Муж улетел в Казахстан, а жена осталась дома. Ни мужа дома, ни сына. И вдруг такая на нее напала тоска, хоть плачь. Вместо того, чтобы отдохнуть от всех, она начала искать, чем бы заняться. Сначала позвонила Гале, спросила, когда Мишу выпишут из больницы, и сказала невестке, что завтра навестит брата. Потом поехала к родителям на окраину Москвы, где от метро «Проспект Вернадского» надо было еще добираться на автобусе. В доме родителей было тоскливо, ее приход развеселил их ненамного. Если в матери еще оставался какой-то оптимизм и вера в будущее, то отец совсем сдал. В сентябре он уже не пошел на работу в школу, а окончательно вышел на пенсию. Иногда Михаил Николаевич жаловался на слабость и головную боль, но больше всего бросалось в глаза и тревожило родных его безразличие ко всему, в том числе и к жизни. Он ни разу не навестил сына в больнице и старался вообще о нем не вспоминать. Он держал свое горе внутри – и это была своего рода защита старого человека от жизненных невзгод.

На следующий день в больнице Миша показался ей почти здоровым – к Новому году его обещали выписать. Но он заявил Тане, что лечиться в этой больнице больше не будет, потому что не даст своего согласия.

–

В стране демократия, – объяснил он, – и никого теперь не имеют права лечить принудительно. Вот если бы я совершил преступление, убил кого-нибудь, тогда бы меня сюда привезли. Я же никого не убивал, и что мне тут делать?

–

Разве ты сам не хочешь быть здоровым? – спросила Таня.

–

Хочу. Я буду здоровым и без психушки. У меня таблетки есть.

–

Однако почему-то не получается…

–

Так не даете вы мне вылечиться, по любому поводу сюда отправляете…

–

Ты плохо себя ведешь, на машину садишься пьяный. А потом, соседи на тебя жалуются. В пять часов утра начинаешь им в дверь звонить, деньги в долг просить. Разве это нормально?

–

Это я пошутил. Больше не буду, но сюда я не поеду, здесь меня делают больным. Лучше умру.

Таня вышла из больницы с тяжелым чувством и еле дождалась возвращения мужа из Казахстана. Сергей, однако, вернулся довольным и сразу доложил, что их сыну Андрею со службой повезло. Совсем недавно его определили на станцию спутниковой связи дежурным. Станция не работает, излучения там вредного нет, но надо поддерживать чистоту и порядок, а параллельно ждать сигнала, если вдруг свыше прикажут эту станцию включить. То есть служба у сына ожидается не обременительной, хотя в различные наряды, как и другие солдаты, он будет ходить. Сергей Алексеевич познакомился с командиром части и с офицерами-начальниками сына. Все отзывались об Андрее хорошо, называли его толковым парнем. И все, конечно, успокаивали папу, заверяя, что их воинская часть – интеллигентная. И дедовщины в ней нет. Это даже не часть, а контрольно-измерительный пункт, относящийся к системе «Энергия-Буран».

Андрюшу отпустили в увольнение, и он с отцом погулял по городу, посидел с ним в гостинице, потом в кафе. На прощание походили по магазинам, накупили фруктов и конфет, и наступило время прощания. Сын по-прежнему ни на что не жаловался и домой не просился. Добравшись из части до Джезказгана, Сергей Алексеевич поймал такси, чтобы ехать в аэропорт. В машине уже сидели три женщины, которым было по пути. В дороге они разговорились. Оказалось, что две из них ехали провожать третью в Москву. Сергей Алексеевич, в свою очередь, рассказал о службе сына. И тогда самая пожилая из попутчиц дала ему свой Джезказганский адрес – пусть, мол, сын заходит, когда бывает в увольнении, да и мало ли что может случиться… И папа Сережа, поблагодарив, положил бумажку с адресом в карман.

Услышав от мужа эту историю, Татьяна тут же села писать сыну письмо, чтобы сообщить ему адрес. В Казахстане, видимо, люди очень хорошие; а армия есть армия, вдруг придется бежать? Конспиративная квартира не помешает. Женщину, давшую адрес, звали Зоей Степановной Гостяевой, по национальности она была не казашкой, а русской. Но недели через две Поляковы получили от сына недовольное письмо.

