотел?

– Я завтра собираюсь посетить ваше тайное общество, – пошутил он, чтобы рассеять её напряжение.

Ему это не удалось.

– И?

– Ты обещала мне раритетные рукописи.

– Что?

Алексей понял, что мыслями Дуся была далеко.

– Ты принесёшь мне свои стихи?

– А, да, конечно.

– Тогда до завтра!

– Пока.

В студии Алексея приняли с распростёртыми объятиями, закидали вопросами о том, как прошёл репортаж, а уж когда он достал из сумки подарок – диск, то и вовсе стал героем дня. Все загомонили ещё громче, засыпали его благодарностями и стали решать, кто и когда сможет принести ноутбук, чтобы посмотреть видео. Среди студентов он узнал Настасью, Ивана и ещё несколько знакомых лиц.

– А это Лера, моя однокурсница, – Лера бросила на него короткий тоскливый взгляд.

– Дусенька, здравствуй! – раздался голос Марии Ивановны. – Посмотри, кто к нам пришёл. Алёша сделал нам замечательный подарок! – Руководительница, улыбаясь, держала в руках диск.

– Здравствуйте, Мария Ивановна! Это здорово, – вежливо ответила она и вдруг закричала: – Ваня! – и бросилась парню на шею. – С днём рожденья!

Она достала из рюкзака большую, размером с альбомный лист, открытку и вручила ему. Он открыл и ахнул:

– Твои?! Спасибо! – и чмокнул её в щёку. Настасья стояла рядом и с улыбкой наблюдала за ними. Алексей тоже наблюдал и строил предположения о том, что же такого было в открытке и насколько близкие отношения у неё с Иваном. В итоге он решил, что Иван – больше, чем просто приятель, а в открытке – подаренные ему стихи. Журналист смотрел на открывающуюся его взору жизнерадостную картину, и она ему не нравилась: что-то, в его понимании, в ней было неправильное.

Наконец, Дуся повернулась к Алексею:

– Привет!

– Знакомься, это Лера.

– Евдокия, – представилась она и принялась с любопытством разглядывать его девушку, так что та даже немного смутилась. – Я принесла, – сказала наконец Дуся, вытаскивая из рюкзака стопку листов с напечатанным текстом, и протянула их Алексею.

– Спасибо.

Лера отошла к Марии Ивановне.

– Вы хорошо сочетаетесь, – заметила вдруг Дуся.

– Что?

– С Лерой.

Алексей опешил: они пока ни словом, ни жестом не проявили своих отношений!

– Очень интересно почитать твои стихи, – Алексей наконец придумал что сказать и кивнул на стопку бумаги.

– И нам будет очень интересно посмотреть твой репортаж! – с иронией ответила на комплимент Дуся.

Мария Ивановна предложила остаться Лере и Алексею, и они воспользовались приглашением: Лера – с восторгом, а Алексей – с сомнениями, но составляя компанию своей девушке.

Занятие в студии было похоже не на урок, а, скорее, на кружок по интересам. Мария Ивановна сначала обсуждала с Дусей материал для чтецкого конкурса, потом стала помогать студийцам с их текстами. В это время остальные либо что-то писали, либо обсуждали, но непременно по делу, никто не трепался просто так. Было видно, что в этой незамысловатой студии собрались действительно увлечённые люди. Алексею было интересно наблюдать за ними, а Лера так вообще смотрела на них с восторгом. Особенно на Дусю. Алексей заметил, что Лера не сводила с неё глаз ещё со знакомства. Потом девушки разговорились. Алексей наблюдал за ними с другого конца аудитории и невольно сравнивал. Такие разные. Как ангел и чёртик. Лера – светловолосая, светлоглазая, с мягкими вьющимися волосами, раскиданными по плечам, и Дуся – с чёрными волосами, завязанными в два растрёпанных пучка над ушами. Она что-то эмоционально рассказывала Лере, помогая себе жестами, а та слушала её с радостной улыбкой.

Мария Ивановна, конечно же, была рада принять Леру в коллектив.

– Творчество – дело добровольное и ничьему суду неподвластное, – сказала она. – Я никогда не провожу отбора, ведь нельзя знать заранее: насколько талантлив человек. А вдруг, я ему откажу, а он проявит себя где-нибудь в другом месте, например, через год или через два?

– Вы так говорите, как будто каждый человек обязательно должен обладать талантом, – улыбнулась Лера.

– А как же иначе? Но даже если у него талант, например, в гимнастике, я всё равно буду рада, что он заинтересовался литературной жизнью. Ведь что такое литература? Это жизнь души. Любое литературное произведение описывает внутренний мир человека.

– Да, пожалуй, вы правы, – с удивлением согласилась Лера. Она никогда не подходила к книгам со столь возвышенных позиций.

– А он, может быть, даже поважнее внешнего!

Домой Лера возвращалась задумчивая и молчаливая.