Сестра! Сестра?

Глава 5

Когда я приезжаю домой, девочки уже выкупаны и переодеты в пижамы. Время позднее, и Люк читает Хлое сказку на ночь. Я недовольно хмурю брови – он уже начал, не стал меня ждать. Я люблю читать дочерям перед сном. Делаю это, наверное, больше для себя, чтобы унять муки совести: искупаю вину за вечное свое отсутствие. Люк это знает, и его сегодняшнее чтение выглядит наказанием за мое позднее возвращение домой.

– Привет, сокровище мое, – ласково говорю я, заходя в комнату.

Хлоя тут же выскальзывает из объятий мужа и скачет по кровати:

– Мама! Мамуля! – Малышка кидается ко мне, я ее зацеловываю. – Папа читает. Крольчонок потерял воздушный шарик.

Она с серьезным видом объясняет, что шарик был красным и что он улетел.

– Бедный крольчонок, – сочувствую я.

– Ну все, Хлоя. Укладывайся. – Люк откидывает одеяло и похлопывает по матрасу.

– Я дочитаю, – предлагаю я.

Снимаю пиджак, кидаю его в изножье кровати.

Хлоя прыгает:

– Ма-му-ля! Ма-му-ля!

Люк со вздохом встает, вручает мне книгу и чмокает в щеку:

– Король умер. Да здравствует король. – Целует Хлою. – Спокойной ночи, милая. Приятных снов.

Теперь я чувствую себя виноватой не за позднее возвращение домой, а за то, что Люк лишился возможности побыть с дочерью.

Наконец успокоенная Хлоя засыпает – крольчонок нашел шарик. Я спускаюсь в гостиную, где Люк с Ханной смотрят телевизор.

– Мама сегодня не с нами? – Я сажусь на диван рядом с дочкой.

– Нет, она смотрит у себя какую-то садоводческую программу. – Люк развалился в кресле, свесив одну ногу через подлокотник. – Я пообещал, что ты к ней попозже зайдешь. Там ужин остался. Тебе подогреть?

– Нет, я поздно пообедала. Сделаю себе потом бутерброд. Я сегодня работала над делом Макмиллана.

Люк сочувственно улыбается, и напряжение, возникшее из-за чтения на ночь, исчезает.

– А как у тебя день прошел, Ханна? – Я заправляю ей за ухо прядь волос.

– Нормально, – отвечает Ханна, не отрывая взгляд от телевизора.

Она смеется над чем-то на экране, и я, не желая портить дочери удовольствие, больше ее не отвлекаю. Переживать явно не о чем, иначе Ханна бы рассказала. Совсем не обязательно расспрашивать дочь о школьных делах каждый день, иногда достаточно видеть, что она счастлива.

– Ты отсканировал фотографии для мамы?

– Ага, все сделал.

– Спасибо, любимый. Она согласилась на электронную почту?

Я ввожу на телефоне пароль к новому почтовому ящику, зарегистрированному сегодня на маму.

– По-моему, Марион все же хочет отправить обычное письмо. – Люк пожимает плечами.

– Но Элис его получит дней через пять, не раньше.

– А куда спешить? Пусть мама поступает, как ей больше по душе. Думаю, передышка всем пойдет на пользу.

Люк, конечно, прав. Спешить некуда. Чем больше я думаю об этом теперь, в спокойной домашней обстановке, тем больше с ним соглашаюсь. Двигаться нужно потихоньку, осторожно. Ведь все, что мы знаем об Элис, – это воспоминания. По сути, мы будем строить отношения с незнакомкой.

Я смотрю на Люка. Он вновь переключил внимание на телевизор. Ханна тоже поглощена происходящим на экране.

– Схожу к маме.

Я готовлю чай на двоих и стучу в мамину гостиную. Потом, с трудом удерживая поднос одной рукой, поворачиваю дверную ручку.

– О, привет, дорогая, – говорит мама. – Ух ты, чай. Очень вовремя, как раз передача закончилась.