Здравствуйте, родные!

Не успел я прочитать ваше письмо о знакомстве папы с женщинами, как они сами заявились ко мне с гостинцами. Это что за шутка с вашей стороны? Зачем они нужны? Накормили меня до отвала, а потом говорят, заходи в гости, когда будешь в увольнении. Вот завтра я собираюсь идти в увольнение, но к ним ни за что не зайду. Это уже лишнее. Еще раз придут – пошлю их подальше.

В остальном у меня все нормально. Сижу на станции «Связник», которая представляет из себя небольшое здание с антенной (тарелкой), направленной прямо в космос. Это связь между нашим Контрольно-измерительным пунктом и Центром управления полетов в Москве. Сейчас космические программы тормозят из-за отсутствия средств. И работы не очень много. А вообще-то наш отдел занимается траекторными измерениями и космической связью. Ну ладно, про станцию хватит, а то меня КГБ арестует. Я, кстати, давал подписку о невыезде за границу на пять лет – вот такие государственные тайны меня окружают.

Да! Мне выдали новую зимнюю форму с шапкой, сапогами и портянками. Я в ней похож на окончательного идиота, хотя в армии и без того много всякого идиотизма, который, тем не менее, человеку, учившемуся в советской школе, вполне привычен. Я заметил еще один парадокс (это могло случиться только со мной) – чисто физически и психологически я чувствую себя в армии лучше, чем на гражданке. Когда мне здесь изредка выпадает случай сходить в увольнение, то в казарму я возвращаюсь, как домой. И такой родной мне она кажется!

В последнее время нас стали меньше гонять, и я прочитал в библиотеке все книги и брошюры из серии «Знание». Особенно мне понравилось про клады – после армии поеду клад искать. Кстати, я вам не сообщал наш армейский девиз? Вот он: «Бороться и искать, найти… и перепрятать!». Как вы догадались, этот девиз выкрали из романа Каверина «Два капитана» и слегка подкорректировали. Правильно он звучит так: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Я рад, что вы живете хорошо и катаетесь на машине. Поздравляю с наступающим Новым годом! Мы к нему тоже готовимся, и зима у нас наступила – морозы минус двадцать градусов, пурга, все вокруг сметает…

Андрей

До Нового года оставалось два дня, Миша уже был дома, и Таня думала, что они с Галей, как обычно, придут к ним встречать Новый год. Однако Галя позвонила и сказала, что они с Мишей в новогоднюю ночь решили остаться дома, а Юля с подружками будет веселиться в соседней квартире. Таня огорчилась, что рухнула давняя семейная традиция, но делать нечего. Они с Сергеем нарядили елку, приготовили праздничный ужин и уселись у телевизора вдвоем, тем более, что рядом никогда не скучали. Супруги пожелали друг другу счастья и удачи, выпили за любовь, порадовались за сына, которому нравилось в армии. И пожелали ему дальнейшей спокойной службы.

Несмотря на протесты сына, с женщинами из Джезказгана – матерью Зоей Степановной и ее дочерью Людмилой завязалась переписка и установилась тесная связь. Татьяна начала слать на их адрес посылки со всякими вкусностями, не забывая напомнить в письме, что половина содержимого посылки – Андрею, а вторая половина – им, женщинам. В конце концов, должны же они получать хоть какую-нибудь награду за свою заботу. Но каким образом они делили посылку, Таня знать не могла. Когда в очередной раз Зоя Степановна написала в письме, что Андрея навещали Люда с соседкой Наташей, Таня грешным делом подумала: молодые девушки заинтересовались ее сыном, поэтому и ездят в эту военную часть, которая не так уж близко. Что касается самого Андрея, то и в новом году он прислал родителям не менее ругательное письмо.

Дорогие мама и папа!

