Суррогатная мать

– Я приезжала к ней сегодня – трудно сказать, ей то лучше, то хуже. Кстати, хотела тебя предупредить: я решила поработать завтра из дома, чтобы съездить с ней к врачу, – Рут говорила чистую правду, которая почему-то звучала, как ложь. Она вдруг заметила, что дрожит от холода. – Слушай, Белла, мне пора – я в парке, и тут довольно зябко.

Солнце садилось, и потускневший пейзаж окутали нити тумана. Рут поспешила к машине и поехала домой. Входная дверь была закрыта на два оборота – значит, Адам еще не вернулся. Она была в растерянности. Как только они помирятся и он будет в хорошем расположении духа, ей придется рассказать ему о своем решении и убедить его, что это дар, а не какое-то моральное извращение. Если есть хоть малейший шанс выносить ребенка для Лорен, то Адам должен быть рядом: без его поддержки – моральной и физической – она никак не справится.

* * *

Дэн вернулся только в половине одиннадцатого: поезд задержался из-за сбоев связи, поэтому домой он приехал уже протрезвевшим и ужасно голодным. Он был уверен, что Лорен спит, однако она дождалась его, а дом в ярком свете ламп сверкал чистотой. Стол был накрыт к ужину: Лорен поставила цветы и достала фарфоровый сервиз, который им подарили на свадьбу. Кроме того, она успела пробежаться по магазинам, чтобы приготовить пастуший пирог и шарлотку по рецепту его матери. Дэн совершенно такого не ожидал.

– Я уже и не помню, когда так вкусно ел! Правда! – говорил он, накладывая в тарелку третью порцию пудинга, и осторожно добавил: – Кажется, тебе уже лучше?

– Да, наверное. Просто появилась какая-то надежда…

– Отлично!

– Кстати, к нам мама забегала.

Дэн заметил, как она порозовела.

– Да? И что?

Лорен поерзала на стуле и сказала:

– Дэн, пожалуйста, не перебивай меня и подумай перед тем, как начать ругаться. Я решила сразу выложить тебе всю правду. Знаю, ты подумаешь, что я окончательно спятила – я и сама процентов на девяносто пять в этом уверена, – но у нас есть малюсенький шанс на то, что еще не все потеряно… Сначала я решила, что ничего не выйдет, и мама просто придумала очередную бредовую идею. Но потом я все обдумала как следует, почитала об этом в интернете и теперь хочу обсудить с тобой, так что, пожалуйста… – Она на секунду прервалась, чтобы перевести дыхание.

– Клянусь покойной матерью, что буду молчать, – сказал Дэн с нежной улыбкой. – Но пока что я даже представить себе не могу, о чем ты, так что, пожалуйста, продолжай.

Как только Лорен выпалила предложение Рут, Дэн скривился. От одной мысли о том, что ему придется сидеть в кабинете врача с женой и тещей и “обсуждать специфику”, как выразилась Лорен, его начало подташнивать. Это уже перебор. К тому же нет ни малейшего шанса, что Рут справится: проводить ЭКО в ее возрасте – пустая трата времени и денег.

– Ну, что скажешь? – с умоляющим взглядом спросила Лорен.

Дэн хотел ответить: “Ты серьезно?! Ребенок – наше личное, интимное дело. Я не позволю ей вмешаться и командовать нами. Нет, нет и нет! Ни за что! Разговор окончен!” Но вовремя понял, что действовать нужно осторожнее:

– Твоя мама очень заботливая, и я по-настоящему ценю ее предложение, но все же мне кажется, что это немного непрактично. – Подавшись вперед, он взял Лорен за руки. – Лори, – мягко продолжал он, – даже если у нее и получится, что, по-моему, крайне маловероятно, только представь, какие могут быть последствия от зачатия в ее возрасте, особенно такого резкого – всего за два месяца!

– Шансов почти нет, и я даже не…

– Тогда зачем вообще это обсуждать?

– Потому что это возможно! Помнишь, в последний раз в клинике нам говорили, что эмбрион не приживется, но у нас получилось! Прошу тебя, давай попробуем в последний раз!

От жалости сердце Дэна сжалось. В этот момент Лорен показалась ему такой хрупкой, и несмотря на свое отвращение к этой идее, сумасшедший план Рут, кажется, преобразил ее: может быть, все-таки стоит ей уступить? Он готов на что угодно, лишь бы она стала хоть капельку счастливее, да и теперь ей будет чем себя занять.

