Долгая дорога в никуда. Том 2

– Понимаю, ака-Касым, конечно, понимаю! Все будет нормально! —заверил Хабиб.

– Друг твой, надеюсь, тоже не подведет.

– Не подведет! Я за него отвечаю! —еще раз заверил Хабиб. —Позвонишь, как будете ехать обратно, не будет меня, —скажешь хозяйке моей.

Передав часть товара, они распрощались, пожав друг другу руки.

– Касым, а они не обманут? Больно уж хитро-мудрым показался мне этот Хабиб! —засомневался Уктам.

– Не обманет, —не бойся! Обманет, – им же самим дороже обойдется.

– Как так? —не унимался Уктам.

– Все просто. Здесь в России такие вопросы решаются быстро. В каждом городке имеется свои решатели подобных вопросов, то есть бандиты-рэкетиры. Они вообще-то не очень прессуют, только таких, как мы, мелких торговцев, иногда по мелочам обирают. Понимают —если обложить нас десятипроцентной данью, как крупных коммерсантов, —нам не выжить. Но если кто-нибудь обратится к ним, скажет, что кинул его кто-то, —тогда берегись! Ничего не поможет. Отберут в два раза больше, чем должен был, да еще штрафы наложат. И еще отдубасят, чтобы в следующий раз неповадно было. Тебе долг вернут и себе столько же оставят. И ты еще что-нибудь им подкинешь. В благодарность за труды, так сказать!

– А если убежит, переедет в другой город или совсем уедет из России? —не отставал Уктам.

– Ну, ты заколебал, Уктам! Куда уедет, какой ему резон от этого? Мы что, на несколько тысяч долларов товару оставили? Зачем ему из-за каких-то твоих пятидесяти-ста баксов терять нажитое место на рынке, где его каждый знает, где он всех знает? Где давно ужеу него все налажено? Он не захочет терять постоянных поставщиков. Что тебе еще не понятно? —начал сердиться Касым.

– Все-все, вопросов больше нет! —улыбнулся Уктам. —Я же просто так, для общего развития.

– Ну вот, теперь имеешь представление, —закончил Касым, поднимаясь в вагон.

С каждой последующей станцией в вагоне становилось просторнее. Тюки, сумки, загромождавшие проход или занимавшие половину спальных полок, понемногу исчезали. В купе стало удобнее. Опытные пассажиры-коммерсанты постепенно избавлялись от своего багажа. Труднее было новичкам, вроде братьев Азада и Ильхама. У них еще не было постоянной клиентуры, как у многих в поезде. Поэтому им приходилось распродавать свой товар за наличный расчет и в очень малом количестве.

– Ничего! —успокоил их Касым. —Завтра будет Саратов. Это большой город, и стоянка там будет на целый день. Это же туристический поезд. Поэтому, как и положено, будет дневная остановка, чтобы народ смог ознакомиться с местными достопримечательностями. Понятное дело, конечно, никто ни с чем знакомиться не будет. Все займутся торговлей, и вы в том числе. А потом в Казани тоже целый день пробудем. А на конечной —в Нижнем Новгороде, по-моему, двое или трое суток простоим. Так что волноваться не стоит, —успеете весь свой товар распродать. Да еще и времени уйма останется.

Так и получилось. Утром следующего дня поезд прибыл в Саратов. Объявили двенадцатичасовую остановку до восьми вечера.

На привокзальной площади развернулся самый настоящий восточный базар. Туристы-торговцы, разложив перед собой прямо на асфальте свои товары, начали торговлю. Что только не продавали! Как и водится на восточном базаре, не было никакого порядка, все лежало вперемешку.

Женщина сразу раскрыла свою клетчатую сумку-«челночницу» и разложила прямо на ней товар —нижнее женское белье. Рядом двое мужчин сложили друг на друга шесть или семь мешков с луком и чесноком и развернули торговлю с помощью ручных весов. Рядом, кажется, муж и жена продавали постельное белье, носки и какие-то ткани. За ними опять торговали овощами: морковью, зеленой узбекской редькой и зеленью. И так по всей площади и прилегающей территории.