Вот и наступил Новый год, который я встречал на станции. У нас на двоих был торт, много пряников и печенья, конфеты и две бутылки лимонада. Мы всю ночь смотрели телевизор. В армии такого, конечно, не бывает, но у нас было: мы собрали денег, и нам все деликатесы принесли прямо на станцию. Вот только елок здесь нет и в помине. Жаль!

Ваши тетки мне надоели. Я им тоже. Им пришлось три часа мерзнуть на КПП, я в это время лежал на диване, а телефон сломался. Пока меня позвали… Не понимаю, зачем все это нужно? Не нужны мне ваши посылки, я тут и так зажрался. Может быть, у вас там голод, а у нас тут все есть, здесь коммунизм. Б. Ельцин сказал, что берет на себя денежное довольствие армии бывшего Союза, и увеличил его почти в два раза. Издевается, старик, кому эти деньги нужны. Лучше бы отпустил нас на волю. Как выяснилось из выступлений в прессе, у нас и армии-то никакой нет и не было вообще никогда, а военные – это очень хитрые люди, только они могут ничего не делать и получать хорошие деньги. Но все это – военная тайна. Если создадут армию России, не получится ли так, что я служил за границей? Когда приеду домой, вдруг скажут, что нужно еще и отслужить за Россию?

А слать мне всякие статьи про страшные случаи в армии не надо, нам все это зачитывают. Мы находимся на службе, и автомат на фотографии у меня в руках – не игрушечный. Служу Советскому Союзу (пока)!

Андрей

P.S. Я тут цепочку сплел из серебряной проволоки, очень красивая, с крестиком. Эта проволока побывала на ракете.

–

Вот видишь, – сказал Сергей Татьяне, прочитав письмо, – не хотел он продолжать наше дело, а приходится. От судьбы не уйдешь.

–

Пусть чем угодно занимается, лишь бы ему было хорошо, – ответила Таня, – когда-то в слове Байконур для меня заключалось что-то магическое. А сейчас космос, похоже, выходит из моды.

–

Но это явление временное. Вот увидишь, все наладится, – категорически заявил Сергей.

Однако денег в семье становилось все меньше. Цены росли, а зарплата задерживалась и вовремя не индексировалась. Военная и космическая промышленность из приоритетной перешла в никому не нужный балласт. Сергей пробовал было подрабатывать на свадьбах и банкетах игрой на баяне, но вскоре от этого пришлось отказаться. С одной стороны трудно было угодить пьяным гостям, с другой – самому остаться трезвым. И Сергей Алексеевич, привыкший нести на своих плечах ответственность за семью, принял нелегкое для себя решение: он ушел из своего знаменитого КБ, где проработал двадцать лет, сформировался как специалист и вырос творчески. С 1 февраля 1993 года он, ведущий конструктор, начал трудиться в должности заместителя директора одного из предприятий местной промышленности, где выпускаемая продукция всегда находила сбыт, а потому и зарплата выплачивалась вовремя. Татьяне идти было некуда, и она продолжала числиться в Отделе Главного конструктора на своем заводе, который месяцами простаивал. Материальное положение семьи благодаря маневру ее главы улучшилось, и Татьяна в ближайшую субботу собиралась – опять через женщин – отправить сыну «вкусную» посылку. Она уже составила список продуктов, которые следовало купить, но судьба – в который раз- распорядилась иначе.

В пятницу, возвращаясь с работы домой, Татьяна заглянула в почтовый ящик и не без удовольствия вытащила оттуда целых два письма. Одно было от сына, это не вызывало никаких сомнений, а второе – из той же военной части, но написанное не его почерком. Ее это не очень удивило, потому что письмо оттуда со справками на льготы для семьи военнослужащего уже приходило. И мама,отложив чужое письмо в сторону, распечатала письмо сына. Оно было коротким, но в целом мало отличалось от его обычных писем.

Мои родные мама и папа!

Я получил все ваши письма, спасибо. Получать письма из дома, от родных, друзей и подружек – это самые светлые минуты в армии. Здесь все этим живут, поэтому и пишут писем штук по сорок в неделю. Армия делает свое дело. Здесь даже круглое превращается в квадратное, и наоборот.

