Увеличение

– Ленни, – узнал я его, – что ты делаешь?

Я сто лет его не видел. Нет, двести. Школа закончилась, но я пропустил последние дни занятий и поэтому с Ленни не пересекался довольно давно. Какова вероятность, что он окажется именно тут и особенно, что он будет знать про Деда, конечно, если он не…

– Это ты меня сдал, да?

Взгляд Ленни был нехорошим, темным, злым. И он даже не попытался соврать мне, отвечая.

– Я же теперь охранник, – хвастливо произнес он, – это моя работа – сообщать о взломах домов.

Было бы чем хвастаться! Его профессия меркла по сравнению с моей – защитник. Это даже звучало величественнее. Но тронуло меня не это – не его гордыня. А другое.

– Мы же… – слово «друзья» произносить я не хотел, – были одноклассниками.

– И что? – просто спросил Ленни.

Так, будто он ничего особенного не сделал. Так, будто это я виноват, что заставил его бежать и стучать на меня, чтобы Дед вернулся из путешествия и поймал меня с поличным.

– Тебе повезло, что Дед дал особенное распоряжение – в его доме воров не задерживать, – продолжал Ленни, – он предпочитает сам с ними разбираться.

Ага, знаю я его разборки – психологическое давление и задушевные беседы.

– Только я не пойму, с чего это он тебя выпустил?

– А я, Ленни, – рубил правду-матку я, – не возьму в толк, когда ты успел стать таким правильным?

Надеюсь, в слово «правильный» я вложил достаточно яда.

Чтоб он траванулся – дерганый индюк.

– С тех пор, как вышел на работу. Мы больше не дети, Али – пора отвечать за поступки.

А я и отвечал. Так и ответил перед Дедом – как на духу. И Отто отвечал. Только Отто меня почему-то не сдал. Потому что Отто мне друг. А этот… Одноклассник из прошлого. Прав я был в том, что общение с ним мне было не нужно. Только в одном я ошибся – мы не были слишком похожи. Возможно, в детстве – да. Но сейчас мы выросли. И я рад, что не стал таким как он – напыщенным самовлюбленным бараном. Который преградил мне путь.

– Все сказал? – процедил я. – А теперь уйти с дороги.

Это был риторический вопрос, но Ленни не понял, он решил продолжать эту неприятную для меня беседу:

– Я пропущу тебя только тогда, когда мне разрешат это сделать. Я не уверен, что ты не сбежал.

Гнев закипел в моих жилах. Я пытался посчитать про себя до десяти и успокоиться, я пытался взять себя в руки и…

Ленни вытянул тонкую руку, преграждая мне путь. Будто его предплечье сойдет за шлагбаум и остановит меня.

Я вскипел. Взбесился. Вышел из себя. Все негативные эмоции, которые я копил в себе, как коллекционер, наконец-то нашли выход. Сгрудились и ровным маршем проследовали к моим кулакам. Заставили их хотеть вмазать. Стукнули в голову, и ярость застелила глаза красной пеленой.

«Сражайся или умри», – чувствовал я, и от всей души, от всего сердца вмазал прямо по челюсти Ленни.

Он отшатнулся, сгруппировался и ударил меня в ответ.

Мы дрались до тех пор, пока в моей душе не осталось к нему ни ненависти, ни злости, ни школьных воспоминаний – ничего. Была пустота. И четкое предчувствие того, что общаться мы с ним больше не будем. Никогда.

Глава 8. Любовь.

– Али, что ты устраиваешь? – спросил подошедший Отто.

Сегодня был прекрасный день. Один из немногих, когда я чувствовал себя цельным, правильным и уместным среди хаоса жизни. Было раннее утро – рассвет пробивался сквозь горизонт, и с каждой новой порцией света мне становилось все радостнее и счастливее.

Пока Войн не было, я был предоставлен сам себе. Точнее, нет. Я был предоставлен ей.

С Дру мы проводили так много времени вместе, как никогда раньше. Неприятные темы мы больше не поднимали, а о приятном нам было о чем поговорить. Я бежал к ней на работу тут же, как город просыпался и появлялось шевеление: те, кто работал каждый день, отправлялись к местам труда, а такой счастливчик, как я, перестал хватать ненужную работу и, когда не было Войны, проводил его исключительно с Дру.