Местная милиция, сперва растерявшаяся от такого наплыва торгового люда, позже попыталась навести порядок, но было уже поздно. Невозможно было прикрыть этот огромный базар. Ведь больше тысячи человек торговали здесь. Как их разогнать? Да к тому же, видимо, была и договоренность с местными властями о том, чтобы не препятствовать этому. Поэтому подали даже автобусы. Вроде бы для экскурсии по Саратову, а на самом деле —для торговли в ближайших городах области.

– Ну что, Уктам, —теперь нам придется разделиться. Не будем оба на одном месте торговать, здесь у меня нет знакомых торгашей. Так что самим придется. Я, наверное, поеду на одном из этих автобусов, а ты оставайся здесь. Я и твой товар возьму и свой тебе оставлю немного. Так будет лучшее и быстрее.

– А куда поедешь? —обеспокоился Уктам. —Может, вместе?

– Уктам, пора тебе понемногу учиться самостоятельности. Не буду же я вечно опекать тебя! Люди без посторонней помощи сами начинают дело, а ты?!

– Ладно-ладно, —я понял! —не дал договорить Уктам. —Я просто спросил, куда собираешься поехать.

– Куда? Вон на одном из автобусов написано Энгельс. Туда и поеду. Это небольшой город за Волгой.

Так они и поступили. Так сделали многие, ехавшие вместе: с братом, с женой или с другом, как они с Касымом.

Вечером часам к пяти вернулся Касым. Начинало темнеть, торговли уже не было никакой.

Уктам, весь озябший от холода, держался из последних сил. Непроданного оставалось совсем немного, а ему не хотелось выслушивать упреки со стороны друга. Поэтому Уктам держался стойко. Несмотря на холод, пронизавший его всего. Ноги его совершенно окоченели, тело стало деревенеть. Только руки он согревал немного, засовывая в карман или за пазуху. Сколько бы он ни подпрыгивал на месте, согреться это не помогало.

– Ты что стоишь здесь, когда торговли уже никакой? Ты что, дурак, или заболеть захотелось? —обрушился на него с упреками Касым.

– А что делать? Тебя нет, вот и стою. Тебя жду! —попытался оправдаться Уктам.

– Чего меня ждать-то? Раз торговли нет, —иди отдохни! Заболеешь, а мне потом за двоих надо будет вкалывать. Сворачивайся скорей и пошли в вагон!

В купе все уже были в сборе. Братья —Азад и Ильхам, видимо, только что вернулись. Они тоже сильно замерзли от холода и теперь, не снимая верхнюю одежду, пытались как-то согреться. Братья встретили друзей возгласами радости. По всему было видно, что дела пошли у них на лад.

Мавлюда Саидовны с сыном тоже были в отличном настроении.

– Да вам надо срочно согреться! —философски сказал Касым, словно фокусник, вытаскивая откуда-то бутылку водки, чем вызвал еще большую радость.

Водку тут же разлили. Выпили залпом без закуски. Лишь Уктам, найдя на столике под салфеткой малюсенький кусочек лепешки, спешно бросил его в рот и стал жевать.

Через полчаса основательно придя в себе, стали готовится к ужину. За ужином распили еще одну бутылку. Ильхам как всегда предлагал еще одну бутылку, но все были уставшие и продолжать «банкет» никто не хотел. Еще до отхода поезда все стали укладываться спать. Уктаму день показался настолько тяжелым, что он, не успев положить голову на подушку, уснул мертвецким сном. И остальные, разумеется, тоже.

Еще только рассветало, когда Касым стал его будить.

– Вставай, соня, —скоро уже Казань будет! —тормошил он Уктама. —Иди, скорей умойся. Надо успеть позавтракать до остановки. Затем Касым стал будить и других.

– Что он за человек? —подумал о друге Уктам. —Откуда он столько сил и энергии берет? Откуда у него такие способности: предвидеть все, заранее спланировать, позже всех ложиться, раньше всех вставать? Да, далеко мне еще до него, —многому надо учиться у него, многому.

Остальные тоже встали, пошли умываться в разные концы вагона. После Саратова вторая туалетная кабина чудесным образом заработала по своему назначению, освободившись от багажа. Поезд, замедлив ход, подходил к платформе станции Казань. Все уже успели плотно позавтракать и были готовы ринуться в бой, словно римские гладиаторы на арену.