Я опускаю поднос на маленький кофейный столик. Мамина гостиная светлая и просторная, высокие потолки придают ей воздушности и величия. Обстановка выглядела бы очень органично на страницах глянцевого дизайнерского журнала в интервью с владелицей какого-нибудь поместья. Мебель традиционная и элегантная. Совсем не такая, как в нашей семейной гостиной, где сплошь мягкие диваны, пушистые пледы да коврики – разномастно, зато уютно.

– Ты переписала письмо? – Я усаживаюсь в кресло, обитое роскошным бордовым велюром, с прямой высокой спинкой.

– Да, и оставила на столе. – Мама кивает в сторону эдвардианского бюро у окна. – Я не запечатывала конверт, думала вложить письмо от тебя. Ты его подготовила?

– Еще нет. Займусь после чая.

– Хорошо. Не затягивай. А то Элис решит, что мы не хотим отвечать.

Выпив чаю и поболтав с мамой, я желаю ей спокойной ночи, прихватываю с собой письмо и иду в семейную гостиную. Письмо кладу на стол, рядом со своим телефоном.

– Это что? – спрашивает Люк.

– Мамино послание Элис. Сейчас напишу свое. – Ханна зевает, программа закончилась. – Пойдем-ка, уложу тебя. Скажи папе «спокойной ночи».

Я и не ощущала собственной усталости. Только что сидела у постели Ханны, слушала ее рассказ про одноклассника, которого отправили к директору за непослушание, – и вот уже Люк ласково трясет меня за руку и шепотом зовет в кровать.

– Ты уснула, – говорит он, выводя меня из комнаты дочери. – Переволновалась в последние дни, и вот результат.

– Мне нужно написать Элис. Ты ложись, я скоро.

Я отправляюсь в свой кабинет. Это маленькая комната в передней части дома, с письменным столом, книжным шкафом и полками. Здесь удобно работать вечерами или по выходным, хотя я и стараюсь избегать подобных авралов.

Я задумчиво смотрю на лист бумаги. Вопреки совету Леонарда не смешивать личное с рабочим, я весь день размышляла над тем, что сказать сестре.

Дорогая Элис!

Восхищение. Буря чувств. Экстаз. Эйфория. Все эти слова разом не в состоянии передать моего счастья, когда я узнала от мамы о твоем письме. Просто не верится! Я до сих пор себя щипаю – а вдруг сплю?

Я думала о тебе очень часто. Последнее воспоминание – как ты уходишь с отцом, потом машина отъезжает, а ты смотришь в заднее стекло.

Я никогда не теряла надежды тебя отыскать, а теперь вот ты сама нас нашла. Я столько лет гадала, где ты и что с тобой.

Огромное тебе спасибо за письмо. Я жду не дождусь новой весточки и очень надеюсь вновь тебя увидеть. Моя дорогая сестренка, ты к нам вернулась.

С любовью,

Клэр.

Целую.

Чем проще, тем лучше. Я столько всего хочу сказать, но на бумаге не могу. Мечтаю увидеть Элис вживую. Обнять ее, вновь оказаться вместе, втроем – мама, я и Элис. Предостережение Люка маячит где-то на заднем плане, но я не обращаю внимания. Элис нашлась, и это сейчас – самое главное.

Я вкладываю свое письмо в мамин конверт. Запечатываю и оставляю на столе. Завтра отправлю. Внутри у меня тепло от счастья. Я с улыбкой посылаю воздушный поцелуй имени Элис, написанному на конверте.

– Ты нашла нас, сестренка, – шепчу.

Выключаю свет и иду спать.

Утро проходит в дикой спешке, поскольку я с трудом выползаю из кровати, да и то лишь по третьему звонку будильника. Со мной такого не бывает.

Торопливый завтрак, скомканное прощание с домашними – и я вылетаю за двери со смутным чувством, будто я что-то забыла.

Завожу машину и быстро прохожусь по мысленному списку. Телефон. Сумочка. Кошелек. Портфель. Ура, все есть.

