Cytaty z książki «Голодные игры», strona 3

"В вестибюле школы я встретила того мальчика. Щека у него опухла, под глазом проступил синяк. Мальчик разговаривал с друзьями и ничем не показал, что знает меня. Но когда мы с Прим шли домой после занятий, я заметила, как он смотрит на нас с другой стороны школьного двора. На секунду наши глаза встретились; он тут же отвернулся, а я, смутившись, опустила взгляд на землю. А там, надо же – одуванчик, первый одуванчик в этом году. Сердце у меня учащенно забилось. Я вспомнила отца, как мы вместе охотились в горах, и внезапно поняла, что нужно делать, чтобы выжить. До сих пор не могу отделаться от странной мысли, будто этот спасительный одуванчик оказался там не случайно, а как-то связан с Питом Мелларком и его хлебом, подарившим мне надежду. Потом еще не раз я ощущала на себе взгляд Пита, но он мгновенно отводил его, стоило мне обернуться."

"Интересно, отчего Пит такой заботливый? И внезапно понимаю – просто он добрый и был таким всегда. Поэтому и хлеба мне тогда дал."

“Повар, надо сказать, из меня неважнецкий, но для супа ведь особого умения не надо: побросал все в воду и жди, когда будет готово.”

«Дис­трикт-12. Здесь вы мо­же­те по­ды­хать от го­ло­да в пол­ной без­опас­но­сти»☆★☆Нам не оста­ет­ся ни­че­го дру­го­го, как шу­тить. Иначе можно сойти с ума от стра­ха.☆★☆Толь­ко что толку кри­чать по­сре­ди леса, как плох Капито­лий? Ни­че­го ведь не из­ме­нит­ся. Спра­вед­ли­во­сти не ста­нет боль­ше. И сыт от крика не ста­нешь.☆★☆чем с го­ло­ду по­ды­хать, лучше уж пулю в лоб – быст­рее и му­чить­ся мень­ше.☆★☆Мне было страш­но, очень страш­но. Те­перь я могу предста­вить, в каком мрач­ном цар­стве тоски при­ш­лось по­бы­вать маме, но тогда я по­ни­ма­ла лишь одно: вместе с отцом я по­те­ря­ла и ее. Прим всего семь лет, мне – один­на­дцать, и я стала гла­вой семьи. Что мне оставалось де­лать? Я по­ку­па­ла на рынке про­дук­ты, варила еду, как умела, и ста­ра­лась при­лич­но оде­вать­ся сама и оде­вать сест­ру – ведь если бы стало из­вест­но, что мама о нас не за­бо­тит­ся, мы бы ока­за­лись в муниципаль­ном при­юте. В нашу школу хо­ди­ли дети из при­ю­та – по­ну­рые, с си­ня­ка­ми на лицах, с сог­бен­ны­ми от безыс­ход­но­сти спи­на­ми. Я не могла до­пу­стить, чтобы Прим стала такой же. Доб­рая ма­лень­кая Прим, ко­то­рая пла­ка­ла, когда пла­ка­ла я, еще даже не зная при­чи­ны, рас­че­сы­ва­ла и за­пле­та­ла ма­ми­ны во­ло­сы перед шко­лой, и каж­дый вечер по-преж­не­му вы­ти­ра­ла от­цо­во зер­ка­ло для бри­тья – он тер­петь не мог угольную пыль, по­кры­вав­шую всё в Шлаке. Прим не выдер­жа­ла бы при­ю­та. А по­то­му я ни­ко­му сло­вом не обмол­ви­лась о том, как нам труд­но.☆★☆В Дис­трик­те-12 го­лод­ная смерть не ред­кость. За примера­ми да­ле­ко хо­дить не надо: ста­ри­ки, не способные боль­ше ра­бо­тать, дети из семей, где слишком много ртов, ра­бо­чие, ис­ка­ле­чен­ные в шах­тах. Бро­дил вчера че­ло­век по ули­цам, а се­год­ня, смот­ришь, лежит где-ни­будь, при­ва­лив­шись к за­бо­ру, и не шевелит­ся. Или на Лу­го­вине на­ткнешь­ся. А дру­гой раз толь­ко плач из домов слы­шишь. При­едут ми­ро­твор­цы, за­бе­рут тело. Вла­сти не при­зна­ют, что это из-за го­ло­да. Офи­ци­аль­но при­чи­на все­гда грипп, пе­ре­охла­жде­ние или вос­па­ле­ние лег­ких.☆★☆– Мне все равно, будем мы бо­га­ча­ми или нет. Я хочу, чтобы ты вер­ну­лась. Ты ведь по­ста­ра­ешь­ся? Постарайся, по­жа­луй­ста, очень-очень! – умо­ля­ет Прим.