Дэн сжал ее руки и сказал:

– Давай поступим так: съездим завтра в клинику и послушаем, что там скажут. Пускай Рут пройдет несколько скринингов, а там посмотрим.

Лорен засияла от счастья.

– Но только при условии, что мы оба не будем воспринимать это как еще один цикл. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас чего-то ожидал и на что-то надеялся. А когда все закончится, мы возьмем перерыв на полгода, а лучше на год, чтобы как следует отдохнуть и сосредоточиться на долгосрочных целях, хорошо?

Лорен засмеялась и воскликнула:

– Да! Да! Да! Обещаю!

7

В понедельник в восемь утра Адам, уже в пальто, зашел на кухню и застал там Рут, которая сидела за столом, уткнувшись в экран ноутбука. Ее вид совершенно поразил его: она была в белой ночной рубашке до колен и с растрепанными волосами. Рут никогда себя так не вела и прекрасно знала, что подобные образы будоражат в нем болезненные воспоминания о болезни и смерти отца, когда привычная рутина разрушилась и жизнь вдруг замерла. Она даже прогоняла с его глаз долой Лорен и Алекс, если им вдруг хотелось днем побродить по дому в пижаме.

– Ты заболела? – спросил Адам, невольно пятясь к двери, словно боясь заразиться.

– Ты же знаешь, я никогда не болею, – бодро ответила Рут.

– Тогда почему ты не на работе? Что случилось?

– Я решила поработать из дома, так гораздо эффективнее, – сказала она, не отрывая взгляда от экрана. – В офисе постоянно кто-то отвлекает.

Адам подошел к столу и встал у Рут за спиной. Она тут же закрыла все вкладки, и единственное, что он увидел – была его собственная фотография на фоне рабочего стола. На ней ему чуть за двадцать, он одет в джинсовую рубашку и темно-синие шорты. Стоя босиком на пляже, он держит на руках Лорен – пухленькую малышку, выглядывающую из-под синей панамки. Рядом с ним стоит Рут, которая уже довольно заметно беременна Алекс. Какой же она была невероятной: такая величавая, с прелестной улыбкой, словно богиня плодородия, купающаяся в солнечных лучах. Свободная и непринужденная.

Адам собрал ее волосы и, аккуратно накрутив их на руку, положил ей на плечо.

– Рут, оденься, пожалуйста. Ты меня расстраиваешь.

– Такое ощущение, что в последнее время тебя расстраивает вообще все, что бы я ни сделала и ни сказала, – холодно ответила она.

– Тебе не кажется, что ты перегнула палку, сбежав из ресторана?

– Я не собираюсь это обсуждать, Адам.

Он поцеловал ее в макушку, обозначив свое желание помириться.

– Хватит! – рявкнула Рут, стараясь от него отмахнуться. – Ты же меня ни во что не ставишь и презираешь, не забыл? А еще ты опоздаешь на поезд, если сейчас же не выйдешь из дома.

Вздохнув, Адам взял портфель и вышел в коридор.

– У меня встреча, так что сегодня буду поздно, – крикнул он.

Входная дверь громко захлопнулась. В тишине, наполнившей дом, Рут не могла оторвать взгляда от своей фотографии в юности: гладкая кожа без единой морщины, густые и блестящие волосы, излучающие поистине животную силу, о которой она даже не подозревала, пока та не иссякла. Это фотография с отдыха в Бретани: Рут большую часть отпуска провела дома за чтением сценариев и разговорами с нервными сценаристами по телефону. Адам, которому пришлось в одиночку развлекать Лорен, был очень недоволен, но для Рут это был единственный способ подняться по карьерной лестнице. Вскоре родилась Алекс. Рут снова захотела детей, но этого не случилось. Она чувствовала, что ее планы срываются, и за бурной жизнью всегда скрывала досаду. Как только девочкам исполнялось по шесть месяцев, она поручала заботу о них няням – милейшим девушкам, обожающим детей и домашних питомцев. Рут специально выбирала ласковых, полненьких и не слишком красивых. Они не были искушением для Адама, зато дочки их обожали.