В Казани произошло то же самое, что в Саратове: не успев сойти с поезда, пассажиры оккупировали привокзальную площадь и прилегающие улицы и начали торговлю.

На этот раз Уктаму и Касыму не пришлось долго торговать самим. Встретил их молодой парень, татарин по национальности. Звали его Равиль, родом он был из Узбекистана —из города Сырдарья. Года три назад он переехал в небольшой городок Зеленодольск под Казанью. Встретил он Касыма радостными объятиями как старого друга. Они долго пожимали друг другу руки, обнимались, расспрашивали о семьях, о детях. Говорил он на чистейшем узбекском языке, только с ташкентским выговором. Равиль был среднего роста, светловолосый, с европейскими чертами лица. У него был прямой островатый нос, прямые тонковатые губы, брови чуть темнее волос. В общем, типично татарская внешность. После объятий, и приветствий Касым познакомил Равиля с Уктамом. Затемперешли к делу. Разузнав, что к чему перекупщик сказал:

– Касым, я на этот раз возьму даже больше, чем ты предлагаешь. Слава Аллаху, дела у меня пошли нормально! И с деньгами постараюсь решить до твоего возвращения, – не буду ждать следующей ходки как обычно. Кстати, вот возьми деньги за прошлую партию, —сказал Равиль, доставая немного долларовых банкнот, свернутых небольшой трубочкой. —Здесь все четыреста пятьдесят баксов.

– Спасибо, Равиль! —поблагодарил Касым.

– За что? Это я тебе должен сказать спасибо, Касым! Ну, ладно, не будем терять время, —займемся делом. Пойдемте к багажному вагону, возьмем, что привез.

Пока получали часть своего багажа, пока оформляли бумаги, прошло больше часу времени.

Погрузив полученный от Касыма и Уктама товар на багажник своей «шестерки», Равиль обратился к друзьям:

– Ребята, вот что, вы пока подождите час-полтора, я тем временем съезжу в одно место, а потом поедем вместе. Я хочу вам маленький праздник устроить —баньку примем там же и пообедаем.

Касыма это обрадовало несравненно. Он буквально сразу почувствовал блаженный жар горячего пара, обволакивающего его с ног до головы. От радости он даже не мог ничего сказать, только обнял Равиля за плечи и улыбнулся. Уктам, еще не знавший всех прелестей и блаженства, как русской, так и татарской бани, только улыбнулся и кивнул головой.

Через час с небольшим вернулся Равиль.

– Ну что? Поехали? —крикнул он, увидев друзей издали. —Надо спешить —ехать далеко, надо успеть помыться в баньке, посидеть хорошенько после этого и вернуться обратно к отходу поезда.

– Куда мы едем? —поинтересовался Касым.

– Ко мне домой. Родителей я еще вчера предупредил. Отец у меня с утра баню затопил, —вас ждет. Соскучился, говорит, по Узбекистану, по узбекскому языку, хочу поговорить с ними по-узбекски. Я ему говорю: «Они из Хорезма, на твоем ташкентском не говорят». – А он мне: «Ничего, я и по-хорезмски могу. Язык-то один, оба наречия не сильно отличаются!».

Около двенадцати они въехали во двор Равиля. Отец его, еще совсем не старый мужчина, порядком поседевший, с маленькими лисьими глазами и острым носом, встретил их очень радушно. Увидев из окна подъехавшую машину сына, он вышел на крыльцо. Там и дожидался, пока гости выходили из автомобиля.

– Хош келебсиз! —приветствовал он на узбекском языке, дружественно пожимая им руки. —Пожалуйте в дом, гости дорогие! Заходите, выпейте по пиалушке чаю по узбекскому обычаю, а потом —в баню. Пока вы будете мыться, я приготовлю настоящий узбекский плов, а хозяйка наша будет потчевать вас татарскими блюдами, —радостно приговаривалпожилой мужчина, сопровождая гостей в дом.