Отто хорошо общался со мной. Мне даже не пришлось перед ним оправдываться, почему я глаз не свожу с Дру: он, наверное, все понимал. Неудивительно: жителей он знал не хуже Деда, а, может, даже и лучше. У него была какая-то особенная способность запоминать каждого. Со мной понятно: я наделял каждого выдающейся внешностью, чтобы не запутаться, а Отто оно было и не надо, он и так помнил о жителях все: их работу, их повадки, их дом. Мне казалось, что его память натренирована не просто так. Там, откуда он пришел, он был явно не просто работягой.

Оттого я и удивился его утреннему вопросу-претензии. Кажется, еще вчера мы неплохо поболтали с ним. Что ему успело не понравится?

Он перехватил меня на пути к Дру. Да, сегодня я вышел раньше, чтобы успеть заглянуть в ресторан, в котором мы были с Отто (я успел заработать достаточно, чтобы иногда заглядывать к ним), и захватить для нее немного еды, чтобы она, отмывая свою бесконечную доску имен, не выдохлась.

Когда кто-то, кто тебе дорог, на волоске от небытия, это заставляет заботиться, знаете ли.

Любовь ли это?

Возможно.

Я еще сомневаюсь. Это слишком сложное чувство для таких простых, как мы.

– Али, ты оглох? – Отто навис надо мной, заглядывал в глаза и пытался привлечь мое внимание.

– Прости, дружище, – хлопнул я его по плечу, – задумался.

Да-да, не стоит удивляться: с этим хмурым и строгим типом я мог позволить себе такие вольности.

– Уж лучше бы ты больше думал о том, как ты себя ведешь, – буркнул Отто, смахивая мою руку, – на тебя жалуются. Спасатели говорили мне, что твои ночные вылазки за территорию участились и, ладно бы, если просто вылазки: разведчики знают, что ты нарочно провоцируешь Боссов и киллеров. Я, конечно, пытался их уверить, что они ошибаются, что ты разумный парень, мой друг, и не можешь совершать такие глупости. И они мне поверили, пока поверили, Али, – он сделал акцент на слове «пока». Это «пока» такое недолговечное и такое зыбкое, что я понимал – они только и ждут повода разверить. – Ты вызываешь угрозу на весь город, и за это тебе никто «спасибо» не скажет.

На Отто был серый сюртук и кепка. Он стал одеваться проще, когда мы подружились. Но ни его вид, ни его слова не заставили бы меня отказаться от моих планов.

– Я занимаюсь этим ради дела, – спокойно произнес я. Когда правда на моей стороне – бояться нечего.

– Решил натравить на город врагов? – его речь сочилась сарказмом. – Классный план.

Мой план был совершенно другой. И я думаю, что даже Дед уже понял, что я творю.

Интересно, рассказал ли он Отто или нет?

Ладно, расскажу сам.

– Это ради Дру, – произнес я шепотом, боясь, что нас услышать. Проходившая мимо Ластридия грела уши – я видел, как ее тело ненароком стала ближе к нам, а ее скорость значительно уменьшилась.

– Здравствуй, Октавиус, Алибастер, – кивнула она, когда заметила, что я внимательно на нее смотрю, – хорошего дня.

– И тебе, – кивнул я, молясь, чтобы она исчезла как можно быстрее.

Жаль, что ходить в гости у нас не принято – так многие разговоры можно было бы сделать приватными.

– Причем здесь Дру? – наконец-то услышал я Отто, а не случайных прохожих. – Ты развлекаешься, потому что тебе скучно, а виновата она? Нет, я понимаю, что наша жизнь для тебя, такого великолепного, сильного и умного, не достаточно подходяща. Таким, как ты, нужны приключения. Новые земли, драки, – продолжал он, намекая, разумеется, на мою недавнюю стычку с Ленни. Но я ни о чем не жалел. Болящая челюсть и синяк стоили того, чтобы показать, что я о нем думаю. – Но и нас ты пойми: мы не хотим быть обнаружены всем войском одновременно. Тогда нам не выжить.