Вспоминаю я только тогда, когда уже в конторе вижу почтальона с тележкой – он протягивает мне сегодняшнюю корреспонденцию.

– Черт, – ругаюсь вслух. Почтальон вздрагивает. – Простите, это я не вам. Я забыла дома письмо. Незадача.

Я быстро набираю сообщение Люку и прошу отправить письмо Элис.

– Ты сегодня какая-то дерганая, – сообщает Том, когда я вручаю корреспонденцию администратору.

– Умеешь ты сказать девушке комплимент, – отвечаю я. – Лучше не слоняйся без дела и поставь чайник.

– Есть, мэм. – Том шутливо отдает честь, щелкает каблуками и марширует в кухню.

Кофе хорош. Дома я люблю пить чай, но на работе предпочитаю кофе.

– Он всегда вкуснее, если его приготовил кто-то другой, – делюсь я с Томом. – Спасибо, ты меня спас.

– Я не мог допустить, чтобы наша собранная миссис Теннисон стала вдруг расхлябанной.

– Да уж. Я себя чувствую, как пресловутый выжатый лимон.

Телефон пищит – сообщение от Люка. Мол, не переживай, все под контролем.

– Попробуй выговориться, я тебя всегда выслушаю, ты же знаешь, – мягко предлагает Том.

Я благодарна ему за сочувствие.

– Понимаешь, я об этом всю жизнь мечтала, об Элис… – Я опускаю взгляд на темно-коричневую жидкость в чашке и вдыхаю аромат кофе. – Дети часто загадывают желания. Когда задувают свечи на именинном торте, когда бросают монетку в волшебный колодец, когда наступает Новый год… Так вот, я всегда задумывала одно и то же – чтобы Элис нашлась, чтобы мы однажды вновь стали семьей.

Я умолкаю – делаю глоток кофе и смаргиваю слезы.

– Ты о том, что нужно быть осторожнее со своими желаниями? – Том отставляет свою чашку и гладит мою руку.

– Нет. Да. Не совсем. – У меня больше нет сил держать все в себе, ладонь Тома словно вытягивает из меня остатки самообладания. – Желание сбылось, и теперь мне… мне страшно.

Том забирает мою чашку, отставляет к своей и заключает меня в объятия.

– Бояться – нормально. Это ведь большие перемены, жизненно важные. Попробуй укротить страх и перевести его в положительные эмоции. – Том поглаживает меня по спине. – И для протокола – обнимаю я тебя по-дружески. Проясняю на всякий случай, чтобы ты не отскакивала, как от удара током.

Я смеюсь ему в рубашку.

– Можно подумать, я от тебя отскакивала.

Том делает шаг назад, берет меня за руки.

– Честное слово, Клэр, я понимаю, каково тебе. Я не забыл.

– Знаю. Спасибо за поддержку. – Я с улыбкой киваю.

– Я тебя всегда поддерживал. Я не забыл, как мы с тобой часами сидели за компьютером и искали Элис. А телефонные переговоры! Помнишь частного детектива, которого мы наняли?

– Да уж. Толку от него не было ни малейшего. Кучу денег на ветер.

– Если бы мы знали, что твой отец сменил фамилию…

– Да, в голове не укладывается: располагай мы тогда этой информацией, и все могло бы быть по-другому. Мы ведь искали Элис Кеннеди, бессмысленно тратили время и деньги. – Я вздыхаю. – А нам нужна была Элис Кендрик…

– Так, не надо сожалеть о прошлом. Это неконструктивно. Прости, зря я вспомнил.

– Да все в порядке. Перестань извиняться. Ты совершенно прав, что толку горевать о том, чего не изменишь. Маме я сказала то же самое. Пора мне последовать собственному совету и перестать зацикливаться на прошлом.

Мы стоим, держась за руки, смотрим друг на друга. Том большим пальцем поглаживает мою ладонь – жест из прошлого. Мое последнее замечание относилось к попыткам отыскать Элис, но не услышал ли Том нечто большее? Я хочу заговорить, но передумываю. Зачем вновь выставлять себя дурой? Похоже, только я вижу во всем нечто большее.