Дом был построен из дерева, с небольшой верандой. В не очень большой общей комнате их встретила всё семейство Равиля: мать —моложавая женщина примерно пятидесяти пяти лет, жена его очень приятной внешности и двое детей. Дочь вся в веснушках, годиков семи, и сыном четырех-пяти лет —маленькая копия Равиля. Мать и жена очень радушно поздоровались с гостями на чистейшем узбекском языке. Хотя у жены чуть-чуть был заметен татарский акцент. Дети, улыбаясь, стеснительно прижимались к подолу матери.

– Заходите, рассаживайтесь гости дорогие! Чаю попейте! —искренне щебетала мама Равиля.

Наспех выпив немного чаю, Равиль и гости направились в баню.

Уктамвпервые мылся в русской бане, хотя не раз слышал от Касыма, да и от других тоже, о ее чудодейственных свойствах, о благодатном паре, излечивающем любые болезни и снимающем любую усталость. Раздевшись догола по примеру Равиля и Касыма, он впервые переступил порог парилки. Жар в парилке был неимоверный, но на удивление терпимый.

Прошло минут пять-шесть. Пот с него стекал, как говорится, в три ручья, у Касыма пот выступил только на висках и вокруг шеи, Равиль, кажется, совсем не вспотел.

– Ну что, Касым, может, поддать чуть пару, не возражаешь? —спросил Равиль, беря в руки ковшик.

– Не возражаю, —даже прошу! —ответил Касым, нарочно не обращая внимания на Уктама.

– А ты не возражаешь? – спросил у него хозяин.

– Да нет, не возражаю, —ответил Уктам, хотя и не понял толком, в чем надо возразить.

После этого Равиль, набрав воды из стоящего в углу большого чана, плеснул на небольшое квадратное отверстие над печью. В ту же секунду там внутри вдруг что-то зашумело, зашипело, забурлило, и со всех сторон повалил пар. Уктаму показалось, что это был не пар, а самое настоящее пламя. До этого у него было ощущение, что он находится в самойгорячейпечке. Теперь же он почувствовал, что оказался в настоящем аду. В легкие вместе с воздухом врывались огонь и пламя. Когда он пробовал дышать носом, ноздри его становились похожи на тлеющие угольки, кончики ушей горели, словно свечные фитиля.

– Может, еще малость? —услышал Уктам откуда-то издалека голос Равиля.

– Нет, нет! Хватит! —вскричал он, хватая Равиля за руку, державшую ковшик. —Я больше не могу!

Громкий хохот Равиля и Касыма был слышен снаружи.

– Подожди еще минуту! —четыре сильные руки не отпускали Уктама, пытавшегося вырваться в предбанник.

– Терпи, казак, атаманом будешь! —посмеивались над ним оба приятеля, подмигивая друг другу. Наконец, Равиль смилостивился над ним. —Все, для первого раза хватит! Пошли на выход! —скомандовал он.

В один прыжок Уктам очутился возле дверей парилки, мигом выскочил в предбанник. Не зная, куда бросить свое пылающее тело, он в нерешительности остановился. Равиль привел его в угол рядом с дверью парилки и, сказав, что сейчас будет «здорово», дернул за какую-то веревочку. И тут вдруг на Уктама вылился целый поток холодной-прехолодной воды. Дыхание перехватило, сердцебиение на минуту остановилось, он стоял, весь окаменевший. Оба уговорщика смотрели на него и опять хохотали.

– Вы что делаете, звери?! —в сердцах крикнул Уктам, вызвав тем самым еще больший хохот.

Через несколько секунд тело его вдруг расслабло: появилась блаженная слабость и истома, дыхание выровнялось. Ему захотелось только одного —присесть, а лучше прилечь, где-нибудь. Яркая улыбка озарила сильно покрасневшее лицо.

– Ну, вот, это другое дело! —посмеиваясь, сказал Равиль. —А то: «звери, что делаете»! На, возьми, —и подал Уктаму чистую белоснежную простыню.

Завернувшись в простыню, он упал на лавку, застеленную каким-то матрасиком.

Затем и остальные, облившись ледяной водой, уселись рядом с ним.

– Ну как, как тебе наша банька? —обратился к нему Равиль, видя блаженство на лице Уктама.

– Прелесть! Просто слов нет! —искренне ответил тот, еле выговаривая слова от наступившей неги.