У меня все нормально, за меня беспокоиться не нужно. Кто вам сказал, что я вернусь домой летом? Ушел я осенью, осенью же через два года и вернусь. Еще целая вечность. Скучаю иногда по дому – там стоит отличный магнитофон с японскими кассетами, а здесь его нет. Гребенщикова послушать негде. Кстати, спасибо за статью о нем.

У нас здесь пряники привезли хорошие, мы их покупаем и едим. Растолстею – не узнаете. На моей станции все нормально, она так и не заработала. Писать больше нечего.

До свидания.

Ваш Андрей.

Убедившись, что сын ее жив и с ним все нормально, Татьяна решила сначала поставить чайник, переодеться, а потом уж заняться вторым письмом. И когда наконец-то, усевшись в кресле с чашкой чая, она его открыла, то похолодела от первых же строчек.

Здравствуйте!

Пишет вам земляк. Я случайно увидел ваш адрес на письме к Андрею. Он очень избит, лицо в синяках. Командир части об этом знает, но мер никаких не принимает. Мне тоже достается от более старших и сильных. Андрей молчит и не жалуется, хотя жаловаться надо. Скорее приезжайте и заберите его отсюда.

Письмо уничтожьте, а то меня найдут по почерку, и тогда мне хана.

Ваш земляк.

Татьяна, прочитав письмо, не могла сдвинуться с места даже для того, чтобы позвонить мужу. Известие поразило ее, у нее стучало сердце, оцепенел язык, отнялись руки и ноги. Даже тот факт, что одновременно пришло письмо от сына, значит, он жив и даже в состоянии писать, казалось ей малым утешением. А вдруг его письмо было написано за час до того страшного события? Надо ехать туда, чтобы самой разобраться, чтобы видеть его, помочь ему, если требуется. Почему же он не сообщил домой о чрезвычайном происшествии, как она с ним условилась? Не хочет их расстраивать? Но это же глупо, так и инвалидом остаться недолго.

Собрав последние силы и вытирая слезы, она позвонила в аэропорт. Самолет на Алма-Ату с посадкой в Джезказгане улетал на следующий день, свободных мест было много, и она начала потихоньку собираться. Муж, едва открыв дверь, сразу понял, что дома что-то случилось. Узнав о письме, он согласился, что надо туда ехать, но категорически заявил, что поедет он сам. Таня с этим не согласилась – в Казахстан поедет она. Во-первых, ей легче будет договориться с командиром части, легче, если понадобится, прикинуться дурочкой, но вместе с тем узнать все, что случилось.

–

Но ты не представляешь, где эта часть находится! – возмущался Сергей. – Туда же от трассы пешком надо добираться – по степи, по сугробам. Чуть стемнеет, ни зги не видно! Куда ты пойдешь, ты же заблудишься?!

Но Таню это не испугало. Она была уверена, что найдет все, что ей надо. К тому же- это был ее последний аргумент – ей понадобится паспорт мужа, поэтому он сам не может лететь.

–

Зачем? – не понял Сергей в силу своей мужской правильности и прямолинейности.

–

Как зачем? А если придется его оттуда увести? У него же даже паспорта нет, билет на самолет не купишь.

–

Ну что ты говоришь, Таня? Как можно лететь по чужому паспорту?

–

Тупой ты, как сибирский валенок, – рассердилась Таня, даже слезы у нее высохли, – ты что, на самолетах не летал? Там и не смотрят на фотографию, только на фамилию.

–

А зачем его увозить? Он там нормально служит, а это недоразумение какое-то. Надо съездить, разобраться.

–

Я так и знала. Если бы поехал ты, то начал бы разбираться и переливать из пустого в порожнее. И все после твоего разбирательства осталось бы по-прежнему. Ты хочешь, чтоб его, как Михаила, привезли сразу в больницу?

–

Как я могу этого хотеть?

–

Тогда давай паспорт и молчи. А я дяде Вите позвоню, посоветуюсь.