– Я делаю это ради нее, – прервал я его помпезную речь, – ты же знаешь, что она беззащитна? Так вот, Дед сказал, что способность можно вызвать, если подвергать себя опасности. Так вот: я получу способность и отдам ее Дру. Теперь мой план кажется тебе классным?

Лучшая защита – это нападение. Главное – не пасовать. Отто поймет меня.

Было видно, как тот задумался. Мое решение явно поразило его, и это было приятно – мне нравилось казаться необычным. Если бы Отто курил, он бы достал сигарету и затянулся бы. Но Отто вел здоровый образ жизни и поэтому, окинув меня взглядом, сухо кивнул.

В его глазах была гордость. Он гордился мной?

***

К Дру я почти бежал, потому что безбожно опаздывал. Она, наверное, подумала, что я передумал приходить, но это было не так: я собирался проводить каждый день с ней. Пока нет Войны. Я пытался утолить свое скучание или способствовал скучать еще больше?

Странная штука – ваша любовь. Мы говорим о ней мало. Потому что не нуждаемся. Эмпатия, сочувствие, сострадание, любовь… Это слова, набор звуков, которые, я уверен, мало кто, кроме меня, знает. Я уже не говорю об их значении. Его нет. В мире, полном пустоты, легко ли найти любовь?

Я бежал к ней, сжимая в руках измятый кулек с лакомством. Она стояла у места своей работы, не заходя внутрь. К Дру на работу постоянно приходят посетители. Най или Норб, Отто, другие жители – кто-то все равно болтает с ней, диктует, сообщает. Она всегда приветлива и радостна. Вот и меня она не бранила за то, что заставил ее ждать. Она просто рада меня видеть. И все.

– Привет, – счастливо выдохнула она. Наверное, переживала, что я задерживаюсь.

Я обещал прийти раньше – во время первого утреннего землетрясения, когда воздух волной залетал к нам, трепал волосы, сотрясал землю, но не так сильно, как в течение остального дня. Это разминка, чтобы начать день. Такие же по интенсивности землетрясения бывают и вечером.

Бывают и другие землетрясения: сильнее, опаснее. Но я уже не хватаю рифы и не держусь за них. Я просто успокаиваюсь, выдыхаю и держусь на ногах. Если чувствовать под ногами землю и не волноваться, все заканчивается быстро и безболезненно. Никто не падает в реку, никто не ломает шею, все выживают и продолжают делать свои дела как ни в чем не бывало. Всего лишь одна из многих особенностей нашего дома. Подумаешь. Отто говорил, что выше такого нет. Там вечные камнепады, щелкающие звуки и то и дело звуковые воронки. Тоже не курорт.

Как и у всего – есть плюсы и минусы.

Я был рядом со своим полюсом, и это было так здорово, так хорошо, пока я мог видеть сияние ее волос в утреннем солнце.

– Как ты? – спросил я, охватывая этим вопросом все, что я хотел у нее спросить: ее самочувствие, ее состояние и настроение, ее работу.

– Теперь замечательно, – расцвела Дру, – ты же пришел.

«Ты же пришел» – это было лучшим подтверждением того, что все, что я делаю, – не зря.

Отто может хоть привязать меня, но я все равно буду бегать ночами от Боссов и от прочей нечисти, если это в итоге может помочь ей.

***

– Поиграем в камни? – спросила она, когда надоедливый и занудный Най ушел.

«Четверо родились», – сообщил он и даже ждал, пока Дру сотрет два имени родителей и запишет новые имена появившихся детей. Вся работа Дру состояла из этого, пока я терпеливо сидел в углу и ждал, когда одни посетители уйдут, а следующие еще не появятся. Изредка мы перебрасывались парой фраз, потом ходили на обед.

Лакомство, мной принесенное, Дру взяла, но ее щеки так покраснели, что я не сомневался – она его есть не будет, а припасет для меня. Когда я буду очень голодным, мне же его и отдаст.

Играть в камни было интересно. Но мне было неплохо просто смотреть на ее, слышать ее голос, знать, что она здесь, что я не одинок, как Дед или Отто или тысячи других умирающих и рождающихся вокруг. Жизнь текла своим чередом, пока я был счастлив с ней.