– Подожди, на втором заходе я тебя еще и веничком попарю!

– А что, еще и второй заход будет? —встрепенулся Уктам.

– Конечно! И третий будет! —вставил слово Касым.

При втором заходе Равиль сдержал слово и попарил Уктама веничком. Это был верх блаженства. Такого приятного ощущения, такой обволакивающей неги его тело не чувствовало никогда. Одурманивающий запах березовых листьев, аромат мокрой осины, идущий от досок, и своеобразный запах пара —все это настолько впечатлило Уктама, что он на всю жизнь полюбил русскую баню.

После бани их ждало обильное застолье. Стол в той комнате, где до этого пили чай, был заставлен всевозможной снедью. Татарский учбучмак и беляш соседствовал с русским пирогом и бужениной, русская квашеная капуста и соленый огурец —с татарскими соленьями, а еще было сало, нежно белое с тонким мясным слоем, поблескивающее кристалликами соли по краям. И целая батарея разнокалиберных бутылок и баклажек с напитками.

– Мархамат, рассаживайтесь поудобнее, азиз мехмонлар! —пригласил их за стол отец Равиля, сам усаживаясь рядом с сыном. Не успели все рассесться, он поднял из-под стола большую бутыль, двухлитровую, наверное.

– Ну что, как говорят, после бани сам бог велел! Это моего собственного производства, я покупной не признаю. Отравится можно запросто, —в магазине только одна подделка. А это свой, надежный! —с гордостью похваливался отец Равиля, разливая самогон по стопочкам.

– Попробуйте, сами оцените! —стал подавать каждому на три четверти наполненный стаканчик.

– С легким паром, что ли! —протянул он руку, чтобы чокнуться со всеми.

Все выпили, Уктам тоже выпил. Самогон сперва показалось чуть крепче водки, ну еще чуть горло подрал, да еще запах своеобразный. Не прошло и минуты, как он понял, что ошибся. Сперва в желудке появилось тепло. Постепенно теплело все больше и больше, и вдруг эта теплынь волной пошла наверх —к голове. В мозгу у него все затуманилось, он понял, что захмелел от первой же стопочки.

– Что это со мной? —пронеслось у не него в голове.

– Ты кушай, закусывай, давай! —говорил ему отец Равиля. —А то опьянеть не долго, особенно после бани. Бери вон капусту, сало. Ты сало кушаешь? – спрашивал он, пододвигая Уктаму тарелочку с нарезанным салом.

Взяв руками горсть квашеной капусты, он быстро отправил ее в рот, не дожевал толком и взял сразу два ломтика сала. Теперь он понял, насколько проголодался! Дожевывая сало, он взял беляш и в три укуса покончил с ним. А кушать все хотелось.

– Берите, кушайте! —настаивал хозяин, —Проголодались, наверное, после бани?! А еще плов будет! —Я знаю, с пловом водка не идет. Поэтому плов оставил напоследок.

Другие тоже не отставали от Уктама. Касым с удовольствием ел татарский учбучмак, запивая каким-то напитком, Равиль закусывал соленьями и бужениной.

Налили и выпили по второй, обильно закусили. Волна хмеля, ударившая в голову, немного отошла. Теперь организм наслаждался теплым убаюкиванием спиртного и вкусом различных яств, тело и душа отдыхали.

Мама Равиля все еще возилась на кухне. Отец звал ее, она отнекивалась, ссылаясь на занятность. Наконец она вышла, неся к столу супницу:

– Вот приготовила лапшу —нашу татарскую, с курятиной! —торжественно объявила женщина, водружая супницу в центр стола. —Сейчас принесу тарелки и тоже сяду.

– Кстати, агде твоя жена и дети? —Касым только теперь обратил внимание на их отсутствие.

– Я их погулять отправил, —ответил вместо него отец. —Нечего детям присутствовать и видеть, как взрослые пьют водку. У вас —у узбеков, правильно делают, что никогда не пускают детей за стол к пьющим гостям. Нечего их с малолетства приучать к этому. А здесь не так —не смотрят, ребенок ли сидит, женщина ли, —пьют, ругаются и дерутся даже. Есть такие уроды, что родного ребенка своего сызмальства курить и пить приучают! —негодовал он.