Татьяна набрала номер Ткаченко, которые жили в подмосковном городе Жуковском. Трубку взяла Лена. Узнав о случившемся, она выразила готовность помочь: «Если увезешь его, давай к нам. Мы не родственники, здесь его искать никто не будет, пусть живет, сколько надо». Таня поблагодарила приятельницу, в которой она и не сомневалась. Хотя Лене было нелегко – в прошлом году умерла ее мама, Оксана Павловна, и она с ребенком осталась без основной помощницы. А вот Виктор Ильич ее разочаровал.

–

Да ты что, Таня, зачем туда, в такую даль, ехать? – сказал он, – ничего же особенного не произошло. Обычная драка. Руководство части, наверное, уже во всем разобралось. В крайнем случае надо позвонить туда или написать командиру части. Да и письмо-то вы получили фактически анонимное – правда ли это?

То, что в письме была чистая правда, Татьяна не сомневалась ни секунды. Так ей подсказывало сердце. Доводы полковника Ткаченко не показались ей убедительными, на следующий день в сопровождении мужа она поехала в аэропорт.

Условились, что , пока она летит, Сергей позвонит Зое Степановне и договорится о ночлеге для Тани хотя бы на пару суток. Если же он не дозвонится, то решит этот вопрос она сама – адрес «конспиративной» квартиры у нее есть.

Поднимаясь по трапу огромного аэробуса ТУ-154, Таня невольно подумала: «Вот уж грохнется, так грохнется – сразу 150 человек погибнут». Но нет, не грохнется, не может быть. Если уж она летит спасать сына, то непременно долетит. Жизнь идет по определенным законам, поэтому два чрезвычайных происшествия подряд мало-вероятны. Таня положила под язык таблетку и хотела немного поспать. Но у нее это не получилось. Душа была не спокойна, мысли все время вертелись вокруг страшных слов «весь избит». Она отвернулась к окну и с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать и не привлечь к себе внимание других пассажиров.

«За что страдает ангел чистый?» – пришла ей на ум строчка из известной оперной арии. Ее сын никогда не был ангелом, у него было много недостатков, но почему-то пострадавший он ассоциировался у нее с ангелом. Да и какая разница, каким он был – хорошим или плохим. С ним случилось несчастье, и вынести это было совершенно невозможно.

Татьяна посмотрела в иллюминатор на плывущие внизу облака и опять вспомнила, что никогда не понимала, как возникает эта самая подъемная сила, позволяющая такой тяжелой махине, как самолет, свободно парить в воздухе. Понять это было выше ее сил. И вообще во время учебы и в школе, и в институте многое приходилось заучивать, не постигая сути. Совсем недавно она призналась мужу, что наконец-то до нее дошел математический смысл некоторых физических понятий. Еще на первом курсе они учили, что скорость – это производная пути по времени, а поняла она это только сейчас. Хотя ничего сложного тут не было. Производная-это дифференциал, часть чего-либо. Вот и скорость-это часть пути, пройденного в определённый промежуток времени.

Три часа полета показались ей вечностью, и она с облегчением вздохнула, когда ступила на твердую землю. Надо было добраться до города, найти там автовокзал – и сразу ехать в военную часть. В сумке у нее лежала гражданская одежда для Андрея – куртка, шапка, брюки и ботинки.

Можно было сначала зайти на квартиру, оставить там сумку, а потом уж ехать к сыну. Но ей не хотелось терять ни минуты.

Водитель остановил автобус и показал ей, куда идти. И она пошла, закрываясь воротником пальто от ветра. На календаре был уже март, но никакого предчувствия весны не было в этой степи. Мороз обжигал щеки, пурга сбивала с ног, однако минут через двадцать Татьяна увидела впереди огоньки и быстро пошла к ним. Вот и добралась, ничего страшного. Она вошла в помещение, которое называлась Контрольно- пропускной пункт, и увидела сидящего за столом молодого солдата. Она спросила, все ли нормально в части, не хоронили ли кого. И дежурный ответил, что все в порядке. Минут через сорок к ней вышел капитан Попов, начальник Андрея .