– Давай, – согласился я, – ты же не сильно расстроишься, если проиграешь? – хвастливо спросил я. Я лукавил – Дру часто выигрывала. Даже чаще, чем мне хотелось бы.

– Я поддамся тебе, – успокаивающе произнесла она.

И мы раскинули партию.

***

Мы дважды сыграли вничью, а один раз я все же выиграл, но радовался недолго. Дру шепнула:

– Я же обещала поддастся.

Расстроился я немного.

Потом мы пошли обедать. Вместе стояли в очереди, вместе ждали, пока нерасторопная бригада сыра Коррингтена отпишет каждому положенную порцию. Вместе с Дру было легче ощущать себя частью этого общества.

К тому же ей явно нравилось положение дел. Она не роптала, когда какие-то грязные ребята протиснулись вперед нас, заставив тем самым потратить еще пару минут на ожидание. Она не высказала недовольства, когда тарелка с едой упала ей под ноги и разбилась, обрызгав ее длинное платье. Я же посчитал, что тому, кто не удержал еду, руки явно следует перешить на положенное место. Но не высказал этого.

Дру с обожанием смотрела вокруг, поднимала глаза на небо и улыбалась ему. Она здоровалась со всеми приветливо и охотно, ей не приходилось даже сцеплять зубы, чтобы выдохнуть: "Хорошего дня! Приятного аппетита", и еще множество других слов, напрочь лишенных смысла.

Ей приносило удовольствие быть здесь. Я надеялся, что и быть со мной – тоже.

***

После обеда время тянулось быстрее. Я не успел оглянуться, как еще раз заглянул Най, осведомился о том, какие имена свободны. Приходил даже старик Уоррингтон, тот, мерзкий, из очереди. Мерзкий и честный. И почему-то жаловался Дру на несправедливость жизни – и сахара ему дали меньше, и воздух недостаточно чистый и вообще. Ему кажется, что мир полон лжи и обмана.

Не знаю, почему он решил вывалить это на Дру, но когда я уже был готов выйти из своего темного угла, где я перекладывал наши игральные камни с места на место, тренируя удар, чтобы в следующий раз честно победить, как я понял, почему он пришел сюда.

Дру успокаивающе гладила его по плечу и кивала. Кивала, хотя я знал, что она не согласна с ужасом окружающего нас мира. Она любила этот мир. И она находила в себе силы дать понять недовольному и обиженному старику, что он не одинок в своей жизни. Даже если это и было так.

Если во мне и было что-то светлое, то это была она. Потому что к другим я относился не очень.

И Дру наполняла добром не только мою жизнь, поэтому ее все и любили. Поэтому к ней шли. И поэтому в ней находили то успокоение, которого больше нигде не было.

Пока я об этом думал, начало смеркаться. Становилось темнее.

Так как Най уже наведывался узнать имена, то Дру могла себе позволить отлучиться. Мы отправились к реке, где долго-долго сидели на берегу, о чем-то болтали и, как мне кажется, были счастливы.

***

Когда же тьма опустилась на город, я проводил Дру. У меня были дела. Разумеется, те, знать о которых она не должна была. Я соврал.

– Пойду, – сказал я, – отдохну дома. Устал.

Ложь, когда она во спасение, не считается ложью?

Другой вопрос: страшно ли мне? Мне должно быть страшно. Но когда цель оправдывает любые средства, для страха места не остается. Хотя да – Боссы были отвратительны. Они бродили по полям, по одиночке, нюхали землю, искали наши следы.

Киллеры встречались редко, я их почти не видел, но знал – они меня видят. Их красный лазер был нацелен в мою голову.

Честно говоря, я ожидал, что после разговора с Отто меня остановят. Я даже не ожидал другого исхода и шел за границу скорее по инерции, чем с надеждой. Я просто не мог не идти, не мог сдаться. Я планировал двигаться в темноте – не слышно, как мышь. Слиться с тенью. Идти так, чтобы ни спасатели, ни разведчики – никто меня не заметил.