Последним подали плов. Было уже начало четвертого. Хотя плов и получился отменный, но есть уже никто не хотел. После всей той вкуснятины, что была на столе, для плова места простоне осталось. Для приличия, чтобы не обидеть хозяина, съели по две-три ложки, предварительно выпив еще по пол стаканчика самогона. Сабит-аби, отец Равиля все равно начал обижаться:

– Ну, что вы, ребята, плов вам не понравился? Почему не едите? —сетовал он.

– Нет-нет плов отличный, Сабит-ака! Только куда же столько кушать? Не обижайтесь! Здесь столько всего вкусного было, больше некуда! —успокоил его Касым.

– Тогда вот что мы сделаем: плов вы на дорогу возьмете! Хозяйка, весь плов положи в кастрюлю! Им еще долго ехать, —там съедят! —распорядился он.

– Пап, ты у нас дед умный! —похвалил отца за догадливость Равиль.

Мать Равиля стала убирать со стола. Мужчины пили чай, лениво ругали политиков: Горбачева – за развал Союза, других, и в особенности Ельцина, за то, что довели Россию до нынешнего состояния.

Со двора послышались шум въезжавшей машины, затем один за другим два длинных автомобильных гудка.

– Это Ильяс подъехал, —встал с места Равиль. —Я попросил его отвезти нас на вокзал.

Подойдя к окну, он постучал по стеклу, приглашая водителя в дом. Ответа не было слышно, но Равиль сказал, что тот не хочет заходить, —курит сигарету.

– Нам, наверное, пора! —догадался Касым. —Почитайте нам фатиху Собит-ака! —попросил он деда.

– А на посошок разве не будем пить? —взялся за бутыль тот.

– Нет-нет! – запротестовали все. —Хватит, спасибо, больше не лезет!

– Не буду настаивать, —примирился Собит-ака. —Ну, что ж, —раз вам пора, ок йул вам, ребята, чтобы дела у вас ладились всегда, удачи вам во всем! Затем, подняв руку молитвеннымжестом, произнес слова на арабском языке.

Стали прощаться. Все вышли во двор —проводить гостей. Мама передала Равилю небольшую сумку с провизией.

– Не забывайте нас! Приезжайте еще! Приветы передавайте от нас вашим близким, и вообще всему Узбекистану! Все-таки это наша вторая родина! – даже немного прослезившись, с теплотой, обнимая друзей, попрощался Сабит-аби.

– Вы тоже приезжайте к нам Сабит-ака! Всегда рады будем встретить вас и всю Вашу семью! —взаимно благодарили и приглашали друзья.

До Казани доехали быстро —часу, наверное, не прошло. Еще минут двадцать добирались до вокзала. Пока ехали, Ильяс с удивлением смотрел на Равиля, когда он разговаривал по-узбекски с друзьями.

– Не знал, что ты так лихо балакаешь по-узбекски! —заметил он.

– Странный ты! Это же моя родина! Я там родился, вырос. Там не только мы —татары, наши языки похожи очень, там много русских, корейцев, свободно говорящих по-узбекски, —ответил он с гордостью.

– Надо же! —опять удивился Ильяс, выруливая свою «копейку» на стоянку. —Я здесь подожду! —сказал он Равилю, на прощание пожимая руки ребятам.

Всю радость этого чудесного дня омрачила трагедия, произошедшая чуть позже на вокзале —прямо на глазах.

Было уже начало шестого, когда друзья, попрощавшись с Ильясом, пересекли привокзальную площадь и, пройдя через здание вокзала, ступили на перрон. Равиль провожал их до вагона.

Поезд стоял на третьем или четвертом пути. Народу на перроне было не так уж много. Большинство, устав от дневной торговли, последующей беготни по магазинам и от пронизывающего холода, попрятались по вагонам. Несколько человек, —в основном, мужчины, прогуливались по перрону, выкуривая сигареты. Возле некоторых вагонов пассажиры стояли небольшими компаниями и болтали о чем-то.

Дойдя до своего вагона, друзья стали прощаться с Равилем. Прощаясь, тот передал сумку с пловом в кастрюле и с другой снедью, положенной его матерью. Касым вручил сумку Уктамус просьбой отнести в купе.