Том говорит, глядя мне в глаза:

– Я действительно всегда готов тебя поддержать. Я понимаю. Я ведь прошел этот путь вместе с тобой. – Голос тихий, спокойный. – Ты всю жизнь несла на плечах тяжелый груз, а теперь его вдруг не стало; конечно, ты не сразу привыкнешь. Твой мир перевернулся с ног на голову, и тебе нужно время, чтобы осмыслить – не только свои чувства, но и свое место в семье. Попробуй расслабиться. Выдохни. Впусти Элис в свою жизнь.

– Как у тебя все легко…

Я отвожу взгляд и делаю попытку отнять руки, но Том только крепче их сжимает.

– Ну-ну, иди сюда. – Он вновь заключает меня в объятия. – Хоть на время перестань все контролировать. Знаю, это не в твоем характере, но я давно говорю: твою взрослую потребность к контролю и порядку породили хаотичные переживания из детства. Сделай над собой усилие, отключи этот контроль, отдайся течению, не то с ума сойдешь.

– Спасибо. Попробую. – Я смеюсь и тоже обнимаю Тома.

– Я серьезно, Клэр. Помнишь, что произошло в Оксфорде?

Я внутренне содрогаюсь. Конечно, помню. Разве такое забудешь? Непонятное отключение сознания или что-то в этом роде, которое уложило меня в постель на целых три дня. Мы с Томом выпили, чтобы утопить мое горе после очередного неутешительного отчета частного сыщика, и мой организм почему-то плохо отреагировал на алкоголь. По крайней мере, так думала я.

Том же списал все на стресс, вызванный моей упрямой решимостью отыскать сестру. Три дня Том ухаживал за мной, как за ребенком. Прикрывал меня на лекциях, позже помогал наверстывать упущенное. Без его помощи я бы точно завалила экзамены.

Я делаю долгий выдох – сбрасываю тревогу и заодно демонстрирую Тому свою попытку расслабиться. Не то он сочтет меня совсем безнадежной.

– Умница, – одобрительно кивает Том. – Перестань волноваться и анализировать все на свете, и жизнь сразу станет легче, вот увидишь. Поверь, я в этом знаю толк. А теперь пойдем, пока Леонард нас не застукал. Очень уж он любит везде совать свой нос.

– Да, пойдем, – киваю я, хотя и не соглашаюсь с подобной характеристикой Леонарда. Я бы не стала категорически утверждать, что он везде сует свой нос. Да, Леонард часто интересуется моими делами, но это потому, что он – мамин советник и давний друг семьи. – В глубине души Леонард – человек добрый, – вступаюсь за него.

Том открывает кухонную дверь и смотрит на меня, недоверчиво приподняв бровь.

– Как скажешь, Клэр.

Глава 6

Наступает суббота, я с распростертыми объятиями приветствую выходные. И одиночество. Я сонно обозреваю пустую половину кровати. Подушка взбита в точности как вчера вечером, простыня гладкая, без единой морщинки. Значит, до постели Люк не добрался.

У него прилив вдохновения. Люк пишет абстрактный пейзаж для галереи в Америке – заказ клиента, который во время прошлогоднего визита в Великобританию увидел в брайтонском Королевском павильоне картину Люка. Тот пришел от заказа в восторг и одновременно разволновался. Вчера вечером, когда я вернулась домой, муж успел подготовить девочек ко сну, оставил их с мамой, а сам удалился работать в студию.

Сейчас рано, нет еще и шести, но мой внутренний будильник не делает скидку на выходные. Я накидываю халат, босиком выскальзываю на лестничную площадку и по очереди заглядываю к девочкам. Обе спят, хотя у меня, наверное, осталось не больше получаса, потом Хлоя начнет ворочаться.