–

Вы мама Андрея Полякова? – сочувственно спросил капитан, внимательно посмотрел на Таню, а потом, вздохнув, вымолвил, – только его здесь нет, он в больнице.

–

Вот как? – упавшим голосом сказала Татьяна, – что с ним?

–

Подрался. Но мы сделали все возможное, чтобы поддержать его здоровье, положили в больницу, хотя его жизни ничто не угрожало.

–

Он сам полез драться? – спросила Татьяна, хотя знала, что это не так.

–

Нет. Он был дневальным, когда двое ребят попросили его сбегать за водой. Андрей не подчинился, возник конфликт, ну и … Двое на одного.

–

Это дедовщина?

–

Нет. Они все одного призыва и одной национальности – русские.

–

Ничего себе. Я могу его видеть?

–

Конечно. Я дам вам сопровождающего и машину. Подождите.

Она просидела рядом с дежурным еще час, но это было уже спокойное ожидание. Неизвестность больше не мучила, сын был жив и находился в безопасном месте. Ей стало легче. Вышел капитан Попов и представил ей молодого лейтенанта Диму – сопровождающего. Можно было ехать.

–Если захотите поговорить с командиром части, приходите завтра к десяти часам утра, – сказал ей капитан. Она согласно кивнула. Лейтенант Дима тоже относился к ней сочувственно, хотя отметил, что держится мама Андрея очень спокойно.

–

Моя мама давно была бы уже в обмороке, – сказал он Татьяне.

–

В обмороке? Какой от него прок?

–

Прока никакого, но обморок и истерика были бы.

–

А где же ваша мама?

–

В Москве. Я, наверное, уволюсь из армии. Мама там одна, болеет. Ноги у нее опухают… Кстати, вы завтракали сегодня? Может быть, зайдем ко мне, я вас накормлю.

–

Нет, нет, поедем в больницу. В самолете меня накормили, – быстро ответила Татьяна, которой уже сама мысль о завтраке дома у молодого офицера показалась неуместной.

Конечно, она годится ему в матери – намного ли Дима старше Андрея, лет на пять? И все-таки его предложение, сделанное от чистого сердца, она сочла неприличным. Вот ведь воспитание! Первый раз после происшествия Таня улыбнулась.

Сын нисколько не удивился ее появлению, как будто они расстались вчера. Она обняла его, сказала: «Здравствуй, Андрюша» и только потом внимательно посмотрела на лицо. Синяков как таковых уже не было, только еле заметные следы от них и припухлость. Наверное, драка случилась недели две назад или даже раньше.

–

Как ты себя чувствуешь? – спросила мама, заранее зная ответ.

–

Нормально, – ответил сын, не собираясь давать случившемуся никаких объяснений.

–

Как ты сюда попал? – Татьяна вдруг сообразила, что Андрей лежит не в госпитале, а в гражданской больнице. Потом, в Москве, ей скажут, что офицеры части хотели скрыть факт неуставных отношений.

–

Капитан Попов устроил. У него здесь жена работает, – ответил сын, – собственно, я бы обошелся без больницы. Но здесь хорошо, я буквально отдыхаю.

–

Что это у тебя? – Таня увидела на его руках какие-то фурункулы.

–

Это здесь у многих. Их в шутку называют «Звёзды Байконура.» Климат не подходящий. Но как только я лег в больницу, они у меня начали проходить. Вообще-то в части нам специальную мазь дают.

Таня ужаснулась и вновь пожалела бедного ребенка. Она еще немного посидела с ним, рассказала о доме, о Мише, о Юле, о бабушках и дедушке, отдала привезенные из дома гостинцы, а потом простилась до вечера. Надо было наконец-то появиться у Зои Степановны.