– Здесь столько плова, как я освобожу кастрюлю?! —озадаченно спросил он. —Не надо освобождать. На обратном пути отдадите. Я же выйду встречать вас, чтобы деньги за товар отдать. Тогда и вернете.

Уктам уже собрался войти в вагон, когда раздался истошный, душераздирающий крик.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло. В одно мгновение все, кто стоял на перроне или находился в здании вокзала, увидели это и одновременно с ужасом вскрикнули.

В конце поезда, над одним из багажных вагонов на электропроводе, натянутом выше вагона висел человек. Вернее, горел. Вся голова его была в огне, из глаз и ушей, изо рта, вырывался поток ярких бесконечных искр вперемешку с пламенем. Под действием протекающего электротока его сперва подняло вертикально, потом повернуло на 180 градусов, опустило в горизонтальное положение и через мгновение бросило на крышу вагона, загоревшегося и дымящегося.

Картина была страшная. Это в фильмах, когда герои убивают друг друга, когда кровь льется рекой и кругом смерть, не особенно переживаешь, зная, что все это понарошку. А когда вот так за несколько секунд, прямо на твоих глазах такой ужасной смертью погибает человек, трагичнее, страшнее ничего нет.

Многие побежали туда, хотя ничем помочь было уже нельзя. Когда свидетели подошли к месту трагедии, туда уже сбежались работники вокзала, поездная бригада, милиция.

Тело осторожно сняли с крыши вагона и положили на платформу. Это оказался молодой парень лет 17—18, не больше. В это время, прорываясь сквозь толпу, прибежал его старший брат.

Крича и плача навзрыд, он бросился к телу и, обняв его, с диким стоном стал рвать на себе волосы и причитать, что это он во всём виноват. Это он уговорил их мать взять с собой младшего брата.

Знакомые и незнакомые люди, подойдя к нему, старались как-то успокоить его. Не слыша никого, он все больше заливался горькими слезами, убиваясь, бил себя кулаками в грудь и по голове.

От ужаса увиденного силы покинули Уктама. Он мгновенно протрезвел. Внутри клокотала жалость вперемешку со стойкой тошнотой. Он уже сам собирался отойти в сторону, как Касым дернул его за рукав:

– Пошли отсюда, мы ничем не можем помочь ему, —сказал он тихо.

По всему было видно, чтос ним происходит то же самое.

Они молча поплелись назад. Равиль был весь бледный. Возле вагона они распрощались.

– Жалко. Очень жалко парня, —тихо промолвил Равиль.

– Не говори! —тоже тихо сказал Касым, пожимая ему руку. —Ты иди, —друг твой заждался, наверное. Ну, ладно! Позвонишь потом! —сказал Равиль, покидая платформу.

Когда друзья вошли в вагон, в купе сидела Мавлюда Саидовна с сыном. Услышав крики и узнав их причину, она не пошла на перрон и сына не пустила. Теперь опечаленная и грустная молча сидела на своем месте. Давлат тоже молчал.

Когда ребята уселись напротив, она решилась задать вопрос:

– Не знаете, кто это был, откуда?

– Нет, не знаем. С братом старшим ехал, видимо, —ответил Уктам и только теперь, вспомнив о сумке с кастрюлей в руках, поставил её на купейный столик.

Примерно через час вернулись братья Азад и Ильхом. Они уже узнали о трагедии. Такие новости быстро разлетаются вокруг, неудивительно, если уже вся Казань знает об этом.

– Нам в маршрутке рассказали, —в подтверждение печальных мыслей сказал Ильхом.

– Да, это ужасно! —тихо проговорила Мавлюда-опа.

А ещё через час по вагонам объявили, если кто готов помочь отправить тело мальчика на родину, могут сдать деньги.

Кажется, весь поезд, все пассажиры отозвались на это. Кто чем мог, отдали денег в эту кассу помощи. Ещё долгие дни преследовал Уктама этот отвратительный запах, запах горелого мяса. А ещё дольше это странное зрелище, невольным свидетелем которого он был. Смерть этого паренька от удара током, как он заживо горел, как его перекинуло, как он упал, обугленный, на крышу вагона. По происшествию стольких лет он все это отчетливо помнит.