Но удача была явно не на моей стороне, когда под ногами попадались скользкие камни, спотыкаясь о которые я производил тот шум, которого не должно было быть. Я знал, что они меня слышат. Знал, что через мгновение мне преградят дорогу и отправят восвояси. Или под суд.

Но я шел, не собираясь останавливаться. Пусть хватают – я буду вырываться. Пусть следят и жалуются Отто – я не прекращу.

Но никто не гнался за мной, никто не останавливал. Я не оглядывался, но не слышал преследующих меня шагов, не слышал рупоров, которые велели бы мне остановиться.

Зато я заметил его. Огромного, громадного Босса. Слепыми глазами он водил вокруг, пробовал на вкус воздух, крутился вокруг себя.

– Эй, ты! – смело крикнул я. – Вот он я – попробуй, поймай!

Я побежал вперед, подальше от города, вбок от Босса. Он меня заметил. Они прекрасные ищейки. Это единственная работа целого рода, так что нет сомнений – он попытается меня догнать. Зато скорость у них подводила. Они двигались медленно, будто перетекая. Лениво, грузно. Я считал это своим преимуществом и пользовался этим при любом удобном случае.

Я бежал, и воздух раздувал мои легкие. Споткнуться и упасть было нельзя – оглянуться тоже. Босс хрипел мне в след, ускоряясь, но так не мог достать меня своими нелепыми выростами, заменяющими руки.

Я бегал вокруг него, и от злости Босс бесился. Он не мог меня поймать и не мог пойти наперерез. Ума не хватало. Ему помогли бы напарники, но сегодня их не было. Вчера, например, я бегал от двух. Сегодня – проще.

Я ждал, что появится кто-то еще: киллер, ищейка, или, возможно, паук. Кто-то еще, кто-таки заставит мое сердце трепетать от ужаса, и мой ген сломается, даря способность.

Наверное, я должен почувствовать ее наличие. Сейчас я не чувствовал ничего необычного. Лишь одышку от быстрого бега и ветер, треплющий волосы. Славно, что я был подвижным и быстрым. И, наверное, смелым.

«Безрассудным и глупым», – сказал бы Отто. Я бы согласился с ним, но не остановился.

Я притормозил. Босс выдохся – я ему уже надоел. Сегодня попался особенно ленивый – он грузно упал на месте и, дернув головой, втянул ее в плечи и захрапел. Класс. Ну ничего. Где наша не пропадала?

Я побежал дальше, вдоль границы города.

***

Второй Босс не заставил себя ждать. Я обошелся с ним так же, как и с первым, – закрутил его, и он так и не дотянулся до меня. А я и не испугался. К сожалению. Было бы просто, если бы опасность моей жизни настала бы раньше и мне можно было бы не бегать так долго. Дру уже могла быть в безопасности, но… Это оказалось сложнее.

Даже обидно, что меня не остановили – я мог бы подраться со своими же, и, возможно, мутация появился бы хоть от этого.

Завидев третьего Босса, который в этот раз был с компанией – с ним было несколько юных солдат, я чуть не подпрыгнул от восторга. Ночка обещала быть интересной.

Пока они приближались, я был на низком старте и оглядывал местность, прикидывая, как мне лучше бежать от них. В этот момент я заметил странное: линия желтых жилетов, выстроенная по границе города. Спасатели – а это были точно они – яркие и броские даже в темноте, стояли по стойке смирно и наблюдали за мной. Не приближаясь и не мешая, но они были готовы.

Наверное, зря я их заметил, потому что зная, что тебя защищают, испугаться было сложнее. Но у меня открылось второе дыхание.

Отто не собирался мешать мне – он правда меня понял. И спасатели поняли. Именно поэтому они позволяли мне это делать.

Позволяли так, как умели.

Я побежал быстро, так быстро, как только мог. Или даже еще быстрее.

***

Когда ночь закончилась, мутации не возникло. Я не чувствовал ничего лишнего, ничего нового. Я пробовал поднимать купол – он был на месте. Новой защиты не было. Но было еще нечто ценное, что точно принадлежало мне. Дни с Дру.

Я ходил к ней каждый день. Она работала, я наблюдал. Мы играли в камни и ходили обедать. Сидели на берегу. Дни сменяли друг друга, но у нас все было по-прежнему. Прекрасная Дру и несдающийся я.