Татьяна Михайловна немного волновалась, шагая по незнакомому городу, к незнакомым людям. Но это было напрасно – встретили ее, как родную. Зоя Степановна оказалось простой и даже малограмотной женщиной. Ее дочь Людмила – молоденькой медсестрой. А вот соседка Наташа ожиданий совсем не оправдала. Читая письмо, Татьяна думала, что это подруга Люды и ее ровесница. А оказалось, что Наташе далеко за 35, она имеет мужа и двоих детей. Толстая и добродушная Наташа тут же пришла к соседям, стоило маме Андрея там появиться, и начала охать и сочувствовать вместе со всеми. Потом пришел ее муж – худой, невысокий, но тоже добродушный, приходили еще какие-то соседи, но Таня их не запомнила. Сразу бросалось в глаза, что двери в этом доме не закрывались, и это напомнило ей старый дом в маленьком, ныне не существующем подмосковном городке.

Татьяна выложила на стол две палки полукопченой колбасы, консервы, коробку конфет – все это она привезла из дома, и села вместе со всеми за стол. Есть ей не хотелось. Но Зоя Степановна уговорила ее выпить в лечебных целях рюмочку водки, съесть тарелочку борща и уложила на диван отдохнуть, выпроводив всех соседей. Впервые за два дня Татьяна уснула. Засыпая, она слышала, как в комнату кто-то осторожно заглянул, наверное, новые соседи, как Зоя Степановна шепотом просила не шуметь.

Через два часа Татьяна проснулась и увидела, что на улице уже стемнело. Часы показывали ровно пять часов – пора было идти в больницу. Она посвятила сына в свои планы. Завтра утром пойдет к командиру части и попросит в связи с последними событиями для него отпуск. Если ей откажут, то придется уезжать без разрешения – она к этому подготовилась. Если оставить Андрея служить дальше, то жить она спокойно уже не сможет, придется к нему каждый месяц летать. А этого семейный бюджет не выдержит – Казахстан слишком далеко от Москвы.

–

Уедем, – сказала она сыну, – а там, дома, разберемся, что делать дальше. Сын не возражал.

На следующее утро Татьяна пришла привычным уже маршрутом в военную часть. К ней на КПП вышел капитан Попов и проводил к командиру части. Ей навстречу поднялся со своего места полковник с армянской внешностью и характерной фамилией Саркисян. Татьяна поздоровалась. Все люди, которых она встречала в Казахстане, были хорошими и готовыми помочь. Вот и этот армянин по-доброму поговорил с матерью солдата, рассказал о своей передовой военной части, о том, что здесь кормят лучше, чем в других подобных местах, вспомнил даже её мужа Сергея, который побывал здесь в прошлом году. Потом он доложил, что обидчики ее сына наказаны – и очень строго.

Татьяна не плакала, не ругалась. Она внимательно выслушала полковника и попросила дать ее сыну отпуск, чтобы он мог побывать дома для окончательной реабилитации. Командир части в просьбе отказал: обычно из отпуска никто не возвращался. Он начал льстить, говорить, что все офицеры довольны ее сыном, и после выздоровления, возможно, ему присвоят звание сержанта. Потом спросил, куда Татьяне надо добраться, и, узнав, что на базар, вызвался ее подвести.

Пока он собирался, капитан Попов, провожая ее на КПП, спросил, где она остановилась.

–

На конспиративной квартире, – честно ответила Татьяна.

–

Как? У вас тут есть такая квартира?

–

Конечно, есть. Иначе куда бы я приехала?

–

Давайте запишем адрес, – сказал капитан и достал блокнот.

–

Давайте, – согласилась Татьяна и продиктовала адрес Зои Степановны.

–

Так это те женщины, которые приносили Андрею посылки? – догадался капитан.

–

Те самые.

Попов вынул из кармана деньги и протянул Татьяне.

–

Это зарплата Андрея. Возьмите.

–

Зачем мне? Отдадите ему.

–

Хорошо.

Полковник Саркисян не заставил долго ждать себя, и они поехали. По дороге она думала, что прикинуться дурочкой и быть вне подозрений ей уже удалось. Адрес конспиративной квартиры выболтала, деньги не взяла, а про письмо, которое ее привело сюда, они вообще не знают. Она могла бы сказать полковнику, что думает о всей этой истории. Вот он везет ее на базар на своей машине, а избитого сына в больницу лейтенант Дима провожал на рейсовом автобусе, до которого долго топать пешком. Да и обидчиков Андрея, она уверена, почти не наказали, а слегка пожурили. До военной прокуратуры дело не дошло. Но Татьяна решила не поднимать скандала, а тихо, незаметно увезти сына. У нее была другая цель.