Работа стала для нее усладой, буквально второй семьей – в отличие от домочадцев она требовала больше времени и сил, реже прощала ошибки, но Рут самоотверженно окунулась в нее с головой. Она была на телефоне двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, даже в обед, летала на съемки по выходным, чтобы уладить спорные ситуации, – ей все время было стыдно за свою усталость, но такова работа. В “Морраб филмз” Рут всегда старалась быть на связи, чтобы обсуждать идеи, решать спорные вопросы и улаживать конфликты. До этого она ни разу не отвлекалась так надолго. Последние четыре дня были полностью посвящены исследованию суррогатного материнства, а три новых черновых сценария, которые требуют срочного рассмотрения, так и лежат нетронутыми на столе в ее кабинете. Она обязательно за них примется, как только будет время, но сейчас не до того – нужно позаботиться о Лорен.

Взяв в руки телефон, Рут четко расставила приоритеты. Лорен ответила не сразу. В трубке послышался сонный голос, и материнское сердце сжалось.

– Ты поговорила с Дэном? Мне нужно знать, отменять запись в клинике или нет.

– Ой, мам, прости. Он поздно вернулся, и мы полночи это все обмусоливали.

– И что решили? – спросила Рут, стараясь унять дрожь в голосе.

– Он согласился, так что мы придем. Но только чтобы обсудить возможности.

Рут встала и выглянула в окно, выходящее на сад. Ей показалось, что все чувства вдруг разом обострились. Этот день она запомнит на всю жизнь: свет утреннего солнца струится сквозь панорамные окна; красные ягоды кизила блестят, будто свежая кровь; соседская трехцветная кошка притаилась на заборе, наблюдая за белками, балансирующими на яблоне, всего в одном прыжке от нее.

– Мам, ты тут?

– Да-да. Милая, я так рада, что ты смогла его убедить. Клиника на станции Юстон, сейчас отправлю адрес.

* * *

Клиника Маринелла представляла собой причудливую смесь частного медицинского учреждения и трехзвездочного отеля: на стенах висели репродукции Джека Веттриано, а многочисленные объявления предлагали отведать капучино с булочками. Но Рут заметила, что все вокруг немного потрепанное: на столиках старые помятые журналы, из-под оранжевой обивки стульев торчит черный поролон, а запах пыли и плесени едва ли замаскируешь резким цветочным ароматом. Бронзовые хризантемы на гранитном пьедестале давно увяли, и сморщенные лепестки, будто мертвые насекомые, облепили розовый камень. Клиника находилась возле Харли-стрит – на окраине, подальше от людных мест – и не бросалась в глаза. Рут ужасно расстроилась, но тут же приободрилась: зато здесь могут быть более гибкие условия, и им наверняка пойдут навстречу. В коридоре пухленькая секретарша с длинными голубыми ногтями, увидев Рут, перестала печатать и сняла наушники. Она спросила имя и номер кредитной карты – “простая формальность для проверки записи”. “Какая бездушная безвкусица”, – подумала Рут, с тоской вспомнив натянутую обходительность государственных клиник.

Лорен опоздала и заметно волновалась.

– Дэн сейчас придет, он покупает газету, – сказала она и обняла мать. Рут в голову пришла мысль о том, что теперь-то они точно заодно.

Вскоре появился Дэн: он казался необычайно сдержанным, сел отдельно от Лорен и Рут и принялся листать газету. Наконец медсестра, одетая в пестрый халат с цветочным принтом и черные легинсы, вызвала Рут, и все трое последовали за ней в безликий кабинет.

– Меня зовут Хелен Брейтуэйт, – представилась медсестра. – Зовите меня просто Хелен, мы стараемся поддерживать непринужденную атмосферу.

Рут объяснила, что они пришли на ознакомительный визит, но времени у них в обрез. Хелен кратко рассказала им об услугах, которые предлагает клиника, и обрисовала примерный график лечения для суррогатных матерей в постменопаузе.

– Сроки разнятся, – сказала Хелен. – Как правило, у женщин старше пятидесяти лет матка сжимается, у некоторых даже до размеров грецкого ореха, и истончается. Потребуется время, чтобы привести ее в детородное состояние.

Рут глубоко вдохнула, как бы стараясь растянуть скукоженную утробу и придать ей эластичности. Дэн, сидящий рядом с ней, поерзал в кресле.