Я перешагиваю через скрипучую ступеньку, вторую сверху, потом еще через одну, посредине, ту, возле которой стойка перил внизу оцарапана, – здесь я в шестилетнем возрасте уронила игрушечную машинку. Я живу в этом доме с самого рождения, знаю все его причуды и давно научилась бегать вверх-вниз по лестнице незаметно, чтобы перекусить среди ночи или не попасться на глаза сердитому папе.

Студия Люка расположена в конце бокового коридора, который под прямым углом отходит от главного. Не слишком на отшибе, но все же в отдалении от домашней суеты.

Я стучу и, не дожидаясь ответа, вхожу. Иногда Люк так погружен в работу, что ничего вокруг не замечает. Вот как сейчас. Он стоит спиной ко мне и лицом к холсту, в одной руке кисть, в другой палитра. На муже мешковатые хлопчатобумажные штаны и белая футболка, радужные пятна на пальцах босых ног дают четкое представление о том, с какими цветами он сегодня работал. Когда Люк в последний раз расчесывал свои непослушные кудри? Страшно подумать. Их не мешало бы постричь, но обычно мне самой приходится записывать его к парикмахеру и тащить туда силой. По словам мамы, муж для меня все равно что третий ребенок; пусть, мол, сам за собой ухаживает. Однако я привыкла за всем следить. С удовольствием забочусь о семье, она для меня – все.

Я молча подпираю стену и любуюсь мужем: как он водит кистью туда-сюда, от палитры к холсту и обратно. Тихо играет радио. Штраус, по-моему, хотя не уверена.

– Шпион из тебя никудышный, – через несколько минут со смешком заявляет Люк.

Он не отрывает кисти от холста, работает над небом. На мой взгляд, оно идеально, но я же не специалист.

Я подхожу к Люку, обнимаю и целую в спину.

– Прости, не хотела тебе мешать. Мне вдруг стало одиноко в пустой кровати. Ты не ложился?

Люк поворачивается в моих объятиях и отвечает поцелуем.

– Нет. Не хотел отрываться. У меня большой прорыв.

– С картиной?

Я отпускаю мужа и разглядываю разноцветный холст. Сама не знаю, чего ищу.

– Не с картиной, – смеется Люк и откладывает палитру с кистью в раковину под окном. – Ночью звонил Тедди Маркони.

Я напрягаю мозги – что за важная птица этот Тедди Маркони?

– Твой американский клиент?

– Угадала. Так вот, он всего лишь пригласил меня к себе домой, в Майами.

– Майами! Ух ты!

Встреча с клиентом у него дома – дело обычное, но речь, как правило, о Великобритании. Люку нравится смотреть, где повесят его картину; он говорит, это помогает понять ожидания клиента. Нынешний заказ – для лондонской квартиры Маркони. Когда Люк поехал на встречу с ним в Кенсингтон, я воспользовалась возможностью и погуляла по окрестностям, а потом мы с мужем переночевали в отеле. Получилось весьма романтично.

– Да, представляешь? – говорит Люк.

– Мне что, опять тебе компанию составлять? – поддразниваю я.

Оставить девочек на ночь с мамой ради поездки в Лондон – это одно, но исчезнуть вдвоем как минимум на три ночи ради Америки – совсем другое. Вряд ли мама выдержит.

– Прости, малыш, но тут загвоздка. Маркони ждет меня на следующей неделе. Во вторник. Он оплачивает перелет и все остальное. От меня требуется только сесть в самолет. Поэтому, если не сможешь взять неделю отпуска, то я лечу один.

Я притворно огорчаюсь.

– Значит, ты бросишь меня тут, а сам будешь развлекаться в Майами… – Я обвиваю руками шею Люка. – Попробуй заслужить разрешение.

Он легонько дергает пояс моего халата и запускает под него руки.

– Сейчас попробую.

После устроенного нами небольшого перерыва Люк решает, что на сегодня хватит работать. Когда у мужа вдохновение, он способен писать и сутки напролет, но сейчас Люк намерен вздремнуть пару часов.