Что такое любовь?

Умею ли любить я?

Не знаю.

Но когда я проводил ночи, навлекая на себя опасность, мне казалось, что да. Да, я умею. Или учусь. С дружбой вот у меня получилось.

Глава 9. Смерть.

Это был странный день. Все началось с того, что у меня все падало из рук: в прямом и переносном смысле. Я разбил банки на кухне. Разумеется, нечаянно – подвела координация. Потом споткнулся – камней во время обеда стало больше, и я с размаху чуть не впечатался носом в розовую землю.

Но это было цветочками: когда я услышал громкий голос, доносящийся из рупора, я не на шутку испугался:

– Всем срочно прибыть на поляну! Срочно! – говорил он.

Многие побросали свои дела и, шаркая ногами, поспешили на поляну для пикника. Я присоединился к толпе: на моей памяти такой клич был впервые, и мне оставалось гадать, что же случилось.

– Наверное, опять река выходит из берегов, – предположил мне мужчина, спешащий рядом со мной, – помню, было время: Война тогда была не слабой.

Все сводилось к Войне. Так или иначе. Как будто у нас единственная опасность – Война. Лично я ничего в ней страшного для себя не видел, только для Дру, а таких как она – единицы. И то, я занимаюсь этим вопросом и скоро его решу, так что Война скоро будет нам побоку.

Странно, что звал не Дед: голос был точно не его. После того, как он поймал меня в своем доме (благодаря стараниям Ленни, естественно), я хорошо запомнил его голос. Я ждал, что этот голос меня выгонит, но этого, как вы помните, не произошло. Так вот: народ созывали спасатели.

– Разве не Дед объявляет Войну, и разлив реки, и все остальное? – спросил я.

Мужчина пожал плечами.

К сожалению, поблизости я не видел Отто, вот у него бы я все выяснил заранее. Но его не было ни с работниками кухни, ни с грузчиками, ни с кем из работников. Ну ладно, не так уж и страшно: мы все равно были почти на поляне.

В отличие от того вечера, когда я впервые увидел Деда, все стояли и никто даже не думал садиться.

«В ногах правды нет» – откуда-то знал я, но сделал как остальные: занял свободное место в полукруге и начал ждать стоя.

Напряжение витало в воздухе. Кто-то тяжело дышал. Кто-то шаркал ногой в попытке успокоится. Кто-то едва заметно покачивался. Я видел все больше и больше знакомых лиц: Дру, Ная, Норба, тетушку Розанну с ее учениками – новым поколением, раздатчиков обедов, женщин в юбках, которых я успел запомнить. Не всех я знал по именам, но лица помнил. Нас было много, и мы были разные, но все одинаково ждали новостей.

Когда один из спасателей – особенно статный и внушающий доверие – вышел в центр, мне показалось, что все замерли. Воздух застыл, и я вместе с ним.

– С прискорбием и сожалением вынужден сообщить, – начал спасатель. Слова давались ему нелегко, он то и дело останавливался, делал паузы, но и без пауз его речь была медленной. Он строго дозировал информацию и наблюдал за тем, как ее воспринимает общественность.Нас было много. Сотни, тысячи. Все вылезли из своих нор, а те, кто не смогли, слушали в домах. Но я знаю, я не один не на шутку напрягся. Шутки были закончены – произошло действительно нечто страшное. – Что наш глубокоуважаемый Дед сегодня скончался, – закончил он.

В толпе прошел не то вздох сожаления, не то удивления.

– Не может этого быть! – заверещал писклявый голос откуда-то справа. Я даже не повернул головы, чтобы посмотреть, кому он принадлежал. Когда говорят о смерти – едва ли что другое имеет значение.

– Но это так, – ответил или ей, или всем, кто не верил, спасатель, – вы знаете, что Дед не мог иметь потомков, но когда-то и его век должен был закончиться. Это произошло сегодня. Он просто упал и…– спасатель остановился, чтобы взять себя в руки, – и не дышал. Всё.

И это все звучало потрясающе. Но не в значении «прекрасно», а в значении «потрясение». Все были потрясены. Такой сильный, такой здоровый Дед и…умер. Раз – и упал. Раз – и не дышит.