– Обычно наши пациентки в постменопаузе на протяжении месяца принимают медикаменты, после этого мы провоцируем у них прорывное кровотечение, чтобы отторгнуть затвердевший с последней менструации эндометрий. Затем проводится высокодозная заместительная гормонотерапия, чтобы матка снова расширилась, уплотнилась и налилась кровью, – объяснила медсестра и улыбнулась Рут.

– Прошу прощения, срочно звонят по работе. Скоро вернусь, – отбарабанил Дэн, вставая со своего места.

– Бедняга, – заметила Хелен, когда Дэн скрылся за дверью. – Нелегко слушать об интимных процессах в организме тещи, но я уверена, он скоро привыкнет.

Когда он вернулся, медсестра рассказывала о правовом регулировании суррогатного материнства и требованиях к клиникам. Например, медицинские учреждения обязаны предупреждать будущих родителей и суррогатных матерей обо всех возможных опасностях.

– Миссис Фернивал, риски действительно есть. – Хелен сделала паузу и приподняла брови, подчеркивая важность своих слов. – И вы должны полностью осознавать опасность деторождения в вашем возрасте.

– Я осознаю, – с нетерпением ответила Рут. – Просто скажите, что может произойти в худшем случае и какова вероятность.

Хелен вздохнула с предвкушением, как будто в кафе ей дали огромное меню, от которого глаза разбегаются, и стала перечислять:

– Преэклампсия, эклампсия, инсульт, кровотечение, – продолжала она, загибая пальцы. – Смерть, конечно же. Процент материнской смертности могут назвать врачи.

– Мам, я же говорила… – начала Лорен, схватив Рут за руку, но та отмахнулась.

Хелен продолжила перечислять всевозможные беды, с которыми могут столкнуться пожилые роженицы. Однако затем она неожиданно сменила тактику и заверила, что в “Маринелле” пациентки редко сталкиваются со всеми этими проблемами, поскольку программу лечения назначают только для женщин с пониженным уровнем риска.

– Вот видишь! – сказала Рут, повернувшись к Лорен. – Я здорова и в отличной форме, вам не о чем беспокоиться.

Хелен добавила, что перед началом лечения они втроем должны посетить специальную консультацию, на которой обсудят все проблемы и выслушают все их опасения.

– Кстати, а что насчет мистера Фернивала?

– Я замужем, если вы это имеете в виду, – невозмутимо ответила Рут.

– Тогда в первоначальном свидетельстве о рождении вы оба будете указаны как родители ребенка. Кроме того, нам потребуется согласие вашего мужа перед тем, как мы сможем перенести эмбрион в вашу матку. И также необходимо, чтобы он присутствовал на консультации.

– То есть по протоколу вашей клиники моя матка – собственность моего мужа? – возмущенно спросила Рут. – Очень странно!

Она совершенно не ожидала, что Адаму придется идти на консультацию. Ему это явно не понравится.

– Для нашей клиники это стандартная процедура, – ответила Хелен, пожимая плечами. – Нам нужно проинформировать супругов или партнеров, чтобы избежать неприятностей в дальнейшем. То есть документы будете подписывать все вчетвером.

Она пояснила, что биологическим родителям ребенка можно подать заявление на передачу родительских прав только через шесть недель после рождения, поскольку по закону суррогатной матери дается время на восстановление и принятие окончательного решения о согласии со всеми условиями.

– Мы предупреждаем всех наших потенциальных клиентов о том, что соглашения о суррогатном материнстве не имеют исковой силы, поэтому вам стоит получить юридическую консультацию, прежде чем начать лечение.

– Видишь, а ты мне не верила! В Британии всем плевать на права родителей, – сказала Лорен Рут. – Это еще хорошо, что мы одна семья, а представь, каково другим ждать появления на свет своего малыша и все время сомневаться, отдаст ли его чужая женщина или нет.

– Если я подойду по всем параметрам, то об этом вам уж точно беспокоиться не придется. Так что будем надеяться, что все получится, – ответила Рут и спросила у Хелен, что им делать дальше.

Медсестра сказала, что им нужно попасть на прием к доктору Вассили, заведующему клиникой врачу-репродуктологу. Он осмотрит Рут и решит, допускать ли ее до дальнейших обследований. Хелен вдруг стала серьезней.

– Но, прошу вас, не торопитесь: это очень ответственное решение. Мой вам совет: обговорите это еще раз всей семьей. Если всех все устроит – будем рады снова увидеть вас в нашей клинике.