С большим опозданием поезд поехал дальше.

В одиннадцатом часу следующего —восьмого, дня их пути они прибыли в конечный пункт назначения —на платформу города Нижний Новгород.

Вокзал Нижнего Новгорода не был самым большим и красивым из тех, где они ранее останавливались. Зато привокзальная площадь была прекрасна. Но, несмотря на это, приезжие опять занялись тем, чем занималисьна других площадях, то есть торговлей. Немногие остались на этом, наспех организованном, восточном базаре. Многие предпочли поехать на автобусах, специально поданных для торговли, по райцентрам.

У Касыма не было здесь никаких связей, поэтому нужно было все продавать самим. Товара у них оставалось не много —всего три сумки. Они пошли за ними к багажному вагону.

Там уже собралась очередь из десяти человек.

Проводники, ведающие багажным вагоном, были заняты выдачей багажа одному человеку.

Коренастый, плотный мужчина лет под тридцать пять с очень темной кожей лица, с угольно черными глазами, держа в руках какие-то бумаги, командовал грузчиками, которые разгружали вагон и грузили какие-то большие, но не очень тяжелые тюки на борт десятитонного «КАМАЗа».

Рядом с ним стоял русский мужчина, примерно того же возраста, но совершенная его противоположность. Худощавый, со светлой кожей и с голубыми глазами. Они вместе считали погруженные в автомобиль тюки.

Как потом узнали друзья, темнокожий был узбек —снабженец или экспедитор областной типографии, а русский —представитель огромного комбината из города Волохна, расположенного в сорока километрах от Нижнего. По бартерному договору между областной типографией и бумажным комбинатом он привез 2000 ватных фуфаек, а взамен покупал 12 тонн газетной бумаги.

Погрузив полную машину фуфаек, они уехали вместе на микроавтобусе, поджидавшем их поодаль. Грузчики, как оказалось, были тоже из комбината и тоже уехали вместе с ними на микроавтобусе.

Дождавшись очереди, друзья забрали свой багаж, но не весь. Одна последняя сумка оставалась у них на завтра.

– Поедем на автозаводской рынок, —сказал Касым. —Там базар большой, людей много. Пошли вон к тому автобусу.

Они сели в маршрутный автобус. Ехали долго, не пропуская ни одной остановки. Прошло, наверное, больше часа, когда они, наконец, прибыли на место.

Рынок действительно оказался очень большим. На двух или трех гектарах площади были устроены прилавки. Но людей было мало. Как продавцов, так и покупателей.

– Не понял, куда это мы пришли? Здесь народу совсем нет, —удивился Уктам.

– Не бойся, парень! —ухмыльнулся Касым. Но потом уже серьезно добавил: —Здесь торговля начинается во время обеда. В основном —к четырем часам, когда работяги выйдут со смены.

– Теперь понятно! —мотнул головой Уктам.

– Ну, если понятно, пойдем —займем места получше. А потом я схожу, принесу чего-нибудь, —перекусим.

Как и предсказал Касым, к обеду они поторговали немного, а после четырех часов народ на рынок пошел валом. За какие-то час-полтора они продали почти весь свой товар.

На другой день они там же распродали свой оставшийся товар. А на вырученные деньги стали закупать запчасти для продажи на родине.

Касым в этом деле был не силен, Уктам тем более ничего не понимал. Поэтому они по примеру земляков или других пассажиров с их поезда, стали покупать то же самое, что и они. Небольшими партиями по десять-пятнадцать штук. Иногда просили совета, с ними охотно делились.

Закупив почти на всю выручку запчастей от автомобиля ГАЗ и даже от ВАЗа, они вернулись к поезду.

Той же ночью им предстояло отправиться в обратный путь.

Обратно должны были ехать по тому же маршруту, только без дневных и суточных остановок. Но с частыми вынужденными стоянками на разъездах. Поезд шел внеграфика, и поэтому они вынуждены были пропускать все встречные, идущие по расписанию.

Все партнеры Касыма сдержали свое слово: на обратном пути отдали деньги, вырученные за товар.