Базар города Джезказгана неприятно удивил Татьяну. Она думала, что увидит южное изобилие, а тут не было почти ничего. Пара продавцов, кучка яблок и несколько гранатов. Она высказала свое недоумение полковнику, на что он ответил: «О! Вы мне не рассказывайте, что такое базар! Я знаю, как это бывает в приличных местах». Татьяне пришлось взять, что было – не идти же в больницу с пустыми руками. Полковник подвез ее к больничному забору, и они распрощались. Татьяна сказала Андрею, что сегодня же пойдет покупать билеты на самолет. Из больницы бежать легче, чем из части – не сразу хватятся.

В билетной кассе, однако, ее ждал неприятный сюрприз. Самолет летел из Алма-Аты, и билетов на Москву не было, их вообще практически не бывает, надо заказывать за месяц. Она пришла на квартиру, где опять сбежались все соседи, и попросила помочь ей с билетами. Муж Наташи попытался что-то сделать, но безуспешно. Тогда ей посоветовали лететь на Свердловск, там легче достать места перед отлетом самолета, который тоже был какой-то транзитный. «Да, влипла я тут», – подумала Татьяна, но решила попробовать.

Татьяна все время хотела пить и окружающие смотрели на нее с удивлением. Сначала она подумала, что это от стресса, который она пережила, но оказалось, что в Казахстане сухой воздух. Да, совсем другой континент, другая часть света, климат другой, а люди все такие же. Да и город не отличался национальным колоритом, пожалуй, только Дворец культуры не был похож на обычные кирпичные дома сталинской застройки. Даже лозунги «Вперед, к коммунизму» еще сохранились.

На следующий день Татьяна опять решила посетить военную часть, чтобы попытаться уговорить командира дать сыну отпуск, а если вдруг согласится, то попросить помочь с билетами. Но ее надежды опять оказались напрасными. Командир части был занят – приехала какая-то комиссия – и ее не принял. Капитан Попов предложил подождать, а пока водил её по части, показывая местные достопримечательности: казарму, столовую, библиотеку, спортивный зал. Кругом царили чистота и порядок. В казарме спали несколько солдат после ночного дежурства, остальные кровати были пустыми. Вот здесь спал и ее сын, когда была не его очередь дежурить на станции. Огромное помещение, сто кроватей – разве такие условия можно назвать человеческими? Разве солдаты стали бы плохо воевать, если бы их поместили в комнаты по 2-3 человека?

Татьяна вдруг поняла, что зря здесь теряет время. Она простилась с капитаном Поповым, с лейтенантом Димой и сказала, что пойдет в больницу беседовать с врачом, а сюда приедет завтра. И в самом деле надо было побеседовать с медиками о здоровье сына, вдруг его еще надо будет лечить. Но женщина- врач ее успокоила, заверив, что со здоровьем у него все в порядке. Раньше предполагали наличие гематомы в черепе, но теперь убедились, что нет, все рассосалось. Были только синяки и шишки от ударов. На прощание врач сказала, что Андрея держат в больнице из жалости, чтобы как следует отдохнул, набрался сил. Да, в Казахстане живут удивительные люди. А она, Таня, готовит им неприятный сюрприз, если не сказать свинью.

Сергей звонил ей вчера вечером, она его успокоила, сказав, что с сыном все в порядке, и сообщила, что скоро они прилетят вдвоем. А тут и билетов нет. Но деваться некуда – завтра утром приземлится самолет, надо постараться улететь. Татьяна сказала сыну, что вечером принесет ему одежду, из больницы надо будет незаметно уйти, а переночуют они на квартире, чтобы завтра с первым автобусом ехать в аэропорт. Она вспомнила, как успокаивал ее капитан Попов.