* * *

До Кингс-Кросс они решили доехать на такси. Дэн нагнулся вперед и потер лицо ладонями. Рут и Лорен смотрели на него с тревогой.

Вдруг он выпрямился и обратился к Рут:

– Спасибо вам большое, что организовали все это для нас. Мы с Лори понимаем, что шансы невелики из-за возраста и ограничений по времени, поэтому постараемся не возлагать на вас лишних надежд. Теперь, как я понимаю, нужно как можно скорее поговорить с Адамом?

– Нет, – ответила Рут, покачав головой. – Слишком рано, у него сейчас и так полно забот. Я не хочу его беспокоить, пока еще ничего не понятно. Не волнуйтесь, если нам дадут зеленый свет, я все улажу.

– Мы согласны, да? – сказала Лорен и взяла Дэна за руку.

– То есть вы предлагаете держать это в тайне? – озадаченно спросил Дэн.

– Дорогой! – с досадой воскликнула Лорен. – Ты же знаешь отца, он потребует все обсудить на семейном совете, начнет взвешивать за и против, – сейчас у нас на это нет времени.

– Честно говоря, – пожав плечами, начал Дэн, – я бы не отказался от взвешенного обсуждения. – Он прикинул, что Адам наверняка будет на его стороне. – И вообще, мне кажется, что мое мнение никто не учитывает, – заключил Дэн и обиженно отвернулся к окну.

– Ладно, – отрезала Рут. – Значит, нужно записаться к специалисту.

Она достала телефон и напечатала:

Хелен, добрый день!

Большое спасибо за встречу. Мы хотели бы как можно скорее попасть на консультацию к доктору Вассили. Подскажите, пожалуйста, когда можно пройти дальнейшие обследования, о которых вы говорили?

С уважением,

Рут Фернивал

Ответ пришел почти моментально: специалист сможет принять их послезавтра, консультация займет один-два дня. Все скрининговые тесты можно успеть пройти за две недели – Рут будут сообщать, когда кто-то отменяет или переносит запись, и она должна будет незамедлительно приезжать в клинику.

Рут почувствовала укол беспокойства: значит, ей придется уезжать из офиса в самый неподходящий момент, когда все время надо бы посвятить поиску новых проектов. Но это важнее. Она посмотрела на Лорен и Дэна и спросила:

– В четверг в три, сможете?

– Да! – ответила Лорен и, покраснев от волнения, обратилась к Дэну:

– Тебе подходит время?

Он вздохнул и сказал:

– Дела есть, но я что-нибудь придумаю.

* * *

В поезде Рут просматривала рабочую почту, в которой за день скопилось множество писем. Среди них было одно от Беллы:

Как сходили к врачу?

Представляешь, ежемесячное совещание по поводу сценария, которое мне пришлось проводить в твое отсутствие, закончилось только сейчас!!! Там были вопросы и жалобы, на которые я не могла ответить – редакторы заявили, что сейчас им нужен руководитель, чтобы двигаться дальше. Сможем созвониться в ближайшее время? Сначала мне надо будет заглянуть в монтажную, так что вечером было бы удобнее всего. Завтра приедешь?

Б.

Рут с досадой вспомнила, что забыла перенести совещание. Белла начала раздражаться, так что, если Рут подойдет в качестве суррогатной матери, нужно будет заручиться ее поддержкой и как можно скорее.

* * *

Вернувшись домой, Лорен тут же позвонила Алекс по вотсапу. Она работала в кафе на верхнем этаже бизнес-центра, и в окне у нее за спиной виднелся мост Золотые Ворота.

Алекс очень редко теряла дар речи, но, когда Лорен рассказывала о походе в клинику, она слушала ее с открытым ртом. Наконец Алекс сказала:

– Мама настоящая героиня – решиться на беременность и роды в пятьдесят четыре!

Затем она опустила глаза и напечатала: “У нас тут много суррогатных бабушек, но в основном им около сорока. Разве в ее возрасте это не жутко опасно?”

– Оказалось, что нет, – сказала Лорен. – Менопаузу можно преодолеть с помощью лекарств, да и сам процесс для нее пройдет легче, чем прошел бы для тебя. В общем, с медицинской точки зрения это довольно просто.

– Но в остальном-то далеко не так просто! – воскликнула Алекс и приблизилась к экрану. – Согласна?