– Я очень-очень по­ста­ра­юсь. Кля­нусь.

И я знаю, что долж­на сдер­жать эту клят­ву. Ради Прим.☆★☆- Ты уме­ешь уби­вать.

– Не людей!

– Ду­ма­ешь, есть раз­ни­ца? – мрач­но спра­ши­ва­ет Гейл.

Самое ужас­ное – раз­ни­цы ни­ка­кой нет, нужно всего лишь за­быть, что они люди.☆★☆Какая б ни была прав­да, на хлеб ее не на­ма­жешь.☆★☆Доб­рый Пит Мелларк го­раз­до опас­нее для меня, чем злой. Доб­рые люди но­ро­вят про­ник­нуть тебе в самое серд­це. Я не долж­на этого до­пу­стить.☆★☆Прим не пом­ни­ла себя от ра­до­сти, что мама снова в поряд­ке, но я была на­сто­ро­же и все бо­я­лась, что это не на­дол­го. Я ей боль­ше не до­ве­ря­ла. Во мне вы­рос­ло что-то жест­кое и неуступ­чи­вое, и оно за­став­ля­ло меня нена­ви­деть маму за ее сла­бость, за без­во­лие, за то, что нам при­ш­лось пе­ре­жить. Прим су­ме­ла про­стить, я – нет. Между нами все стало по-дру­го­му. Я огра­ди­ла себя сте­ной, чтобы ни­ко­гда боль­ше не нуж­дать­ся в маме.☆★☆чем он лю­без­нее, тем опас­нее☆★☆Нель­зя за­быть того, кто был твоей по­след­ней на­деж­дой.☆★☆Я хле­баю мел­ки­ми ло­жеч­ка­ми рыб­ный суп, ста­ра­ясь ни на кого не смот­реть. Суп со­ле­ный и на­по­ми­на­ет мне о сле­зах.☆★☆Все в по­ряд­ке, моя семья в без­опас­но­сти. Осталь­ное — ерун­да.☆★☆Я счи­таю его дру­гом, но «друг» слиш­ком слабо ска­за­но для того, чтобы вы­ра­зить, чем он стал мне в по­след­ний год. Мое серд­це сжи­ма­ет­ся от тоски. ☆★☆Мне хо­чет­ся, чтобы она оста­лась, пока я не усну. Чтобы была рядом, когда проснусь. Я хочу ее за­щи­ты.☆★☆Да, я не улы­ба­юсь каж­до­му встреч­но­му, но есть люди, ко­то­рые мне до­ро­ги и ко­то­рых я люблю.☆★☆Круг­лый живот не при­знак успе­ха.☆★☆— Хо­чешь по­го­во­рить, Кит­нисс? — спра­ши­ва­ет Цинна.

Я качаю го­ло­вой, но через се­кун­ду про­тя­ги­ваю ему руку, и Цинна за­клю­ча­ет ее между сво­и­ми ла­до­ня­ми. Так мы сидим, пока при­ят­ный жен­ский голос не объявля­ет, что пора при­го­то­вить­ся к подъ­ему на арену.☆★☆Ножки уста­ли. Тру­ден был путь.

Ты у реки при­ляг от­дох­нуть.

Сол­ныш­ко село, звез­ды горят,

Зав­тра на­ста­нет утро опять.

Тут лас­ко­вый ветер.

Тут травы, как пух.

И ше­лест ра­ки­ты лас­ка­ет твой слух.

Пусть снят­ся тебе рас­чу­дес­ные сны,

Пусть вест­ни­ком сча­стья ста­нут они.

Глаз­ки уста­ли. Ты их за­крой.

Буду хра­нить я твой покой.

Все беды и боли ночь уне­сет.

Рас­та­ет туман, когда солн­це взой­дет.

Тут лас­ко­вый ветер. Тут травы, как пух.