Признаюсь, когда первый шок прошел, я даже обрадовался, на миг, на мгновение: подумаешь, умер Дед. Когда нас сюда созывали, в голове каждого были мысли и похуже. Смерть происходит. Все умирают. Но она становится настоящей только тогда, когда происходит рядом с тобой. С твоими близкими, с твоими знакомыми, только тогда она реальна. Остальное – миф.

– Имя Деда теперь свободно? – разрушила воцарившуюся тишину Дру. Все были в своих мыслях.

– Нет, – покачал головой спасатель, – нет, мы его увековечим. Мы никого больше не будем звать так. Это дань уважения. Все согласны?

Поднявшийся гул одобрения поддержал спасателя, и Дру кивнула. Она опустила глаза и на меня не смотрела. Наверное, ей было тяжело. Она ко всем относилась хорошо, а к Деду – особенно. Она его искренне уважала. И сейчас ей было больно. Многим было больно в тот момент. Меня поразил факт смерти Деда и слегка огорчил, но не оттого, что Деда больше нет, а оттого, что смерть правда существует.

– И теперь нам предстоит сложный выбор, – почему-то продолжал спасатель, хотя казалось, что все слова уже были сказаны, но он все говорил. Теперь его речь стала проще: – нам надо выбрать нового руководителя нашего города.

Я замотал головой. Где же Отто? Как я и говорил – настало его время. Я был обеими руками за его кандидатуру. Но его не было видно.

– На самом деле, кандидатур немного, – сказал спасатель, – нам нужен кто-то, кто по силам сопоставим с Дедом. Тот, кто будет руководить возведением купола и будет нести ответственность за безопасность каждого.

Точно – почти дословно он описывал Отто. Отто, наверное, стоял где-то позади всех, примеряя на себя роль главного, и скоро, как только спасатель закончит свою речь, выйдет к нам в своей форме и покажет, что может быть не хуже Деда.

– Нимели не может поднимать купол самостоятельно, а наш многоуважаемый Отто отказался по определенным причинам, поэтому, кажется, у нас нет выбора, только как…

Неприятное скребущее чувство появилось под ложечкой. Мне казалось, на меня смотрят глаза Деда, в точности, как в тот раз, на том пикнике, когда я не знал своего предназначения, но знал что ничего хорошего его внимание мне не сулило. Вот и сейчас, несмотря на то, что Дед умер, а между словами «Отто отказался» и «нет выбора» прошло очень мало времени, но я успел понять, успел догадаться, что за всем этим последует.

– Назначить руководителем нашего города Алибастера! – закончил он.

Если бы мог – я бы упал в обморок. Честное слово.

***

Мир сужался: он сужался до устремленных на меня глаз, от которых по телу пробегал мороз. Казалось, все были поражены не меньше меня. Но это не им выпала сомнительная участь стать главным. Все это было похоже на шутку.

– Он же молод, -сварливо пробурчал старик Уорингтен, – молод и глуп.

Некоторые протяжно заугукали, соглашаясь. Признаюсь, я не сдержался и тоже начал спорить:

– Я не могу. То есть не хочу. То есть и не могу, и не хочу – и вообще, – я решил зайти с козырей, – я решил уйти от вас! Вот!

– Такова воля Деда, – провозгласил спасатель, разом отрезая все возражения, и мои, и не мои.

Но если Уорингтена и остальных эта фраза устроила, то меня не совсем. Когда это Дед успел выразить свою волю? Он что, написал завещание? Созвал собрание за несколько минут до смерти? Или что он сделал? Почему-то все сожаление о смерти Деда выветрилось, заполнив освободившееся место для эмоций злостью. Я злился. Дед и с того света решил помыкать мной!

– Предлагаю назначить Октавиуса! – попытался я, – он такой же, как я, но только мудрее, сильнее и…

Спасатель покачал головой.

– У Октавиуса есть причины, достаточно весомые, чтобы не давать ему власть, – пояснил спасатель, не вдаваясь в подробности.

Но сварливый Уорингтен и тут вставил свои пять копеек. Что за создание – везде видит только плохое! И зачем только Дру его утешает?