– И чем это будет отличаться от той ситуации, в которой родила бы ты?

– Все гораздо сложнее, – ответила Алекс и трижды постучала по столу, чтобы не сглазить. – Это же наша мама! Как она вообще сможет отдать своего собственного внука – то есть собственного ребенка… моего племянника, нашего брата – называй, как хочешь. Есть в этом что-то странное, и меня это очень беспокоит, – сказала она и недовольно поджала губы. – Мама лучше всех, ради нас она пойдет на что угодно, мы обе это знаем. Но каждый раз, когда она куда-нибудь встревает, все заканчивается плачевно, разве я не права?

– Права, – согласилась Лорен, – но в последнее время она такая ласковая и заботливая! Давно я ее такой не видела.

– Что-то не верится. Помнишь, как она читала наши дневники, чтобы проверить, нет ли у нас ЗППП и не употребляем ли мы наркотики? Как-то раз она вслух прочитала ту часть, где ты трогательно описывала оральный секс в машине Джоша Шелдона, а потом назвала тебя мерзкой развратницей и сказала, что ты ничего в жизни не добьешься. А мне досталось за эротические фантазии о мистере Эклсе, учителе латыни, – сказала Алекс, вспоминая об этом с улыбкой. – Я молчала, а ты орала как сумасшедшая, что она нарушает твои личные границы, и угрожала сообщить о жестоком обращении в службы защиты детей. – Алекс на мгновение замолчала и добавила: – Ты говорила, что ненавидишь ее.

Лорен вздрогнула.

– Просто она месяцами пропадала на съемках, а потом включала гиперопеку, пытаясь выяснить, кто мы вообще и что с нами происходит. У всех моих друзей были нормальные мамы, которые пекли с ними блинчики после школы и не лезли в их жизнь. Нашей либо не было, либо было слишком много – так, что не вздохнешь без ее ведома. Вот это меня действительно бесило.

– И ты хочешь, чтобы она родила тебе ребенка?

– Да это было сто лет назад, сейчас все совсем по-другому. Как и ты, она пойдет на все ради меня.

– Как скажешь, – сухо ответила Алекс. – Только потом не жалуйся, что она вообще от тебя не отходит, если все-таки… забеременеет. – На этом слове она запнулась, до конца не уложив в голове эту мысль, и вдруг расплылась в ехидной улыбке. – А как Дэн отреагировал? Воспитывать ребенка от тещи – это же чернуха какая-то, – сказала она, изобразив гримасу отвращения.

– Ну хватит, – вздохнула Лорен. – Его немного смутила вся эта гинекологическая болтовня, но в целом идею воспринял нормально, потому что не верит, что все получится. И, скорее всего, так и есть.

– А папа?

– Ему пока не говорили. Мама сказала, что сама с ним разберется, если врачи дадут зеленый свет.

– Я бы не была так уверена, – нахмурилась Алекс. – Не забывай, ему монахи мозги промыли. У него от ЭКО глаза кровью наливаются, а тут суррогатное материнство.

– Он никогда не говорил, что против ЭКО, – удивилась Лорен.

– Сама подумай, он бы не стал тебе такое говорить. Я просто предположила: вряд ли католик когда-нибудь перестанет им быть, но кто знает, – сказала Алекс и пожала плечами. Выдержав паузу, она добавила: – И кстати, мама довольно часто пекла с нами блинчики, когда была дома. Ты просто забыла.

* * *

Тем же вечером Адам и Рут помирились. Он приехал домой с цветами и позвонил в звонок, хотя всегда берет с собой ключи. Открыв дверь, она сразу все поняла: своим смущенно-лукавым видом Адам предлагал ей забыть недавние разногласия и сказанные в пылу ссоры гадости, но в его уклончивом взгляде читалась готовность моментально отстраниться в случае ее отказа. Словом, Адам призывал к прекращению огня и рассчитывал на перемирие. Секунды ожидания тянулись вечность, но вот Рут улыбнулась, и они бросились в объятия друг друга, подрагивая от смеха и облегчения. Лилии смялись, не пережив счастливого воссоединения, но у Рут рука не поднялась их выбросить – вместо этого она затолкала цветы в большую стеклянную вазу и поставила ее на комод в коридоре в качестве трофея, напоминавшего об окончании войны.

Разбирательства, напоминавшие препарирование, начались за ужином.