И ше­лест ра­ки­ты лас­ка­ет твой слух.

Мой голос ста­но­вит­ся едва слыш­ным:

Пусть снят­ся тебе рас­чу­дес­ные сны,

Пусть вест­ни­ком сча­стья ста­нут они. ☆★☆Я как раз со­би­ра­юсь под­нять свой скарб на де­ре­во и устро­ить­ся на ноч­лег, когда мне под ноги опус­ка­ет­ся се­реб­ря­ный па­ра­шют. По­да­рок от спон­со­ра. Но зачем? У меня сей­час и так есть все, что нужно. Может, Хеймитч решил меня под­бод­рить, уви­дев, в каком я состо­я­нии? Или это ле­кар­ство для уха?

От­ки­ды­ваю па­ра­шют и на­хо­жу под ним ма­лень­кую буханочку. Хлеб. Не белый ка­пи­то­лий­ский, а чер­ный, из пай­ко­во­го зерна. По форме на­по­ми­на­ет по­лу­ме­сяц и свер­ху по­сы­пан се­ме­на­ми. Я вспо­ми­наю урок Пита в сто­ло­вой Тре­ни­ро­воч­но­го цен­тра о том, чем отличается хлеб из раз­ных дистриктов. Я знаю, от­ку­да эта бу­хан­ка.

Бе­реж­но под­ни­маю ее с земли. Еще теп­лая. Сколь­ко же при­ш­лось за­пла­тить нищим, по­лу­го­лод­ным жи­те­лям Дис­трик­та-11, чтобы до­ста­вить ее сюда? Сколь­ким пришлось ли­шить себя са­мо­го необ­хо­ди­мо­го, чтобы пожерт­во­вать мо­нет­ку? Хлеб, ко­неч­но же, предназначал­ся Руте. Но когда она по­гиб­ла, они не забра­ли свой дар об­рат­но, а по­ру­чи­ли Хейтмичу переслать его мне. Чтобы по­бла­го­да­рить? Или по­то­му что они, как и я, не любят оста­вать­ся в долгу? Как бы то ни было, такое слу­чи­лось впер­вые. Ни­ко­гда пре­жде трибуты не по­лу­ча­ли по­дар­ков от чужих дис­трик­тов.

Вы­хо­жу на место, осве­щен­ное по­след­ни­ми лу­ча­ми заходя­ще­го солн­ца, и под­ни­маю лицо квер­ху.

— Спа­си­бо, жи­те­ли Дис­трик­та-11, — го­во­рю я гром­ко.

Пусть знают, что я до­га­да­лась, от­ку­да этот хлеб. Что я по­ни­маю всю цен­ность их дара.☆★☆— У тебя... очень хо­ро­шая па­мять, — го­во­рю я, запинаясь.

— Я помню все, что свя­за­но с тобой, — от­ве­ча­ет Пит, уби­рая мне за ухо вы­бив­шу­ю­ся прядь.☆★☆Сле­ду­ю­щие часы ста­но­вят­ся са­мы­ми худ­ши­ми в моей жизни, а это, как вы по­ни­ма­е­те, кое-что зна­чит. Холод му­чи­те­лен, но это еще пол­бе­ды. На­сто­я­щий кош­мар — слы­шать Катона, пока твари из­мы­ва­ют­ся над ним: его крики, моль­бы и на­ко­нец лишь сла­бые жа­лоб­ные стоны. Мне уже вce равно, кто он и что делал, я толь­ко хочу, чтобы его стра­да­ния за­кон­чи­лись.

Какая б ни бала правда, на хлеб её не намажешь.

Да, я не улыбаюсь каждому встречному, но есть люди, которые мне дороги и которых я люблю.

То, что я чувствую, должно принадлежать только мне.

Помни: мы безумно влюблены друг в друга. Если вдруг захочешь поцеловать меня, не стесняйся

В Капитолии хирурги умеют делать людей моложе и стройнее. У нас, в Дистрикте-12, старость в почете, потому что многие умирают молодыми. Увидев пожилого человека, хочется поздравить его с долголетием и узнать секрет его выживания. Толстякам даже завидуют - они не живут впроголодь, как большинство из нас. Здесь все по-другому. Морщины стараются скрыть. Круглый живот не признак успеха.

Целителями рождаются, а не становятся.