– Свожу девочек куда-нибудь позавтракать, – предлагаю я. – Может, нам погулять у моря? Погода чудесная, жаль ее упускать. Куплю нашим красавицам мороженого.

– Хорошая мысль. Разбуди меня в обед, – зевает Люк.

Мы покидаем студию как раз вовремя – Хлоя уже на ступеньках.

– Привет, мы едем завтракать. – Я сгребаю ее в объятия. – Побежали одеваться.

В спальне я быстро принимаю душ, пока Люк развлекает Хлою. Я слышу, как они хохочут, играя в «Защекочи монстра». Игра простая, но Хлоя ее любит, и я успеваю привести себя в порядок.

На прикроватной тумбочке пищит мой телефон – пришла электронная почта.

Когда я вижу имя отправителя, сердце бьется сильнее.

– Ты что, малыш? – спрашивает Люк, перекатываясь на живот и глядя на меня снизу.

– Письмо.

– Ну, что нужно делать с письмом? Прочесть и ответить.

Хлоя с визгом запрыгивает ему на спину, и он охает.

Я беру телефон. Почему так страшно открыть почту? Первое письмо Элис пробудило во мне целый калейдоскоп чувств. Вот она, проверка мечты реальностью. Сначала потрясение, потом счастье, а теперь настороженность. Интересно, существуют ли эмоциональные стадии семейного воссоединения – по аналогии со стадиями горя? Потом погуглю.

– Письмо от Элис пришло на новую мамину почту. Я открою его маме на компьютере внизу.

– Не хочешь сперва глянуть сама? – спрашивает Люк.

– Зачем?

– Не знаю. – Люк садится на кровати и спускает ноги, Хлоя повисает у него на шее. – На всякий случай. Вдруг нужно подготовить маму к плохим новостям.

– То есть? – Я хмуро смотрю на мужа.

– Неважно. Это я так, забудь.

– Нет, что ты имел в виду?

Люк встает, Хлоя так и висит на нем, как акробатка.

– Вдруг Элис передумала, или еще что-нибудь… – Он пожимает плечами и отцепляет от себя Хлою. – Правда, забудь. Все будет хорошо, я уверен.

Я молчу, думаю. Возможно, Люк прав.

– Ладно, просмотрю одним глазком.

Я сажусь на кровать и вхожу в почту с телефона. Значок скрепки указывает на то, что в письме есть вложение; содержимое загружается чуть дольше обычного. Я, не читая, прокручиваю экран сразу к вложению – там наверняка фотография Элис. Наконец-то я увижу, какой она стала. Я на миг зажмуриваюсь, вспоминаю маленькое личико сестры в заднем окне машины.

Открываю глаза. Я удивлена: на фото не одна девушка, а две. Обе сидят на диване, улыбаются. Судя по расстоянию, это не селфи. Снято то ли фотоаппаратом с таймером, то ли кем-то третьим. У обеих темно-каштановые волосы, ниспадающие крупными волнами; разве что у одной они чуть короче. Обе девушки одного возраста, лет двадцати с хвостиком. Я увеличиваю изображение, хочу рассмотреть лица получше, особенно глаза. Где они, красивые голубые глаза, которые преследовали меня столько лет? Увеличенная картинка приобретает зернистость, и цвет глаз разобрать невозможно. Выше фотографии – подпись, Элис. И постскриптум. Я слева.

– Элис, – шепчу я.

– Которая из них? – заглядывает через плечо Люк.

– Вот, слева.

Хлоя, уже опущенная на пол, теперь играет туфлями из моего шкафа. Я улыбаюсь ей и спрашиваю у Люка:

– Что думаешь? Мы похожи?

– Трудно сказать, – присматривается он. – Возможно. Волосы одинаковые и еще, пожалуй, скулы. Кто с ней рядом?

Я пробегаю глазами письмо.

– Подруга, Марта. – Теперь я читаю письмо полностью, внимательно. – Вот черт.

– В чем дело?

– Элис хочет нас навестить вместе с подругой. – Я перевожу взгляд на Люка. – Зачем?