– Ага, знаем мы эти причины! – как можно громче сказал тот. – Сколько душ он загубил, когда возомнил себя королем? А потом сбежал, а? Сотни? Тысячи? Какое ему место Деда? – не прекращал он. – Пусть работает – грехи замаливает!

Кажется, Отто рассказывал что-то о власти, но я не думал, что это окажется настолько серьезным.

– А этот что? Будет лучше? – послышался голос.

Я не знал. Честно, понятия не имел. Я знал одно: это не моя работа. Ответственность – это не про меня. Мне не нужен был этот город ровно настолько, насколько и я ему. Но почему-то мы были связаны сильнее, чем оба того хотели.

– В любом случае, у нас нет выбора, – заключил спасатель.

И я вышел в круг.

Мне не хлопали, не кричали, не вставали в моем присутствии. Да я этого и не хотел.

***

Слишком много дел на меня навалилось. Первым делом, пришлось переехать в дом Деда. Переносить его картотеку ко мне никто не хотел, к тому же, мне ясно дали понять, что его Дом полон секретов о городе и его жителях. Я даже обрадовался этому, потому что решил: я найду того гончара, которого спрятал от меня Дед. Я пытался, я читал карты, я искал, но на третьи сутки понял: Дед меня перехитрил. Он спрятал эту информацию или уничтожил. Что не облегчило мне задачу.

Во-вторых, ко мне по сто раз на день прибегали гонцы и что-то говорили: о рождении и смертях, о предвестниках Войн, о событиях на горизонте, о новых соседях, о переправах Элли вниз по реке, и еще о чем-то. Причем тут я? Зачем мне столько информации?

Чаще меня не кормили, и это было, конечно, в третьих. Никаких привилегий.Одни сложности. Вместо праздных шатаний по городу, вместо дней с Дру, вместо провоцирования Боссов, когда я бегал от них по окраине в попытке заполучить мутацию, было другое: дни полные тоски и ответственности. Все что-то от меня хотели, и это меня злило.

В первый день я пытался вникать в их слова, а потом направлять с их проблемами к Дру, к Отто, да к кому угодно. На второй я показательно их игнорировал. На третий ко мне никто не пришел, и я выдохнул. Припрыгивая от радости, я поспешил к Дру.

На улице на меня не смотрели, со мной не здоровались как-то особенно и, мне даже показалось, что меня замечают меньше, чем раньше: все были заняты чем угодно, но не делами. Центр пустовал, камни засоряли дорогу. Ветер ходил ходуном, из пещер были слышны голоса: все бездельничали. Я хмыкнул. Хоть раз они занялись чем-то полезным.

– Я не буду тебе ничего советовать, – строго сказал Отто, когда мы увиделись. Я сказал ему, что в курсе его неудачного опыта, а он ответил: – Я ошибся, так что я не имею право тебе что-то указывать тут. Решай сам.

И я и решил. То, что меня предпочитали не замечать, а вместо работы теперь только и делали что отдыхали, мне нравилось больше, чем дела, навязываемые Дедом.

И тогда, спеша к Дру, я впервые подумал, что, возможно, на самую капельку я стану лучшим руководителем, чем был Дед. И все остальные. Я дам жителям то, чего у них не было. То, чего не было у Дру, у Отто, у меня, но что мне бы точно хотелось иметь. Я дам им свободу.

***

Свобода… Какое емкое слово. Дед заплатил за нее своей смертью, и мы все, от уборщиков до спасателей, принимали его жертву, мы все были рады отдохнуть. Мне больше не было грустно из-за смерти Деда. Его смерть стала иметь смысл, и я понял, что быть главным не так уж и плохо, когда ты можешь не только наказывать, но и поощрять. Когда ты можешь руководить. Когда ты можешь сказать:

– Эй, Коррингер, теперь есть можно всем когда угодно и сколько угодно, ты понял?

И он кивнет, насупившись, и безропотно отдаст лишнюю порцию тунеядцу, который палец о палец не ударил за день.

Я могу сказать:

– Эй, Силенсия, оставь свой разрушитель при себе, он никому не сдался!