– Прости, что наговорил тебе лишнего в ресторане, – извинился Адам.

– Лишнего не то слово, – серьезно и без улыбки ответила Рут, чтобы дать ему понять всю тяжесть его вины, и затем продолжила: – И ты меня прости, что огрызалась на тебя. Я поняла, почему ты хочешь устроиться судьей, и, конечно же, поддержу тебя. Когда заканчивается прием заявлений?

– Понятия не имею. Пока еще даже не объявили о вакансиях. Да и не то чтобы я принял окончательное решение – надо взвесить все плюсы и минусы.

– Так давай обсудим! Я тоже все еще хочу нормально поговорить с тобой о суррогатном материнстве, – сказала Рут и, улыбнувшись, добавила: – Надеюсь, на этот раз без швыряния стульев.

Адам потянулся к ней через стол и нежно поцеловал ее в губы.

– Договорились, только давай не сегодня – не хочу, чтобы ты уходила, как в тот вечер.

Рут решила не настаивать, чтобы не портить дружелюбную атмосферу. Таков сценарий их ссор: бурный скандал, за которым следует этап избегания и подчеркнуто холодной вежливости, а затем примирение – настолько трогательное, что от прошлых обид не остается и следа. После обмена извинениями всегда восстанавливается равновесие, но, поскольку конфликт так и не обсудили, он всегда остается неразрешенным. Рут казалось, что другие пары поступают иначе. За последние годы она заметила, что каждый раз, когда Лорен и Дэн ссорятся, они обязательно обговаривают возникшую ситуацию, чтобы добраться до корня проблемы и выяснить мнение друг друга на этот счет, потом сходятся на каком-то решении и договариваются, что делать дальше. Иногда Рут над ними посмеивалась и в шутку называла их переговорщиками, но именно это кропотливое и зачастую болезненное занятие укрепляло их брак даже тогда, когда ЭКО могло его разрушить. В глубине души она им завидовала. Это по-настоящему конструктивное и взрослое решение, в то время как они с Адамом порой выглядели как дети, которые заперты в доме с привидениями и боятся их случайно призвать.

Рут вернулась в супружескую постель и их общую комнату, полную воспоминаний о совместной жизни: коллаж из фотографий и рисунков, подаренный Лорен на двадцать пятую годовщину свадьбы; гипсовая фигурка с надписью: “Лучшая мама в мире”, которую Алекс купила ей во время школьной экскурсии в парк Нью-Форест, когда ей было десять; и двое большеклювых тупиков, поселившихся у них со дня свадьбы. Эту гравюру Одюбона, висевшую над кроватью родителей Адама, подарила им его мать, отметив в поздравительной открытке, что тупики выбирают себе одного партнера на всю жизнь и никогда не расстаются. Теперь гравюра висела напротив их кровати: на ней одна из птиц стоит на краю скалы, а другая плещется в воде возле нее, подняв вверх одну лапку. Кажется, что между ними установилась чересчур уж крепкая связь, и все же они всегда готовы взлететь.

– Только взгляни на них, – нежно сказала Рут. – Уже столько лет прошло, а они все еще вместе.

Адам кивнул.

– Когда надо мной издевались в школе, я всегда думал о них.

– Знаю, – ответила Рут, поглаживая его по голове. – Ты представлял, будто находишься внутри этой картины и смотришь оттуда на то, что с тобой происходит.

– Не ожидал, что ты помнишь, – сонно сказал он.

– Я все помню.

Рут подумала, не заняться ли им любовью – и это была скорее мысль, а не физическое влечение, – но Адам уже уснул: ему явно с трудом давались партизанские войны, и после редких, но бурных ссор он восстанавливался неделями. Она лежала рядом с мирно сопящим мужем и вдруг впервые почувствовала страх, оказавшись запертой в темной, зловонной тюрьме собственного сознания. По стенам стекает багровая кровь вперемешку с липкой слизью, а с потолка свисает гигантская металлическая табличка, на которой крупными черными буквами написано: “материнская смертность”. Глубокий замогильный голос, не переставая, повторял слова медсестры: “Преэклампсия, эклампсия, инсульт, кровотечение”. Дыхательные упражнения не помогли. Рут попыталась очистить разум и представить себя в тихом, спокойном месте, но мысли вновь уносили ее в окровавленную комнату, где беспомощная женщина стонет от боли, но никто не слышит ее.