– А что не так?

– Ну, лучше бы сестра приехала одна. Хотя, может, она нервничает. И хочет, чтобы рядом был кто-то знакомый. – Я скорбно поджимаю губы; обычно так делают, когда хотят без слов продемонстрировать сочувствие. Еще можно напустить на себя горестный или смиренный вид. – Пойду скажу маме.

Внизу я открываю письмо на компьютере, и мама начинает плакать. Она трогает экран, гладит изображение Элис.

– Моя Элис, моя дорогая Элис… Поскорее бы обнять ее по-настоящему.

– Она берет с собой подругу, – мягко напоминаю я. – Ты прочла?

– Да. Ничего страшного. Если Элис хочет, то я не возражаю. Лишь бы она была счастлива.

Мы с Люком переглядываемся над маминой головой. Он взглядом показывает мне – не обостряй. Как же я его люблю! Люк всегда понимает мои мысли. Он знает, что я сейчас думаю – надо же, мама совсем расклеилась! – и взвешиваю, не сказать ли ей чего-нибудь. Муж покачивает головой, и мне ясно – он советует промолчать.

– Марион, распечатать вам фотографию и письмо? – предлагает Люк.

– Ой, а можно, Люк? Было бы чудесно. Электронные письма, конечно, доходят мгновенно, но их нельзя подержать в руках. – Мама благодарно улыбается зятю и сообщает мне: – Я положу письмо с фото к остальным вещам Элис.

Я киваю. Мама имеет в виду черный чемоданчик, где она хранит любимое платье Элис, ее ночную рубашку в божьих коровках, книгу про зоопарк, мягкие игрушки – коричневого плюшевого медведя без обоих глаз, крольчонка в синем пиджачке, похожего на кролика Питера из детских сказок. Словом, память о маленькой дочери. Там же лежат подарки, которые мама покупает каждый год на день рождения Элис и на Рождество.

Люк распечатывает письмо с фотографией, и мама уносит их к себе. Он заходит мне за спину, массирует плечи.

– Марион переполняют чувства, это неудивительно. Такие новости! А ты? – Люк поворачивает меня лицом к себе. – Ты-то как?

– Раз мама счастлива, то и я тоже.

– Я не об этом спрашиваю.

– Я рада. Просто…

Я не знаю, как объяснить. Вдруг Люк решит, будто я переживаю – мол, новообретенная сестра оттеснит меня на второй план? Люк ждет.

– Просто все очень быстро… И меня смущает эта подруга, если честно. Как-то странно приглашать друзей на первую встречу со своей семьей.

– Странно, согласен, но давай расслабимся и поплывем по течению, а? Может, Элис нужна моральная поддержка.

– Ты изменил мнение?

– Я не могу повлиять на ситуацию, – отвечает Люк. – Элис планирует приехать, нравится нам это или нет. Значит, нам лучше принять неизбежное, вот как я рассуждаю. Уверен, все будет хорошо.

– Мне бы твою невозмутимость.

– Клэр, малыш. Я понимаю, у тебя море чувств. Господи, еще как понимаю! У меня самого их море, а мне ведь Элис не сестра, но я тоже вкладывал в нее время и душевные силы. Не так, как ты, ясное дело, и все же… Мы столько лет ее искали, выслеживали. Столько денег тратили… ладно, ты тратила на эти поиски. Теперь все позади. Элис нашлась. Ты обретаешь потерянную сестру, твоя мама – потерянную дочь, я – свояченицу, а дети – тетю. Давай сосредоточим внимание на хорошем.

– Кстати, о детях. – Я устремляю взгляд к потолку, услышав шаги на втором этаже. – Похоже, Ханна проснулась.

Я растягиваю губы в отважной улыбке и везу девочек завтракать, хотя скоро уже обед. Люк прав. Нужно думать о хорошем, мыслить позитивно. Моя сестренка едет домой. И все же, несмотря на эту мантру, не могу избавиться от внутреннего беспокойства.